Не в силах я что-либо сделать для тебя,
Ни бросить перлинь[1], ни протянуть спасительную руку.
Застряла здесь, дрожа на берегу, и наблюдаю
Темное пятно, страшась потерять из виду открытый всем ветрам нос твоего корабля.
Ты вцепился в штурвал, раскачиваясь из стороны в сторону.
Волны, высотою с дом, вздымаются и разбиваются.[2]
Джеки Кей[3]

Я еще никогда в жизни не прогуливала школу. Меня пугала сорокаградусная жара, жесткие приступы кашля из-за сезонной аллергии и выработанная годами бессонница из-за перспективы иметь дело исключительно с людьми из Академии. Несмотря на все это, я всегда тащила себя в школу. Я пыталась делать то, что правильно. Большую часть времени мои учителя считали меня безупречным маленьким ангелом. Я была одной из тех, кому доверяют «присматривать за классом», когда выходят из кабинета. Я была милой девушкой, которая всегда пишет благодарственные письма. Я была приятной до оскомины. Я ни разу не поддавалась подростковому давлению со стороны сверстников – да у меня и друзей-то там не было, чтобы давить на меня. У меня отличная посещаемость, безупречная успеваемость и абсолютно милое поведение.

Чертовски совершенное.

Я выбежала из школы так быстро, словно за мной гнались адские гончие. У меня все еще были дела по дому, которые нужно было сделать. И конспекты лекций, которые мне очень нужно было переписать для теста по математике, который состоится в конце недели. Был разгар учебного дня, но я могла не волноваться. Мне нужно было убраться из этого места до того, как я закричу и окончательно обезумею.

Моя мать… и отец Виктории. Прямо сейчас мне с этим не справиться.

Если сказанное Викторией – правда, тогда мне нужно пересмотреть почти каждый аспект своей жизни – то, во что меня учили верить, то, чему мне говорили доверять, то, что должно быть для меня важнее всего. Если у моей матери действительно была интрижка с ее отцом, то вполне возможно, что многое из того, чем Рене пичкала меня, было абсолютно неправильно. Как много раз она проводила утро за библейскими чтениями, радея за очищение духа и тела? Бессчетное множество раз. Если она действительно спала с женатым мужчиной, то моя мать – неизмеримая лицемерка. Что заставляло меня так долго верить в нее?

Хуже всего было то, что я знакома с родителями Виктории, и они мне очень нравились. Ее мать была милой и доброй. Она часто помогала нам в школе и была волонтером в программе дошкольной подготовки. У нее было такое счастливое лицо, что комната озарялась, когда эта женщина улыбалась. Несколько раз, когда шел дождь, она подвозила меня до дома на машине, так что мне не нужно было идти пешком. Отца Виктории я вижу не так часто, ведь, насколько мне известно, церковь он не посещает, но когда я сталкивалась с ним где-нибудь в городе, он всегда вел себя очень дружелюбно. Я была почти уверена, что он играет в какой-нибудь спортивной команде, которая проводит много времени за пределами штата. Мне следовало бы задуматься, как это он так удобно «оказывался в городе» каждый раз и назначал моей матери свидание. От этой мысли мне становилось дурно.

Хватит думать об этом, хватит думать об этом, хватит думать об этом.

Я пробежала мимо удивленных учителей, окликающих меня по имени. Я игнорировала всех. Мой рюкзак выстукивал неровный ритм по коже спины. Я не могла остановиться; я не хотела останавливаться. Моя травмированная лодыжка пульсировала, но я продолжала бежать, огибая углы и обгоняя проходящих мимо любознательных студентов, словно была олимпийским спринтером. Никогда прежде я не была такой проворной, и это хорошо, потому что я не смогла бы замедлиться, даже если бы захотела.

Я вырвалась из главных дверей школы, и свежий воздух ворвался в мои легкие, несмотря на сильную одышку. Я направилась через парковку, лавируя между въезжающими и выезжающими автомобилями. Небо было темным и зловещим, что так прекрасно сочеталось с моим настроением. Было холодно, но мой свитер остался в шкафчике. Волосы развевались за спиной, словно знамя, словно парящий на ледяном ветру воздушный змей. Ступни топтали мокрый асфальт, а моросящий дождь капал на лицо, попадая в застеленные пеленой слез глаза.

Мчась сквозь ливень, я старалась выбросить из головы все мысли. Я просто хотела, чтобы странное и неестественное ощущение в моих внутренностях исчезло. Желудок бурлил и скручивался, угрожая избавиться от того скудного завтрака, который я успела съесть. Я понятия не имела, куда направлялась. Я не могла пойти домой и встретиться с матерью. Да и что я ей скажу? Хочу ли столкнуться ней? Я не могла поверить в сказанное мне Викторией. Такое просто невозможно. Если она так меня ненавидит, то, возможно, просто выдумала всю эту историю, как способ причинить мне боль.

Зачем ты врешь сама себе? Разве от этого станет проще пережить этот день?

И тут я вспомнила темный след, который видела на шее у матери накануне вечером. Теперь я могла представить, откуда он у нее взялась. Чужой муж его оставил. Я встряхнула головой, чтобы очистить мозг от запутанных мыслей, и влажные пряди волос тут же прилипли к лицу, норовя залезть в глаза. Но это не имело значения. И говорить было не о чем. Даже если бы мне удалось выдавить из себя слова, чтобы задать ей вопрос, такой вариант все равно был сомнителен. Я действительно не хочу знать. Я не хочу ничего знать об этом.

