По мере того, как стук в дверь Эдварда становился все настойчивей, я размышляла о своем недавнем жизненном выборе. Я лгала, плела заговоры против моих кровных врагов и почти что прелюбодействовала с парнем, которого знаю меньше недели. Все эти грехи, казалось бы, бледнели на фоне идеи, что я только что кого-то убила. Я продолжала разглядывать фигуру Эдварда на смятых простынях его кровати.

Пожалуйста, Господи, пусть он еще жив. Я сделаю все что угодно.

Как только я собралась с криком выбежать из комнаты, Эдвард открыл глаза и сонно улыбнулся мне. Приподнявшись, он погладил меня по ноге теплой рукой, затем взъерошил свои волосы и зевнул. Казалось, он совершенно не обращал внимания на таинственного кого-то, так настойчиво колотящего в его дверь в данный момент, – или на то, что я выгляжу так, словно призрака увидела.

– Боже, это было чертовски невероятно, – пробормотал он. Он растянулся на постели, словно ленивый тигр, безразличный к тому, что мы оба были покрыты странной липкой жидкостью, пришедшей, казалось бы, из ниоткуда.

Ладно, не из «ниоткуда». Оно выстрелило прямо из его мужских частей. Я была абсолютно шокирована. И понятия не имела, что должна делать.

Боже правый! Что только что произошло?

Похоже, Эдвард наконец-то заметил мой ступор. Он сел, чтобы снять футболку, а затем воспользовался ею, чтобы деликатно очистить мои пальцы, а затем бодренько вытереть свои грудь и живот. Он даже использовал одежду, чтобы вытереть область, окружающую его интимные части тела, прежде чем натянул джинсы обратно на себя. Я просто смотрела на него, не уверенная, уместно ли говорить что-нибудь в данный момент – и стоит ли говорить вообще. Непрекращающийся стук мешал мне сосредоточиться.

Стук нежданный в двери…[2] где я, черт возьми, внутри «Ворона» По?[3] Я теряю весьма любимый мною разум!

– Ты в порядке? – спросил он, наклоняясь вперед, чтобы поцеловать мои расслабленные губы. Когда я не ответила, он взял меня за плечи и легонько встряхнул, выводя меня из литературных грез.

– Эдвард, – прошептала я и осторожно посмотрела в сторону двери. Кажется, стук временно прекратился, но я не хотела рисковать ни единым шансом быть подслушанной в своем вопросе. – Что за флип это был?

Когда он взглянул на меня, смущение читалось в красивых чертах его лица. Я пошевелила пальцами и указала на его, теперь уже закрытый, пах.

– Что это за… слизь вытекала из тебя?

Он покачал головой, выглядя так, словно не верил, что я только что сказала это.

– Господи Иисусе, Белла. Я все забываю, насколько ты невинна. Это была малафья[4]. – От моего растерянного вида глаза его расширились еще больше. – Ну, знаешь, детское тесто[5]? – Он поднялся с кровати и взял одну из своих многочисленных мятых футболок, надевая ее через голову. Наверно, я все еще выглядела растерянной, потому что он начал говорить громче, более четко проговаривая каждое слово, словно у меня были проблемы со слухом. – Сперма. Ты что, совсем ничего о сексе не знаешь?

По какой-то необъяснимой причине я жутко на него рассердилась. Не моя вина, что меня всю жизнь отгораживали от этой стороны жизни. Он не должен был так усложнять мне жизнь.

– Вот откуда, черт тебя дери, я должна была знать о таких вещах, а? – прошипела я, совершенно возмущенная его бездумным высказыванием. – Где бы я узнала об этом? На улице?
Он подошел, чтобы присесть рядом, а я боролась с желанием разбить его идеальный нос.

Какой же тупой придурок.

Стук в дверь снова возобновился, и я съежилась под боком у Эдварда, боясь, что мои мать или отец в конце концов поймут, дурачествами какого рода я тут занимаюсь, и решат выволочь меня отсюда.

– Эй, не грузись. – Он обнял меня рукой и крепко прижал к себе. – Я такой гребаный придурок. Прости, если это было для тебя странно. Полагаю, мне следовало быть более внимательным.

Я кивнула, все еще обеспокоенная тем фактом, что кто-то стучит в дверь, а я, кажется, единственная, кто это заметил.

– Ты разве не собираешься открыть? - спросила я. Мой голос дрожал от смеси страха и нервозности. Мне казалось безумием, что он не обеспокоен наличием кого-то по ту сторону двери… например, это мог быть мой отец с дробовиком.

Если это мой отец, я спрячусь под кровать. Если мать – добровольно выброшусь из окна.

– О, точно. – Он посмотрел на дверь, а потом снова на меня. – Почему бы тебе не пойти в ванную и не привести себя в порядок, а я пока разберусь тут, ладно?

