Глава 10

— Ну что ж, пока все не так уж и страшно, — сказала Гермиона. Положила ручку на записную книжку. Отчет Гарри о корпоративной вечеринке в «Спаркис» был довольно безобиден. Большую часть вечера Драко держался в стороне, но какое-то время провел в разговорах с коллегой. Он бросал на Гарри подозрительные взгляды, но, возможно, только потому, что заметил, как тот на него пялился, а не потому, что узнал его.

— Ага, — согласился Гарри. — До самого страшного я ещё не дошел.

— Что-то мне не понравилось, как это прозвучало, — Гермиона снова взяла ручку.

— А почему ты не используешь перо и пергамент? — спросил он.

— Потому что предпочитаю держать все записи в одном месте, — объяснила она. — А при Драко я не могу использовать перо и пергамент. И к тому же ручка и записная книжка зачарованы. Все что я пишу, автоматически переносится в документ в этом сундуке, — она кивнула на деревянный сундук в углу. — Так что было потом?

— Ну, где-то через полчаса он ушел из бара, и я пошел за ним. По дороге домой он поднял с земли отломанную ветку.

— И что он с ней делал?

— Просто держал, принес домой. Я не пошел за ним в квартиру.

Записывая, Гермиона тихо выругалась.

— Ну, возможно все довольно невинно, — предположил Гарри.

— Если бы это был единичный случай, я бы с тобой согласилась. Но учитывая все остальное...

— Ага, меня это тоже волнует, — признал он. — Но согласись — ничего он не сделает. Во-первых, это не волшебная палочка. Во-вторых, Рескрипсо должно было свести на нет почти все его магические способности. Даже будь у Драко его старая палочка из боярышника, он бы не смог наколдовать даже Люмос.

— Это да. Но Рескрипсо также должно было полностью стереть ему память. Но что-то его попытки открыть дверь паролем совсем с этим не вяжутся, — пробормотала Гермиона.

— Логично.

— Я уж надеялась не пить с самого утра, — вздохнула Гермиона.

— Давай попробуем обойтись без огневиски. По крайней мере, пока.

— Твоё право, — она слабо ему улыбнулась и закрыла записную книжку. — Но тут без ста грамм не разберешься.

— Знаю.

Они недолго помолчали. Гермиона опять начала нервно расхаживать.

— Только не это, — сказал Гарри. Но все же поднялся и присоединился к ней. — Может, стоит рассказать всё остальным членам Совета?

— Нет! — уверенность в голосе Гермионы напугала её саму. Она остановилась и развернулась к Гарри. — Слушай, Гарри, я знаю, звучит ужасно, но... я им не доверяю. Они могут приговорить его к чему-нибудь еще более страшному. Или заново перезаписать его память. От этого будет только хуже. И совсем не по его вине — он тут ни при чем. Это мы должны были тщательнее проверить заклинание, прежде чем использовать его на людях.

— Но мы проверяли, Гермиона. Месяцами. И с другими все прошло гладко. Возможно, кто-то из членов Совета сумеет понять, чем Драко от них отличается.

Она свела брови и снова остановилась.

— И что потом?

— Ну, не знаю... собственно это и предстоит решить.

— Гарри, я не хочу, чтобы они знали. Они не поймут.

— Не поймут чего?

— Они не знают, как много от Дрейка в Драко, — на глаза навернулись слезы. Чтобы не расплакаться, Гермиона вонзила ногти в ладони.

— Гермиона, — мягко произнес Гарри, — может быть, это ты не знаешь, как много от Драко в Дрейке.

Она глубоко вздохнула и потерла лоб.

— Ты прав, Гарри. Правда. Но я просто... Я ещё не готова сдаться.

— Обещай мне кое-что.

Она осторожно взглянула на него. Его взгляд был добрым, но решительным.

— Что?

— Если до конца месяца положение дел не улучшится, мы обратимся в Совет.

