Педаль плавным нажатием ноги практически уходит в пол и возвращается в исходное положение при зажатом сцеплении. Машина все еще на месте, мотор ревет, и капли дождя барабанят по дорогому капоту. От перепада температур начинают потеть окна, что побуждает меня переключить рычаг печки на позицию тепла, которое, вероятно, не поможет, а лишь заставит тело чертовски сильно дрожать. Руки в борьбе с судорогами крепко сжимают руль. Я сегодня звезда. В центре внимания. Чувствую на себе взгляды истинных победителей. Разве не этого я хотела? Разве не это было моей главной целью?

Именно это, черт подери!

Я позволяю себе осмотреться, наслаждаясь гребаной славой. Замечаю в толпе Леа, которая, обнимая себя, промокла буквально насквозь и подобно другим не сводит с меня своих глаз… хотя нет, сводит, когда начинает смотреть вниз, на свои ноги, словно ей стыдно или дискомфортно, борясь с желанием вернуть взгляд обратно, но, так и не подняв голову, теряется в толпе. У нее своя дорога. У меня своя. Так, вероятно, и должно быть. Теперь я действительно свободна. Теперь меня ничего не держит. Я та, кто правит своим гребаным потерянным миром.

- Да, братишка… никто и не думал, что все так обернется, - шепчу я сама себе.

Вдох. Глубокий. На счет «один-два-три». Тот, которым пытаются успокоиться, но все попытки понизить пульс или унять нервы абсолютно бессмысленны. Сердце, что качает адреналин… каждый его удар по вискам… каждый вдох больно сжимает легкие. На мгновение закрыв глаза, я погружаюсь в свой персональный фильм ужасов, состоящий из выдержек из выпуска новостей, в котором на весь экран показали горящую машину и протокол полиции.
- Нет! Нет! Нет! - верчу я головой, прогоняя дурные мысли. Прошлое не должно утянуть меня на дно. Оно должно позволить мне выжить с мыслью о том, что я сделала то, что должна.

Я открываю глаза. Передо мной точеная фигурка и минимум одежды. Девушка подает на старт… взмах руками вверх... мгновенно вниз… и понеслась! Все происходит слишком быстро… слишком быстро для меня.
Резко вздернутый рычаг переключения передач. Педаль газа до упора в пол. Низкий визг дорогой резины на мокром асфальте.
Меня слегка заносит. Не ожидая этого, я чертыхаюсь. Помню только его глаза в момент старта и чертову ухмылку. Теперь ход за мной. Очередная волна дрожи лишь напоминает, что шансов на победу нет совсем, но за эти минуты адреналина, за эти минуты, когда я опять почувствую себя живой, снова той беззаботной девочкой, сидящей на пассажирском сидении, пока ее брат преподает ей азы езды на скорости, далекой от разрешенной, я готова отдать все на свете. И отдаю. Себя в том числе. Выворачиваю руль на повороте, как тогда… как с Джаспером, который обучал меня вождению на этих самых улицах. Он словно что-то чувствовал. Словно готовил меня к этому.
До боли в костяшках сжимаю руль. Сцепление с дорогой ужасное. Машину заносит. Я едва сохраняю управление, и это чертовски ощутимо. Дождь заливает стекло, дворники не справляются с напором опять начавшегося ливня. Я стискиваю зубы так же крепко, как и руль руками, дышу, и это главное. Дышу…
Дорогая электроника пронзает тело электричеством. Из мощного сабвуфера раздается что-то тяжелое, абсолютно не свойственное мне, но предпочитаемое Джаспером. Поворот. Скрип резины на мокром асфальте, тормоз, и опять по газам. Вперед. У меня лишь одна цель. Впечатлить гребаного мудака. И я сделаю это. Прикрыв глаза всего на долю секунды, вдыхаю горячий воздух, который гоняет система кондиционирования. Шансов нет. Я далеко позади… нет, не других соперников. Я не так плоха! Далеко позади него. Я знаю это. Понимаю свое положение. Но я не сдамся. Я порву эту чертову тачку…
- Давай, милая, давай, - ощущая силы машины, которые практически на пределе, я шепчу ей, как живому существу, чувствуя, как страдает мотор, но не способная сдаться. Готовая на все. Умоляющая всевышнего, чтобы он не позволил мне отступить. Еще совсем чуть-чуть.
Быстро мелькающие огни заставляют голову кружиться. Это опьянение собственными гормонами счастья. Эндорфин. Чертов передоз.
Только вперед. Только прямо. И я несусь прямо позади того, кто лучший в своем деле. Лучший, пока я никто. Черта проведена, и я уверена, что он оценит. Если только я никуда не врежусь посреди этой гонки без правил, проходящей под звуки дождя и сигналящих в недоумении машин. Но я ведь не самоубийца. Вовсе нет.
Поворот. Последний поворот, и финишная прямая. Руль резко влево, и я едва не слетаю с трассы.
- Черт! - ору как ненормальная.
Где чертов выход из положения? Машину швыряет в ограждение. Подрезали! От резкого толчка к горлу подкатывает ком.
- Нет! Нет! Нет!
Я не позволю. Нет!
Педаль газа в пол, и фонтан из гальки под колесами моего стального ребенка пробивает воздух. Переключаю передачу… под горку… я должна доехать. Шанса на ошибку нет. Ошибиться значит мереть…
Я умру… Все когда-нибудь умрут, но сейчас рано! Только не так… нет!