Я почти помчалась в ванную. Никогда в жизни еще не была более благодарна за такой момент уединения, чтобы собраться с мыслями. Дверь закрылась за мной с мягким щелчком, и я была рада просто минутку постоять в темноте и перевести дыхание. Я вдохнула, затем выдохнула, стараясь успокоить свои натянутые нервы и неровное дыхание. Когда же я, наконец, начала чувствовать себя менее безумной, то щелкнула выключателем, находящимся рядом с дверью, и была встречена зрелищем сверкающего кафеля и сияющего фарфора. Я подошла к гигантскому зеркалу, предназначенному для самолюбования, и удивилась чистоте пространства. После лишнего хлама и беспорядка, встретившего меня в комнате Эдварда, я ожидала столкнуться чем-то ужасно противным. В конце концов, это же ванная комната парня.

Это пространство безупречно! Мистер Клин гордился бы[6].

Вымыв руки в одном из умывальников из искусственного мрамора, я с глупым видом вытаращилась на массивную душевую кабину из черного гранита с несколькими лесками для душа и почти начала исходить слюной от вида огромного джакузи. Мой злобный умишко сразу стал придумывать, как было бы удивительно и прекрасно попасть туда в самое ближайшее время.

«Ты что, с ума сошла? – заорало на меня мое внутреннее сознательное, подозрительно похожее на мою мать. – Ты только что занималась совершенно неадекватным поведением, а теперь обдумываешь постыдное купание с Эдвардом? Да что с тобой не так?»

Я пыталась игнорировать своего внутреннего нытика и сосредоточиться на вытирании рук одним из необыкновенно мягких полотенец для рук. Это египетский хлопок? Ух ты!

Я еще раз взглянула в зеркало, отчаянно пытаясь укротить свои непослушные волосы, которые, видимо, решили запутаться всеми возможными способами. Я пригладила их, как могла, а затем повернулась к двери. Потянувшись к дверной ручке, я услышала голоса, доносившиеся из спальни.

Немедленно обернувшись, я увидела в зеркале свой удивленный взгляд.

Ты забыла об этом, не так ли, Изабелла? Мое подсознание снова завело в моем мозгу шарманку матери. Я обхватила лицо руками и тряхнула головой, чтобы избавиться от ее голоса. А ты думала, что произойдет? Что тебе удастся скрыться после такого аморального поведения совершенно безнаказанной? Тебе должно быть стыдно за себя, бесстыдница.

– Заткнись! – зашипела я в зеркало. На меня смотрели мои же, полные злости, глаза; я задыхалась, легким не хватало воздуха. – Я не обязана тебя выслушивать! Здесь я главная, а не ты. Я!

Боже упаси меня, теперь я еще и сама с собой разговариваю. Я действительно порчу свою репутацию.

Расправив плечи, я заставила себя успокоиться. Не важно, моя ли мать находится по ту сторону двери или там была царица Савская. Если я собираюсь перейти к взрослым отношениям с Эдвардом, то должна достаточно подрасти, чтобы принимать последствия своих действий.

Даже если это значит, что моя мать убьет меня и закопает тело под нашим домом.

Я вытянула дрожащую руку, пока мой непостоянный мозг не изменил мое решение. Я открыла дверь ванной, робко ступая в мягкий свет спальни Эдварда. Женщина с волнистыми волосами цвета карамели стояла у двери, безупречно одетая, как модель с обложки журнала мод. Ее симпатичная розовая блуза и простая юбка подходили ее красоте, и я, в своем потрепанном кардигане, тут же ощутила себя одетой относительно безвкусно. Я подняла руку, чтобы еще раз пригладить пальцами волосы, а она повернула голову и очаровательно мне улыбнулась.

– Ты, должно быть, Белла, – мелодичным голосом произнесла женщина. – Я Эсми, мама Эдварда. Так приятно наконец познакомиться с тобой.

Она пошла ко мне навстречу с раскрытыми объятьями. Я удивленно застыла, когда она стиснула меня в весьма крепких объятьях. Аромат гардений распространялся от нее приятными волнами, когда она меня обняла. Там был еще один запах, что-то незнакомое. По какой-то непонятной причине он напомнил мне о рождественской елке.

Я неловко похлопала ее по спине, не привыкшая к столь явному проявлению эмоций.

– Мне тоже приятно с вами познакомиться, миссис Каллен, – пробормотала я, стараясь сдержать себя, чтобы не начать заикаться. Его мать казалась чрезвычайно приятной, если не считать чрезмерно дружелюбного отношения к незнакомым людям.

– Спасибо тебе за время, проведенное с Эдвардом, – театрально прошептала она мне на ухо, когда наши объятья стали казаться бесконечными. – Думаю, просто он очень одинок, а из того, что он рассказал мне о тебе, ты, похоже, хорошая девушка, которая позаботится о нем.
Я услышала, как Эдвард прочистил горло, и выглянула из-за плеча миссис Каллен, чтобы увидеть, как он хмурится, морща лоб.