Она ненадолго задумалась.

— Ладно.

— Но если он начнет колдовать, или что-то в этом роде — мы сразу же идем в Совет.

— Согласна.

— Гермиона?

— Да?

— Не позволяй своему сердцу затуманивать рассудок.

— Что ты имеешь в виду? — прищурилась она.

— Жалость к нему может привести к неверным решениям, — он вскинул голову. — А что, по-твоему, я имел в виду?

— Я... прости, Гарри. Меня все еще коробит то замечание Рона о моей работе в Г.А.В.Н.Э.

— Это да, он может быть редким придурком, если захочет, — расслабился Гарри и улыбнулся.

— О да, — улыбнулась ему в ответ Гермиона.

— Ты придешь сегодня на игру?

— На... игру? О! Очередной матч «Гарпий»?

— Против «Палящих пушек», — кивнул он. — Ничего особенного. Разве что Рону нужно будет определиться, за кого болеть.

— А, точно, — растерянно произнесла она. Как можно было забыть?

— Гермиона, — сказал он. — Я знаю, ты не очень любишь квиддич, но можно было бы и сходить пару раз — хотя бы ради Джинни.

— Прости, Гарри. Я правда хочу пойти. Но я уже обещала быть в другом месте.

— Где это? — Гарри выглядел озадаченным.

Она вздохнула. Врать нет смысла.

— Я обещала встретиться с Драко.

— Сегодня?

— Да.

— Гермиона… — начал он строго.

— Гарри, ничего это не значит. Я просто... обещала. За то, что он пошел на корпоратив.

Гарри уж было открыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал и промолчал. Внимательно на неё посмотрел. Она постаралась, чтобы её лицо ничего не выражало: очень не хотелось, чтобы он начал задавать неудобные вопросы.

— Ладно, — сказал он. — Просто... будь осторожней, Гермиона.

— Буду.

— И слушай: для Джинни очень важен следующий матч, она будет рада, если ты придешь. Матч со «Стресморскими сороками». Победа «Гарпий» обеспечит им место в полуфинале.

— Я обязательно буду, Гарри. В следующую субботу?

— Четверг. В восемь. Встретимся в Норе в семь?

В четверг? Н-да, придется перенести встречу с Драко. Она не могла снова бросить друзей ради него.

— Конечно. Встретимся там.

— Вот и отлично, — он взял пиджак и повернулся к двери. — Ну, мне пора к Рону, мы собирались вместе пообедать. До понедельника.

— Ага. Спасибо, что пришел, Гарри. И что никому ничего не сказал тоже спасибо.

— Конечно не сказал, — произнес он, уже держась за дверную ручку. — Слушай... я верю в тебя больше, чем в кого бы то ни было, но все же... будь осторожнее.

— Обязательно, — она обняла его.

Конечно легче сказать, чем сделать. Но она попытается.

***

После ухода Гарри Гермиона несколько часов провела, изучая записи о заклинаниях, изменяющих память. Естественно, когда Совет впервые решил использовать чары, она прочла все книги из министерской библиотеки, где хотя бы упоминалось слово «память». Но её исследования сейчас были более целенаправлены, более тщательны: она искала упоминания случаев неудачного наложения чар.

Некоторые книги оказались полезнее других. Семисотстраничное сочинение Димитры Димитреску «Напоминающие чары» оказалось полным разочарованием, на которое Гермиона угробила весь вечер пятницы. Книга была полностью посвящена заклинаниям, которые помогут не забыть навестить бабушку, вспомнить её день рождения или вовремя вернуть библиотечную книгу. Хотя всё это легко произвести, лишь имея ежедневник или на крайний случай «напоминалку». Гермиона надеялась, что ей пригодятся советы Димитреску о том, что делать, если чары не удались. Но автор просто советовала извиниться перед пострадавшей стороной и в следующий раз постараться не ошибиться с чарами.

