Он успокаивающе шептал ей в волосы, отрицая каждое ее слово. Он ненавидел видеть ее настолько разбитой, настолько строгой к самой себе. Он ненавидел, что она считала, что он заслуживал лучшего, ведь она была всем, о чем он когда-либо мечтал. Однажды он сказал, что она загадка, которую он никогда не сможет разгадать, и он был серьезен. Даже спустя столько лет совместной работы, дружбы, а так же месяцев отношений и партнерства - не только в рабочем смысле, но и во всех остальных - спустя все это время, он все еще узнавал что-то новое о Кейт Беккет. И это заставило его полюбить ее еще больше вопреки всем ее сомнениям.

Кошмары не стали исключением из этого правила. Наоборот они давали понять, насколько она была сильной, ведь ей приходилось справляться с ними в течение многих лет - он узнал об этом чуть позже ночью, когда позволил себе задать этот вопрос. По ее щеке скатилась одинокая слезинка, когда она рассказала, что они начались сразу после убийства ее матери, то есть более десяти лет назад, а после выстрела на похоронах стали еще сильнее - это было два года назад. Ему хотелось плакать от осознания, что эти сны снились ей слишком часто, и ей приходилось справляться с ними одной. Он шептал, что все в порядке, что больше никогда ей не придется справляться с ними в одиночестве, что он всегда будет рядом, готовый обнимать ее, когда ей это будет нужно, успокаивать ее своим голосом и поцелуями. Готовый напоминать, что она - это все, чего он когда-либо хотел, готовый следить за тем, чтобы она была в порядке, жива, в безопасности и счастлива. Пускай те самые слова не были произнесены, они чувствовались в воздухе вокруг них, почти осязаемые, пусть и не озвученные - она была не готова услышать их - но все равно признанные.

Прошло много месяцев, прежде чем она поведала о содержании своих кошмаров. Спустя недели она только призналась, что их стало меньше с тех пор, как они начали встречаться. Он просто улыбнулся, зная, что она не ждала ни реакции, ни ответа, а просто хотела дать ему понять, что он помог. Он долгое время задавался вопросом, что же именно она видела в этих кошмарах, ведь реакция и последствия всегда были одинаковыми. Однажды он спросил, но она лишь покачала головой у него на груди, сделала глубокий вдох, будто собираясь рассказать, но так и не сказала ни единого слова до следующего утра, когда снова проснулась от кошмара и извинилась за это. Он знал, что это значило. То, что пока она просто не была готова поведать о них.

Они уже встречались девять месяцев, когда он снова задал этот вопрос, и в этот раз она ответила одним предложением. Предложением, которое разбило его сердце надвое и заставило думать обо всех последствиях: что это значило для их совместного будущего. 

- У нас был ребенок. 

Она выговорила это сквозь слезы, и он пытался понять, было ли именно это кошмаром или там крылось что-то большее. В конце концов он решил, что второе. В ту ночь он решил, что им не обязательно рожать детей, несмотря на то, как сильно он хотел, потому что лучше он будет с Кейт, но без ребенка, чем с ребенком от кого-то другого. На следующее утро он пошел выбирать кольцо, которое надел ей на палец спустя три месяца - примерно на их первую годовщину. 

Она так и не заговорила о том сне, ни после их свадьбы, ни тогда, когда они обсуждали возможность родов - не до того дня, когда они узнали - к своему удивлению - что она была беременна. Это было счастливый день, счастливый праздник. Он обнимал ее за талию, держа над землей, и она крепко обнимала его за шею. Правда она не объявляла ему об этом, все было наоборот. Он вернулся со встречи с Джиной, они обсуждали новый роман о Ники Хит, и нашел ее в ванной. Она сидела на краю ванной, когда он легонько постучал по двери. Стоило ей увидеть его, она подпрыгнула на ноги и постаралась вытолкать его за дверь. Ему не пришлось долго настаивать, прежде чем она призналась, что ждала результата теста на беременность. Будильник на ее телефоне поведал ему об этом. Было бы преуменьшением сказать, что он был в восторге, когда услышал об этом. Он был на седьмом небе. Когда она взяла в руки тест и передала ему его, спрашивая о результате, его объятие стало весьма понятным ответом. 

Он снова проснулся ранним утром. Спустя столько времени он научился чувствовать ее кошмары, и ему больше было не нужно, чтобы она толкала его или легонько царапала, чтобы разбудить. Это одновременно было и кошмаром, и проклятием, ему так и не стало легче наблюдать за ее страданиями: он понимал, что ничего не может сделать, чтобы избавить ее от них. Он снова наблюдал, как она металась в постели и бормотала что-то непонятное себе под нос в перерывах между стонами и хрипами. Он наблюдал, как она покрывалась потом, как откинула свою голову назад, словно ее живот поразила ужасная боль. Все еще с изогнутой спиной она резко открыла глаза, задыхаясь.

Все было как и всегда: стоны переросли в отдышку, глаза заполонили слезы, которые вскоре потекли по щекам, в них читался страх, дрожащими руками она пыталась подтянуть себя на кровати. Но кое-что все-таки изменилось: в этот раз не обе руки взлетели в груди, а только одна, вторая же опустилась на живот, туда, где внутри неё рос их малыш.

