Глава 15. Триумф

Мы с Эдвардом не разговаривали о нашем путешествии в Англию. Я чувствовала себя не в своей тарелке, чтобы сказать, что не согласна с его решением остаться во Франции. Он заслуживал вернуться домой и увидеться с семьей. Но он, казалось, довольствовался собственным решением, и я не хотела затевать ненужный спор. Оставлю свои мысли при себе... пока.

Я сидела напротив Эдварда за нашим кухонным столом и спокойно завтракала. Перед ним лежала свежая газета. Он пытался уверить меня, что читал ее, однако... за последние пятнадцать минут ни разу не перевернул страницу. Я продолжала поглядывать на него, пытаясь выяснить, о чем он на самом деле думал, но тот не сводил глаз с листка.

Только я положила в рот кусочек яичницы, как Эдвард выпалил: – Белла, мне нужно с тобой поговорить.

Он сказал это так резко, что я чуть не поперхнулась.

– Прости, – пробормотал он.

Я усмехнулась и приложила к губам салфетку:

– Все хорошо. Что ты хочешь сказать?

– Я просто... подумал. Дом сейчас в очень хорошем состоянии. Все большие планы выполнены. И я просто подумал... что мне пора вернуться к работе.

Я опешила. Это, конечно же, не то, чего я ожидала.

– Я могу начать с того, где остановился. Приехав во Францию три года назад, я в городе занимался поисками коммерческого сотрудничества с судоходной компанией. Можно поговорить с ними и посмотреть, найдется ли у них применение моим способностям. Знаю, что это внезапно, и пойму, если ты не захочешь, чтобы я...

– Эдвард, почему бы мне этого не хотеть? – крайне раздраженно спросила я.

На мгновение он замолк.

– Я просто... ну. Не то, что нам нужны деньги... Я только на прошлой неделе застраховал все свои средства на банковских счетах здесь... и если хочешь, чтобы я просто сосредоточился на ремонте дома... – Я прервала его.

– Не будь смешным, я понимаю, – тихо сказала я.

– Понимаешь? – переспросил он.

– Конечно, это не из-за денег, ты хочешь доказать, что можешь позаботиться о себе.

– Не только о себе... о тебе тоже, ma chérie.

– Ну, это просто глупо, я могу позаботиться о себе, – заявила я сердитым тоном, отвернувшись от него.

Он крепче сжал мою руку:

– Кажется, я знаю это лучше, чем кто бы то ни было. Но, Белла, я твой муж и хочу заботиться о тебе, обеспечивать тебя.

– И я люблю тебя за это... и, конечно же, поддержу. Это несправедливо, что обладая таким талантом, ты просто сидишь здесь... и тратишь его впустую.

В его взгляде появился огонек, а голос стал тише.

– Белла, любое время, проведенное с тобой, – не пустая трата. Но я чувствую, что мне, наконец-то, пришла пора принять меры и исполнить свой долг твоего мужа.

Я улыбнулась:

– Согласна. И сделаю все, чтобы помочь тебе.



В течение следующих нескольких дней Эдвард проводил большую часть времени в юридической библиотеке бывшего поклонника и нынешнего друга Алис. Муж хотел убедиться, что полностью знаком со всеми французскими законами, процедурами судоходства и международной торговли.

Он встречался с представителем судоходной компании в четверг.

Уверена, я беспокоилась сильнее, чем он.

– Белла, тебе необходимо успокоиться, – однажды вечером заявил Эдвард, когда мы отправлялись в постель.

– Знаю. Просто я очень волнуюсь. Это так важно для тебя. Мне не хочется, чтобы ты разочаровался после столь тяжелой работы.

– Ну, не получится, так не получится. С нами все будет в порядке.

– Хорошо, – тихо сказала я, опуская голову на подушку.

Эдвард подвинулся ко мне, обхватил талию рукой, приподнялся и завис надо мной, чтобы посмотреть в глаза:

– Спасибо.

– За что?

– За беспокойство обо мне.

Я улыбнулась:

– Здесь нечто большее. Я люблю тебя.