– Эсми, ты же в курсе, что я тебя слышу? – Он шагнул вперед, чтобы прервать наш физический контакт, а затем схватил мать за руку, чтобы не позволить ей упасть, когда она пошатнулась на своих четырехдюймовых каблуках.

– Ну-ну, тише, – хихикнула она, погрозив пальцем полу. – Оставайся здесь, пол.

На шее Эдварда начало проступать багровое пятно, и он немедленно потащил свою мать к выходу из своей спальни.

– Увидимся позже, ладно? Возвращайся вниз, к своему джину, и оставь нас, детей, на некоторое время в покое.

Я заперла в тупом изумлении, когда осознала, что дружелюбное отношение матери Эдварда к гостям не было естественным – она была абсолютно пьяна, а ведь еще даже не середина дня. Мне сразу же стало жутко за бедного Эдварда, который выглядел так, словно опьянение его матери его оглушило. Наконец ему удалось вытолкать ее за дверь, и она развернулась на каблуках к нам лицом. Ее улыбающиеся зеленые глаза были почти точной копией глаз Эдварда. Сходство было сверхъестественным.

– Ладушки, птенчик. Развлекайся тут – только не слишком усердствуй, если понимаешь, что я имею в виду. – Она протянула руку, чтобы погладить сына по лицу, а он дернулся, бросив на нее хмурый мрачный взгляд. – Ну, Эдвард, прекрати вести себя так по-детски. Это малопривлекательно.

Я слышала, как он пробормотал себе под нос ругательства, и наблюдала, как миссис Каллен машет мне на прощание. Теперь я полностью могла понять, откуда у Эдварда отсутствие родительского надзора. Это заставило меня задаться вопросом, каким же был его отец, если мать такая запойная. Было чудом, что Эдвард не бросил школу и не сбежал из дома.

– До свидания, Белла, – радостно пробормотала она. – Приятно было с тобой познакомиться. – Я нерешительно улыбнулась и помахала ей в ответ. Она качнулась назад, но смогла выровняться самостоятельно, а потом жестом указала на мой верх. – Дорогая, тебе бы, пожалуй, лучше знать, что твоя кофта наполовину расстегнута.

Я посмотрела на себя и удивленно ахнула. Я была так удручена увиденным, что, несмотря на пребывание в ванной комнате с причудливым огромным зеркалом, не заметила, что мой бюстгальтер наполовину торчит наружу. Я сложила руки на груди и побагровела от смущения.

– О, да не переживай ты об этом, милая, – сказала она. Проглоченные слова звучали почти неразборчиво. Я едва могла понять, что она говорит. – Я уже со счета сбилась, сколько полуголых девиц видела выходящими из комнаты Эдварда. По сравнению с ними ты кажешься куда симпатичней.

Затем она ушла, весело стуча каблуками по деревянному полу коридора.

Совершенно ошарашенная, я повернулась к Эдварду.

Что здесь только что произошло?

– Дамы и господа, удивительная комедия в стиле Эсми гребанной Каллен, – сухо произнес он, с треском захлопнув за собой дверь.

Я решила, что после пошатывающегося ухода матери Эдварда на ее модных каблуках в его спальне мы провели уже достаточно времени наедине. В незнании о том, что «свечу» перед леди своим лифчиком, я могла винить лишь отсутствие собственной наблюдательности. И надеяться, что она достаточно пьяна, чтобы позже не вспомнить об этом инциденте.

Когда я сказала Эдварду, что готова спуститься вниз и отправиться на поиски Элис, он категорично заявил, что нам следует остаться наверху в его комнате еще на некоторое время. Однако я в своем намерении была непреклонна. Я пришла в дом Каленов с определенной целью, и это явно не полуобнаженное кувыркание в постели с моим новым парнем.

Мой новый парень. От этой прекрасной мысли на моем лице расплылась глупая улыбка. У меня есть парень!

Я заставила себя перестать вести себя подобно легкомысленной школьнице и целенаправленно игнорировала несчастные вздохи Эдварда и его капризно надутые губы. Губы, которые было так приятно чувствовать прижатыми к моим. Губы, которые, вероятно, могли бы путешествовать по моему телу, чтобы поцеловать разные интересные места...

Подождите, о чем это я?

Я скрестила руки и заставила себя нацепить на лицо строгое выражение. В конце концов, он уступил (хотя и пробормотал по этому поводу несколько весьма красочных ругательств) и вывел меня из своего подросткового логова беззакония. Мы миновали несколько коридоров и прихожих, наполненных явно недешевым антиквариатом. Я бы, наверно, на год заблудилась в лабиринте дома Эдварда, если бы его не было рядом, чтобы направлять меня. Наконец мы достигли такой огромной, девственно чистой кухни, что Розали зарыдала бы от радости. Все бытовые приборы были моделей профессионального уровня, что выглядело смехотворно дорого.