Кричу в голос проклятия всевышнему, ведь на мольбы больше не хватает сил, и еще крепче впиваюсь ногтями в кожаный чехол на руле, выжимая из себя максимум. И из машины тоже.
Его девочка. Проклятая. Летящая вперед. В ночь…
Дикий смех пронзает салон громче музыки. И застыла бы в жилах кровь, если бы кто-то был рядом…
Цифры на спидометре зашкаливают. Такое ощущение, что Леа была права. Наверное, я сошла с ума. Но разве мне не плевать, если это позволит достичь цели? Это звучит, как отчаяние, но я уверена в том, что поступаю верно.
- Давай, детка, мы должны их догнать!
Да, черт их подери. Я третья и смотрю на задние габариты победителей.
Но еще не все потеряно. Пришло время жульничать. Разве не так всегда поступают плохие парни?
У меня есть козырь в рукаве. Закись азота. Красная кнопочка на панели с приборами подсвечена мерцанием и так и манит меня нажать на нее, влечет к себе и зазывает, но боль в висках сигнализирует и об опасности. Но разве я оказалась здесь, чтобы сдрейфить? Ну, уж нет! Я хочу действовать!
Резким движением пальца я ударяю по кнопке, которая поддается мне со странным трудом, вероятно, чтобы обезопасить меня от случайного нажатия. Но я уверена, как никогда, и есть только два исхода. Либо я взорвусь ко всем чертям, либо достигну того, к чему так стремлюсь.

Очередной занос. Я не удерживаю руль, но справляюсь, выезжаю, не слетаю, и опять педаль газа в пол. Из-за резкого умопомрачительного ускорения чертов дискомфорт вдавливает хрупкое тело в сидение. Ребра сжимает до дикой боли, и мне не хватает кислорода. Дышать становится невозможно… словно кто-то бросил меня под пресс вместе с сидением. Это чертовски странное ощущение… но еще и эйфория, а руки все так же крепко сжимают руль.
И я уже не еду, а лечу.
Машины. Свет фонарей. Круг преодолен, и впереди появляется толпа зевак, ожидающая моего провала. Вот и он. Скоро финиш. Черта…

Неужели обошлось без происшествий? Но что это? От резкого толчка начинает кружиться голова. Машину подбрасывает в воздух… выше… к звездам, и я замечаю вспышку светло-голубого пламени… В голове возникает паника. Все же было так хорошо, пока… я не потеряла управление! Чертова оплошность. Кто виноват? Недоделали? Оплошали? Подвела техническая сторона? Так же, как и Джаспера? Неужели и меня ожидает то же самое? Неужели братик чувствовал те же страх, безысходность и потерянное доверие по отношению к друзьям? Как такое может быть? С грохотом машина опускается на дорогу. Управление… кажется, я все-таки его не удержу. Автомобиль несет, пока я делаю все, что могу, рассчитывая на занос, но у меня ничего не получается. Все становится только хуже! Я пересекаю финиш мимо победителей… мимо испуганной толпы. То ли просто перед ними, то ли над их головами. Машину трижды переворачивает вокруг своей оси, и, если бы не ремень безопасности… Ноздри обжигает едкий запах горящей машины.
- Джас… все должно было быть совсем не так… - шепчу я, чувствуя на губах что-то соленое… то ли слезы, то ли кровь… - я подвела тебя, прости.
Кто-то сбоку словно шепчет, что еще не все потеряно, но это финиш… и вряд ли тот, который позволит мне действовать дальше.
Ничего не соображая, я просто так и вишу вниз головой, пристегнутая широким ремнем к сидению в горящей машине. Я словно не принадлежу своему телу и сознанию, окутанная болью, которая, кажется, парализует меня… Выбираться нет ни желания, ни сил.
В переносицу что-то давит. Интересно, может ли идти кровь из носа, пока я в таком положении, или она медленно скапливается в черепной коробке, пагубно влияя на мои гребаные мозги? Чертовски неприятные ощущения…

Нет. Не все кончено. Это не может быть конец. Но на деле все выглядит реальнее и однозначно ужаснее, чем я думала. Черт…
Я поворачиваю голову, и от удивления у меня перехватывает дыхание. Он… убийца моего брата… тот, кого я так пыталась впечатлить, бежит ко мне, что есть сил, оставляя за собой недоумевающую толпу и свою открытую машину, несется мимо всех, кто стоит вокруг и просто смотрит. Он отдает отчет своим действиям? Вероятно, нет, ведь каждый его шаг только все больше подвергает его жизнь риску.
Он падает на колени, с разбегу практически скользя джинсами по мокрому асфальту по направлению ко мне, даже не зная, кто я, как меня зовут, и что я хотела с ним сделать… и хочу, если выберусь.