– И я тебя, mon ange¹, – сказал он, опустил голову и приник к моим губам долгим поцелуем.

Я почувствовала, как его тело начинает медленно опускаться на мое. Я передвинула бедра так, чтобы они обхватили его. Лишь только я шевельнулась, как Эдвард напрягся и отодвинулся.

Но прежде, чем позволить ему полностью отстраниться, я обхватила его лицо ладонями и поцеловала напоследок. Сейчас я уже привыкла к этому поведению. Мы до сих пор не занимались любовью.

Хотя уверена, что медленно изводила его.

Я неоднократно пыталась объяснить, что безоговорочно готова стать его женой полностью. В мои намерения не входило издевательство над его решением подождать, но хотелось напомнить, что в моем сердце и душе он уже был моим мужем. Мы поженились, мы любили друг друга, ему было позволено стать моим мужем в физическом плане, но он всегда сопротивлялся.

К счастью, Эдвард исчерпал оправдания.

Он перевернулся на бок и откинулся на матрас, вытянув руку, чтобы позволить мне прильнуть к его боку. Мы никогда не оставались так на всю ночь: кому-нибудь становилось слишком жарко, или иногда его рука немела, но мы старались как можно дольше лежать именно так.

Однако, независимо от того, сколько раз мы переворачивались и меняли позицию за ночь, всегда просыпались, касаясь друг друга. Его рука обхватывала меня, или же моя голова располагалась на его груди. Походило на то, что нас притягивала какая-то невидимая сила. Я не могла объяснить подобного, но это всегда заставляло меня улыбаться.

День встречи Эдварда я провела на кухне. Он ушел почти четырьмя часами ранее, и сейчас я становилась все более и более озабоченной. Неожиданно осознала, что последние полчаса полирую одну и ту же серебряную чайную ложку.

Я поглядывала на дверь, надеясь увидеть входящего Эдварда.

Я понимала, насколько велика вероятность, что его не примут на работу. Потенциальным работодателям нелегко будет игнорировать его репутацию. Благосклонное отношение, которое Эдвард встретил в нашем городке, было феноменальным, но, логически рассуждая, мы не могли ожидать, что таким образом отреагируют все.

Я опасалась, что он войдет через дверь, глядя на потертые деревянные половицы. Он будет так разочарован в себе. От этой мысли у меня разрывалось сердце.

Часа в четыре распахнулась входная дверь.

– Белла! – закричал Эдвард. Я услышала, как он бежал по коридору, чтобы найти меня в библиотеке.

– Я здесь, – отозвалась я, выходя через кухонную дверь в холл.

Эдвард завернул за угол и, увидев меня, остановился.

Казалось, что мы вечность молча смотрели друг на друга.

– Ну, что? Скажи что-нибудь, – надавила я.

– Меня приняли.

– Что? – спросила я, на моем лице расползалась улыбка.

– Разве ты не слышала меня? – поддразнил он, шагая ко мне.

– Слышала, но хочу, чтобы ты сказал еще раз, – ответила я, тоже делая шаг навстречу.

– Я получил место, они наняли меня.

Я рванула к нему, врезалась в твердое тело и так крепко обхватила руками за шею, что была удивлена, как его не задушила.

В свою очередь он обнял меня за талию и поднял над полом.

– Ох, Эдвард, я так тобой горжусь! Я знала, что ты справишься!

– Только потому, что ты поверила в меня.

Я отодвинула голову, чтобы увидеть его лицо:

– Я всегда буду верить в тебя.

А потом он поцеловал меня.

Мы сотни раз целовались до этого, но что-то изменилось. В движении его губ ощущалась новая сила.

Я прижалась к нему, когда он подхватил меня под колени, принимая в свои объятия, прижал к груди, и наш поцелуй вынужденно прервался.

Мы оба открыли глаза, и я смотрела в зеленые омуты, от которых у меня до сих пор все переворачивалось внутри.

И тогда я ощутила это. В глубине моей души раздался звоночек. Этот момент изменит все. Моя любовь к Эдварду выросла, когда он начал подниматься по лестнице, без слов разговаривая со мной, молча сообщая, что должно произойти, и давая любую возможность остановить его.

