Белла дипломатично пыталась оглянуться на прожитые годы и вспомнить время, когда она была счастливее. Дружба с мамой была замечательной. Учёба в школе, хоть и навевала скуку, давала знания и оттачивала её разум. Белла была не знавшим голода беззаботным ребёнком с розовым велосипедом, и светильником Джека на Хэллоуин, и краткой балетной карьерой. Она смеялась, и любила, и плакала, и жила полной жизнью.

Но входя в дом Калленов, чтобы помочь Эсми с приготовлением ужина, на который этим вечером был приглашён Чарли, девушка решила, что вот – вот, как нужно жить. Иногда казалось, что она вот-вот взорвётся от счастья, и маленькие кусочки довольства дождём прольются на тех, кто застанет эту бурю.

Войдя на кухню и увидев Эдварда, чьи руки по локоть были в муке, Белла поняла, что знает, кто окажется в эпицентре этого ливня.

- Что делаешь? – рассмеялась она, скидывая с плеч плащ и вешая его на спинку стула.

- Слава Богу, ты здесь, - сказал он. – Эсми совсем слетела с катушек.

- Я это слышала! – раздался женский голос из глубины огромного кухонного шкафа.

- Она настаивает на приготовлении свежей пасты, - с прискорбием сообщил Эдвард.

- Я не могу накормить шерифа полиции пастой из коробки. – Эсми выбралась из шкафа, держа в руке оливковое масло. – Здравствуй, милая.

- Конечно, можете, - улыбнулась Белла. – Я делаю это постоянно.

Эдвард фыркнул. Он как раз собирался высказаться на сей счёт – в это у Беллы не было сомнений – когда Эсми проговорила лёгкое ругательство.

- Сладкий хрен! – воскликнула она, скрещивая на груди руки. – Я знала, что забыла что-то купить в продуктовом. Эдвард…

- Нет.

- О, пожалуйста! Мне нужен только постный говяжий фарш для соуса! О, и ещё кое-что, у меня тут где-то должен быть список…

- Нет!

Всплеснув руками, Эсми подошла к Эдварду и притянула его в объятия. Белла могла назвать точный момент, когда Эдвард сдался, потому что он одновременно застонал и обхватил Эсми руками. После чего отстранился.

- Я тебя ненавижу.

- Ты мой любимый сын, - сказала она ему с улыбкой. – Вне зависимости от того, что думают не сей счёт Джаспер и Эммет.

Белла улыбнулась при виде порозовевших кончиков ушей Эдварда. Он пытался не выглядеть довольным. А потом перевёл взгляд на девушку.

- Поехали со мной?

Она заартачилась.

- Нет, мне стоит помочь Эсми. Я обещала…

- О, я справлюсь, милая. – У женщины на лице сияла коварная улыбка.

- Белла? – сказал Эдвард, медленно подходя к ней. – Заканчивай, ради меня?

Она винила свой извращённый разум в написании той окаянной эротической зарисовки в их блокноте. И почти уронила лопатку, которую вертела в руках.

- Эм, что?

- Пожалуйста, заканчивай с препираниями? Ради меня?

Очевидно, это плохая идея, если я не могу удержать свой разум от изображения тебя, задающего тот вопрос в совсем иной ситуации… нет, хватит, Белла! Это была невинная просьба…

- Белла? Ты хорошо себя чувствуешь? Ты вся покраснела. Эдвард, может, это плохая идея… - начала Эсми.

- Нет, всё в порядке, - быстро проговорила Белла, отчаянно пытаясь отвлечь внимание от своих горящих щёк, красных, как этикетка Кока-Колы, стоявшей на стойке. – Готов?

- Готов, - подтвердил Эдвард, даря ей такую улыбку, на которую восемнадцатилетние юноши не должны быть способны.

- О Боже, это не небольшой список! Она такая хитрющая…

- Замечательная женщина, - прервала его Белла, выхватывая листок бумаги из рук Эдварда, когда они входили в Thriftway. Двери распахнулись, и в нос ударил странный запах продуктовых магазинов; флуоресцентного освещения на тёмном фоне неба было достаточно, чтобы она недовольно скривила нос.