— Да уж, чудеснейший совет в нашей ситуации, — пробормотала Гермиона.

В «Оговорках, ошибках и плохо наложенных заклинаниях» Рудино ван Бландермира, напротив, была целая относительно полезная глава, посвященная ошибкам при наложении чар, модифицирующих память. Ван Бландермир рассказал поучительную историю о ведьме Малангте Крэшав, которая в 1626 году пробовала использовать зелье, чтобы стереть воспоминания своего мужа, заставшего её с любовником. Но, к несчастью для мистера Крэшова, Малангта не смогла отыскать толченый чертополох. И поскольку в рецепте было указана лишь одна шестнадцатая чашки феи этого ингредиента, Магангта решила, что можно обойтись и без него. И сильно просчиталась. Зелье возымело абсолютно противоположный эффект: каждое воспоминание мистера Крэшова теперь содержало в себе образ Малангты в объятиях любовника, вне зависимости от того, была ли она вообще в этом конкретном воспоминании. Например, когда он вспоминал свой первый день в школе, вместо картинки старого, продуваемого со всех сторон здания и скупого приветствия старого строгого учителя Элиота, у него перед глазами стоял образ жены, в которую яростно вколачивался Том Флетчер.

Труд ван Бландермира содержал в себе множество подобных историй — безусловно интересных, но не относящихся к делу. Ибо во всех историях «Оговорок, ошибок и плохо наложенных заклинаниях» была одна общая черта: к неприятным последствиям приводила ошибка в расчетах или недопонимание, недооценка важности ингредиента или неправильно произнесенное заклинание. Гермиона же была уверена, что в случае с Драко ошибка была исключена. Они очень тщательно разрабатывали, создавали и накладывали заклинание.

Тогда что пошло не так? И что более важно, можно ли было это исправить?

Книга «Оговорки, ошибки и плохо наложенные заклинания» не давала советов по исправлению неудач, в отличие от одного полного забавных анекдотов раздела «Убираем за собой: Как исправить неправильную магию» Синтиллы Лоусон. Лоусон набросала историю Джарвиса Майнчпина, американского волшебника восемнадцатого века, наложившего Обливиэйт на своего кузена Перкина, которому был должен значительную сумму. Почему-то Перкин забыл не только о долге, но и о том, как самостоятельно одеваться. После того, как Перкин прошел по центральной площади города в одном напудренном парике и перчатках из разных пар, его арестовали «за бесстыдство». Хотя у Майнчпина проснулась совесть: он подкупил местного судью (естественно, за деньги Перкина), а потом обратил заклинание. Когда Перкин осознал, что произошло, то трансфигурировал Майнчпина в козла. Перкин, так и не сумев восстановить свое доброе имя, вынужден был уехать во Францию. О дальнейшей судьбе Майнчпина-козла история умалчивает.

Но больше всего привлекала внимание Гермионы история Флоризель Аскью, ведьмы, безнадежно влюбленной в Василия Ипсилантиса, в свою очередь исступленно одержимого темной магией. Если верить дневнику Аскью, несколько лет она пыталась убедить Ипсилантиса бросить Темные искусства. Хотя время от времени он и оставлял своё увлечение ради неё, но всегда к нему возвращался. И, как результат, Аскью отчаялась настолько, что состряпала специальное зелье, призванное стереть все воспоминания Ипсилантиса о Темных искусствах и, по словам Аскью, «вдохнуть новую жизнь в их отношения». Ипсилантис выпил зелье, но эффект был ужасен: хотя воспоминания о Темных искусствах и были стерты, Аскью не подумала заменить их другими. И как результат в памяти Ипсилантиса оказались огромные пустые дыры: например, он почти не помнил, что он делал в 1933 г. Эти дыры и свели его с ума, что в свою очередь спровоцировало новое увлечение Темными искусствами. Пытаясь исправить ошибку, Аскью сварила другое зелье, стирающее все воспоминания Ипсилантиса с тех пор, как он выпил первое зелье. Второе зелье оказалось ещё хуже: воспоминания Ипсилантиса были стерты, а его безумие осталось и усугубилось. Он начал ещё глубже погружаться в Темную магию, закончив свою жизнь попыткой вырезать глаз у живого единорога. Аскью винила себя, впала в депрессию и навсегда отказалась от магии, переехав в Новую Зеландию, где по сей день выращивала овец.