Я продолжала бежать и добралась до парка, в который ходила, когда была маленькой. Он пустовал, потому что погода была слишком ужасной, чтобы играть на улице. Одинокие качели поскрипывали, раскачиваясь на ветру взад-вперед, вызывая воспоминания о более счастливых временах моей жизни. Я пробежала мимо поржавевшей от времени горки, вспоминая, какое бессчетное количество раз в детстве съезжала вниз, визжа от восторга, а отец ждал меня внизу с раскрытыми объятьями, чтобы поймать. От этой мысли мне показалось, что грудная клетка сейчас просто взорвется, и это убьет меня. Мой шаг сбился, лоферы скользили и цеплялись на влажных листьях, усеивавших тротуар. Я вырвала свое сознание из ностальгии и сосредоточилась на асфальте под ногами.

Вдох, выдох. Вдох, выдох.

Дождь замедлился до измороси. Я бежала по главной улице города, шлепая по мутным лужам, мимо матерей, гуляющих с их тремя детьми. В закусочной обедали пожилые пары. А я продолжала бежать. Мои ноги все еще не были готовы остановиться. У меня был туманный и неопределенный страх, что как только я остановлюсь, мне придется столкнуться со своим сознанием, которое не хотело об этом думать. У меня было подозрение, что жизнь не должна быть такой сложной, когда тебе семнадцать лет. Ну кто бы мог представить?! А может, так тяжело было всем. Может, я вела себя как типичный подросток, полагая, что у меня одной такие проблемы.

Я бы даже рассмеялась, когда поняла, куда инстинктивно привел меня мой истощенный организм. Я обогнула угол цементного здания, как раз когда солнце пробилось сквозь облака. Оно осветило мокрую землю вокруг меня, отчего растения засверкали, словно в каком-то тайном райском саду. Я остановилась перед деревянной скамейкой для пикника, стоящей за офисом шерифа. Там сидел мой отец, наслаждаясь последними остатками чего-то вроде сэндвича с индейкой.

Он широко улыбнулся мне, демонстрируя белые зубы под темными усами. Мой отец, всегда такой красивый в своей форме.

– Белз, – приветствовал меня он. Его лицо было идеальным воплощением всего хорошего и радостного, что осталось у меня от детства. – Что ты тут делаешь?

Я так больше не могу. Мне нужна твоя помощь. Я не знаю, что случилось с моей матерью. Я чувствую себя эмоционально неустойчивой. Я впервые влюбилась. Он – все, о чем я думаю. Он единственное хорошее и настоящее в моей жизни, но мне не с кем об этом поговорить. Я больше не знаю, как отношусь к Богу, церкви и религии. Мне нужен кто-то, кто скажет, что все будет хорошо. Мне нужно поверить, что я переживу это.

Я хотела высказать ему все это и даже больше. Но единственное, что мне удалось, – это выдавить из себя «Папочка» и разрыдаться.

Я чувствовала себя полной дурой из-за того, что плачу так сильно, но каким-то образом мне удалось выдавить из себя в большей части отредактированную версию того, что со мной происходит. Отец просто сидел там, терпеливый и пребывающий в очевидном замешательстве, пока я пыталась успокоиться достаточно, чтобы выдать что-то более-менее связное, что не звучало бы как тарабарщина. Я не могла не рассказать ему хоть что-нибудь, потому что я выглядела бы полоумной, если бы просто попросилась пожить у него недельку. Отсутствие сна в последние два дня плохо на мне сказывалось. Я не могла успокоиться достаточно, чтобы вести себя как нормальная, рациональная личность. Это была Белла, которую он не видел с тех пор, как мне было семь и я содрала коленку на улице, когда училась кататься на велосипеде. Он вытащил платок из кармана униформы и протянул его мне с выражением отеческой заботы на лице. Я вытерла заплаканное лицо, прежде чем приступить к рассказу о моем подростковом горе.

Ох ты ж елки-палки, какую я тут девчачью драму разыграла. А дальше что? Я начну разглагольствовать о тех временах, когда была «отнюдь не так свежа», и тогда мы будем обсуждать мальчишек, поедая шоколадное мороженое?

Я рассказала отцу, что дела дома не очень хороши – и это если мягко выражаться. Я сказала, что чувствую себя эмоционально подавленной и что моя мать снова переживает одну из своих интенсивных фаз «религиозной мании». Мне было неудобно выдавать отцу информацию о возможных интимных отношениях моей матери с отцом Виктории. Во-первых, из-за того, что я до сих пор не знала, правда ли это. Во-вторых, это был не только мой секрет. Я просто сказала ему, что поссорилась с некоторыми детьми в Академии, что было правдой, если не вдаваться в болезненные подробности.

Когда я упомянула о ее бессвязном глоссолалии[4] накануне вечером, его лицо сразу перекосилось от гнева, и он успокаивающе обнял меня за плечи. Я знала, что отцу не понаслышке был знаком религиозный экстремизм моей матери. Вероятно, это была причина номер один, почему он решил расстаться с ней. Чарли не сказал об этом вслух, но я знала, что он, должно быть, чувствовал, что не достаточно защищал меня.

