29. Прощение и надежда. Часть 1

Белла



Все, что я вижу – это его затылок, когда он проходит пост секьюрити, и это момент, когда мне хочется крикнуть ему, чтобы он вернулся.

Я не знаю, что более эгоистично. Просить его поехать или просить остаться.

Я знаю, что он не хочет оставлять меня. Оставлять нас. Мы много раз говорили об этом. И также я знаю, что часть его нуждается в этом. Часть его, которой нужно чувствовать, что он делает нечто важное в жизни. И работа в отделении скорой помощи больницы Форкса – это не то.

И есть другая его часть, которой нужно разделить это с его отцом.

Не принимая во внимание малышку, это важно. Это имеет значение. Это больше, чем мы двое.

Сейчас неподходящий момент. Мы оба это знаем. Но момент никогда не будет подходящим. И как только малышка будет здесь, я захочу, чтобы он всегда был рядом. И он захочет того же.

Он может это сделать. Мы[i] можем это сделать.

Я сижу в машине, стоящей на парковке аэропорта. Пока не забыла, я звоню Элис. Прежде, чем даю себе лишнюю секунду подумать о повторных подземных толчках. Подумать о том, куда он едет. Как долго там пробудет.

Элис отвечает на первом гудке. Легкомыслие и беззаботность. Словно я звоню просто поздороваться. Я знаю, что она делает. И она тоже это знает. Мы обе притворяемся. Они – это и ее семья тоже.

Мы говорим о ее поездке сюда.

- Джаспер не против, что я краду тебя?

- С ним все будет в порядке. С папой и Эдвардом тоже.

Я решаю ей поверить.

Я еду домой в пустой дом. И это нормально. Он вернется. Я могу это сделать.

Я впервые сплю одна в нашей постели. Я жила одна долгие годы. Но это другое. Более спокойно, более пусто. Потому что я знаю, чего мне не хватает.

За исключением того, что на самом деле я не одна. Я стучу кончиками пальцев по животу.

- Спокойной ночи, малышка.

Я лежу без сна, слушая наш старый дом.

Перед самым рассветом звонит телефон. Вырывая меня из беспокойного сна. Заставляя сердце бешено колотиться.

Я отвечаю в темноте.

- Эдвард?

- Я знаю, что сейчас рано. Я хотел сказать, что благополучно долетел. – Его голос обрывается. – И я скучаю по тебе.

Его голос так далеко.

Кажется, я на одном дыхании задаю ему сотню вопросов.

- Я лишь хотел сказать, что люблю тебя, Белла. Возвращайся ко сну.

- Я тоже тебя люблю.

Связь обрывается. Я провожу ладонью по его половине постели. Под его невесомой подушкой.

Сон приходит легче, когда звук его голоса еще свеж в памяти.

Я сплю допоздна, солнце уже высоко. До тех пор, пока не вынуждена встать, чтобы пописать.

Я стараюсь избегать своего отражения в зеркале ванной. Опухшие глаза и спутанные волосы.

Сегодня я записана на прием. К какому-то специалисту по посттравматическому стрессу. Что бы это ни означало. Мне хочется его отменить. Но я не делаю этого. Потому что мне это нужно. И если не ради меня самой, то ради моей семьи.

Всю дорогу, пока я еду, мне хочется повернуть назад. Потому что я не знаю, как быть честной с незнакомым человеком. Я не знаю, как.

Я говорила с множеством психотерапевтов. Это неправда. Я лгала множеству психотерапевтов.

Но так не будет.

Я не хочу быть лгуньей.

Здание старое. Отдельные офисы с двориком посередине. С колотящимся сердцем я прохожу через атриум. Здесь холодно, сыро и пахнет плесенью. Слишком много закрытых дверей офисов с табличками, что пугает меня.

Это нелепо. Я трусиха. Я боюсь того, что уже случалось. Того, чего больше не существует.

Я нахожу нужную дверь. Ту, которая пугает больше всех остальных. Я колеблюсь, всего секунду. Рука на дверной ручке. До тех пор, пока ее не открывают. И это не я.
Я напугана. Лицом.