История подтверждала худшие опасения Гермионы: зелья Аскью, хотя и приготовленные с добрыми побуждениями, лишили рассудка Василия Ипсилантиса. А попытки исправить положение ещё больше усугубили его. Гермиона сделала несколько заметок для себя, чтобы позже поискать в других книгах упоминание об Аскью и Ипсилантисе. По крайней мере бесконечное чтение в попытках найти истину — самое малое, что она может сделать.

Суббота. Позже

Подняв наконец голову от книг, она тихо выругалась про себя. Было уже почти пять тридцать! Нужно поспешить, чтобы не опоздать на ужин к Драко. Она быстро приняла душ и оделась, стараясь не слишком зацикливаться на своем внешнем виде: бледно-розовая хлопковая рубашка, джинсы и коричневая вельветовая куртка. Зачесала волосы в хвост и надела довольно потертые кроссовки. Закончив одеваться, захватила сумку, проверила, на месте ли глубоко спрятанная внутри палочка и аппарировала в привычное место: в подсобку библиотеки в двух кварталах от квартиры Драко. В библиотеке не было камер слежения, а уборщики пользовались подсобкой только рано-рано утром. И поскольку она аппарировала не в часы работы заведения, ей удавалось незаметно выйти через черный ход. А потом оставалось лишь пройти два квартала до квартиры Драко. Конечно, в тот день, когда пошел дождь, было сложновато, но в остальные дни все проходило гладко.

К счастью, этим вечером дождя пока еще не было. Похоже, он вполне мог пойти позже, но Гермиону это не волновало: она могла спокойно воспользоваться высушивающими чарами, как только вернется в подсобку. Она позвонила в дверь, и он сразу же впустил её, даже не спрашивая, кто там.

Было трудно не рассмеяться от его вида. На нем была голубая рубашка, брюки цвета хаки и фартук с изображениями хрена.

— Что такое, Грейнджер? Никогда раньше не видела мужчину в фартуке? — спросил он, принимая от неё куртку.

— Просто не думала, что ты носишь фартук. Особенно такой, с хренами.

— Хрен — очень мужественный овощ, — заметил он, возвращаясь в кухню. — Почему ещё, по-твоему, мы называем хрен хреном?

— А какое из двух значений ты хочешь объяснить другим? — спросила она, тут же пожалев, что поддержала этот разговор.

— Да неважно. Факт остается фактом: хрен — это хрен. Ты когда-нибудь видела фильм для взрослых, где джентльмен говорит леди: «О, детка, пососи мой топинамбур», или леди говорит джентльмену: «О Боже, впечатляющий у тебя картофель!»

Он стоял спиной к ней, но она могла поклясться, что на лице его играла злорадная ухмылка. Возможно, он ожидал, что она сменит тему. И она совсем уж было настроилась доставить ему это удовольствие, как в нем, видимо, проснулась совесть.

— Не желаете ли немного вина?

— Нет, благодарю, — алкоголь — определенно плохая идея. Этим вечером она как никогда нуждается в сдерживающих факторах и трезвом рассудке.

— Я так и думал. Тогда может — имбирный эль?

— Не откажусь, — он налил им по бокалу. — Как вкусно пахнет, — сказала она. — А что ты готовишь?

— Пиццу.

— Для пиццы нужен фартук? — спросила она, прислоняясь к стойке на кухне.