- Жива? - вопль вперемешку с болью. У него странный голос, словно с нотками волнения. Или мне так просто кажется после чертовски сильного удара головой? Он старается открыть дверь, но у него ничего не выходит. Еще одна попытка. Бесполезно. Покореженный металл не поддается. Меня окутывает знакомый аромат, когда руки, проникая сквозь разбитое окно, дотягиваются до ремня безопасности.
- Заклинило, - хриплю я прежде, чем нож разрезает материал, и меня начинают вытягивать прочь из машины.
Я словно в ловушке. Тело отказывается двигаться осознанно, и со стороны каждое движение, вероятно, напоминает движение робота.
- Ради всего святого, какого черта ты делала? О чем думала? - шепчет он слишком нежно. Слишком интимно, практически на ухо, пока, обнимая, прижимает меня к себе и поднимает на ноги. Если я хочу выбраться, пора уходить. На счету всего лишь секунды. Закись азота. Бензин. Сейчас рванет.
Немного придя в себя, я обнаруживаю, что он смотрит прямо в мои глаза. В обрамлении пушистых ресниц они у него зеленые и бездонные, но цвет едва заметен, ведь от яркого пламени его зрачки моментально расширились. Черные зрачки, в которых есть только пустота.
- Зачем ты это делаешь? - я содрогаюсь от очередного приступа боли, но он не отвечает. Лишь кое-как закидывает мою руку себе на плечо, крепко сжимает мою талию и начинает быстро двигаться. Кажется, я даже не успеваю перебирать ногами, а просто лечу вслед за ним. Мы направляемся в сторону толпы… сквозь страх не успеть и сквозь странный страх потерять друг друга…
- Сумасшедшая, - усиливая хватку, яростно шипит он только для меня, а затем громко обращается уже сразу ко всем, - уходите, это закись азота, сейчас рванет!

Народ пятится назад слишком вяло. Даже угроза жизни не преуменьшает желание созерцать безумные зрелища. И ливень тоже не помеха. Все вокруг лишь пялятся на машину, на меня, на… него, уводящего меня подальше от эпицентра опасности. Некоторые шепчутся. Другие снимают яркие видео, которые, вероятно, наберут тысячи просмотров в интернете.
Единственное, что разгоняет гребаных зевак, это вой сирен… Дикий, громкий, пронзающий барабанные перепонки, с каждым мгновением становящийся только ближе. Все, как один, бросаются бежать… Все прекрасно знают, что нелегальные гонки чреваты сроком и проблемами. А проблемы… кому нужны проблемы?!
- По машинам… - командует кто-то, но я не вижу, кто именно.
Я пытаюсь почувствовать землю под ногами и подставляю лицо под ливень, надеясь смыть кровь хотя бы частично, а когда, наконец, оказываюсь на своих двоих, то понимаю, что стою около его тачки. Что я здесь забыла? Здесь… рядом с этой машиной. Рядом с феррари. Черной, как ночь… с легким блеском победы… с каплями дождя, отражающими свет фонарей, напоминающими мириады звезд и россыпь бриллиантов… тех самых проклятых камней, которые и стали первопричиной всего.
- Садись! - распахнув пассажирскую дверь, быстро приказывает он, всем своим тоном и видом давая понять, что не примет отрицательного ответа. А копы тем временем уже совсем рядом… там, где темные участки улиц чуть вдали ярко освещаются красно-голубым светом подъезжающих патрульных машин.

Мокрая из-за дождя, словно зомби, без осознанного понимания того, что это не сон, но все вроде как в порядке, а значит, не до конца потеряно, я смотрю на глыбу металла, в которую вложила все, что имела. Перевернутая машина, помятая, горящая… все должно быть совсем иначе. Я доведу дело до конца, но… мне не с чем продолжать.
Взгляд перемещается. Теперь я взираю на него, сметающего пятерней капли дождя со своих волос, которые то и дело пытаются забраться ему в глаза, и разговаривающего с кем-то по телефону, удерживаемому второй рукой. Что это? Жест доброй воли? Или что-то другое? Хотя… разве это важно, если его внимание теперь однозначно у меня в кармане?