Элис сидела на одной из сияющих гранитных столешниц, готовя свое собственное мороженое с фруктами и орехами. Вместо того чтобы, как любой здравомыслящий человек, использовать чашу, я с изумлением наблюдала, как она выдавила половину бутылки карамельного сиропа в открытую коробку мороженого «Breyer»[7], сорт – премиум-ваниль. Затем она выдавила туда обильное количество «Reddi Whip»[8] и перемешала здоровенной деревянной ложкой.

– Где вас черти носили? – спросила она. Голос ее был заглушен здоровенной массой мороженого, которой он был наполнен. Я уже почти открыла рот, чтобы ответить, но меня прервал ее испуганный болезненный вскрик. Она уронила ложку (та со стуком упала на пол) и приложила руку ко лбу. – Ох, ебаньки! Мозги замерзли!

Эдвард фыркнул.

– Это тебе расплата за то, что ведешь себя как долбанная свинья.

– Да пошел ты, хуйло, – пробормотала Элис набитым десертом ртом. Жестом она указала мне на место рядом с ней и толкнула коробку в мою сторону. – Хочешь?

Не могу назвать случая, когда хотя бы раз в жизни отказалась от мороженого.

Я улыбнулась, чувствуя, что, наконец, нашла родственную душу.

– Конечно хочу! – Я запрыгнула на стоящий рядом с ней табурет и выхватила из банки для посуды, стоявшей на середине кухонного островка, порционную ложку. – А у вас есть засахаренная вишня в ликёре? – спросила я, ковыряясь в сказочной на вид стряпне.

Ох, Господи, я могу умереть счастливой. У меня был сексуальный момент с Эдвардом, а теперь я собираюсь перекусить самым прекрасным с виду с мороженым на этой благословенной Богом земле.

– Еще бы! – ответила она, вставая, чтобы открыть холодильник. – Поверить не могу, что забыла про нее. Это какое-то гребанное кощунство.

Она вернулась с бутылкой в руках и открутила крышку, прежде чем вывалить содержимое в коробку. Я радостно захлопала, подбадривая ее.

– Элис, это наивкуснейшая на вид вещь, которую я когда-либо видела.

Ах, мой второй смертный грех из семи. Мне явно уже уготована дорожка в ад для распутников. Теперь я могу запрыгнуть в «Сатана-Экспресс» еще и за обжорство.

Я услышала, как Эдвард прочистил горло, и, подняв взгляд, увидела, как он с намеком поигрывает бровями.

– Правда, что ли? – спросил он рокочущим баритоном. – Ты в этом уверена? – Он перегнулся через стойку, чтобы зачерпнуть мороженого пальцем, а затем сунул его в рот, чтобы дочиста облизать.

Я осознала, что у меня отвисла челюсть и что я почти готова начать распинаться о том, какой он придурок. К счастью для меня, Элис выступила в роли моего импровизированного наставника, так что, в конечном итоге, мне не пришлось проходить этот грешный путь через разделяющее нас сияющее гранитное пространство.

– Не будь такой отвратительной свиньей, – выговаривала она. И со всей силой треснула его по руке своей деревянной ложкой, заставив визжать от боли.

– Черт побери, ты – гарпия, – прорычал Эдвард, потирая раненую руку и гневно уставившись на сестру. – Это чертовски больно.

У нее хватило наглости ему ухмыльнуться.

– Хорошо, так и должно быть. И не надо произносить тут перед нами свое извращенное дерьмо только потому, что я твоя сестра. Это мерзко и абсолютно неприемлемо. – Она закончила свое выступление, слегка помахав своей ложкой, прежде чем набрать еще одну гигантскую порцию.
Я так рассмеялась над тем, как она его назвала, что начала брызгать мороженым и быстренько прикрыла рот рукой. Как неловко. Спасибо большое, но не нужно мне помогать выглядеть супер-ботаном.

Эдвард переводил взгляд с меня на сестру и обратно, очевидно, расстроенный тем, что Элис я уделила больше внимания, чем ему.

– Брось, Белла, давай вернемся обратно наверх.

Элис соскочила со своего места со скоростью газели, чтобы помешать Эдварду схватить меня за руку.

– Ну уж нет. Теперь время девочек. – Она щелкнула пальцами в ответ на его отгоняющее движение. – Халявщик. Пойди, найди Джейка или еще что поделай. Думаю, он наверху, в моей комнате. Снова что-нибудь ломает, кретин.

Эдвард бросил на меня последний тоскливый взгляд, а я продолжала поедать мороженое.

– Иди, со мной все будет в порядке, – сказала я, изящно облизывая свою ложку. Широко раскрытыми глазами он проследил путь моего языка, а я рассмеялась, все еще удивляясь тому, как он мог быть такой увлечен старой доброй мной.

Он зарычал и тряхнул головой.