- Здесь около десяти пунктов! Несколько вещей, хрен там…

- Тише, - шикнула на него Белла. – Я профессионал продуктовых закупок. Иди за тележкой.

Она чувствовала, что он готов был продолжить свои жалобы, так что решительно указала на ряд тележек. Эдвард послушно направился за одной из них, а девушка на мгновение задумалась, когда это она стала настолько уверенной в себе, что спокойно указывала красивым юношам, что им делать?

Когда Эдвард вернулся, таща за собой скрипучую тележку, Белла вдруг осознала, что хоть он до сих пор казался ей неисправимо ослепительным, было множество других черт, из-за которых её желудок готов был выпрыгнуть из тела.

- Хорошо, - сказала Белла, ставя свою сумку в тележку. – Говяжий фарш. Рис. Два огурца. Сыр Velveeta. Кукурузные чипсы. Эдвард, ты такой нытик; этот список, как говорится, проще пареной репы… - Подняв взгляд, она наткнулась на широкую улыбку на лице Эдварда. – Да?

Он покачал головой.

- Ничего. Ты просто крайне домовитая, да?

Её брови взлетели вверх.

- Прости?

- Как в той шутке – у тебя маленькие ножки, потому что так ты можешь быть ближе к плите.

Он явно дразнил её; раньше Эдвард никогда не демонстрировал ни малейших признаков шовинизма, кроме того, он был милым парнем, так что Белла не понимала, почему обиделась на это.

Когда она никак не отреагировала, юноша замер на месте.

- Белла?

- Я домовитая, как ты это назвал, потому что умерла бы с голоду, если бы каждую неделю не закупалась продуктами вместо Рене. Она настолько легкомысленная и погружённая в свою жизнь, что часто забывала посетить Wal-Mart, когда это было необходимо. Так что да, полагаю, я домовитая. – И девушка обхватила себя за плечи, раздражённая тем, что позволила себе быть такой ранимой.

- Белла, мне жаль. – Когда она не ответила, Эдвард обхватил тёплыми ладонями её лицо. Подняв голову, чтобы посмотреть на него, Белла была встречена явным сожалением в зелёном взгляде. – Правда, жаль.

- Это мелочи, - настойчиво проговорила она, замерев под его испытующим взглядом. – Правда, забудь.

- Ты несёшь бред, - прошептал он. – Всё, что обижает тебя – не может являться мелочью. Пожалуйста, я просто… не знаю, как это делать. Но я пытаюсь.

- Можно пройти?

Белла с Эдвардом испуганно отскочили друг от друга. Их тележка перекрыла проход, и за ней стоял раздражённый мужчина, который, казалось, уже готов был протаранить их своей тележкой.

- Простите, - извинилась Белла, освобождая дорогу, после чего начала внимательно изучать ряды виноградного сока, у которого она стояла. Лицо девушки горело, в нём был красный, и золотой, и оранжевый – все цвета холста Эдварда, когда у него выдавался полный ярости день.

Собравшись, она с улыбкой повернулась к своему спутнику.

- Пойдём?

Он осторожно вернул улыбку.

- Показывай дорогу.

Они пробирались по рядам, указывая на продукты, которые им нравились и которые они ненавидели, вспоминая дни, когда они радовались, если находили что-то на дне коробки хлопьев, просто наслаждаясь обществом друг друга. Белла не забыла о признании Эдварда, что он сделал неделю назад, когда он обжигал её кожу горячими слезами и своим огнём, пылающим где-то глубоко внутри. Она знала, что это ещё не всё, что есть нечто большее, чем смерть родителей, но готова была ждать, ждать того лёгкого, словно пёрышко, толчка, что поможет ему всё рассказать ей.