Как бы непостижимо это ни звучало, но я могла понять, почему он оставил меня с ней. Я была уверена, что он посчитал, что для нас обеих будет лучше оставаться вместе. Он был мужчиной, который жил кабельной телесетью спортивно-развлекательных программ и местным пивом, а я всего лишь маленькой девочкой. Он бы понятия не имел, как обо мне заботиться. И не было никакого способа показать ему, как мне жилось в доме, где не было его. Мать была уже не такой, как во время совместной жизни с моим отцом. Она стала совершенно новым человеком – крайне помешанным на своей религии.

Видя заинтересованное выражение лица отца, я решила, что настало время преподнести ему мою жизненную ситуацию. Я никогда раньше никуда не переезжала. Я всю жизнь прожила в одном и том же доме. Я не знала, как лучше поднять этот вопрос, поэтому решила просто двигаться вперед и нырнуть в это с головой. Обычно я бы долго колебалась, прежде чем коснуться этой щекотливой темы, но мое изнеможение, очевидно, развязало мне язык.

– Что ты думаешь о моем переезде к тебе? – выпалила я, нерешительно глядя на отца.
Мириады эмоций промелькнули на его лице. Они варьировались от удивления к радости и грусти. Он молитвенно сложил руки ладонями друг к другу и подпер ими подбородок.
– Я бы очень хотел, чтобы ты жила со мной, – хрипло ответил он. – Единственная причина, почему я сам не предлагал тебе этого, – потому что волновался, что это может навредить твоей матери. Я понятия не имею, как правильно воспитывать дочь-подростка. Посмотри на меня, – он махнул рукой, указывая на себя. – Я серьезно, Белз. Я скучный. Я всего лишь старик, которому нравится рыбачить, смотреть спортивные трансляции и дремать весь день на диване. Даже Сью с трудом мирится с этим, – пожал плечами он. – Я просто не думаю, что тебе захочется жить со мной. – Я закатила глаза на его последнее замечание, а он ласково улыбнулся мне. – К тому же, я знаю, что юной девушке действительно нужна ее мать.

Я почувствовала комок в горле и отвела взгляд. Он был прав на миллионе разных уровней, но в моих отношениях с матерью не было даже ничего близко похожего на нормальность. Я никогда не могла поговорить с ней о чем-то важном, и не было похоже, что такое положение вещей когда-либо вообще изменится.

Возможно, она просто не создана для того, чтобы быть матерью.

Печаль, охватившая меня от этой мысли, была мучительной. У меня никогда не было с матерью особой связи. Мы никогда не обсуждали мальчиков и не смеялись вместе над чем-то, что случалось в школе. Они никогда не улыбалась и не говорила, что гордится мной. Мое сердце разрывалось от горя. Я скучала по подобным сценам, будто со мной такой когда-то случалось. Было странно хотеть вернуться к тому, чего у меня даже никогда не было. Я скучала по воображаемому прошлому.

Отец похлопал меня по спине своей широкой ладонью, вырывая из угнетающих мыслей.

– Итак, когда ты хочешь собрать свои вещи и переехать?

Кончиками пальцев я выводила узоры на столешнице, опасаясь того, что собиралась сказать дальше.

– Наверно, я буду тем человеком, который скажет ей, что я съезжаю, – произнесла я. Мои сказанные шепотом слова относились к матери. Честно говоря, чувствовала я прямо противоположное (и предпочла бы, чтобы мне выжгли глаза раскаленной кочергой, чем поговорить с ней об уходе и переезде к отцу), но знала, что правильней всего будет сказать ей об этом лично. Это будет тяжело, но мне придется собраться и просто сделать это. Если она решит поссориться со мной из-за этого, тогда я просто приму это и перееду. Не похоже, чтобы она могла удержать меня там физически.

По крайней мере, я не думаю, что она сможет удержать меня там. Полагаю, она всегда может приковать меня в подвале...

Кроме того все еще оставалась проблема, о которой вроде как все знают, но предпочитают игнорировать, и которую нам нужно было обсудить: малолетний преступник и по совместительству мой парень – Эдвард. Я понятия не имела, как рассказать об этом моему вооруженному дробовиком отцу. Я чувствовала, что наверняка должна сказать об этом не тогда, когда плачу как малыш, нуждающийся во сне. Я хотела выглядеть взрослым ответственным человеком, тем, кто делает правильный выбор в жизни. Мне потребуется время, чтобы понять, что именно следует сказать. Я не могла позволить себе отнестись к этому наплевательски. Эдвард был слишком важен для меня.

Сейчас мне было о чем подумать, поэтому я смогла немного успокоиться. Я наклонилась и поцеловала отца в покрытую щетиной щеку.

– Я люблю тебя, пап. Спасибо, что поговорил со мной. Теперь я чувствую себя намного лучше. – Я посмотрела на свои колени и продолжила: – Есть еще несколько вопросов, которые мне нужно обсудить с тобой до того, как я на самом деле перееду. Кое-что может тебе не понравиться.

Я подняла взгляд, чтобы ценить его реакцию на мое заявление, и увидела, как он смотрит на меня с прищуром, который вызывал во мне ощущение, что он, возможно, уже знает, о чем я собираюсь сказать. Это невероятно напугало меня. Он выглядел так, будто собирался что-то сказать, но потом спохватился и просто утвердительно кивнул. Я облегченно вздохнула. Мне бы не помешало чуть больше времени, чтобы придумать достойные аргументы, почему отец должен позволить мне встречаться с моим парнем. Прямо сейчас я переживала, что любое высказанное оправдание закончится для обеих сторон кровопролитием.

