Глава 35. Скорпиус. Признания

– Серая змея, красные глаза, рождается из огня? – Роуз смотрит на меня поверх учебника «Ухода за Магическими Существами». Она теряет терпение, конечно, потому что я сразу не ответил на ее вопрос.
- Хм, феникс? – сбивчиво пытаюсь угадать я.
Она закатывает глаза:
– Я сказала змея, а не птица!
Я просто смотрю на нее.
– Оставляет за собой следы пепла! – по тому, как она понижает голос, можно предположить, что она мне подсказывает, но я все равно понятия не имею. – Они живут только час. Их яйца могут сжечь целый дом!
– Роуз, я не знаю, – сдаюсь я. Она стонет и вытягивает ногу, чтобы пнуть меня в лодыжку.
– Пепельный вьюн, идиот!
Я рассеянно потираю ушибленную лодыжку и мрачно бормочу:
– Почему это вообще должно быть настолько всесторонним?
– Потому что СОВы предназначены для того, чтобы проверить твои знания по всем предметам. Они должны определить, к углубленному изучению каких предметов ты готов.
– Дай-ка угадаю, я не готов к углубленному изучению Магических Существ, да?
Роуз закатывает глаза.
– Пожалуйста, это же самый легкий предмет из всех, что мы изучаем, я не понимаю, почему у тебя с ним проблемы.
– Для тебя легкий, – поправляю я. – Профессор присутстсвовал при твоем нафиг рождении.
– Нет, не присутствовал, – тут же шипит она. – И вообще, это дела не касается. Хагрид не имеет никакого отношения к тому, что ты даже не открывал книгу, чтобы поучиться.
Уф. Мне хочется сказать, что он имеет всеобъемлющее отношение к этому, потому что я уверен, что не был бы и близко так запутан, если бы у меня был компетентный преподаватель. Но я знаю, что Роуз любит этого великана-идиота и убьет меня, если я хоть слово против него скажу. Так что я молчу. Вместо этого я дотягиваюсь и придвигаю к себе ее книгу, открываю на случайной странице и читаю первое попавшееся определение.
– Серебряная рыба в индийском оке…
– Рамора, – прерывает она меня, не давая даже закончить предложение.
О, блин. Я захлопываю книгу и пихаю ее через весь стол.
– Я все равно не буду ходить на эти занятия на следующий год, – прихожу я к решению.
Роуз же лишь усмехается и приподнимает брови:
– О, и я могу это гарантировать.
Хотел бы я, чтобы у меня был хотя бы шанс в дуэли против нее, потому что мне хочется проклясть ее прямо сейчас. К сожалению, я не настолько туп, чтобы думать, что у меня будет хоть один шанс выжить, а я не готов погибать в пятнадцать лет.

Роуз больше не давит на меня с Магическими Существами. Определенно, она решила, что я в этом полный профан и не стоит тратить свое дыхание, пытаясь меня обучить, потому что это будет не продуктивным. Вместо этого она снова вытягивает ногу, но на этот раз не пинает меня по лодыжке, а кладет свою ступню мне на колени. Я не обращаю внимания, совсем не обращаю. Она откидывается на стуле и развязывает ленту в волосах. Это точный сигнал того, что она закончила с учебой – она собирает волосы для концентрации, когда она заканчивает, то распускает их.
Волосы Роуз не похожи ни на что, что я когда-либо видел. Они совершенно неконтролируемы и безумны, странно, как они полностью отражают ее нрав. Чем они короче, тем пышнее. Сейчас они довольно длинные, и их длина тянет вниз локоны, выравнивая их и делая не такими всклокочеными. Не думаю, что она стриглась с начала учебного года, потому что они уже почти доходят ей до талии. Очень красиво, когда так, мне нравится. Цвет – это тоже нечто изумительное. Она не единственная рыжая в школе, в конце концов, ее семья составляет добрую часть гриффиндорского населения. Но все равно, я не знаю, на ней это смотрится лучше всего, может потому, что у меня предубеждение. Прежде чем она начала разговаривать со мной, я мог часами смотреть в классе на ее волосы и думать, какие они на ощупь. Теперь я знаю, они нежнее всего на свете и пахнут лимоном, хотя она клянется, что не пользуется шампунем с запахом лимонов. Да, я знаю, я псих.