Он двигается слишком быстро и, спрятав телефон в карман, стремительно садится в машину. Копы уже находятся практически на расстоянии вытянутой руки, а он… как и все, он не хочет проблем.
Едва мы трогаемся с места, как взрыв баллонов закиси азота в моей машине поднимает ее высоко в воздух, расщепляет на части и осыпает город кусочками жизни… пылью… осадком моего прошлого, без которого я не представляла будущего… осадком всего, что у меня только было…

Судорожно сжимая коленки, мои холодные руки неимоверно дрожат. Кажется, проходит вечность прежде, чем я наконец-то начинаю выходить из состояния аффекта. Все еще живая. А рядом он… увозит нас прямо в ночь на скорости больше ста миль в час. Я не знаю… не знаю, куда, да и мне по большому счету, впрочем, плевать.

Он бросает на меня словно случайные взгляды, но я-то понимаю, что случайностей не бывает. Все мы делаем, что хотим, а он и подавно. Тело пронзает очередная порция дрожи. Я подтягиваю ноги в неуклюжей попытке согреть себя, но быстро возвращаюсь в исходное положение. Даже несмотря на то, в какой тачке я еду, комфорта нет и не предвидится. Ремень безопасности душит. Воздух… воздух похож на вакуум, а когда удается сделать вдох, этот запах, его запах… он просто прожигает горло.

Уже давно выехав за пределы города, мы проносимся на скорости мимо жизни, которая только-только начинает просыпаться с лучами рассвета, освещающего небо где-то вдалеке. Неужели уже прошла целая ночь, или это виноваты фонари и прожекторы, что позволяют небу так сиять? Куда мы, черт подери, едем? В этой полнейшей тишине, так и не включив стерео и не перекинувшись и словом? Но для меня это, вероятно, к лучшему. Это позволяет мне окончательно приходить в себя, хотя даже осознание реальности не вызывает желание понимать произошедшее.
А ведь это делать нужно … нужно, потому что рядом со мной сидит он… Эдвард Каллен. Эдвард Энтони Каллен, тот, кто оказался волком в овечьей шкуре и в обличье друга позволил моему Джасперу умереть. Ненавижу…

Я замечаю пляж. Машину слегка водит по мокрому песку, но скинутая скорость позволяет остановиться практически у кромки воды.
Рассвет… все-таки рассвет.
Поднимается солнце. Дождя больше нет. На меня накатывает странное умиротворение. В последний раз я встречала такой же красивый рассвет с Джаспером в День его рождения, примерно за месяц до того, как он погиб. А ведь братик был так счастлив. Он столько рассказывал мне о какой-то странной веселой девочке, в которую был безумно влюблен… рассказывал, потому что хотел нас познакомить.
Если бы не эта жизнь… если бы не воспоминании… если бы я могла насладиться… Но все не так просто. Точнее все слишком сложно.
Наверное, мне просто не дано быть такой, как все…

Негромкий щелчок отрывает меня от воспоминаний. Мой… спаситель включает печку, вероятно, замечая дрожь, с которой я уже свыклась. Да и он сам весь промокший и с легким недопониманием в глазах смотрит на меня слишком… неправильно. Его губы приоткрыты, словно он хочет что-то сказать, но сдерживается. Зачем он, черт подери, меня спас? Знал бы он…

- Куришь?
Его голос… с легкой хрипотой, без того властного тона, которым он приказал мне сесть в машину, и без той насмешки, с которой он предлагал мне убраться с линии старта. Он проводит рукой по волосам, на мгновение позволяя ладони застыть на затылке, и едва заметно ухмыляется, а затем снова смотрит мне в глаза с едкой долей страха, словно я что-то великое, эфемерное божество, слишком интимно и… не так, и от его взгляда я едва могу шевелиться, словно мышцы сковали странные электрические импульсы.
- Курю… - быстро и растерянно выдыхаю я, пользуясь моментом силы и отводя взгляд. Из решеток начинает веять теплом, и я тут же подставляю руку под потоки нагревшегося воздуха.

Поерзав на сидении, он достает из кармана пачку сигарет. Они мокрые и смятые, не пережили ночь, в отличие от нас, и ненужным грузом отправляются под лобовое стекло. На мгновение задумавшись, Эдвард тянется к бардачку, слегка касаясь моей холодной руки. В месте контакта меня словно обжигает кислотой, странной болью и желанием быть нужной и согретой, и его глаза, этот странный неподвластный контакт, заставляют меня задержать дыхание. Я отодвигаюсь, вжимаясь в сидение, позволяя ему открыть бардачок и достать оттуда другую пачку сигарет.