Но скорее замерзнет преисподняя, чем я его остановила бы.

Наши взгляды не разорвались, даже когда Эдвард пинком распахнул дверь нашей спальни.

Он нежно устроил меня на кровати, в окна бил послеобеденный оранжевый свет. Это придало всей комнате неземное сияние счастья и света.

Муж погладил меня по щеке, а затем вытянул ленту, удерживающую мои волосы. Освободившись, каштановые локоны каскадом рассыпались по спине и плечам.

Накрутил небольшую прядку на палец.

– Я всегда любил твои волосы. Даже на расстоянии они выглядят мягкими. Но ничто не сравнится с тем, как они ощущаются между пальцами.

Я улыбнулась и склонила голову.

– И твоя улыбка – всегда прекрасная. Но никогда не бывает столь захватывающей, как когда ты улыбаешься мне.

Он поцеловал уголки рта, в результате чего я улыбнулась еще шире.

– Ты – сила, которая меня поддерживает. До нашей встречи я на все махнул рукой. А ты спасла меня всеми возможными способами.

Я потянулась и столкнула с его плеч пиджак, на преминув задержать пальцы на шее, руках...

– А ты, Эдвард, ты – мой щит. Не думай, что я не замечала, что каждый раз, когда мы идем по особо ухабистому участку дороги, ты сильнее держишь мою руку, чтобы убедиться, что я не упаду.

Он сморщил нос: реакция на то, что его поймали, как я себе это представила. Я принялась расстегивать пуговицы его рубашки, по ходу оставляя долгие поцелуи на открывающихся участках груди.

– Когда ты беседуешь со мной, говоришь словно с ученым, достигшим наивысших высот, а не с бедной сиротой.

– Белла...

– Ты всегда желаешь лучшего для меня, всегда сначала думаешь обо мне. И я люблю тебя, Эдвард. Всем сердцем люблю тебя.

Он наклонился, приблизил губы к моему горлу и языком надавил на место, где бился пульс, заставляя меня ахнуть в ответ. Затем он, приоткрыв рот, продолжил оставлять на моей шее и челюсти горячие поцелуи, шепча между ними: – Я тоже тебя люблю.

Мы продолжали нежно раздевать друг друга. Мы не спешили. Каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждый сантиметр обнаженной кожи приносили наслаждение. Мы выказывали друг другу обожание нежными ласками и словами любви. Руки и губы Эдварда на моем теле прогнали все рациональные мысли. Я тонула в ощущениях, коими он ублажал меня. Я так отчаянно нуждалась в нем.

Наконец его тело накрыло мое, и я подалась ему навстречу.

– Белла, я буду двигаться очень медленно, но ты должна пообещать сказать, если я сделаю тебе больно.

– Хорошо, Эдвард. Но знаю, ты не причинишь боль, которая не является абсолютно необходимой. Я доверяю тебе, mon coeur.

Эдвард вдохнул, чтобы успокоиться, наклонился и накрыл мой рот сногсшибательным поцелуем, его язык переплелся с моим.

– Я люблю тебя, Белла, – выдохнул он мне в губы.

– Я люблю тебя, Эдвард. А теперь раз и навсегда сделай меня своей женой.

И затем он именно это и принялся делать. И было сие абсолютно совершенным.

На нас опустились сумерки, когда, удовлетворенные и очень счастливые, мы лежали в объятиях друг друга.

В конце концов, Эдвард выполз из кровати и натянул брюки.

– Я сейчас вернусь, – сказал он, нежно целуя меня в губы.

После его ухода я натянула простыню, прикрывая себя, смотрела в потолок и тщетно пыталась успокоить быстро бьющееся сердце.

Я читала кое в каких своих книгах об искусстве любовных ласк, но эти печатные слова никогда не охватывали истинную сущность того, что только что разделили мы с Эдвардом. Некоторые из моих книг утверждали, что занятия любовью предназначены строго ради произведения потомства и неприемлемы по любой другой причине. Без всякой радости, без связи между любовниками. Это считалось обязанностью, а не выражением любви.