Оставив отца доедать свой ленч, я бесцельно шаталась по Форксу. Несмотря на чувство истощения, я не была готова идти домой. Я достигла той точки своей бессонницы, когда была уверена, что не смогу заснуть, даже если захочу. В моей голове кружились всевозможные тревожные мысли. Прежде чем осознать это, я добралась до детской площадки, мимо которой пробегала чуть раньше. На улице все еще было сыро и довольно холодно, поэтому это место пустовало. Не было кричащих детей, дерущихся за качели. Не было суетящихся матерей, сидящих на деревянных скамейках и изливающих друг другу чувства за кофе в бумажных стаканчиках. Не было даже птиц в птичьей купальне – казалось, что все вот-вот обледенеет.

Да уж, в такую погоду хороший хозяин даже собаку на улицу не выгонит! Вряд ли рядом есть хоть кто-то постарше меня.

Местечко наводило жуть и будило во мне излишнюю меланхолию. Словно бы я была одна на всей планете. Однажды в детстве я проснулась после дневного сна и нигде не могла найти маму. У меня была паранойя на тему, что я никогда не была достаточно хорошей христианкой, поэтому пришла к выводу, что ее похитили. Я думала, что, наверное, это из-за того, что я не истинно верующая, Иисус решил оставить меня. Я носилась вокруг, крича во все горло, пока моя мама не поднялась из подвала, где расставляла банки с консервами. Она встряхнула меня за такую истерику и отправила в мою комнату, но я еще никогда в жизни не была так рада ее видеть.
Чувства, бурлящие внутри меня сейчас, до жути напоминали тот день. Во всяком случае, я решила побыть пока в это скверике. Мне действительно некуда было больше податься. Мой дом – не вариант, а у мисс Анжелы из библиотеки был выходной. Я потерла руки замерзшими ладонями, сильно сожалея о том, что забыла свитер. Да и губы у меня, наверное, посинели. Я подошла к одной из пустующих качелей и перевернула сидение, чтобы стряхнуть дождевую воду, прежде чем сесть на него. Я нерешительно качнула ногами вперед и слегка улыбнулась, когда сработал даже такой толчок в полсилы.

Кататься на качелях куда веселее, когда рядом есть кто-то, кто может тебя подтолкнуть.

От этой мысли я ощутила в груди невыносимую боль. Хотелось поговорить с Эдвардом. Он всегда знал, что сказать, чтобы вызвать улыбку на моем лице. Я даже пропускала мимо ушей его неуместные ругательства. Прежде чем осознать, что делаю, я сняла рюкзак и поставила его на колени. Расстегнув его, я стала рыться внутри, пока не нащупала сотовый, который носила с собой, словно тот был спасательным кругом. Я знала, что мой парень на занятиях, но предположила, что все равно могу ему позвонить и оставить сообщение на голосовой почте. Таким образом, я могу услышать его голос хотя бы на несколько секунд.

Боже милостивый, Белла, ты ведешь себя так смехотворно. Не могла бы ты перестать вести себя как психически больная?

Я проигнорировала свои негативные мысли и набрала номер Каллена. Я была невероятно удивлена, когда уже после второго гудка он снял трубку.

– Разве ты не должен быть на занятиях? – спросила я, раскачиваясь взад и вперед, подхваченная ветром. Опавшая листва кружила на асфальте рядом с беседкой. Выдохнув, я увидела, что изо рта идет пар. Белесый, словно облачко, клубок конденсата просачивается сквозь мои теплые губы. Сегодня будет действительно холодно.

Эдвард хмыкнул, и от этого грубоватого звука у меня по телу пробежала дрожь.

– Я решил взять день благоприятных условий для умственного труда, – беспечно ответил он.
Я пробежалась пальцами по холодным звеньям цепи, на которой держались качели, счастливая от того, что разговариваю с ним. Я представляла его теплое тело, прижимающееся к моему, и вздрогнула от сочетания тоски, желания и огромной потребности найти куртку.
– Значит, ты прогулял школу, – констатировала я, а он снова рассмеялся. – Ну что ж, я тоже. Не хочешь прогуляться со мной? – Последовала долгая многозначительная пауза, и я забеспокоилась, что, возможно, была слишком прямолинейна. – То есть, ты не должен. Наверно, у тебя уже есть планы. Не беда. Я просто найду себе другое занятие. – Я действительно не хотела, чтобы он чувствовал, будто обязан проводить со мной слишком много времени. Кроме того, мы ведь виделись вчера вечером. Может, встретиться еще и сегодня было слишком скоро? А чем занимаются настоящие пары?

Боже правый! Эта бессмыслица в отношениях такая сложная штука. А еще я думаю, мне не помешало бы прилечь. Мои внутренние монологи даже для меня становятся лишенными смысла.

В ответ на мою нелепость Эдвард только фыркнул, а я боролась с желанием разочарованно ударить себя по лицу. Было бы здорово прожить день и не попасть в неловкое положение. Не похоже, чтобы это когда-нибудь случилось.

– Черт возьми, Белла, притормози. Ты однозначно сбрендила, если решила, что я не хочу проводить с тобой время.