К горлу подходит ком. В машине становится уже довольно тепло, и от резкого перепада температур я ощущаю, как чертовы щеки начинают пылать. Провожу руками по лицу, чувствуя под пальцами шероховатости засохшей крови, отдираю прилипшие волосы от щек и, наконец-то расстегнув чертов ремень безопасности, поджимаю под себя ноги, беспардонно водружая их на сидение.
Он протягивает мне сигарету. Мальборо… медиум. Сильные. Мужские. А мне, вероятно, уже должно быть плевать. Я же хотела что-то поменять, так почему это не может быть одним из пунктов? Я затягиваюсь ядом и едва не кашляю от неимоверного жжения в горле. Выпускаю дым из плена легких и повторяю все снова. На этот раз мне уже легче. Организм медленно привыкает к очередному виду яда. Каждому из нас нечего терять. Жизни отведено слишком мало времени. Если жить не сейчас, то когда?
Очередной вдох оказывается чересчур глубоким. Горло предательски щекочет. Я никогда не курила таких крепких. Никогда. Только тонкие. Но это чувство… оно мне нравится, и я выдыхаю дом, словно творя свое персональное искусство, пока смотрю на безумно красивый рассвет.

- Ты… сумасшедшая… - его голос снова разрушает тишину, привлекая мое внимание, и когда я поворачиваюсь к нему, как к источнику слов, он снова слишком странно заглядывает в мои глаза, словно ищет там ответы на свои вопросы, которые сейчас рождаются в его голове, но которые он пока так и не находит в себе сил задать вслух, вероятно, ожидая от меня хоть каких-то объяснений. Но их не будет. Неважно, что я наслышана о том, как он ищет везде логику… я совершенно не тот случай. Во мне нет обдуманных и взвешенных решений.
- Тебе не понять, - едва слышно, отчаянно и монотонно бросаю на выдохе я.
И опять это душащее меня молчание. Мне… больно, а у него нет слов. Да и с чего бы ему что-то говорить? Мы друг другу никто, абсолютно чужие между собой люди. Эдвард Каллен слишком далеко от меня. Он не моя весовая категория, и, кажется, я уже теряю всякую надежду довести дело до конца.
- Тебе не помешает умыться… - с едва заметной ухмылкой указывает он, хотя мог бы и просто нахамить так, как он это умеет. Что, черт подери, его вообще сдерживает?
- Слишком страшная, да? - безразлично спрашиваю я, вдыхая очередную порцию яда, но, если честно, мне хочется рассмеяться. Я ведь действительно не красавица. Милая это да. Но среднестатистическая. А у него все девочки как на подбор… чертовски красивый, он вполне может себе это позволить. Позволить себе не смотреть на таких, как я, в свой обычный день.
- Нет, - словно играя, вкрадчиво и неторопливо произносит он, в отличие от меня, не сдерживая себя и начиная смеяться, всем своим видом показывая, что именно он чертов хозяин положения. Вот какой он, настоящий Эдвард Каллен. Властный и сильный. - Инфекция. Ты можешь занести ее в рану, а это, поверь мне, неприятное дело.
И я понимаю, что он прав. У меня ведь ссадины по всему телу. Но он… слишком мягок со мной. К чему это все? Где ярость? Злость? Ненависть? Сарказм? Где глупые фразы, которые он обычно бросает девчонкам? Или сегодня моя очередь?
Мне не нужна его жалось. Как и ненавистная мне забота.
- А ты что, врач?! - с яростными нотками в голосе бросаю я, не желая, чтобы он и дальше продолжал ко мне лезть, но едва не открываю рот от удивления, когда слышу абсолютно спокойный, невзирая ни на что, ответ.
- Да… Был им… в прошлой жизни.

Снова наступает гробовая тишина, которую я больше не могу выдерживать. Мне не о чем с ним говорить. О врагах нужно знать все, а я не знаю и половины, а он так и лезет в мое личное пространство. Нужно освежить мозги, проветрить голову. Но его губы… его губы говорят о том, что он хочет общения. Он, но не я.
Я ловлю в его зеленых глазах долю удивления, когда открываю дверь, выбрасывая на мокрый песок остатки сигареты. Ледяной поток воздуха, утреннего и свежего, врывается в салон машины, сводя на нет все усердия печки, отчего меня снова захватывает дрожь. Плечи сводит судорогой, и я инстинктивно обнимаю себя в попытке хоть немного согреться, понимая, что нужно искать выход… выход, как убраться отсюда.
Поднявшись на ноги, я чувствую, как стопы утопают в песке, и неуклюжими движениями отдираю от тела прилипшую к коже холодную и влажную одежду. Не закрыв за собой дверь и не обернувшись, бреду к воде… еле-еле перебирая конечностями, спотыкаясь о ракушки… прямо к океану. Я не понимаю, что мне делать дальше. У меня даже больше нет машины. Теперь я абсолютно одна наедине со своей болью.
- Прости, Джаспер. Кажется, я облажалась…
Я падаю на колени, слегка дрожа, чувствую, как их омывает соленая вода, и наклоняюсь вниз, вдыхая воздух и зачерпывая жидкость маленькими исцарапанными ладошками. Как только она вступает в контакт с моим лицом, раны начинает жечь, мне становится нестерпимо больно, но я не останавливаюсь, пока не смываю засохшую кровь до самого конца.