Он был восхитительным – сильным и смешным, тихим, и задумчивым, и талантливым. Её сердце было отдано ему, им была пропитана каждая клеточка тела Эдварда, и она не знала, где начинались и заканчивались их предложения, а ведь он ещё даже не поцеловал её.

- О, чёрт, - сказала Белла, проглядывая список, когда они проходили мимо замороженных продуктов. – Мы забыли сыр.

- Не двигайся, - ответил Эдвард, - я сбегаю за ним.

- Спасибо. – Девушка улыбнулась, наблюдая, как он уходит и чувствуя, как внутри бурлит счастье. Она снова повернулась к тележке, подняла голову – и снова опустила её.

На другом краю ряда стояла Лорен Мэллори в шортах, слишком коротких для такой погоды, с ключами в руке. Она, кажется, изучала мороженое, и Белла молилась, чтобы та оказалась захвачена этими молочными продуктами, и не заметила её.

Она не смогла забыть жестокость, которую продемонстрировала Лорен, украв её записку и подкинув листочек в шкафчик Эдварда. Это ненароком вызвало первую ссору между Беллой и Эдвардом, или, по крайней мере, стало отправной точкой, и теперь девушка чувствовала, как кожу покалывает от адреналина, а сердце всё сильнее колотится в груди. Она была в таком ужасе, в таком кошмарном ужасе…

- Так-так, - услышала она и ругнулась. Этот голос нельзя было перепутать ни с чем. – Белла Свон.

Белла отвернулась от замороженных пицц, словно только что заметила присутствие Лорен.

- О, привет.

- Как проводишь лето? – спросила Лорен, на губах которой застыла улыбка, не коснувшаяся глаз. – Написала ещё пару записок? – И вдруг её глаза расширились, фокусируясь где-то за спиной Беллы.

- И довольно приятных, - проговорил низкий голос. – Спасибо за заботу. – Спины Беллы коснулась тёплая рука, длинные пальцы скользнули вдоль позвоночника, а потом волосы оказались откинуты за спину, и горячие, влажные губы прижались к шее.

Белла так сильно сжала тележку, что костяшки её пальцев побелели.

- Смотрю, вы двое очень счастливы, - сказала Лорен голосом, истекавшим презрением и пылающе-белой завистью.

- Так и есть, - ответила Белла, которая наконец пришла в себя, осознав, что для неё делает Эдвард. Она протянула руку, и пальцы Эдварда коснулись её, сжимая так сладко и просто, мягко и нежно. – На самом деле, ты в тот день оказала нам огромную услугу. Так что спасибо тебе.

Лорен фыркнула, но Белла этого почти не слышала – она вновь и вновь вспоминала ощущение губ Эдварда на своей коже: первый раз, когда они касались чего-то, помимо её щёк, и Боже, если бы он только сделал это по иной причине…

- Увидимся в сентябре, - крикнул Эдвард в спину уходящей Лорен.

Как только она пропала из поля зрения, Белла обмякла. Эдвард успел поймать её локти и поддержать.

- Спасибо, - прошептала девушка, благодаря и за действия, и за слова.

- Никому не позволяй унижать тебя, - пылко проговорил он в ответ, повторяя то, что Эсми сказала ей меньше месяца назад.
- Я в этом профан. Но я стараюсь, - повторила Белла сказанное Эдвардом чуть ранее.

Он кивнул и отстранился.

- Ты готова?

Ей казалось, что спрашивал он не о том, готова ли она идти домой.

- Да, - ответила девушка на все вопросы, которые он хотел ей задать.

Эдвард снова взял её за руку, и на этот раз больше не отпускал.

XxXxX

- Я так и не извинился за то, как вёл себя из-за той записки, - сказал ей Эдвард, пока они доставали пакеты из его машины. – Это было мило с твоей стороны, но я всё совсем не так понял, хоть и клялся, что всё иначе…

- Всё нормально, - проговорила она, захлопывая багажник. – Было наивным с моей стороны использовать ту формулировку. Я не привыкла осторожничать в этом плане. Когда я пишу, слова льются сами – как ты уже знаешь – и иногда я забываю, что другие читают написанное мной.