– Ты – зло, – пробормотал он, поворачиваясь к выходу из кухни. – Я вернусь за ней через десять минут. И ей лучше быть в целости и сохранности, иначе тебе не поздоровится.

Элис ухмыльнулась и помахала на прощание.

– Обещания, обещания. – Как только он вышел, она вернулась на свой барный табурет и развернулась лицом ко мне. – Ладушки, а теперь давай обсудим нашу маленькую проблемку.
Я набрала еще одну общеукрепляющую порцию мороженого и вздохнула.

– Это сложно. Я даже не уверена, что это такая уж хорошая идея – связываться с этими девушками. – Когда она вздохнула и вопросительно подняла бровь, я решительным жестом отложила ложку, разбрызгав растаявшее мороженное вдоль столешницы. – Я серьезно! Они – настоящее олицетворение порока, Элис. Они могут сделать со мной что-то ужасное.

Она выхватила салфетку из стопки слева от нее и вытерла учиненный мной беспорядок.

– Ага, но разве они уже не делали с тобой кучу ужасный вещей?

– Да… – Я умолкла, понимая, что она права. Пропади ты пропадом!

Удовлетворенная моим ответом, Элис кивнула.

– Ну, тогда тебе не о чем беспокоиться. Прекрати быть такой понькой и помоги мне придумать план.

Я закашлялась, повсюду расплевываясь мороженым.

– Ты только что назвала меня понькой[9]? – спросила я, как только убедилась, что не умру от удушья.

– Да, назвала. И назову чем похуже, если ты прямо сейчас решишь отступиться. – Она победно заулыбалась мне, и я снова засмеялась, очарованная ее постоянным нахальным отношением. Я знала, что она не посчитает это комплиментом, но они с Эдвардом вели себя так похоже. Не удивительно, что она мне так нравилась.

– Ладно, ты победила, – сказала я, нехотя откладывая ложку. – И что, ты думаешь, мы должны предпринять?

Выражение ее лица стало серьезным, а пальцы стали барабанить по столешнице.

- Итак, что именно они делали с тобой? – наконец спросила она, глянув на меня вопросительным взглядом.

Я вздохнула, в действительности не очень стремясь каталогизировать свои прежние прегрешения и проступки. Обычно я просто пыталась блокировать эти переживания в своей голове, потому что обдумывание всех гадостей в моей жизни было вызвано непосредственно тем, что Лорен и Виктория напоминали мне о том, какой я была идиоткой, раз все это со мной происходило.

Оглашение всего списка явно займет больше десяти минут.

Сделав глубокий вдох, я перечислять все беды и несчастья, с которыми мне пришлось столкнуться с тех пор, как я начала посещать Академию. Я рассказала Элис обо всех ехидных замечаниях, презрительных взглядах и разах, когда кто-то плевал жевательную резинку в мой хвост, а я плакала одиночестве в женском туалете, пытаясь вырезать ее, не лишившись при этом всех волос. Постепенно я добралась до инцидента, случившегося на прошлой неделе, включая осквернение моей любимой книги. На глазах у меня выступили слезы, а Элис хватило ума наплевать на ногти.

– Вот же шлюхи! – возмутилась она, ударив по столешнице своими крошечными, злыми кулачками. – Поверить не могу, что ты не выцарапала этим сучкам глаза. Я бы, на худой конец, поцарапала ключами машину Лорен. Вот же пизда тупая!

Я рассмеялась и закатила слезящиеся глаза.

– Знаю. Я была невероятной размазней. Мне стыдно за себя. – Я снова взяла свою ложку, нуждаясь в утешении, которое мороженое точно мне обеспечит. – Но мне надоело быть тряпкой, – пробормотала я с набитым десертом ртом.

Это было правдой. Чем больше я говорила об этом вслух, тем больше не хотела мириться с мыслью, что что-то подобное когда-нибудь случится со мной снова. На меня снова нашло то же самое ощущение силы и уверенности в себе, которое я чувствовала на днях, когда на биологии поставила их на место. Меня это разозлило – само собой, Лорен и Виктория, но больше я разозлилась на саму себя за пассивность. Мне давно пора было прекратить такое их поведение.

Элис утешительно улыбнулась мне и подтолкнула в мою сторону карамельный сироп. Я выдавила немного в коробку, прежде чем взять еще немного. Тающий сладкий десерт немного помогал очистить от горечи мои спутанные мысли. Лорен с Викторией были ужасными, отвратительными девчонками. Они не собирались прекращать баловать с моим разумом, если я не положу этому конец. Настало время выступить вперед и взять ответственность за свои действия. Я могла сидеть и жалеть себя или могла вместе с Элис придумать план и опустить этих девчонок в их же игре.

– Тебе на ум приходило что-нибудь, что действительно могло бы их отвадить? – спросила Элис, озабоченно наморщив лоб.