Эти авторы не могли быть более неправыми.

Здесь нечего стыдиться или бояться, как заставляли верить большинство молодых женщин. Наоборот, я чувствовала себя в безопасности, желанной и, прежде всего, любимой.

Услышав скрип открываемой двери, перевернулась на бок и подперла голову, позволяя локтю погрузиться в матрас. В дверном проеме стоял Эдвард.

– Я приготовил ужин. Думаю, ты проголодалась, – застенчиво сказал он.

Я села и поджала под себя ноги, удерживая обернутую вокруг тела простынь.

– Ага, ты подумал, что я проголодалась... или же ты сам? – не удержалась я, потянувшись за халатом.

– Угомонись, плутовка, – пробормотал он, подходя ко мне.

– Всегда такая кусачая – твои слова, – заявила я, завязывая пояс.

– Ты вытаскиваешь из меня худшее, моя дорогая, – сказал он с насмешливым огоньком в глазах.

Он притянул меня к себе и страстно поцеловал. Позволив мне дышать, приблизил свое лицо к моему:

– Я люблю тебя, Белла. Не думаю, что говорю это достаточно.

– Это так просто, Эдвард. Тебе не нужно говорить это, чтобы я знала правду.



Мы провели вечер, попивая вино, целуясь, прикасаясь, исследуя друг друга и заснули, обнимаясь. Это было все, о чем я когда-либо мечтала.

Проснулась я с весьма болезненными ощущениями, но очень счастливой. Солнце еще не совсем встало. Мне совершенно точно не хотелось рано подниматься, так что я потянулась к Эдварду, но обнаружила лишь пустую кровать.

Сев, осмотрела комнату. Долго искать не пришлось.

Он упирался одной рукой в стену, пристально глядя в окно: выглядел жутковато в розовато-сизом свете зари.

– Эдвард? Ты в порядке?

– А? О, да. Прекрасно, – сказал он, на секунду поворачиваясь ко мне и кидая взгляд, а затем переключая свое внимание к окну.

– Возвращайся в постель, – прошептала я.

Он продолжал смотреть наружу еще пару ударов сердца, а затем повернулся, медленно подошел к кровати и сел на краю, спиной ко мне.

Что-то было не так.

Я подползла к нему и поцеловала кое-какие из шрамов, покрывавших спину и плечи, желая, чтобы у меня были силы стереть их с его кожи. Я задержала губы на номере, выжженном на правом плече.

– Расскажи, что случилось, – прошептала я.

– Плохой сон, – коротко ответил он.

От замешательства я нахмурилась:

– Такое происходило и раньше?

– Какое-то время нет. Это застало меня врасплох...

– Именно поэтому ты настолько расстроен?

Он кивнул.

Я обняла его крепче. Мне не хотелось задавать пришедший в голову следующий вопрос, но я ощущала, что, будучи его женой, не только моя обязанность предложить это, но и непреодолимое желание заботиться о нем, поддерживать и любить его.

– Хочешь об этом поговорить? – Слова оказались настолько тихими, что были едва слышны.

– Белла, я... я не знаю.

Я выдохнула. Надеялась, что он, наконец-то, расскажет, что его беспокоило.

– Все нормально... – сказала я слабым, печальным голосом.

– Нет, это не так, – резко сказал он. – Я хочу, чтобы ты знала обо всем, что делает меня собой. Просто трудно подобрать слова.

– Я понимаю.

– Знаю. Вот почему и пришла пора. Хочу рассказать тебе о времени, что провел в тюрьме.

– Ты не должен... – начала говорить я, но Эдвард меня не услышал. Он сидел совершенно неподвижно. Я продолжила прикасаться кончиками пальцев, а подбородок положила ему на плечо и ждала.