– Видел, во что Сюзи была одета сегодня на обеде? – спросила она ни с того ни с сего, рассеянно проводя пальцами по локонам и пытаясь их распутать. – Я имею в виду, серьезно, неужели она действительно думает, что это прилично?
Я пытаюсь вспомнить, а видел ли я Сюзанну за обедом. Обычно я не обращаю на нее внимания, потому что считаю ее несколько раздражающей. Да, я видел ее, она сидела с Джастином, конечно, и они оба снова были отвратительно невыносимы. Не могу вспомнить, во что она была одета, поэтому просто качаю головой в ответ на вопрос Роуз.
Она издала вздох отвращения:
– Она выглядела как полная шлюха. Не могу поверить, что у него нет претензий по этому поводу.
Я могу. Джастин точно не самый благопристойно воспитанный человек из всех, что я встречал. Ему может даже нравится, что его подружка одевается как шлюха и расхаживает на глазах у всего Большого Зала. Если, конечно, она действительно была одета настолько непристойно. У Роуз что-то вроде вендетты с Сюзанной и другими соседками по комнате, так что она может смотреть на вещи несколько по-другому.
Похоже, она еще сильнее злится на них в последнее время, и, думаю, это связано с тем, что она помирилась со своим кузеном. Они снова лучшие друзья, и он, наверное, что-то рассказал ей (подозреваю, о Меган Томас, но я не спрашивал), что дало повод ненавидеть их еще больше. С другой стороны, ее кузен ненавидит меня. Не то чтобы он в этом признался, нет, конечно, но он не упускает возможности побуравить меня взглядом или посмотреть с видом «Я тебя убью». История стара как мир, думаю, во всяком случае, стара, как наши родители - Поттеры и Малфои должны друг друга ненавидеть. На самом деле, у меня никогда с ним раньше не было проблем, и не думаю, что у него со мной были (кроме квиддича, конечно). Его брат - немного (очень сильно) сволочь, а его младшая сестра выглядит так, будто ее начнет раздражать все, если я вдруг с ней заговорю. Но вот у Ала вроде никогда не было со мной проблем.
До настоящего времени.
Я знаю, он ее лучший друг, и она уверяет, что они никогда в жизни ничего друг от друга не скрывали. Предельно честны с самого рождения, вот как она это назвала. И все равно, я хотел бы, чтобы она некоторые вещи от него скрывала, например это. Я знаю, он просто заботится о ней, и думаю, я не могу его винить. Уверен, он не думает, что я по собственной воле стану рисковать своей жизнью, банковским счетом и именем семьи без какого-то скрытого мотива, но никаких мотивов нет. Она мне просто нравится. Очень. И я ей тоже нравлюсь. Но, думаю, ему этого недостаточно.
После месяцев бойкота он теперь едва оставляет ее наедине. Он старается сесть с ней на каждом уроке, эффективно обрубая каждый шанс, что я вдруг мог бы сесть рядом, и сформулировал целый план, чтобы убедить Роуз, что ему нужна помощь с СОВами, чтобы она учила его почти каждый вечер. Это удар ниже пояса, потому что он знает, что эта хрень – ее слабое место. Он знает, что она бросит все, если решит, что он хочет учиться, и ему нужна ее помощь. В конце концов, она любит помогать другим людям с учебой. Конечно, я знаю это и знаю, что это ниже пояса, потому что это было моим собственным планом, который я воплотил несколько месяцев назад. И он великолепно сработал. Роуз все еще находит время помогать и мне учиться, хотя мы едва открываем книги в последнее время. Сегодня просто случайность, и все потому, что я действительно провалил последний тест по Уходу за магическими существами.
Но теперь она закончила.