— Для теста нужен фартук. Мука, знаешь ли. Да и приготовление соуса оказалось довольно грязным занятием. Но думаю, ты права: непосредственная опасность для моих брюк уже миновала, — он глубокомысленно кивнул и снял фартук.

— Ты приготовил тесто для пиццы? И соус? — раскрыла в изумлении рот Гермиона.

— Я собирался сделать и собственный сыр, — его, казалось, забавляло её удивление, — но не смог придумать способ протащить сюда корову, не вызывая лишних подозрений у арендодательницы. Никаких домашних животных.

— Ух ты.

— Насчет коровы я пошутил, — он положил лед в их напитки.

— Я все ещё пребываю в легком шоке от осознания того, что ты сделал тесто для пиццы.

— Это не так уж сложно, Грейнджер. Любой дурак может следовать рецепту. Ты любишь пиццу?

— А кто не любит?

— Я так и подумал. А еще я заметил, что в той забегаловке ты заказала чечевицу. Ты вегетарианка?

Гермиона вскинула руку к груди. Почти бессознательно. Она стала вегетарианкой ещё три года назад, и Рон до сих пор забывал не добавлять бекон в её сандвич.

— Да, спасибо, что заметил.

— Я в тебе многое замечаю, Грейнджер, — он насмешливо ей улыбнулся. Она вспыхнула под его взглядом.

— Итак, э-э-э, — произнесла она, вдруг заинтересовавшись кубиками льда в своем бокале. — Как прошел вчерашний вечер?

— Хорошо, — мгновенно напрягся он.

— И все? Просто «хорошо»?

— Да. Все. Было. Хорошо.

— Ну а ты...

— Грейнджер, я пошел. Ради тебя. Было не так уж и ужасно, но я бы не хотел снова через это пройти. Хорошо?

— Ладно, — она положила ладони на колени. — Я просто стараюсь помочь, Дрейк.

— Как, к черту, мне вообще может помочь бесконечная трепотня Клементины Сеймур о гребаном выступлении на кларнете её бесценного отпрыска? — его голос почти сорвался.

— Ну, я изучила множество... дел, в которых описывались ситуации, подобные твоей, и...

— Ага, и сколько же этих гребаных дел было о людях из Программы защиты свидетелей, страдающих избирательной потерей памяти?

— Ладно, ситуации были похожи не на сто процентов, — осторожно произнесла она. — Но судя по тому, что я прочла, людям полезно интегрироваться в социум настолько полно, насколько это возможно.

— Как мило! — сказал он, закатывая глаза. — Жаль, полиция не издала к тому же соответствующее руководство: как мне жить с моей официальной биографией и поддельным свидетельством о рождении.

— Дрейк, должно пройти какое-то время, но...

— Гермиона, ты не понимаешь, — из его голоса полностью исчез сарказм, он говорил абсолютно серьезно. — Я не принадлежу этому месту.

Во рту у неё пересохло. Она заставила себя перевести дыхание.

— О чем это ты?

— Я... я не уверен. У меня просто такое чувство. Сердцем чую.

— Это можно понять. Ты был оторван от тех мест... ну, откуда ты родом.

— Знаю. Думал об этом. Но у меня явный британский акцент, так что мой дом не так уж и далеко.

— Дрейк...

— И я начал размышлять, — он сел на стул за кухонным столом и жестом пригласил её присоединиться. Она взяла свой бокал и села напротив. Он смотрел ей прямо в глаза. — Если есть некий страшный преступник, охотящийся за мной, зачем они поселили меня в Лондоне? Англия — маленькая страна, если уж называть вещи своими именами. И я подумал, что, наверное, я был где-то в другом месте, когда это произошло. Может быть, поехал получать высшее образование в Штаты и прожил там несколько лет. Стал там свидетелем преступления и поэтому они перевезли меня сюда. Но я тут вырос. Почти наверняка. И я это чувствую, честное слово, Гермиона, чувствую. Погода и окружающие пейзажи кажутся мне очень, очень знакомыми. Но все равно у меня такое ощущение, словно что-то не так. Будто я отсюда, но одновременно не совсем. Ты хоть что-нибудь поняла из моего бреда?