Пока они поднимались по крыльцу, Эдвард молчал. Но стоило Белле коснуться ручки – и он сказал:

- Никогда не переставай. Забывать, я имею в виду. Не нужно накладывать цензуру на то, кем ты являешься. Потому что… ты захватывающая, и когда дело касается твоих льющихся слов, и во всех других смыслах.
Он открыл для неё дверь, и Белла вошла внутрь, едва чувствуя пол под ногами. Если бы её спросили, она поклялась бы, что парит в воздухе.

Следующие два часа Белла помогала Эсми с готовкой Болоньезе, а Эдвард, сидя за стойкой, командовал. Под «командованием» он подразумевал поедание всего съедобного в шаговой доступности и глупые комментарии, над которыми она и Эсми иногда смеялись так сильно, что не могли даже наполнить водой кастрюлю.

Потихоньку на кухне появились и все остальные. Вошли Элис и Джаспер, держась за руки, вопрошая, что так вкусно пахнет и почему у Беллы на лбу мучной отпечаток ладони. Виновник был очевиден: Эдвард был весь в муке. Пришла Розали, которая заплела длинные волосы Беллы, чтобы те не падали на лицо, и несколько раз погладила ту по голове, приятно царапая кожу длинными ногтями, после чего снова отправилась на работу. Эммет окунул свой огромный палец прямо в центр соуса, из-за чего Белла шлёпнула его поварёшкой, вызывая смех у всех окружающих.

В семь прозвенел звонок, объявляя приезд Чарли. Эсми побежала открывать дверь, а Белла с Эдвардом уселись за стол.
Она уже хотела что-то сказать, когда заметила, как легонько дрожат пальцы Эдварда, когда он положил вилку рядом с ножом на льняную салфетку.

- Ты нервничаешь? – Она, польщённая, рассмеялась.

- Он шериф!

Смех стал ещё громче.

- О Боже мой! Ты и правда нервничаешь. Вы же уже встречались, помнишь?

- Да, но…

Она положила ладонь на его предплечье.

- Ты встретил его сразу после того, как спас мою жизнь. Ну, спас её в первый раз.

- Я не…

- Дьявольский грузовик Тайлера, со скрежетом несущийся по асфальту?

- Я просто оказался в нужном месте в нужное время…

- Потом спас меня от мужчины, загнавшего меня в угол в Порт Анжелесе…

- Опять же, полное совпадение…

- Эдвард, - проговорила она сурово, указывая на него ножом. – Я не позволю тебе превращать в банальность тот факт, что я здесь – счастливая и здоровая – благодаря тебе. Хватит оскорблять моего лучшего друга.

- Я думал, Элис твой лучший друг.

- У нас с Элис совсем другие отношения. Да, она моя лучшая подруга. Но у нас с тобой есть близость, которую я ни с чем не могу сравнить. Так что, думаю, «лучший друг» довольно точно описывает ситуацию.

Он сиял, и золотистое кольцо на его радужке сокращалось вместе с расширяющимися зрачками.

- У меня никогда раньше не было лучшего друга.

- Ну, тогда давай я дам тебе парочку указаний, - сказала Белла игриво, тыча Эдварда в бок ножом. – Лучшие друзья обычно злятся, когда кто-то оскорбляет их вторую половинку.

- По-моему, так лучше звучит.

- Что?

- Вторая половинка. Хорошо заменяет это противное слово «друг».

Белла склонила голову, пряча улыбку. Она понятия не имела, что ответить на это, так что была благодарна появлению на кухне Чарли, Карлайла и Эсми.

Когда ужин подходил к концу, Чарли похлопал по полному животу и тепло улыбнулся Белле. Её отец не был очень уж ласковым мужчиной, но она не могла не сиять, когда он по-своему выражал свою привязанность – втайне Белла была папиной дочкой, и долгая разлука с ним только усугубила это.