Какую бы неприязнь не испытывал ко мне ее кузен, это он и только он. Не похоже, чтобы ее волновало его мнение, во всяком случае, не так, чтобы поменять что-то между нами. Не то чтобы я на самом деле знаю, что происходит между нами, учитывая то, что мы именно об этом до сих пор не говорили. Не думаю, что это вообще имеет значение. Даже если бы она сказала, что я ее парень (а она определенно не скажет), я ведь все равно не смогу даже заговорить с ней при других, не говоря уже о том, чтобы взять за руку или положить руку на плечо. Мы должны быть совершенно скрытны во всем, так что у меня, думаю, нет выбора кроме как довольствоваться тем, что есть. Я не могу жаловаться, это все равно больше, чем я вообще когда-либо предполагал получить.

– Так чем ты хочешь теперь заняться? – спрашивает она и, похоже, пытается кокетничать. Конечно, ни один из нас достаточно хорошо не специализируется в кокетстве, но я, по крайней мере, вижу, что она пытается, так что какая разница.
Я пожимаю плечами.
– Не знаю.
Я хочу держать тебя за руку и провожать в Гриффиндор.
Роуз вздыхает, громко и наигранно. Ее ступня нетерпеливо подрагивает и стучит по моему колену. Она не слишком озабочена скукой, ее мозг слишком быстро работает, чтобы скуке потакать.
– Ну, если ты не хочешь учиться…
– Я не сказал, что не хочу учиться, – тут же поправил ее я. – Я просто не хочу учить это, – от отвращения я ударил идиотскую книгу кулаком.
– Жаль, что именно это тебе и надо учить, – вздыхает она. Но она не настаивает на этом; вместо этого она начинает крутить свою палочку на парте, глядя, как та вертится.
Я протягиваю руку и останавливаю это.
Она смотрит на меня, когда моя рука накрывает ее, но ничего не говорит и не отдергивает руку. На самом деле, она разворачивает ее так, что ее ладонь теперь в моей ладони. А потом она улыбается.
– Расскажи мне секрет.
Я беспокойно нахмуриваюсь:
– Я не знаю никаких.
– Расскажи мне что-нибудь о себе.
Я не хочу играть в эту игру. Не то чтобы я ей не доверяю, я не люблю говорить о себе. Это заставляет меня чувствовать себя странно, а мне не нужно быть еще более странным рядом с ней. Когда я не говорю ничего, она поднимает свою вторую ногу и тоже кладет мне на колени. Бессознательно я похватываю ее свободной рукой.
– Я не знал, что мой отец был Пожирателем Смерти, пока не пошел в школу, – я не знаю, зачем это сказал, и мне сразу же захотелось забрать свои слова обратно и проглотить их. Но я не могу, конечно.
Роуз смотрит на меня с тревогой. Она недостаточно быстро успевает скрыть гримасу ужаса на своем лице, хотя уже спустя секунду пытается ее прогнать. Она сглатывает, и, когда, наконец, заговаривает, я вижу, что она пытается придумать ответ получше для этой ситуации.
– Но он ведь не был настоящим Пожирателем?
Я пожимаю плечами и смотрю вниз на стол. Я не хочу видеть ее реакцию на следующее признание.
– Он должен был убить Альбуса Дамблдора.
Я может и не вижу ее реакции, но одна моя рука держит ее руку, а вторая лежит на ее лодыжке, поэтому я чувствую ее шок по тому, как напряглось ее тело. Спустя секунду я слышу, как она сглатывает и говорит:
– Но он не убивал.
Я снова пожимаю плечами:
– Только потому, что слишком испугался.
– Может он не слишком испугался, – спорит она со мной. – Может он просто знал, что это неправильно.
– Ты слишком к нему добра.