– Они сковали мне руки за спиной и бросили в Черную Марию². На окнах – решетки. Я подумывал закричать через них, чтобы привлечь кого-нибудь... чье угодно... внимание. Я был невиновен... этого не могло произойти со мной.
Как только мы прибыли в тюрьму, там было что-то вроде оформления, где сказали, что мне предъявлено обвинение в убийстве. Они забрали одежду, деньги... карманные часы моего отца. Первую ночь я провел в камере-одиночке из-за характера моего предполагаемого преступления... и за это, по крайней мере, был очень благодарен.
Ранним утром следующего дня меня направили к судье. Я попытался объяснить, что произошло, что эту девушку убил Феликс, а не я, но он не услышал ни слова и признал меня виновным.
И вот тогда началась боль. По возвращении в тюрьму, несколько человек прижали меня к столу и... заклеймили этими цифрами, 98331. Вот кто я с тех пор. Эдварда Каллена больше не существовало. В течение нескольких месяцев не исчезала жгучая боль, пока не прошла занесенная инфекция. Это постоянное болезненное напоминание о том, кем я являлся... просто уже не имело значения.
Они облачили меня в потрепанную красную блузу и штаны. Обуви не было. Я помню путь к моей камере. Они держали убийц на втором этаже, подальше от всех остальных. Но мы проходили через главную камеру, прежде чем направились вверх по лестнице. Там содержалось большинство заключенных с мелкими правонарушениями, – голос Эдварда стал презрительным. – Насильники, фальшивомонетчики, карманники и должники содержались в одной большой клетке вне зависимости от их возраста.

Я пыталась осознать его слова. Мой разум боролся с пониманием, потому что Эдвард не мог быть прав.

Они держали детей в тех же клетках, что и закоренелых преступников?

Я поморгала, пытаясь избавиться от этой мысли, и снова сосредоточилась на голосе мужа.

– Но я там не остался. Как уже говорил, убийц держали отдельно. У меня был сокамерник, его звали Каюс. Мы мало говорили, но вполне сносно ладили. У нас было негласное соглашение: игнорировать друг друга, когда могли, и помогать, когда нет. В течение дня они держали нас на улице, независимо от температуры. Частенько нас с Каюсом объединяли одной цепью на лодыжках. Когда непосильная работа, которую заставляли нас выполнять, не позволяла соединять, мы таскали вокруг лодыжек цепь с тяжелым железным шаром, чтобы предотвратить попытки побега. Мы всегда были прикованы, даже когда спали.

– От этого появились шрамы на ногах, Эдвард? От оков? – Поскольку нам стало более комфортно от интимной близости мужа и жены, я заметила шрамы, окружающие лодыжки Эдварда, просто до сих пор слишком боялась спросить об этом.

Он кивнул.

– Белла, в тот первый день, боже, я был в ужасе, понятия не имел, что происходит, или что они со мной будут делать, пытался поговорить с охранником, но тот лишь усмехнулся и ударил меня по спине. Ноги запутались в цепи, и я упал. Подобное случилось не в последний раз.
Иногда надзиратели били нас ради удовольствия: длинными веревками или кожаными ремнями. Иногда делали ставки: каждый охранник брал по узнику, избивал его, и тот, чей заключенный вопил громче всех, становился победителем.
Невероятно, но ночь оказывалась хуже, чем день. Мужчины кричали и плакали. Слышались драки, происходившие в нижних клетках, – Эдвард помолчал, а его следующие слова вышли почти шепотом: – Белла, ты была бы потрясена жестокостью, с которой человеческие существа могут относиться друг к другу. Слава богу, я оказался одним из счастливчиков.

Он снова замолчал и прикрыл глаза ладонями. Я подумала об ужасах, которые он пытался заблокировать в сознании, и захотела, чтобы он смог выкинуть из головы то, свидетелем чему стал. Эдварду потребовалось несколько минут, чтобы продолжить рассказ. Я терпеливо ждала, понимая, что он должен сделать это в собственном темпе.