Я улыбнулась, в очередной раз очарованная более чем нетактичным способом Каллена выражаться. Наверно, было неправильно получать такое удовольствие от его грубости, но я ничего не могла с собой поделать. Каждый раз, когда Эдвард начинал ругаться, мое сердце трепетало. Что бы это могло значить? Может, я какая-то странная извращенка? Внезапно я осознала, что он все еще говорит, а я не обращала на это никакого внимания, потому что была слишком занята тем, что снова отключилась и погрузилась в свои сексуальные фантазии. Больше чем когда-либо, мне захотелось, чтобы в моей голове был выключатель.

– Я просто онемел от того факта, что ты прогуляла уроки, – в шутку сказал Эдвард. – Или ты хочешь сказать, что твоя чудаковатая христианская школа сегодня закрыта? А может, сегодня какой-то святой день Иисуса, о котором я забыл?

Я закатила глаза, не подумав о том факте, что по телефонной связи Каллен не может меня видеть.

– Ах да, Эдвард. Это церковный праздник, специально введенный для чествования несовершеннолетних правонарушителей. Я удивлена, что ты не слышал о нем ранее. Ты же празднуешь его каждый день.

Он подыграл мне, наслаждаясь моим дружеским подшучиванием.

– Якорь мне в бухту! Прости, я совсем забыл, – злорадно ответил он. – Напомни мне, какие праздничные действа устраиваются каждый год в этот день? Там задействованы голые тела? Пьяный разгул? Возможно, оргии?

Я улыбнулась, ковыряясь носком влажной туфли в деревянной поверхности под ногами.

– На самом деле, обычно парень покупает своей девушке горячий шоколад в местной закусочной.
Вряд ли прошло больше секунды, прежде чем он спросил с улыбкой в голосе:
– Куда мне за тобой заехать?

Эдвард подхватил меня меньше, чем через десять минут после того, как положил трубку, заставив всерьез задуматься над тем, обращает ли он внимание на скоростной режим. Это явно чудо, что его до сих пор не лишили водительских прав. Никаким человеческим способом Каллен не мог проделать путь через весь город быстрее, если бы ехал с положенной скоростью в двадцать пять миль в час. Разве что его «Вольво» собрал доктор Браун из фильма «Назад в будущее». Когда я в шутку упомянула об этом, на лице моего парня возникло такое смущенное выражение, словно он понятия не имел, о чем я говорю. Тогда я смутилась от того, что ссылалась на мелочи из 1985 года (того времени, когда мы оба еще даже не родились), потому что не знала о тенденциях современной поп-культуры. Единственная причина, по которой я знала о Делоране[5], это потому что мой папа смотрел фильм по телевизору, когда я была маленькой. Иногда у меня возникало ощущение, что люди должны смотреть на меня, как на пришельца с другой планеты или, возможно, спустившуюся с гор.

В салоне автомобиля Эдварда было блаженно тепло, но мое тело начал бить озноб от резкой смены температуры. Он взглянул на меня и покачал головой, прежде чем немедленно снять свою куртку. Я с благодарностью приняла ее, даже не думая протестовать. Похоже, я едва не замерзла насмерть. Накинув на себя его куртку, я ощутила, как меня окутал его приятный пряничный мальчишеский аромат. Я радостно вздохнула, а он пробормотал что-то себе под нос, и я могла поклясться, что услышала, как он сказал что-то про «подружек с фарами», но это не имело абсолютно никакого смысла. Я уже начала задумываться над тем, что недостаток сна вызывает у меня полную потерю рассудка.

Каллен остановился перед закусочной, а затем обошел машину, чтобы открыть для меня дверцу. Он нахмурился, когда заметил, что я уже начала открывать ее сама.

– Дверь открываю я, идет? – сказал Эдвард, помогая мне выйти из авто. – Это пацанячья работа. А ты заставляешь меня выглядеть засранцем.

Это крайне шовинистское заявление заставило меня закатить глаза.

– Какой, по-твоему, год на дворе, пятьдесят пятый? Я вполне способна позаботиться о себе. – Я поскользнулась на мокром участке тротуара, а Эдвард успел подхватить меня, чтобы удержать в вертикальном положении, смеясь над крайне непродолжительной жизнеспособностью моего заявления. Я ткнула его локтем в бок и целенаправленно пошла открывать дверь в закусочную самостоятельно. – И тебе не нужна помощь, чтобы быть «за***цем». Ты и сам прекрасно с этим справляешься, спасибо тебе большое.

Эдвард ахнул в притворном недоумении, прежде чем сгрести меня в медвежьи объятья и уткнуться мне в шею своим заросшим щетиной лицом.

– Почти ругательство из благочестивых уст мисс Придиры! Я удивлен – и немного возбужден. – Его голос заглушали мои волосы, а губы покусывали нежную кожу за моим ухом, заставляя меня хихикать. – Как на счет того, чтобы забить на горячий шоколад и вернуться в машину. Обещаю, оно будет того стоить.

Он пробежался вверх-вниз своими теплыми руками по моим бокам, скрытым курткой, вызывая ощущение, будто я готова напасть на него прямо в дверном проеме. Обедающие в закусочной люди, наверняка, наблюдали за нами, но мне было все равно. Я всерьез подумывала принять его предложение. Чувствовать его было слишком замечательно. Мне не хотелось, чтобы он когда-нибудь прекращал прикасаться ко мне. Он откинулся назад и усмехнулся своей идеальной кривоватой улыбкой, заметив почти капитулировавшее выражение моего лица. Я закрыла глаза, когда он наклонился вперед, чтобы поцеловать меня в подставленные для поцелуя предвкушающие губы.