— В общих чертах.

— Знаешь, — продолжил он, — этот дрочила, мой коллега, всегда говорит «гы, твоя родня — точно гребаные миллионеры, чувак», потому что он думает, что я ходил в частную школу.

— А почему он так думает?

— А ты видела мой почерк? Гребаный заковыристый компьютерный шрифт. Тот, что с обилием черточек и закорючек. Так что я, наверное, отсюда, но ходил в частную школу. Я просмотрел сайты каждой частной школы Англии, надеясь вспомнить её, но безуспешно.

— Дрейк… — начала она.

— Забудь, — сказал он. Он поднялся и уставился в кухонное окно. — Я знаю, что ты собираешься сказать. Давай просто сменим тему.

— Ладно, — произнесла она, скользя пальцем по боку бокала, оставляя длинный след на запотевшем стекле. — Э-э-э, были в последнее время интересные футбольные матчи? — жалкая попытка сменить тему, просто её мозг все еще был занят перевариванием всего сказанного.

— Подожди. Еще не все. Я думал, что все, но мне надо еще кое-что сказать. Слушай, а если моя семья и вправду богата? Ведь тогда у преступников будет лишний повод добраться до них?

— Я уверена, что полиция обо всем позаботилась, Дрейк.

Он фыркнул.

— В любом случае, — произнесла она, присоединяясь к нему у окна, — я скажу так: твой почерк еще ни о чем не говорит. Может быть, ты просто ребенком интересовался каллиграфией. Или у тебя от природы прекрасный почерк. Или...

— Существует миллиард различных вероятностей, — сказал он. — И от этого не становится легче.

— Тогда просто перестань постоянно думать об этом.

— Не могу, — очень тихо признал он.

Она взяла его за руку. Руки были ледяные.

— Дрейк, послушай. Не твое прошлое тебя определяет.

— А что тогда? — он на неё не смотрел.

— Твое внутреннее «я».

Он издал звук, означающий легкое отвращение, но руки не отнял.

— Что это вообще такое, Грейнджер?

— Ну, знаешь... кем ты являешься глубоко внутри.

— Но у большинства людей их внутреннее «я» определяется их воспоминаниями.

— Возвращаемся к извечному вопросу: природа или воспитание?

— Называй, как хочешь.

— Я точно не знаю. Но посмотри на это с другой стороны... возможно, кем бы ты ни был, именно сейчас ты — настоящий. Потому что на тебя не влияет прошлое воспитание.

— Грейнджер, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. — Сейчас я полный псих.

— Нет, не псих, — ответила она. — Это просто... из-за травмы головы. Все встанет на свои места. — «Обязательно, — про себя добавила она. — Я не знаю когда, но я найду способ тебе помочь».

— Не встанет. Становится только хуже.

— В смысле?

— Я не хочу сейчас об этом говорить, — он высвободил свою руку и снова уставился в окно.

— Дрейк...

— Давай потом? Я расскажу тебе потом.

— Ладно, — в животе все перевернулось. Наверное, случилось что-то ужасное, раз он не хочет сейчас об этом говорить.

— И вообще, — добавил он, — откуда ты знаешь, что настоящий я — не полный придурок?

— Я и не знаю, — ухмыляясь, признала она.

— Честно, — улыбнулся он ей глазами.

— Отвратный у тебя вид из окна, — сказала она. Вид был и правда ужасный. На мусорные контейнеры.

— Могло быть и хуже. Мусорные контейнеры и горящие шины, к примеру.

— А я думала, огонь только привносит уют.

— К тому же чудесный запах паленой резины наверняка перебил бы ароматы помойки, частенько доносящиеся оттуда.