– Однако каждую ночь, после того, как все стихало, появлялось время для размышлений. И я ненавидел его. Я продолжал думать о той бедной девушке и что мог сделать для ее спасения, а когда засыпал, она всегда мне снилась. Я видел ее окровавленное лицо, плач, крик «Помогите!» Поначалу старался избегать сна, но через несколько недель этот вариант просто стал невозможен. Мы так тяжело работали днем, что, если я не спал, то не поспевал за другими работниками. И если охранники замечали, что кто-то не справлялся со своей ношей, они избивали всех. Так что я спал, и самое страшное заключалось в том, что мне не было известно, когда она появится. Иногда без кошмара проходили недели, а потом я утрачивал бдительность, и она снова преследовала меня во сне.
Я твердил себе, что станет лучше, но этого не происходило. Следующий день оказывался хуже предыдущего. Поэтому, когда охранники пришли и сообщили, что меня повесят, я обрадовался.

Думать о том, что Эдварда не существовало бы, не было бы здесь, со мной, – слишком больно. И что еще хуже – он желал смерти. В то время... эта идея утешала его.

И сия мысль меня сломила: голова опустилась ему на спину, по щекам потекли слезы. Я сдерживала рыдания, ему не следовало их слышать.

Но муж хорошо меня знал. Он повернулся так быстро, что не успела я ничего понять, как через мгновение оказалась в его объятиях, а его губы молили мне на ухо:

– Не надо... прошу тебя, не плачь.

Это лишь заставило меня зарыдать:

– Я даже не могу себе представить... что случилось бы, если я не пошла бы в тот день в город.

– Тсс, все в порядке, – ворковал он, гладя меня по спине и целуя голову.

– Не могу себе представить жизнь без тебя...

– Я здесь, милая. Я здесь. И никуда не собираюсь, – говорил он, нежно меня покачивая.

– Ты не заслужил этого и ничего плохого не совершил. Я просто не... это несправедливо, – рыдала я.

– Моя сладкая Белла, не хочу, чтобы ты расстраивалась...

– А как мне не расстраиваться? Я твоя жена... и должна помочь тебе, но не могу. Ничего не могу поделать, не могу улучшить, Эдвард, не могу принять того, что они с тобой сотворили.

– Нет, ты не сможешь забрать это, но ты в состоянии... ты делаешь это лучше, – сказал он, стирая с моих щек слезы.

– Как ты можешь так говорить?

– Ну, а как иначе! В мой первый вечер здесь ты предложила мне кровать и еду. В первый вечер ты назвала меня Эдвардом... Эдвардом. Не сволочью, не убийцей или, что еще хуже, 98331. Все здесь было мягким и теплым, в то время как за последние три года я не знал ничего иного, кроме жестокости, боли и холода. Белла, в тот первый вечер меня охватило счастье и признательность.
Эти чувства меня разозлили. Я был совершенно сбит с толку, не понимая твоих мотивов. Не было возможности, чтобы ты заботилась обо мне, потому что хотела, но ты так и поступала. Той ночью я лежал в постели и размышлял о... всевозможных корыстных причинах, по которым ты меня спасла. Но любой довод, придуманный мной, оказывался невероятнее, чем предыдущий. Я не знал тебя.
Остальная часть истории тебе известна: я безнадежно влюбился в тебя. Скажи мне, Белла, как подобное не сделает это лучше?

– Не знаю...

– Ничто не изменит прошлое, так что мы просто должны принять его, надеюсь, научиться на нем и двигаться дальше.

Я кивнула в совершенном ошеломлении. Как он мог столько выстрадать и остаться таким замечательным? Я обняла его за шею и прижалась.

– Мне жаль, – это все, что я могла придумать.

– Мне тоже, и на этом все. Мы оба сожалеем. Я прошу прощения, что обременил тебя своими проблемами, а ты извинилась за бог знает что. И больше никаких извинений.

– Ты никогда не обременял. Не говори этого. Ладно?

Я почувствовала, как он крепче меня обнял.

– Хорошо.

– Я люблю тебя, и слова не могут описать, как я счастлива, что ты здесь и обнимаешь меня.

– Моя единственная любовь, – прошептал он и поцеловал меня.



Осень наступила, как и обычно, принеся с собой потрясающей красоты перемены.