– Хватит критиковать свою подружку и садись, извращенец, – донесся глубокий голос из дальней части закусочной.

Я выглянула из-за плеча Эдварда и увидела весело машущего мне из одной из кабинок вдоль стен Джейка.

Эдвард покачал головой и застонал, прежде чем наклониться и целомудренно прижаться к моим губам, добавив:
– Этот парень просто гребаный кайфолом, – простонал он, ведя меня к столику. Мы уселись напротив Джейка, и только тогда я осознала, что он не один.
– Привет, Белла, – сказала Леа, тепло улыбаясь мне. Я улыбнулась ответ, обрадованная встречей с ней. Хотя ее мать была знакома с моим отцом уже много лет, мне никогда не удавалось выбраться, чтобы повидаться с Леа Клируотер. Из-за недостатка свободного времени мы виделись нечасто – всего несколько раз в доме моего отца и однажды в участке. Мне она казалась очень приятной. Мне всегда хотелось иметь возможность общаться с ней почаще. Я взглянула на столешницу и увидела, что они с Джейком держатся за руки, а Блэк смотрела на нее так, что это можно было бы описать только как глаза игрушки с бегающими зрачками. Над его головой должны кружить мультяшные сердечки.

Быть может, если они продолжат встречаться, и я продолжу встречаться с Эдвардом, то у меня появится еще один друг – девушка, с которым я смогу общаться.

Я покачала головой, удивляясь, какой патетический оборот приняли мои мысли, и поблагодарила официантку, вручившую мне меню. Я опустила взгляд на меню, словно до этого не видела его бессчетное количество раз. Эдвард обнял меня за плечи, а я прижалась к его боку, наблюдая за тем, как они с Джейкобом, смеясь, дразнят друг друга, пока Лея не прервала их язвительным комментарием. Она была такой смешной. Я подумала, что они с Элис могли бы подружиться. Возможно, они бы чудесно поладили.

Мы сделали заказ, и официантка принесла мой горячий шоколад. Я обняла дымящуюся чашку озябшими пальцами, нежась в исходящем от нее тепле. Как только я поднесла ее к губам, чтобы сделать первый глоток, то застыла на месте. Я сидела в ресторане со своим парнем, и он покупал мне еду.

Ах ты ж леденцовый кораблик! Это то, о чем я думаю?

Должно быть, я больше минуты просидела, держа кружку у губ, потому что Эдвард помахал рукой перед моим лицом, пытаясь вывести меня из транса. Я напряглась, словно натянутая струна, и вдруг невероятно занервничала. Я знала, что с моей стороны это глупо. Мы уже провели вместе так много времени и делали такое, что заставляло меня краснеть, едва только стоило об этом вспомнить, но я не могла ничего с собой поделать. Сама только мысль о том, чем это может быть, вызывала у меня нетерпение и беспокойство.

– Что случилось, Принцесса? – пробормотал Эдвард прямо мне на ухо. Его теплое дыхание щекотало меня, и от этого волосинки на руках становились дыбом.

Я посмотрела через стол, чтобы убедиться, что Леа и Джейк не слушают, надеясь, по крайней мере, избавить себя от смущения. Затем я наклонилась как можно ближе, потому что моя паранойя зашкаливала.

– Эдвард, – прошептала я, – это свидание?

Каллен выглядел крайне озадаченным моим вопросом, но медленно утвердительно кивнул.
Я снова взглянула на Леа и Джейка, и они выглядели так, будто готовы наброситься друга на друга прямо в кабинке. Они не обращали на нас ни малейшего внимания. Я подняла глаза на Эдварда и сглотнула.

– Как ты думаешь, что мне нужно делать?

Каллен поперхнулся глотком колы, который только что сделал, поэтому быстро прикрыл рот салфеткой. Я почувствовала мимолетное беспокойство, потому что стала причиной того, что он закашлялся, пока не поняла, что это произошло. Потому что он смеялся надо мной. Глядя на него, я нахмурилась и скрестила руки на груди.

– Это был серьезный вопрос! – зашипела я, но это только сильнее рассмешило его.

Наконец, он взял себя в руки, но его губы все еще подергивались от едва сдерживаемого веселья. Затем он взял в ладони мое нахмуренное лицо и поцеловал в губы.

– Ты молодец, Белла. – Он погладил горячую кожу моих щек большими пальцами, и я почувствовала, как мое лицо вспыхнуло от его непосредственной близости.
– Ты правда так думаешь? – спросила я, прижимаясь к его ладони, словно изголодалась по ласке. Когда наши отношения только начинались, я была совершенно невежественной. Я чувствовала, что мне повезло, что это не слишком отталкивает Эдварда.

Он улыбнулся и нежно погладил мою щеку, словно я была его драгоценностью.

– Конечно, правда. Ты чертовски идеальна. – Он чмокнул меня в кончик носа и откинулся на спинку сидения. – А теперь допивай свой горячий шоколад, и мы уберемся отсюда ко всем чертям. Я бы хотел побыть наедине с собой, подальше от этого гребаного мудака.