Запикал кухонный таймер. Он надел рукавицы — тоже с изображениями хрена — и достал пиццу из духовки. Выглядело даже лучше, чем пахло. Сыр мягко пузырился на покрытой соусом поверхности пиццы.

— Свежая моццарелла? — спросила Гермиона.

— Естественно. Как ты вообще могла подумать, что я могу довольствоваться лишь упакованной переработанной дрянью! Я не какой-нибудь там плебей. Достань, пожалуйста, салат из холодильника.

Пока Драко резал пиццу, Гермиона достала две миски овощного салата и бутылку оливкового соуса. Поставила все на стол и сделала из их салфеток розы. Драко принес пиццу и сел напротив неё.

— Выглядит чудесно, — сказала она.

— А это, — сказал он, показывая на салфетку, — выглядит так, будто ты спутала мою кухню с каким-нибудь пафосным заведением. Что, безусловно, можно понять, учитывая изысканный характер угощения.

Она хотела уже выдать остроумный ответ, но не успела, ибо откусив кусочек, испытала неземное блаженство.

— М-м-м, — вот все, что она смогла выдавить.

Он казался довольным.

— Так где ты научилась делать розы из салфеток?

— На мое девятилетие родители повели меня в хороший ресторан. Бог знает зачем, девятилетние девочки не слишком интересуются высокой кухней, но думаю, они хотели как лучше. В любом случае помню, меня очень впечатлила роза из салфетки. Я не позволяла отцу пользоваться салфеткой, пока он мне не объяснил, как она делается.

— М-м-м, и долго он тебя учил?

— Да нет, — сказала она. — Что оказалось только к лучшему, потому что отец — не самый чистоплотный едок.

— Правда?

— Ужасно. Казалось бы дантист должен быть более внимательным к тому, как еда попадает в рот, но он даже не всегда доносит её туда. Хотя возможно, именно поэтому ему и удается избегать кариеса. Вся еда оседает на груди и животе.

— А что ты делала на свое десятилетие?

— В мой день рождения... хм, — Гермиона задумчиво прожевала. — Ах, да. Мы пошли в планетарий.

— У тебя была вечеринка в планетарии?

— Нет, не вечеринка. Были только я и родители. Посмотрели великолепное шоу. Созвездия Северного полушария. Потом я неделями уговаривала маму лечь спать попозже, чтобы посмотреть на звезды. Родители говорили, что из-за света огней города звезды из дома не увидишь, но я была убеждена, что если не ложиться спать подольше, небо станет темным настолько, чтобы увидеть звезды. В конце концов они купили мне книгу, где в подробностях объяснялось, почему звезды в городе не видны, и на этом я сдалась.

— То есть когда родители сказали тебе то же самое, ты не поверила?

— Ну не то чтобы я думала, что они врут. Просто книгам я доверяю больше, чем людям.

— Тогда ты выбрала странную профессию.

— А? Ах, ты о социальной работе. Ну да. Даже не знаю, что сказать, — она сделала большой глоток напитка. — Ты ешь пиццу ножом и вилкой?

— Естественно. А что ты делала на свой одиннадцатый день рождения?

— О, это я хорошо помню. Мы посетили Британскую библиотеку.

— Ты в день рождения пошла в библиотеку?

— Не в какую-то там библиотеку, Дрейк. В Британскую библиотеку. Самая богатая библиотека в мире, если считать по количеству книг. Четырнадцать миллионов экземпляров, — в её голосе слышалось благоговение. — Конечно, когда я потом попала в Библиотеку имени Бодлея, я была ещё более впечатлена. Она не такая большая, как Британская библиотека, но гораздо красивее. А какое у них почтительное отношение к книгам! Никакого сравнения.

— Это туда ты пошла на свое двенадцатилетие?

— Нет, этот день рождения был не таким... забавным, — Гермиона запнулась, боясь сболтнуть лишнего.