Я не хотел, чтобы это прозвучало так горько. На самом деле я даже не знаю, откуда взялась эта внезапная горечь. У меня не так много обид на своего отца. Может он и не выиграет каких-то там наград в ближайшее время, но он, по крайней мере, старается, я думаю. Я всегда просто принимал это. Но думаю, что я в обиде на него, по крайней мере, в одном. Больше всего на свете меня раздражает то, что он даже не озаботился тем, чтобы мне все рассказать. Я узнал, что он был Пожирателем Смерти, когда какие-то идиоты из моего общежития сказали мне это, когда я был на первом курсе. Ни у кого из них не было родителей-Пожирателей, только деды и другие старики из семей. Я был единственным, у кого отец - Пожиратель. Сначала я пытался привторяться, что это неправда, но старый разговор моих родителей, который я когда-то случайно услышал, всплыл в моей памяти, и я понял, что это правда. Я слышал своими ушами несколько лет назад, но тогда не понимал, что это значит: отец сказал матери, что он должен был убить Альбуса Дамблдора, и он почти это сделал.
И тут я перестал слушать.
Роуз почти с секунду соображает, что сказать дальше, но я слышу по тону ее голоса, что она пытается разрядить обстановку:
– Ну, я даже не знала, что мои родители знамениты, пока не пошла в Хогвартс.
Мне трудно в это поверить по многим причинам, конечно. Я шокированно смотрю на нее:
– Как ты могла этого не знать?
Она пожимает плечами.
– Я немного знала, конечно, но понятия не имела насколько. Они никогда нам ничего не говорили, и мы жили среди маглов. Когда я росла, единственные люди, которых я знала, были маглы и моя семья. И, думаю, друзья родителей. Но никто из них не воспринимал это всерьез, так что я даже не понимала, думаю.
– Ты ходила в магловскую школу?
– Нет, мама меня учила дома. Она хотела отправить нас в школу, но папа не захотел. Я думаю, они боялись, что мы случайно привлечем к себе внимание и все такое, не знаю. Мама ходила в магловскую школу, конечно, пока не пошла в Хогвартс. Думаю, она хорошо справилась.
Я пытаюсь вообразить ее детство, но это трудно. Меня тоже учили на дому, но мои родители наняли частного учителя. Не думаю, что кто-либо из них достаточно компетентен, чтобы учить меня самостоятельно, или же им не хватало терпения. Я пытаюсь представить, как она играет с соседскими маглами, но мне трудно представить, потому что у меня нет личных воспоминаний, на которых можно основываться. Дом моей семьи расположен слишком далеко от каких-либо соседей. И даже если бы у нас были соседи, вряд ли бы мне позволили с ними играть, особенно с маглами.
Пальцы Роуз сплетаются с моими, и моя ладонь лежит на ее.
– Ты не должен беспокоиться, – честно говорит она, – насчет твоего папы, я имею в виду. Вся эта фигня случилась миллион лет назад.
Она права, конечно. Но все равно ей легко говорить. Ее родители не были Пожирателями.
– Я слышала, твой дед пожертвовал огромную сумму на кампанию Эдмунда Вандивера, – в ее глазах игривость, и тон далек от серьезного, несмотря на то, что она говорит правду. Эдмунд Вандивер – главный конкурент ее мамы в предвыборной гонке за кресло министра. Ему где-то триста лет, и морда как у бульдога. Он собирается выдвигать законы в пользу чистокровных и не делает из этого секрета.
И мой дед вправду сделал очень щедрое пожертвование на его кампанию.
– У меня ощущение, – продолжает Роуз важно, – что он не хочет, чтобы моя мама победила.
Я фыркаю и качаю головой:
– Вот это мягко сказано.
Роуз смеется, и я рад, что она не использует это против меня. Хорошо, что она не озабочена тем фактом, что мой дед – настоящая сволочь, которая ненавит ее семью.
– Теперь ты должна мне секрет, – говорю я ей, и мои пальцы танцуют по ее лодыжке, там, где брючина джинс немного задралась.
Она поджимает губы и думает с минуту.
– Я сделал ужасное темное признание, теперь твоя очередь, – подстрекаю я.
Роуз вздыхает и немного наклоняется вперед.
– Ладно, хорошо. Несколько лет назад меня похитили. Ты это знал?
Я закатываю глаза.
– Роуз, все это знают.