Я оглянулась на Джейка и увидела, что он корчит нам с Эдвардом целующиеся рожицы, выглядя при этом, как абсолютный болван. Леа дала ему подзатыльник, и Блэк крякнул от боли.

– Больно же, женщина! – пожаловался он, потирая ушибленное место и хмуро глядя на нее сверху вниз. – Прояви немного уважения.

Леа фыркнула и демонстративно засунула в рот картошку.

– Ага, я выкажу каплю уважения, когда ты перестанешь вести себя как пятилетний. Будем надеяться, что тычок поставил тебе некоторые клетки мозга на место. И что они, возможно, даже начнут работать.

Я прикрыла рукой рот, пытаясь скрыть тот факт, что смеюсь, но Джейк поймал меня с поличным и нахмурился.

– Пожалуйста, не поощряй ее сварливое поведение, – сказал он и вздрогнул, когда Леа протянула руку, якобы чтобы отвесить ему еще один подзатыльник. – Черт возьми, Эдвард. У нас здесь слишком много эстрогена. Пожалуйста, скажи мне, что Элис не собиралась появиться, и мы не окажемся в реальном меньшинстве. Я буквально чувствую, как мои шары съеживаются от ужаса.

Эдвард сделал еще один глоток своей колы и пожал плечами.

– Я даже не знаю, где ее черти носят, – ответил Каллен. Он стащил из тарелки Леа несколько кусочков фри, и она выглядела так, словно готова вонзить вилку в его руку. – Она ушла утром еще до того, как я проснулся. – Эдвард махнул рукой с картошкой сторону Джейка. – И, к твоему сведению, у тебя, блять, нет шаров. Даже у коротышки Элис больше тестостерона, чем у тебя.

Я протянула руку и выхватила картошку из руки Эдварда, спрятав ее у себя во рту.

– Откуда ты знаешь про его шары? – невинно спросила я, отпивая еще немного своего горячего шоколада.

Эдвард уставился на меня с таким видом, словно бы я обманным маневром ударила его в промежность. Джейк взвыл от смеха.

Леа придвинула ко мне свою тарелку, предлагая доесть оставшуюся картошку.

– Кажется, мы с тобой поладим, Белла.

Эдвард бросил на нее мрачный хмурый взгляд, но девушка проигнорировала его.

– Хочешь кетчупа? – спросила она, хлопая Эдварда по руке, когда он потянулся за еще одной картошкой. Каллен показал ей невероятно неприличный жест, а Леа рассмеялась.
– Хватит ныть, – поддразнила она его, нагнувшись через стол и потрепав его по щеке. – Ты просто злишься, потому что я красивей, чем ты.

Как только открылась входная дверь в закусочную, впуская в помещение поток холодного воздуха, меня снова бросило в дрожь. Мы все подняли глаза и заметили, как вышеупомянутая Элис вошла вместе с симпатичным парнем в рваных джинсах, подозрительно похожим на мистера Джаспера. Раньше я никогда не видела его без рабочего костюма. В повседневной одежде он выглядел намного моложе. Он был одет в серую футболку с надписью «Стикс» впереди. Выглядел он немного глупо, потому что сначала я подумала, что мистер Джаспер собирается ходить и пропагандировать реку из греческой мифологии. Они с Элис держались за руки. Когда они подошли к стойке, мистер Джаспер наклонился и подарил Элис долгий, продолжительный поцелуй в губы. Из этого я сделала вывод, что у них, должно быть, тоже свидание.

Иисусе небесный, неужели никому из нас больше не надо ходить в школу? Такое впечатление, что половина класса скрывается в этой закусочной.

Джейк со смущенным видом повернулся к Эдварду.
– Кто, черт возьми, этот чувак? – спросил он, а затем перебил, когда Эдвард собрался ответить. – Не обращай внимания. Я даже рад, что она здесь. Мне как раз нужен конспект лабораторной по химии, на которую я сегодня забил. – Блэк повернулся на своем стуле и сложил ладони рупором. – Элис! Мы здесь!

Она сразу заозиралась по сторонам, крутясь юлой, а с лица сошла вся краска, когда она поняла, кто окликнул ее по имени. Мистер Джаспер осторожно выглянул и улыбнулся, сразу же узнавая Эдварда и меня. Он взял ее за руку и потянул к нашему столику. Элис так неохотно перебирала ногами, словно ее вели на собственную казнь.

Она умоляюще посмотрела на меня, а я закусила губу. Я не знала, что мне следует делать, но знала, в чем была проблема – она все еще не сказала мистеру Джасперу сколько ей на самом деле лет. И сейчас была отличная возможность огорошить его этой новостью, и последствия будут весьма неутешительные.