Я сразу же подумала о чем-то действительно коварном. Это было так не похоже на меня, что я не могла не задаться вопросом: вдруг мой ум был захвачен роботом а-ля Степфордские жены[10]. Обычно я бы даже не стала рассматривать совершение чего-то настолько откровенно ужасного, но время быть покорной прошло. Я женщина, получившая новую жизнь.

– Ну, не знаю, как насчет Виктории, – сказала я, – но было кое-что, что могло бы сработать с Лорен.

Мы с Элис как раз закончили отшлифовывать основу схемы для нашей конечной мести, когда на кухню лениво зашел Эдвард, а следом за ним и Джейк. Контраст между бледной внешностью Эдварда и темной мускулатурой Джейкоба поражал. Вместе они были поразительно похожи на рекламу «Abercrombie & Fitch»[11]. Мне даже захотелось попросить их снять футболки, просто для полноты картины. Эдвард поднял одну из своих мускулистых рук, чтобы пробежаться пальцами по волосам, и я чуть не упала с табурета, когда его футболка задралась, обнажая кусочек его идеального живота.

Вот имя арахисового масла и желе, я бы слизала карамельный сироп с его голой груди.

Элис сделала еще одно из своих язвительных замечаний (прокомментировала их сексуальность, заставив меня задыхаться от смеха), и Джейк бросился гоняться за ней по кухне, словно какой-то гигантский щенок-переросток. Эдвард подошел и встал позади меня, обнимая и притягивая к своей груди. Он него исходили приятный запах и тепло, которые заставляли меня чувствовать себя в безопасности.

Наконец, Джейк поймал Элис и закинул ее к себе на плечо кверху попой, словно она была какой-то маленькой тряпичной куклой. Она визжала и пиналась, а затем умудрилась как-то заехать ему в промежность. Она оба грохнулись на пол, превратившись в клубок конечностей. Эдвард рассмеялся, а я чувствовала, как этот гул проходить из его груди через мое тело. Я наблюдала за этой забавной немой сценой, улыбаясь во весь рот и впервые в жизни чувствуя себя непринужденно в социальной ситуации. Это было сюрреалистично. И идеально.

В итоге я задержалась еще на несколько часов за просмотром телевизора в гигантской медиа-комнате Калленов. Экран был до потолка, как в кинотеатре, и все смеялись над моим удивленно-ошарашенным видом. После того как эти трое узнали, что у нас не было кабельного и что я никогда не слышала о половине того, что в настоящее время показывают по телевидению, они поставили себе задачу просветить меня во все и вся поп-культуры. Затем они решили показать мне фильмы «Синемакс» на заказ. Я думала, что Эдвард описается от смеха, когда я спросила его, настоящие ли полицейские эти «Грудастые копы»[12]. Моя наивность, по-видимому, не знала границ.

Когда же я, наконец, сказала Эдварду, что ему пора везти меня домой, всем, похоже, было жаль отпускать меня. Джейк по-медвежьи обнял меня на прощание и взъерошил мои волосы, а Элис пообещала заглянуть в понедельник в библиотеку, чтобы провести подготовительные работы по нашему плану мести против Лорен. Мне уже не терпелось снова провести время со всеми ними; я так повеселилась. Не припоминаю, когда чувствовала себя такой счастливой в последний раз.

Эдвард держал меня за руку всю обратную дорогу до библиотеки. Мы разговаривали обо всем на свете. Он шутил по поводу отсутствия у меня жизненного опыта, а я – насчет изобилия у него оного. Он рассказывал мне о своей семье: что отца никогда не бывает дома и что мать с лихвой компенсирует недостаток внимания при помощи выпивки и шоппинга. А я рассказала ему о матери: ее странных религиозных пристрастиях, отсутствии привязанности. Я даже рассказала об ее странном поведении в последнее время и почувствовала себя несравненно лучше от того, что смогла облегчить душу.

Сердце мое едва не лопалось, и я очень старалась не позволить исключительно девчачьим чувствам отразиться на моем лице. Я не привыкла к эмоциональным горкам, которым была подвержена в последнее время. Дождь прекратился, и солнцу уже удавалось проложить себе путь сквозь тучи, озаряя Форкс мерцающим сиянием новизны. В ярком свете казалось, что даже асфальт дороги сверкает.

Когда он остановился у библиотеки, мне совсем не хотелось выходить из машины. Недовольное выражение его лица говорило мне, что он тоже не рад, что я ухожу. Он крепко сжимал мою руку, почти до боли, и мне пришлось приложить усилия, чтобы вырваться из его хватки.

– Мне пора. – Даже я слышала нежелание в собственном голосе и была уверена, что лицо мое выражает ту же безрадостность. Я медленно подняла свою сумку с коврика под моими ногами. – Увидимся в понедельник на работе, верно?

Он кивнул, а затем схватил мою руку, когда я сделала движение в сторону выхода из машины.