Двенадцатый день рождения она провели в Хогвартсе. Это было ещё до того, как она подружилась с Гарри и Роном — она была всего лишь занудной, любящей командовать девчонкой с выступающими зубами, густыми волосами и без друзей. Она попыталась вспомнить, что она делала на свой день рождения, и не смогла. Должно быть, из дома прислали подарки, но скорее всего в этот день она просто делала домашнюю работу.

— Почему?

— Ох... ну... я только начала посещать новую школу, никого там не знала. И любила покомандовать, — признала она, — так что не сразу нашла друзей.

— Ну, — сказал он, подливая им обоим имбирного эля, — если бы я тебя тогда знал, то подружился бы с тобой.

Гермиона смеялась так, будто смешнее шутки никогда не слышала. Хотя на самом деле, наверное, так и было.

— Что тут забавного? — спросил он, поставив кувшин обратно в холодильник.

— Я просто... ну не знаю. Прости, что рассмеялась. Но почему ты думаешь, что подружился бы со мной?

— Ну, ты умная и язвительная, и мне нравится разговаривать с тобой больше, чем с любым из моих идиотов-коллег. Думаю в детстве я тоже был умным и язвительным, и мне бы, наверное, нравилось тебя дразнить.

— Ну людям обычно не нравится, когда их дразнят.

— Да брось, Грейнджер. Это было бы просто добродушное подначивание.

Вот это вряд ли. Она даже немного рассердилась — как он посмел называть то, что делал с Роном, Гарри и ею самой «добродушным подначиванием»? Конечно, он ничего этого не помнил. Просто строит предположения на основании имеющейся информации. Она глубоко вздохнула и попыталась вернуться к настоящему.

— К тому же, — добавил он. — Ты очень красивая. Я бы хотел быть твоим другом с первого взгляда.

Она покраснела.

— Я тогда... выглядела довольно странно. Уверена, ты бы не считал меня даже симпатичной.

— Очень в этом сомневаюсь, — произнес он, пожевывая корочку и странно ей улыбаясь.

— Ну, — сказала она, — ты в свои двенадцать скорее всего был полным придурком. Знаешь, таким — с зачесанными назад прилизанными волосами, — она вступала на опасную территорию, но он ей улыбался и она продолжила. — Мы просто не могли быть друзьями.

— Думаю, мы никогда точно этого не узнаем, — ответил он. И посмотрел на неё так, что сердце сорвалось в галоп.

— Ага, — выдавила из себя она. Посмотрела в тарелку. Это помогло. — Спасибо за пиццу. Очень вкусно.

— Я рад.

Она собрала тарелки и поставила их в раковину. Просто не могла смотреть на него. Не сейчас, когда он глядел на неё внимательным, изучающим взглядом, вверх-вниз; когда говорил с ней этим странным завораживающим голосом.

— Тебе не нужно их мыть, Грейнджер.

— Все равно, — холодная вода помогала сосредоточиться.

Он дотронулся до её руки. Мысли опять рассредоточились.

— Оставь.

— Всего лишь две маленькие тарелочки, — сказала она, яростно их скребя. — Вот видишь? — поставила их в сушилку. — А теперь бокалы, — и обернулась к столу.

— Оставь, — сказал он. — Что ты, в самом деле.

— Мне не трудно.

— Гермиона?

— Да? — она обернулась, сердце яростно билось где-то в районе горла. Откуда это странное чувство? Пока он не уставился на неё так, все было в порядке. Она перевела взгляд на его губы, а потом быстро снова посмотрела в глаза.

— Ты бы не хотела... немного прогуляться?

— Отличная идея.

Просто замечательная. Самая потрясающая. Особенно если задуматься над тем, что он ещё мог у неё спросить. Например: «О чем это ты сейчас думаешь?» И ответ был бы тесно связан со стоящим у нее перед глазами образом полуобнаженного Драко у пруда с утками.