– Как дела, ребята? – нервно поинтересовалась Элис. Казалось, напряжено все ее тело, будто она могла лопнуть в любую секунду. Я могла лишь посочувствовать ей. Я знала, что значит врать о том, что для тебя важно. Это вызывало ощущение, будто ты одновременно готова блевать и плакать. Неприятное чувство.
– Мы могли бы просто уйти, – спокойно ответил Эдвард, толкнув меня плечом, чтобы подобраться к моим ступням. Я взглянула на него, он подмигнул мне, и я выдохнула с огромным облегчением. Он понимал, что происходит, и пытался найти деликатный способ, как нам покинуть ресторан, не вынуждая Элис и мистера Джаспера оказаться в неловкой ситуации. Я бы поцеловала Каллена за то, что он такой невероятно милый и заботливый по отношению к своей сестре.
– Подожди, – сказал Джейк, хватая Лиа за руку, когда она встала, чтобы выйти из кабинки. – Я хочу спросить у Элис, не одолжит ли она мне свой конспект по химии.
Мистер Джаспер призадумался.
– Ребята, а вы вместе ходите на занятия? – спросил он у Элис, обняв ее за талию. Она медленно кивнула; лицо ее побелело, как молоко. Напряжение вокруг нас стало настолько густым, что его можно было бы резать ножом. Я начала потеть, сидя завернутая в куртку Эдварда; словно это я была той, кто вот-вот попадет в неприятности. Открытое столкновение всегда вызывало у меня приступ тошноты.
– Так он у тебя есть или нет? – не унимался Джейк.

Элис судорожно огляделась по сторонам, а затем отрицательно покачала головой. Джейк застонал и уткнулся лицом в свои руки, выглядя чрезвычайно драматично.

– Господи, я же провалю завтрашний тест. Мать убьет меня. – Он с надеждой посмотрел вверх, его спутанные волосы упали ему на глаза. – Не хочешь позаниматься завтра вместе в кафетерии? Ты могла бы проверить у меня знание элементов.

Отмена! Отмена! Ситуация принимает отвратительный оборот!

Элис стала копаться у себя в сумке, глядя в пол.

– Конечно, – пробормотала она, – только давай обсудим это завтра, хорошо?
Джейк согласно кивнул, и они с Леа встали из-за стола. Я немного расслабилась, думая, что нам удалось избежать взрывоопасно ситуации. Элис и мистер Джаспер скользнули в кабинку, и мы стали прощаться.
– У тебя завтра есть занятия? – спросил у Элис мистер Джаспер, потянувшись через стол, чтобы взять ее за руку. – Я подумал, что может быть мы могли бы посмотреть документальный фильм в кинокомплексе, если ты не занята.

Джейк расхохотался, словно мистер Джаспер сказал что-то смешное.

– Удачная шутка, чувак. – Джейкоб обернулся, чтобы посмотреть на Элис, которая уставилась на него с таким выражением лица, словно хотела прикончить на месте одной лишь силой мысли. Блэк же абсолютно забыл о своем несчастье и продолжал говорить, как ни в чем не бывало. – Если ты пропустишь два дня подряд, то тебя оставят после занятий.

Я наблюдала за происходящим, словно это был теннисный матч в аду. Я посмотрела на Элис, затем на мистера Джаспера, снова на Элис, потом на Джейка и опять на Элис. У меня даже голова закружилась. В конце концов, я сосредоточилась на мистере Джаспере, потому что уже предчувствовала, что сложившаяся ситуация – мина замедленного действия, а он выступает катализатором.

Я видела, как он обдумывает сказанное Джейком, снова и снова прокручивая это у себя в уме. Он начал барабанить пальцами по столу – иногда я видела, как он делает так, когда имеет дело с особенно сложным запросом.

– В университете теперь оставляют после занятий? – спросил он наконец, глядя на Элис в ожидании подтверждения.

Младшая Каллен раздумывала над ответом, допивая остатки колы Эдварда и вертя в руках соломинку. Руки Элис дрожали, поэтому она уронила ее на стол. Я чувствовала, что для нее это было ужасно. Мистер Джаспер уставился на нее, так и не взяв одну из ее вялых ладоней в свою.

– Элис? – пробормотал он.

Я была вся как на иголках. Эдвард взял мою ладонь и сжал ее, пытаясь утешить меня. Я понятия не имела, что Элис скажет мистеру Джасперу, чтобы выпутаться их это истории. Я посмотрела на Леа, и она выглядела такой же нервной, как и я. Я не знала, как много Леа знает о ситуации, но она, похоже, девушка сообразительная. Я была уверена, что она уже решила, что нужно сделать.

Джейк же, очевидно, понятия не имел. Он вел себя как визгливый щенок-переросток, который не может заткнуться.

– Какого черта ты несешь? – сказал он, глядя на мистера Джаспера, словно тот за последние пять минут сошел с ума. – Мы учимся не в университете, а в средней школе Форкса.

---

[1] Перлинь – корабельный пеньковый трос толщиной в 10-15 сантиметров.
[2] Перевод Deruddy.
[3] Джеки Кей – британская (шотландская) писательница.
[4] Глоссолалия (по представлению некоторых конфессий) – это разговор с Богом на незнакомом и непонятном для самого говорящего и для окружающих его людей языке. Сторонники утверждают, что глоссолалия является одним из даров Святого Духа. Этот дар, по их мнению, отличает истинность церкви и «настоящих» христиан. Их оппоненты утверждают, что в этих текстах речь идет об известных обычных человеческих языках, а отнюдь не о «тарабарских».
[5] DeLorean DMC-12 – спортивный автомобиль, который выпускался в Северной Ирландии для американской автомобильной компании DeLorean Motor Company с 1981 по 1983 год. В данный момент производится под заказ или восстанавливается в DMC Texas. Обычно его называют просто DeLorean, поскольку это была единственная модель, выпускавшаяся компанией. В DMC-12 были использованы двери типа «крыло чайки». Автомобиль имеет интересный дизайн и наиболее известен тем, что фигурировал в качестве машины времени в кинотрилогии Роберта Земекиса «Назад в будущее».