- Итак, ты ещё задержишься, Белл? Или поедешь со мной домой?

Белла закусила губу, снова и снова макая кусочек хлеба в соус. Ей больше всего на свете хотелось остаться; те взгляды, что весь день дарил ей Эдвард, вызывали головокружение, и она мечтала оказаться в его объятиях и уснуть под звук его дыхания у своего уха.

- Если она захочет, может оставаться на ночь, Чарли, - вмешался Карлайл, поглаживая руку своей жены большим пальцем. Уверен, Элис это понравится.

- Элис, - повторил Чарли, кидая взгляд в сторону Эдварда.

- Пап, - строго проговорила Белла.

Чарли поднял руку, останавливая её, и перевёл взгляд на врача.

- Могу я говорить начистоту, Карлайл?

- Пожалуйста, - согласился тот, откладывая салфетку на тарелку, словно знал, что за этим последует.

- Я не знаю, стоит ли Белле позволять оставаться здесь на ночь. Я тоже был молод, не так уж давно, и… что ж, я уважаю тебя и всю вашу семью, но то, как вы живёте, немного… отличается от общепринятых норм, и я не хочу, чтобы моя семнадцатилетняя дочь спала в одной кровати с семнадцатилетним парнем. Меня это не устраивает.

- Я понимаю твои чувства, шериф…

- Чарли.

Карлайл улыбнулся.

- Чарли. Знаю, что то, как мы живём, кажется несколько странным, особенно тем, кто не видел нашу обыденную рутину. Но у меня тоже есть семнадцатилетняя дочь, и хотя её парень живёт под моей крышей, это не значит, что наш дом с заходом солнца превращается в бордель.

Чарли невольно хмыкнул.

- Я не имел в виду…

- Знаю. Просто шучу. У нас есть строгие правила. Когда они проводят время где-то ещё, не в моём доме, я это никак не регулирую – как и ты не можешь управлять Беллой, когда она не находится под твоим присмотром – но как только они входят под мою крышу, у каждого моего ребёнка есть своя комната и своя кровать, где они и проводят каждую ночь.

Чарли медленно кивнул.

- Я не хотел оскорбить вас.

- И не оскорбил. Мы все заботимся о Белле, включая меня и мою жену, и я отношусь к ней как к одной из своих детей. Она, конечно же, будет спать с Элис или в одной из свободных спален, как и всегда. Если тебя это всё же не устраивает…

Чарли снова поднял руку.

- Больше ни слова. Спасибо… что объяснил всё это.

- Как можно не беспокоиться о своей дочери? Но я рад, что мы всё прояснили. Спасибо за прямоту. – Карлайл улыбнулся. – А теперь, если нет больше вопросов… кажется, Белла с Эсми приготовили чизкейк? Будешь кофе, Чарли?

Улыбка Беллы была до боли широкой. Она обожала этих людей, каждого из них. В её сердце было столько восхищения, что оно готово было взорваться. Их с Эдвардом взгляды встретились, и его руки сложились в жест, означающий «телефон» - большой палец к уху, мизинец – ко рту.

Выхватив мобильник из кармана кардигана, она увидела сообщение от Эдварда и открыла его.

Каково это – знать, что Карлайл только что соврал полицейскому?

Несколько часов Белла провела с Элис, разговаривая и смеясь, вспоминая происходившее летом. В последнее время она была так увлечена Эдвардом, что почти забыла о важности общения с подругой. Элис расчёсывала её длинные волосы, пока те не засияли, элегантными волнами струясь по спине девушки. Белла рассказывала ей о детстве в Финиксе, Элис же говорила о работе своей мечты: обозреватель моды.

Когда время приближалось к одиннадцати, Элис начала широко зевать, вызывая у себя и Беллы неконтролируемые приступы хихиканья. Её глаза всё чаще оказались устремлены на дверь, и Белла понимала, что Элис уже готова пойти и лечь под бок к своему парню.

- Иди к нему, - сказала она, сжимая руку Элис.