Он сидит, наблюдая за ней... боится подойти… впервые в жизни боится обычной девчонки.
- Потерпи… просто потерпи… - твердит тихо… для себя… о ней…
Едва сдерживает себя, чтобы не подбежать к ней, и, впиваясь пальцами в худые костлявые плечи, не вытрясти из нее всю правду… каждую, даже малейшую причину, по которой она появилась в его жизни вот именно сейчас, в этот самый момент, когда все и так идет не так, как надо, и буквально валится ко всем чертям.
Рычит, что есть сил, ударяя по рулю. Он должен узнать, кто она и зачем вчера едва не умерла. А пока ее нужно привести в порядок. Так же, как и себя.
Он поднимается, разминая затекшие конечности, ведь не помнит, когда в последний раз так долго находился в одной позе, словно скованный цепями, мальчишка, что боится пошевелиться и посмотреть в сторону. Достает из багажника аптечку, плед и пакет со своей сменной одеждой. Холодный воздух напоминает о том, что нужно переодеться. Комфорт. Он так любит гребаный комфорт. И ныряет обратно в салон, бросая вещи на заднее сидение… она ничего не замечает… все еще стоит на коленях… в воде…
Он вздыхает и сжимает зубы. Сегодня нужно быть джентльменом. Сначала нужно позаботиться о ней… о девочке, имени которой он по-прежнему не знает.