Мы с Эдвардом вошли в новую фазу наших отношений и с каждым днем становились все ближе. Наконец-то между нами не осталось тайн, что радовало меня больше, чем можно было вообразить. Узнав, через что прошел Эдвард за те годы за решеткой, я еще больше зауважала его. И хотя мне больно думать о его страданиях, я знала, что это сделало его более сильным человеком.

На своей новой должности Эдвард преуспевал. У него присутствовала естественная напористость в бизнесе, и его работодатели только начинали видеть степень его таланта. Пока он проводил много времени на работе, я посвятила больше часов чтению и обучению, даже взяла нескольких учеников, с которыми занималась днем.

Нашего счастья прибыло, когда Алис с Джаспером объявили о помолвке.

Период ухаживаний длился лишь месяц, но родители Алис, казалось, довольны парой. И я никогда не видела подругу такой счастливой. Они c Джаспером просто поняли, что пришло время.

Ей потребуется зима, чтобы спланировать, а весной они поженятся, и Джаспер увезет ее домой, в Англию. У них не оставалось выбора: сейчас уже слишком поздно предпринимать путешествие на острова. Я смеялась над типичной манерой Алис, когда она пришла к выводу рассматривать в положительном свете вынужденное ожидание. Подруга лукаво улыбалась, сообщая, что у нее весьма мало драгоценного времени, чтобы воплотить феерию, которую она планировала для свадьбы. Конечно, мне было грустно, что Алис переедет, но та поклялась, что будет навещать так часто, как только возможно.

А еще, как и предсказывал Эдвард, Джаспер попросил его рассмотреть возможность, чтобы мы вместе с ними вернулись в Англию.

Однажды вечером муж сдержанно признался мне в этом в библиотеке. Мы сидели рядышком, свернувшись в калачик, когда Эдвард рассказывал, что произошло между ним и Джаспером.

– Он заходил на обед. Я расспрашивал его об Алис и свадебных планах, но было ясно, что навестил он меня с единственной целью: хочет, чтобы мы вернулись с ним и Алис. Я пытался объяснить, что не желаю переезжать. Белла, клянусь, теперь это – мой дом. Джасперу просто придется смириться с этим, – успокаивающе говорил он.

Во мне еще воевали мысли. Он никогда не упоминал при мне все это, не спрашивал, что я испытывала, не учитывал мои чувства и даже не потрудился выяснить, каковы они. Это он хотел остаться здесь, он хотел быть со мной. Но действительно ли это так? На самом ли деле он желал, или это то, что, по его мнению, хотела слышать я? И почему бы ему не обсудить это со мной, а не ставить перед фактом? Пришла пора напомнить драгоценному мужу, что я не позволю ему подобное поведение.

Я отстранилась, чтобы смотреть ему в глаза:

– Эдвард, почему ты не хочешь вернуться в Англию? Разве ты не желаешь увидеть своих родителей?

– Не то, чтобы не хотел вернуться, просто... не хочу менять нашу жизнь здесь. Я не получал удовольствия от жизни в Англии, Белла! Здесь намного проще.

Не могу сказать, что понимала, что он имел в виду. Всю жизнь я прожила здесь. Взрослея, часто грезила о динамичности большого города. Париж всегда был передним краем моих мечтаний. Я бывала там несколько раз с родителями, но после их смерти не возвращалась туда.

Лондон для меня казался еще более заманчивым. Об этом я прочитала множество книг, как художественных, так и научных, и приходилось признать, что мысль о посещении была ужасно интересной, но я все еще пребывала в нерешительности о фактическом проживании там. И тогда меня осенила идея.

– Эдвард, мы не должны оставаться там, можем просто погостить.

– Белла, это точно не самая легкая поездка. Мы проведем много дней в экипаже и на корабле. Это грязное, неудобное, выматывающее путешествие.

– Знаю, но я подумала, что мы можем погостить и посмотреть, подойдет ли Лондон... нам.

– Что ты имеешь в виду? – озадаченно спросил Эдвард.

– Ну, знаешь, я никогда не посещала Лондон, и прошло долгое время с тех пор, как дома был ты. Может, все изменилось...

Он перебил меня:

– Там ничего не изменилось. Те же сухие люди, те же скучные беседы.