- Иди к нему, - повторила за ней Элис, потянув Беллу за волосы.

Сделав глубокий вдох, та послушалась.

Она нашла его благодаря музыке, напряжённому переливу нот, мягких и масляно-жёлтых, чистых и небесно-голубых. Последовала за звуками в его студию, где он сидел на банкетке, зажав в зубах карандаш и уставившись в открытую тетрадь, установленную на фортепьяно.

- Ты и поёшь? – мягко поддразнила она его.

Эдвард развернулся, и на губах, прикрытых карандашом, расползлась улыбка. Он медленно вынул его изо рта, пока она наблюдала – заворожённая, загипнотизированная, живая.

- Почему ты спрашиваешь?

- Ты делаешь почти все остальные творческие вещи. Немного пишешь, немного рисуешь, немного играешь на пианино, очевидно, пишешь музыку… и я решила, что ты можешь и петь.

Он покачал головой.

- Вообще не могу.

- Совсем?

- Ну разве не трагично? – пошутил он. – Музыкант, который чётко слышит, насколько он ужасен.

- Это совсем не трагично, - сказала в ответ Белла. – Я-то чувствовала себя безнадёжно несовершенной. Приятно знать, что иногда ты бываешь просто человеком.

- Мило с твоей стороны напоминать мне об этом. – Поднявшись, он потянулся. Футболка задралась, оголяя полоску сливочно-белой кожи с тёмной полоской, что бежала от пупка и скрывалась за поясом джинсов.

- Элис оставила свой пост, - сказала ему Белла. – И я почувствовала себя одинокой.

- Умоляешь составить тебе компанию? Вот что я для тебя? Дешёвое развлечение?

- Бесплатное развлечение, - поправила Белла.

Он скривил рожицу, она ответила тем же. Выражение её лица могло бы быть свирепым, если бы она не улыбалась так широко. Эдвард протянул руку, и Белла приняла её, чувствуя плотную кожу его пальцев и ладоней – броню от искусства.

- Тогда пойдём?

Одно то, что они шли, взявшись за руки, вызывало у неё головокружение; его власть над ней была порочной, чрезмерной в своей силе, разрушительной в своей глубине.

Проведя её в комнату, Эдвард закрыл за ними дверь. Он не стал сразу включать свет; стояла тишина, и всё, что она слышала – это их прерывистое дыхание, это биение её сердца. А потом он подошёл к ней, с пульсирующей грацией неся себя.

- Нарисуй меня.

Слова вырвались изо рта прежде, чем она успела их осознать. Эдвард остановился и повернулся чуть в сторону от неё.

- Не могу, Белла.

- Можешь. Я этого хочу.

- Ты не понимаешь. Я проклят, Белла, совершенно…

- Я знаю, знаю, ты считаешь, что забираешь мою душу, но у тебя… у тебя есть всё остальное, так что с тем же успехом можешь взять её и выставить на всеобщее обозрение, точно так же, как я выставляю своё сердце каждый раз, когда ты входишь в комнату…

- У меня нет всего остального.

- Тогда возьми всё, что требуется.

Их взгляды встретились в темноте.

- Ты хоть понимаешь, о чём говоришь?

- Нет, - прошептала она, и вдруг он оказался рядом, весь, целиком, его руки – на её спине, изучающе гладя позвоночник, мягко обхватывая шею, и…

И ничего. Он снова оказался вдали, когда всё её существо молило об ином, было алым и полным страсти, розоватым и девственным, было неопытным и чистым.

- Белла, я пугающе восхищаюсь тобой. – Его голос был низким, глухим, чёрным. – Делаю всё, что могу, чтобы не уничтожить тебя. Пожалуйста, прекрати усложнять эту задачу.

- Прямо сейчас меня убивает тот факт, что ты меня не целуешь.

Она наблюдала, как он прижимает основания ладоней к глазам, и неожиданно пришла в ярость. Вскинув руки, направилась к его краскам и открыла уже готовую палитру в специальном контейнере.