Физическая боль ничто по сравнению с душевной, которая кричит и просит избавить ее от мучений. Все пошло совсем не так, и я так хочу сказать, что я сильная, справлюсь и доведу дело до конца, но разве обманывать саму себя это не дурной тон? Я обязана это сделать. И сделаю. Кусая губы до боли, я убеждаю себя, что все будет хорошо, но верю себе лишь долю секунды, а затем все повторяется по кругу. Соль разъедает свежие раны…но крови уже нет. Мне нужно собраться. И попасть домой. Я надеюсь, он отвезет меня домой, а не убьет и не бросит где-нибудь по дороге в сточной канаве.
Я вдыхаю, чувствуя, как болят ребра после ударов и не дают нормально расправиться моим легким, и поднимаюсь с колен. Нужно идти обратно к машине, но как избежать всего, что будет после? Боясь смотреть ему в глаза и страшась расспросов, я иду крайне медленно, но ноги неизбежно приводят меня к нему. Обреченная, шатаясь от ветра, боли и голода, я застываю около машины рядом с открытой дверцей пассажирского места, которую он так и не удосужился закрыть, и смотрю на маленькие бусинки воды, переливающиеся на черной глянцевой краске, словно бриллианты. Чертовы камни, которые и были работой детектива Свон и проклятьем Эдварда Каллена.
- Садись и закрой дверь, а то простудишься, - бросает он, опять включая врача, отчего я подскакиваю. Но мне некуда деваться, и я молча сажусь на глубокое сидение, отряхивая ноги от песка, и смотрю на Эдварда. Он… улыбается, сжимая в руках огромный коричневый чемоданчик.
- Подвинься, пожалуйста… - его тон, поначалу такой требовательный, так быстро и совсем незаметно для меня перетекает в ласковое «пожалуйста», из-за чего я откровенно недоумеваю, будучи наслышанной о вспыльчивости этого парня и о том, что такая обходительность явно не его конек, так что для меня остается загадкой то, почему со мной он ведет себя именно так. Я, вероятно, выгляжу, как тупая курица, которой врезали огромным булыжником, сидя вот так с каменным лицом и пялясь на него, пока он продолжает свое странное доброе дело. - Ладно, подвинусь я.
Я вздрагиваю, когда он становится ближе и открывает свой странный ящик. Это аптечка. Автомобильная, вероятно, но не совсем обычная, не со стандартным набором лекарств, которых здесь явно больше нужного, и большая часть которых уже не в целостном состоянии. Чего уж там, этот парень наверняка попадает в передряги, а раны же латать чем-то надо. Если уж он не расстается со своей тачкой, тогда почему бы не возить в ней и чертову переносную клинику?
Я смотрю, как он колдует, доставая марлевые тампоны, смачивая их жидкостями из баночек, и вздрагиваю, когда он слишком неожиданно прикасается к моему лбу холодной мокрой тканью. Место, вероятно, ссадина, начинает чертовски жечь, еще невыносимее, чем от соленой воды, но, сжав зубы, я терплю всю боль и все его манипуляции и время от времени встречаюсь с ним взглядом, задерживая дыхание каждый раз, когда он сосредотачивает свое внимание не на моих ранах, а конкретно на мне, и проникая в мир его насыщенных изумрудных глаз, таких чистых и, черт возьми, увлеченных мною.
- Готово, - по-детски довольно произносит он, словно мастер, колдовавший над шедевром, и, осмотрев меня еще раз, принимается складывать медицинские приспособления обратно в коричневый ящик, а использованные бинты в одноразовый пакет, после чего кладет все это на заднее сидение машины, а возвращаясь в исходное положение, протягивает мне огромный пакет.
- Что это? - спрашиваю я, не решаясь взять предложенную поклажу, но Каллен оказывается настойчивым.
- Переоденься в сухую одежду. Я не шучу, так и заболеть недолго.
- А… а ты?! – неуверенно подаю голос я, сжимая руками шуршащий мешок.
Все это странно. Он… заботится обо мне, или это обычная вежливость? А я… я отвечаю ему ровно тем же самым или просто не решаюсь грубить? Я не знаю… У меня никогда не было такого ни с одним парнем, и я не понимаю, что со мной происходит. Я думаю… я уверена, судьбой для нас двоих уготовлены ненависть и уничтожение… взаимоуничтожение, а не вот это все. Я слишком много отдала, слишком много потеряла, чтобы поддаться этим чарам. Мне не впервой идти наперекор. Я уже хочу отдать пакет обратно и попросить его убраться подальше, но он, вероятно, понимает мои намерения наперед.
- Переодевайся. Одежда чистая, если ты… волнуешься, - хихикает он, кивая в сторону пакета и выдавая свои странные чувства. Вся эта ситуация его явно забавляет, и, быть может, именно это и позволяет мне чувствовать себя более-менее расслабленной. Затем он отворачивается. Достает сигарету. Приоткрывает окно и закуривает, выдыхая тяжелый серый дым в чертовски маленькую щель.
- Это ведь Санта-Моника? - начинаю разговор я, и от неожиданности Эдвард даже дергается, желая повернуться, но слишком быстро останавливая себя, пока я в это же самое время не без труда стягиваю с себя противную влажную одежду и выуживаю из пакета большую клетчатую рубашку и светло-синие джинсы. Это, вероятно, злая шутка судьбы, но неужели я думала, что он возит с собой два комплекта одежды? Увы, но нет. Здесь лишь одна смена вещей, а значит, мне придется либо делиться, либо проверить свою совесть на прочность и заставить его остаться в грязных брюках.
- Да, Санта-Моника, - выдыхая очередную порцию дыма, с тоской в голосе произносит он. - Это мое любимое место… особенно в это время суток. Знаешь, я так часто убегал сюда от родителей, друзей, копов… Даже от себя.
Зачем он мне это говорит? И почему… не продолжает?
Наконец переоблачившись в сухую и приятную на ощупь мягкую ткань, отчего по телу тут же расходятся волны тепла, я складываю мокрые вещи в пакет и поджимаю ноги под себя.
- Теперь твоя очередь, - я слегка прикасаюсь к плечу, к которому прилипла футболка, и протягиваю пару сухих джинсов.
Наверное, мне должно быть неловко от того, как, повернувшись, Каллен пялится на меня, на мои голые ноги и на тонкую линию кружевного белья, которое, увы, не скрывает рубашка, и как замирает, разглядывая меня, пока я распускаю волосы и переделываю свой пучок. И, наверное, он все это понимает, потому как, опять дотянувшись до заднего сидения, куда чуть раньше отправил пакет с моими вещами, достает оттуда плед.
- Держи, согрейся, - и опять эта странная улыбка, но я не в настроении ему отказывать и просто кутаюсь в плюшевую ткань, слегка покрываясь мурашками от соприкосновения своей холодной кожи с мягким ворсом.
- Теперь мне не смотреть? - я сама не знаю, зачем это говорю, и откуда в моем голосе вообще эта нотка яда, но Эдварда Каллена это, похоже, забавляет.
- Знаешь, а это даже заводит, - ухмыляется он, стягивая с себя футболку, которая небрежно отправляется к пакету, а затем и джинсы, летящие туда же.
- Заводит… что? - я стараюсь откровенно не пялиться. Не то чтобы меня можно удивить красивым телом, ведь Джейк в этом деле чертовски хорош, но Эдвард… в нем есть что-то такое, отчего мне хочется на него смотреть и смотреть. Кожа с легкими нотками загара, но не такого ровного, как после солярия, а такого, словно он еще вчера играл в волейбол на пляже. У него нет отчетливо заметных кубиков пресса, но я с уверенностью могу сказать, что он держит себя в форме. Я вижу пару мелких шрамов, и, клянусь, один из них точно от пулевого ранения… пулевого ранения навылет. А еще татуировка… сзади, на лопатке, надпись на неизвестном мне языке, одна из больших букв которой испоганена оставшимся изъяном на коже.
- То, как ты смотришь на меня…
Приподнявшись, он наконец-то надевает штаны. Взъерошивает волосы, садится поудобнее и отдает мне все свое внимание, при этом снова закуривая.
- И как же я на тебя смотрю?
Я ожидаю всего, кроме того, что он произносит, вгоняя меня в гребаное непонимание и напоминая мне о том, что моя чертова паранойя по поводу того, что другие могут взять и прочесть все твои мысли, вовсе не миф.
- Словно тебя сейчас стошнит, - он протягивает мне сигареты, но я отказываюсь. Меня, и правда, мутит. - Надеюсь, это связано с произошедшим, а не со мной.
- Как знать, - едва слышно выдыхаю я, кутаясь в плед, словно в свою персональную раковину. Расспросов, вероятно, не избежать. Но разве я хочу говорить? Отнюдь. Я хочу домой. В свой гребаный дом!
- Расскажи мне, - на выдохе наполняя машину едким газообразным веществом серого цвета, выпускаемым из легких, Эдвард практически наклоняется ко мне, словно такой близкий зрительный контакт позволит ему забраться мне в душу.
- Что именно рассказать? - словно не понимаю я в надежде прекратить разгорающийся допрос.
- Ты же знала свои шансы. Ты хотела покончить жизнь…
- Что? Нет! Нет, черт подери, я не самоубийца, - не давая ему закончить, выпаливаю я слишком резко и яростно. Как он вообще смеет? Я нажимала на кнопку впрыска закиси азота, а не на кнопку «сдохнуть», пусть в действительности это фактически и оказалось одной и той же вещью.
- Но что-то же тебя заставило…
- Заставило что? Это недоработка механика, за что он, поверь мне, непременно поплатится, - и это не ложь, я доберусь до истины, а остальное… то, что мне нечего терять, ему, и правда, не надо знать. Ему не должно быть до этого ровным счетом никакого дела, пока я не поставлю его на колени.
- А остальное? Зачем тебе было все это нужно? - не унимается он.
- Захотелось острых ощущений, - ухмыляюсь я.
- Брось, ты ведь сама в это не веришь…
- Твое право, - отмахиваюсь я, на что получаю заинтересованный взгляд.
- Ты мне расскажешь. Все расскажешь… Пусть и не сейчас.
Клянусь, по моему телу даже проходит дрожь, ведь это звучит, как угроза. Как гребаный приговор с отложенным сроком действия.
- Зачем тебе это?
- Сам не знаю, - ухмыляется он, снова проводя рукой по затылку, словно действительно не понимая, что происходит.