– Бля. Погоди.

Я вопросительно посмотрела на него, а он протянул руку назад, чтобы взять что-то с пола. Он оттолкнулся назад и поставил это мне на колени. Это был пластиковый пакет для покупок. Заинтригованная, я полезла внутрь и вытащила коробку с предоплатным сотовым телефоном.

– Эдвард, – смущенно проговорила я, – что это?

– Это телефон, – спокойно ответил он, забирая коробку из моих рук и открывая ее. – Он был изобретен каким-то чуваком по имени Белл. Он используется для общения с людьми.

Эта очевидная тупость заставила меня закатить глаза.

– Я знаю, что такое телефон, дурашка. – Когда он проигнорировал меня и продолжил распаковывать коробку, я остановила его руки своими. – Серьезно. Что ты с ним делаешь?

Он откашлялся и серьезно посмотрел на меня.

– Это тебе. – Когда я попыталась прервать его, он положил руку на мой рот и продолжил говорить: – Подожди. Так я смогу с тобой разговаривать, идет? Я хочу иметь возможность общаться со своей девушкой не только на работе.

Я убрала его пальцы от своего рта, стараясь не сердиться на него аккурат перед тем, как мы расстанемся на ночь.

– Во-первых, не закрывай мне рот, когда я пытаюсь говорить. Это действительно грубо.

Он скорчил обиженную рожицу, а я старалась не засмеяться.

– Во-вторых, я не могу принять от тебя этот подарок. Это слишком дорого.

Эдвард застонал и откинул голову, привалившись спиной к кожаному сиденью автомобиля.

– Тебе придется взять этот долбанный телефон. Богом клянусь, что он не дорогой. – Неожиданно, он выпрямился и взял меня за руки, потянув на себя через половину авто до тех пор, пока наши лица едва не соприкоснулись. – Просто возьми его, Белла, – прошептал он, нежно целуя меня. Он был так хорош на вкус, вкуснее мороженого, которое я отведала ранее сегодня днем. Его рот пьянил. Я изо всех сил старалась вспомнить, о чем спорила с ним – его поцелуи всегда дарили мне ощущение полной потери мысли. Наконец, он прервал поцелуй и чмокнул меня в кончик носа. Я хватала воздух ртом, задаваясь вопросом, почему целовать его было как покидать телесную оболочку.

– Не могла бы ты просто взять его? – спросил он, вкладывая телефон в мои дрожащие руки. Когда я, наконец, кивнула, он улыбнулся и снова поцеловал мои расслабленные губы. – Спасибо, принцесса.

Я бросила изумленный взгляд на приборную панель и была шокирована столь поздним временем.
– Господи, помилуй, мне пора возвращаться домой. – Я взяла пакет с телефоном, сунула его в свой рюкзак, быстро открыла дверцу и вышла на мокрый асфальт.

Эдвард вытащил из бардачка пару темных солнцезащитных очков и надел их. В помятой футболке и с взъерошенными волосами он выглядел вылитым нечестивцем. Затем, для завершения картины, он ухмыльнулся мне. Он не мог быть более очаровательным, даже если бы попытался.

– Увидимся в понедельник, – сказала я. Он послал мне воздушный поцелуй, и я улыбнулась, невольно очарованная. – А вот эти лишающие мыслей поцелуи не каждый раз будут срабатывать, чтоб ты знал. Я же не полная идиотка.

Он рассмеялся, звук прокатился внутри авто.

– Я знаю, детка. Ты долбанный гений.

Я помахала рукой на прощание, захлопнула дверь машины и радостно наблюдала за тем, как мой рыцарь покидает парковку, удаляясь в сторону заката.

Когда я пришла домой, дом был все еще пуст, и я даже не могу сказать, чтобы меня это хоть как-то удивило. Розали была у себя на крыльце, подрезала розовые кусты и помахала мне, когда увидела, что я смотрю на нее из окна кухни. Я поужинала с ней и Эмметом, который, похоже, рад был меня видеть. Он согласился вскоре заглянуть и помочь с починкой нескольких вещей дома, раз уж моя мать не удосужилась поговорить с ним об этом, хотя еще на прошлой неделе говорила мне, что собирается это сделать.

Способ взаимодействия между Розали и Эмметом вызвал во мне такое сильное чувство ностальгии, что мне было больно на них смотреть. Я едва могу припомнить, чтобы мои родители были такими любящими и милыми. Игривое подтрунивание между Розали и Эмметом и было слишком веселым. Она позволяла ему все: и не раз во время еды, когда она встала, чтобы наполнить наши стаканы, он хватал ее за талию и оставлял на ее улыбающемся лице несколько чмокающих поцелуев. Им действительно повезло найти друг в друге недостающие кусочки себя. Я могла лишь надеяться, что однажды испытаю такое же счастье.