- Думаешь, я слишком глупа и не понимаю, чего хочу? Слишком наивна, чтобы увидеть, кем ты являешься, и всё равно чувствовать то, что чувствую? Так?

- Не будь мелодраматичной, пожалуйста.

Найдя чёрную краску, она окунула в неё пальцы, все десять, и провела ими по щекам. Знала, что выглядит как какая-то пошлая интерпретация воина, или просто футболиста, но когда повернулась к нему с этими цветами на лице – красным пыланием щёк и чёрными пятнами краски – то перенесла всё на понятный ему уровень.

- Я сильнее, чем холст, который можно расписать, - сказала она ему, - плотнее, чем хрупкий лист бумаги, который можно затенить. Ты рисовал меня, интерпретируя мою красоту как нечто, перед чем нужно трепетать, нечто, что нужно… боготворить. Когда я смотрю на тебя – не вижу то, чего ты боишься, не вижу призраков твоего прошлого. Зато я вижу тебя, и то, как беспрерывно хочу тебя, и как я умру, если ты немедленно меня не поцелуешь.

Она ещё говорила, а он уже шёл к ней, и Белла едва успела сделать вдох, произнеся последнее слово, прежде чем его губы прижались к её, забирая первый поцелуй девушки, утверждая её любовь.

Он был таким нежным и мучительно осторожным, проникая в каждую косточку Беллы. Руки Эдварда обхватили её лицо, и он удерживал её на месте, хотя ей хотелось лечь с ним, поддаться слабости в коленях, поддаться возрастающему давлению внизу живота. Его дыхание ускорилось, обдавая её лицо горячим воздухом, и она прижалась ближе, зная, что пачкает его чёрной краской, делая таким же сильным, как она.

Когда юноша отстранился, их губы разомкнулись с тихим вздохом, вырвавшимся из её рта, и он прижался к её лбу своим, тяжело дыша.

- Я не могу нарисовать тебя, Белла, - было первыми словами, перемежавшимися с чуть замедлившимися вздохами.

А она снова прижалась к нему, импульсивно, зная, что её умение целоваться оставляет желать лучшего, зная, что понятия не имеет, к чему ведёт, что делает, зная только, что его губы снова оказались прижаты к её, на этот раз по-другому, потому что она поймала момент, когда его рот был приоткрыт, и втянула в рот нижнюю губу, и он издал тихий, отчаянный звук, зародившийся где-то в горле, и она ответила тем же, и ей хотелось слышать его снова, и снова, и снова…

- Тогда нарисуй на мне, - неожиданно сказала она в промежутке между короткими, лёгкими поцелуями. – Если не можешь нарисовать меня – сделай это на мне. Преврати меня в нечто прекрасное, используй как холст, сделай меня своим творением, сделай своей…

- Белла, - жалобно простонал он, запуская руки в её волосы. – Хватит.

- Согласись, - умоляла она. – У меня должна быть часть тебя, что-то…

- Глупышка, у тебя есть моё сердце; этого недостаточно?

Белла прижалась лицом к его груди, чувствуя, как орган, который он назвал её, мягко пульсирует у её щеки.

- Я боюсь, что с тобой этого будет недостаточно. Боюсь, что мне всегда будет чего-то хотеться, и однажды ты скажешь нет, и я не буду знать, что делать.

- Разве ты ещё не поняла, что я не могу тебе отказать? Ненавижу делать это. Но, пожалуйста, не используй это для своей выгоды.

- Можно мне получить письменное подтверждение? – спросила Белла и почувствовала, как забурлили в его лёгких смех, как он обхватил её руками, крепко прижимая к себе… почувствовала, что никогда не была счастливее.

Несколько раз вдохнув, он наконец сказал:

- Где? Если я нарисую на тебе…

Она на мгновение задумалась.

- Где угодно. Может, на спине?

Он отстранился и заглянул ей в глаза.

- Но для этого тебе нужно быть…

Она кивнула.

- Обнажённой.