Она хмурится и перебрасывает волосы через плечо.
– Ну, все равно. Все то время, что я была там, та женщина обо мне заботилась. И она была милее ко мне, чем кто-либо когда-либо, и действительно беспокоилась обо мне, – ее голос затих, и на секунду мне показалось, что она на этом закончит признаваться. Я не удивлен, учитывая, что ни разу не слышал, чтобы она даже упоминала о похищении. Определенно это не то, о чем говорят и у нее в семье. К моему удивлению, она продолжает. – Я думаю, она любила меня больше, чем мои родители.
Ну, вот это меня шокировало. Она смотрит вниз на стол, и ее волосы лежат на плече, словно какой-то щит.
– Она похитила тебя, – указал я на очевидное.
Роуз бормочет что-то, чего я не расслышал, но я слышу нотки гнева в ее голосе. Секунду спустя она произносит более четко:
– Она сделала это, чтобы помочь мне.
Я, помнится, читал статьи в газете о суде над ее похитителями. Она свидетельствовала в их защиту, хотя ее вызвали для обратного. Промыли мозги, вот, что люди потом сказали. Ее похитители промыли ей мозги, и бедная маленькая девочка должно быть в шоке. Я помню тогда задавался вопросом, что из написанного правда, а что – ложь. Но теперь я сижу здесь и слушаю, как она своими собственными словами подтверждает, что это правда. Она не только подтвердила то, что было напечатано, она сказала «думаю» в настоящем времени. Она все еще верит.
– Она теперь в тюрьме, так? – спросил я, имея в виду женщину, о которой она говорила.
Роуз только кивает и разглядывает стол.
– Она училась с моими родителями. С твоим папой, я думаю, – добавляет она так, будто сразу об этом не подумала. – Она была со Слизерина.
Ну, конечно же, была. Кто еще будет похищать маленьких девочек кроме бывших слизеринцев. Неудивительно, что у нас такая ужасная репутация. Если она была со Слизерина, то мой папа должно быть ее хорошо знал, особенно если они были одногодками. Я подумываю с секунду, что, может, стоит его спросить об этом, но, конечно, не спрошу. Это не только повлечет за собой настоящий разговор, но и поднимает некоторые интересные вопросы, на которые я неуверен, что хочу отвечать.
– Ты все еще веришь в это? – осторожно спрашиваю я. – Что она любила тебя больше, чем твои родители?
– Я не знаю, – ее голос тих, но решителен. – Все, что она говорила, имело смысл.
Я не знаю, о чем она говорит, и не знаю, следует ли на нее давить. Я решаю пойти безопасной дорогой:
– Ты с кем-нибудь говорила об этом?
Роуз поднимает глаза и смотрит на меня в почти веселом изумлении:
– Ты шутишь? Я уже три года хожу на терапию! Каждую неделю.
Никогда об этом не слышал. Не представляю, что она находит время, чтобы ходить на терапию, но у меня не все уроки с ней. Думаю, у нее полно возможностей туда ходить.
– Тебя это беспокоит? – спрашивает она, и ее тон передразнивает мою осторожность. – Что я сумасшедшая?
– Я не думаю, что ты сумасшедшая, – мягко отвечаю я. И это правда. Она может иногда быть жуткой, но я не назвал бы это сумасшествием.
Роуз улыбается мне нежно и мягко. Она выглядит почти застенчивой и заправляет локон за ухо. Она такая хорошенькая, что это почти смешно.
– Ну, теперь ты знаешь мой ужасный темный секрет, – говорит она, и это звучит так, будто она почти смеется. – Так что, раз ты не сбежал в ужасе, то, думаю, мы со всем справимся.
Я пытаюсь выглядеть не слишком довольным тем, что она сказала «мы». Она говорит о себе и обо мне, как о чем-то едином. Когда она убирает свои ступни с моих колен обратно на пол, я расстраиваюсь. Но потом она использует их как поддержку, чтобы перегнуться через стол и быстро меня поцеловать.
И я уже больше совсем не расстроен.