Странный диалог сменяется молчанием, которое он решает разбавить музыкой, но по радио передают не Бейонсе с ее новым хитом, а свежий выпуск новостей.

«Сегодня ночью в центре Лос-Анжелеса была взорвана машина… тех, кто обладает любой информацией, просим обратиться в полицию…»

- Кажется, это о твоей, - он явно хотел разрядить ситуацию шуткой, но у него ничего не выходит. Да, это о моей машине. Но это не смешно и не так просто, как выглядит. Совсем скоро они узнают, кому она принадлежала. Совсем скоро заявятся ко мне домой. Совсем скоро со мной свяжется отец, которому доложат, что взорванная тачка зарегистрирована на его дочь. К счастью, мне хватило ума заявить об угоне еще до того, как я ее увидела… переделанную и перерожденную.
Внутри стало невыносимо больно. Вот теперь я захотела курить и потянулась к пачке, что лежала на расстоянии вытянутой руки, и затянулась, глотая слезы. Быть может, лучшим выходом, и правда, было умереть? Почему все так произошло? Почему все так происходит? Зачем он помог мне выбраться? Зачем привез меня сюда? Для него это новая галочка в личном списке? И как теперь я вообще смогу уничтожить того, кто подарил мне второй шанс? А я ведь должна его уничтожить…
- Отвезти тебя домой? - в отличие от моей внутренней истерики голос Эдвард звучит вполне спокойно. Слышать его предложение помощи несколько странно, пусть он уже и рискнул своей жизнью из-за меня. Интересно, в какой момент с Джаспером он понял, что мой брат ее более недостоин? Он расскажет мне об этом хоть когда-нибудь? Даже если не сейчас?
- Думаю, да, - все, что я могу, это лишь кивнуть в ответ.
- Там, вероятно, уже шарят копы…
- Наверное… - слишком безразлично бросаю я, - но не думаю, что они так быстро узнают, чья это машина.
- Куда? - бросает он игриво, словно для него это не более, чем просто очередной уровень увлекательной аркады.
- Восьмая восточная… 24… - и, лишь сказав, я понимаю, что только что совершила первую ошибку. Но для него я никто, лишь очередная девчонка, недостойная занимать место в его памяти. Кто замечает тех, кто пялится на своего брата и его красавчика-друга через плотные занавески?
- Ты знаешь, где это? - добавляю я.
- Да, знаю, - запнувшись на выдохе, отвечает он, - у меня там… неважно.
Зло бросая последнее слово, Эдвард просто заводит машину, вжимает педаль в пол и срывается с места, оставляя следы шин на мокром песке.

---

Предыдущая глава