Когда я ушла и пошла домой, свет все еще не горел. Я решила пойти и прибраться на кухне, вымыв посуду, потому что не была уверена, моя мать хоть когда-нибудь станет этим заниматься. Я поставила на место последнюю высушенную тарелку и выключила свет. Поднимаясь наверх, чтобы приготовиться ко сну, я слышала, как по подъездной дорожке прошуршала ее машина. Я села на ступеньки, чтобы встретить ее, задаваясь вопросом, где же это она могла пропадать весь день.

Ее ключ провернулся в замке, и дверь медленно открылась. Моя мать на цыпочках вошла с темную прихожую, туфли ее немного пошаркали у входа. Находиться в подобной ситуации для меня было сюрреалистично. Словно в этот момент мы поменялись ролями. Когда она прошла мимо ночника на столике, я ахнула.

Она была одета в красное платье и туфли на высоком каблуке. Конечно, на ком-то эти вещи не казались бы странными, но это же была моя мать. В течение нескольких лет она даже мне не покупала ничего красного, потому что прочла в Библии, что красный – цвет греха. Она щелкнула выключателем верхнего света в гостиной, и я удивленно отметила, что она, кажется, даже сделала макияж. Когда она положила на столик свою сумочку, то, должно быть, заметила меня краем глаза, потому что вскрикнула и схватилась за грудь.

– Изабелла, – выдохнула она, отобразив на лице картинный ужас, – та напугала меня до полусмерти.

Я медленно встала, глядя на нее широко раскрытыми глазами. Она выглядела такой красивой. Ее фигура почти всегда была скрыта плохо скроенными одинаковыми безликими платьями из домотканого полотна, но красное, которое она надела сегодня, добавило живости ее лицу, которой я раньше не замечала. Ее серые глаза икрились и сияли светом, которого не было уже годы.

– Ты очень хорошо выглядишь, мама, – смогла наконец выдохнуть я.

Она нерешительно подняла руку к волосам, слегка касаясь светлых волн.

– Спасибо. – Она бросила взгляд на изящные серебряные часики у себя на запястье и прицокнула языком. – Уже поздно. Нам пора расходиться по постелям, чтобы завтра утром мы могли быть в церкви вовремя.

Мать подошла и встала возле лестницы рядом со мной, а затем удивила меня, коротко и неуверенно обняв – второй раз на день.

– Доброй ночи, – прошептала она мне на ухо.

Когда она проплыла мимо меня, держась за перила, я не могла не сравнить запах ее дыхания с запахом, исходящим от матери Эдварда.

Сегодня они обе пахли как рождественская ель.
-----

[1] Перевод Deruddy.
[2] Перевод Дм. Мережковского.
[3] «Ворон» (англ. The Raven; Nevermore) – одно из наиболее известных стихотворений американского писателя и поэта Эдгара Аллана По. Впервые было опубликовано 29 января 1845 в газете «New York Evening Mirror».
[4] Малафья – простонародное название спермы. Насчет происхождения этого слова полной ясности нет. Кто-то усматривает довольно отдаленную перекличку со словом «молоко», основывая свои доводы на некоторой похожести обоих субстанций. Эра Интернета оживило это слово, и оно вполне освоилось на некоторых специфических сайтах.
[5] Детское тесто – слэнг. мужское семя.
[6] Мистер Клин – торговая марка и талисман «Procter & Gamble», используемый для чистящих средств и сопутствующих товаров. Жителям стран СНГ он больше известен как Мистер Пропер.
[7] «Breyer» – Breyer Ice cream Cot первым производителем мороженого с использованием фризеров, охлаждавшихся рассолом. К 1914 г. объем продаж мороженого этой фирмы превысил 1 млн галлонов (около 3,8 млн л).
[8] «Reddi Wip» – товарный знак взбитых сливок в баллончике; выпускаются одноименной фирмой.
[9] Понька – замена грубых терминов, обозначающих женский детородный орган, при разговоре с детьми.
[10] Степфордская жена – так говорят о женщине, которая стремится стать идеальной домохозяйкой, ставя интересы семьи превыше своих.
[11] «Abercrombie & Fitch» – марка повседневной одеждой для потребителей от 18-22 лет. История «Abercrombie & Fitch» начинается в 1892 году Дэвид Аберкомби открывает магазинчик на берегу моря и небольшую фабрику в Нью-Йорке. Сам мистер Аберкомби был заядлым рыболовом и любил путешествовать, и это навеяло ему мысль о создании магазина, где продавались бы товары для экстремального отдыха только высшего качества. И он основывает компанию Abercrombie Co.
[12] «Грудастые копы» – фильм 2012 года. Сюжет: в Лос-Анджелесе вкалывают сексуальные копы с пышной грудью. У этих девушек-копов собственный метод ловить злоумышленников. Они их заманивают своей пышной грудью, а впоследствии наказывают и сажают…
-----

Перевод Deruddy
Проверка little_eeyore