– Возможно, это по-прежнему верно, но мне кажется, что мы обязаны сделать это ради нас, должны попробовать. Мы отправимся на... месяц. Можем поехать с Алис и Джаспером, когда те вернутся из медового месяца. Посмотрим, насколько нам там понравится, и если это случится... мы переедем.

– Белла, я не могу просить тебя.

– Но ты и не просишь. Я хочу сделать это, Эдвард. Если мы не попытаемся... я чувствую, словно захватила тебя здесь... держу в заточении.

Оба поморщились от моего выбора слов. Эдвард первым пришел в себя.

– Изабелла, – заговорил он тихо, обхватывая мое лицо ладонями, – во-первых, любить свою жену и заботиться о ней – ни наказание, ни помеха, а подарок. Во-вторых... ты сделала бы это ради меня? Почему?

Почему? Я думала, что это и так ясно. Я любила его и хотела для него... для нас... счастья. Понимала, что это путешествие далеко не легкое или дешевое. А еще ситуацию усложняли дом и работа Эдварда. Это была грандиозная затея. Как мне объяснить ему? Зачем переезжать или даже просто гостить, когда он мог быть в курсе дел с помощью писем и посылок? Зачем...

– Потому что мне хотелось бы отдать все, если это значило, что я снова увидела бы своих родителей, – громко выпалила я напряженным голосом.

– Что? – дрогнув, спросил он.

– У тебя есть шанс увидеть их снова, сказать, что любишь их и скучаешь по ним. У меня такой возможности больше нет. Мы не должны переезжать туда, если не захотим. Можем остаться там на часок, а затем вернуться, мне все равно, но, Эдвард... не упускай этот шанс, потому что считаешь, что я не хочу, чтобы ты поехал. Они – твоя семья, часть тебя. Разве не думаешь, что твоя мать заслуживает снова тебя увидеть?.. – я сморгнула слезы, грозившие скатиться по щекам.

– Белла, мы не должны делать этого...

– Нет, должны. Мы примем решение, но, пожалуйста... не упускай этот шанс, – повторила я.

Он какое-то время посидел молча, а потом глубоко вздохнул:

– Мы действительно собираемся сделать это?

– Если ты хочешь, – ответила я.

На его лице появилась широчайшая улыбка:

– Ты чересчур хороша для меня. Завтра дам знать Джасперу.

Я обняла его за шею:

– Спасибо.

Он усмехнулся:

– Ты даешь мне то, что я хочу, а потом благодаришь меня?

Я отстранилась:

– Эдвард, если ты хотел этого, почему все время твердил, что не поедешь?

– Не желал, чтобы ты чувствовала, словно я собирался отказаться от тебя или заставить совершить путешествие, оторвать от дома так надолго.

Печаль о своих умерших родителях растаяла, когда я посмотрела на мужа. Я отчаянно по ним скучала, но почему-то мне казалось, что именно им сейчас обязана своим счастьем.

– Это того стоит, Эдвард, и я всегда хочу знать о твоих желаниях... Даже если ты опасаешься, что я этого не захочу, необходимо обсудить это со мной, mon amour³. Мы партнеры во всем, и пришла пора начать нам действовать сообразно этому.

– Да, мадам Каллен.

– До тех пор, пока мы знаем, кто крайний, – подмигнув, сказала я.

Он рассмеялся:

– Моя Белла, что бы я без тебя делал?

---

¹ – mon ange – (франц.) мой ангел (здесь и далее – примечание переводчика).
² – Черная Мария – в 19 веке так называлась карета, в которой перевозили заключенных, предшественник нашего «черного воронка».
³ – mon amour – (франц.) моя любовь.

---

Огромное спасибо за проверку и редактирование главы amberit.

Поделиться своими впечатлениями вы можете на ФОРУМЕ.

Так же на форуме разыгрывается ВИКТОРИНА, участвуя в которой вы можете получать маленькие сюрпризы, а, набрав больше всего правильных ответов, выиграть и главный приз - последнюю главу перевода раньше всех остальных читателей.