Он наблюдал, как она водила по животу поверх футболки большим пальцем, словно гладила кого-то. Вскоре ужас из взгляда пропал, она выдохнула и посмотрела вниз, и тогда ее глаза наполнились новой порцией слез.

В тот момент он находился на незнакомой территории. Она смотрела на свою руку, туда, где лежала ладонь, и все ещё ритмично выводила круги большим пальцем. Он пытался понять, о чем она думает, когда ее свободная рука потянулась к нему. А затем она начала еле слышно говорить, и буквально за мгновение он понял, что она рассказывала ему о своём кошмаре. Она поведала, что рассказала ему о своей беременности - сцена почти идентичная той, что случилась вчера вечером. Затем она рассказала обо всех счастливых моментах: о первом толчке, о том, как они узнали, что ждали девочку. В момент ее рассказала он не мог не думать, что возможно у них тоже будет девочка, маленькая Кейт Беккет. Но он отмёл эти мысли, когда она рассказала ему о процессе родов. Она не дала ребёнку имя, но описывала ее как крошечную и очаровательную, и он не сомневался, что их ребёнок будет именно таким.

Почему же этот чудесный сон, рассказ о котором вызвал на ее лице широкую улыбку, стал кошмаром? Тогда ее голос сел, стал более тихим, грустным, и она рассказала ему о том деле, над которым работала: была убита женщина, и ей пришлось сообщить дочери жертвы, что она потеряла свою маму, и она, Беккет, не могла найти убийцу, так как дело передали ФБР. Он знал, что это было почти идентично с ее историей, когда она узнала об убийстве матери, разница лишь в том, что во сне она была копом. А затем она рассказала, что просто не смогла все бросить и, действуя за спинами федералов, погибла сама.

Она плакала к тому моменту, как закончила рассказывать. Тогда-то он понял, что кошмар был не об их ребенке, скорее, сон был очень приятным, но мысль о том, что их малышка останется без матери, убивала ее. Он пересел на ее сторону кровати и притянул к себе. Она опустила голову ему на плечо, по щекам бежали слезы. Он обнял её за талию, положив свои руки на ее поверх ее живота, и переплел их пальцы. Он успокаивал ее, что это всего лишь сон. Что у них родится здоровый ребёнок, что она его вырастит, и у этого малышка будет любящая мать, которая даст ему все. Спустя какое-то время она кивнула: его слова подействовали. В конце концов она заснула его в руках, лёжа у него на груди, а ему оставалось только надеяться, что он избавил ее от похожих страданий - хотя бы ненадолго.

Избавил, но лишь на неделю. Кошмары все еще снились и становились только хуже. Когда она вошла в третий семестр, они снились либо каждую ночь, либо раз в два дня, и все дошло до того, что доктор предложил взять ранний материнский отпуск - даже от работы в участке. Она согласилась, пусть и не без колебаний, потому что хотела своему ребёнку, их ребёнку, только лучшего. Так же ей прописали снотворное, от которого она чаще всего отказывалась. Он ненавидел видеть, насколько ей больно, зная, что она боялась оставить их ребёнка так же, как ее оставила мама. Но он совсем не жалел о том, что она беременна, потому что то счастье, которое они испытывали днём, стоило всего на свете.

Порой он ловил ее в постели рано утром, когда она обнимала себя за живот и едва слышно разговаривала с растущим в ней малышом. В другие дни он видел, как она оглядывается в детской, которую они уже подготовили, обустроив там все в розовом цвете. Так же как в ее сне, у них была девочка, и они решили назвать ее Ханна Николь, в честь ее мамы и того персонажа, который свёл их много лет назад. Иногда он слышал, как она разговаривает по телефону с его матерью, которая съехала во время первого триместра, о его младенчестве и детстве, и смеётся. Он практически видел, как она представляет их дочь, которая делает многое из того, что делал он. А иногда она разговаривала с Алексис, делилась с ней своим предвкушением, и он почти слышал радостный голосок Алексис, которая очень хотела встретиться с сестрой. Были и такие моменты, когда он видел более эмоциональную ее сторону, когда она разговаривала с отцом о своей матери, когда она была младенцем.

Он обожал все эти мелочи: они давали ему понять, что несмотря на все кошмары, которые мучали ее ночами, она очень сильно радовалась статусу матери и очень ждала, когда сможет подержать малышку на руках, посмотреть на неё и знать, что это они создали ее, и не будь ее, его и их сильной любви друг к другу, этой девочки никогда бы не существовало.

Если быть откровенным, порой он любил эти мгновения после кошмаров, потому что она находилась в его руках, совсем рядом с ним, и ее руки лежали на животе, где Ханна двигалась Ханна под их переплетенными пальцами. Обычно она удовлетворенно выдыхала, всегда счастливая, потому что тот мир, который приводил ее в ужас, на самом деле не существовал, и она была жива, здорова и собиралась родить уже очень скоро. Она чуть сильнее прижимала его ладони к животу, и он улыбался, чувствуя толчки Ханны. Такой простой момент, последствие того ужасного, делал ее счастливой и вызывал улыбку, потому что она знала, что он прав. Она не бросит их ребёнка.

Его губы ласкали ее висок. Это было призвано успокоить ее, но в этот момент ей это было не нужно.