В нескольких дюймах от меня стоит, вытаращив глаза, Розали. Ее кожа покрыта пятнами. Руки запущены в волосы.

У меня уходит секунда на то, чтобы вспомнить, где я. Я стою с отвисшей челюстью. Ее взгляд опускается на мой живот. Она произносит мое имя в качестве приветствия. Или упрека. И проходит мимо меня прежде, чем у меня появляется возможность ответить.

Я сижу в маленькой приемной. И это идеальное отвлечение. Зачем она была здесь? Идеальная, красивая Розали Хейл. Высокая, сильная, и лучшая подруга для всех, кроме меня.

Я пытаюсь соотнести образ в своей голове с женщиной, которая стояла передо мной несколько минут назад.

До тех пор, пока не называют мое имя. И я прихожу в себя в комнате с видом. Я даю обещание, разве что себе самой, быть честной и смелой.

Все не так, как я думала.

У моего врача нет непроизносимого имени, слишком длинной шеи, кривых зубов и комочков туши для ресниц в уголке глаза.

Думаю, она мне почти нравится.

Я назначаю следующую встречу через несколько дней.

Я не отменяю ее.

Мы говорим о методах преодоления сильных стрессовых ситуаций. Но это лишь временные меры.

Я говорю. Говорю. Говорю правду. Даже то, от чего мне кажется, что меня вскрывают.

Это не так.

Я все еще здесь.

Я признаюсь, что хочу простить свою мать. За ее грехи. Я признаюсь, что не знаю, как.

[i]Возможно, это не ее тебе нужно прощать.

Это неправда, и истинная правда, и я все равно не знаю, как это сделать.

Прощение.

Всю дорогу домой я погружена в раздумья. Я на подъездной дорожке, и едва помню, как добралась сюда.

Вставив ключ в замок двери, я вижу что-то на крыльце под окном. Мурашки покалывают кожу. Я стою лицом к двери и краем глаза смотрю туда, пока не понимаю, что это.

Я моргаю, и мне хочется, чтобы она исчезла. Она не исчезает.

Маленькая птичка лежит на спине. Крылья смяты. Голова свернута на бок.

Я боюсь пошевелиться. Боюсь отвести взгляд.

Она мертва.

Меня сейчас стошнит.

Я дышу ртом.

Это просто птица. Птица, влетевшая в окно. Такое постоянно случается.

Я смотрю на ее красивое безжизненное тело до тех пор, пока лицо и руки не мерзнут настолько, что я не могу находиться здесь ни секунды дольше.

Я открываю дверь и захлопываю ее за собой.

В доме пугающе тихо. Я знаю, что, скорее всего, однажды мне захочется такой тишины, но в дни вроде этого мне хочется лишь шума. Любого.

Я рыскаю по шкафу в поисках обувной коробки. Чтобы похоронить птицу.

И когда нахожу ее, не знаю, хватит ли у меня смелости сделать это. Подобрать эту птицу, которая больше никогда не полетит.

Вооружившись парой кухонных перчаток и лопатой из гаража, я открываю входную дверь.

Я смотрю на то место на крыльце.

И ее нет. Ее нет. Ее сдуло или ее кто-то унес.

Я не знаю – тревожиться или испытывать облегчение.

Я быстро закрываю дверь, почти боясь того, что она снова появится, если я буду смотреть слишком долго.

На тяжелых ногах я поднимаюсь по лестнице, надеясь, что Эдвард снова позвонит. Мне нужен его голос. Даже если совсем ненадолго.

В ванной я смотрю на свое отражение в зеркале. На свои пополневшие щеки. На мутные глаза.

С распущенными волосами я выгляжу как она. Как моя мать.

Я поворачиваюсь боком, накрываю руками свой круглый живот. Задаюсь вопросом: выглядела ли она так же. Когда была беременна.

Она была моложе. Она была одна. Она уже год, как ушла от мужа. Веря в то, что трава действительно зеленее там, где нас нет. Осознавая, что это совершенно не так.

Я пытаюсь представить. Быть молодой. И импульсивной. И глупой. Беременной. Без постоянной работы. Без безымянного отца моего ребенка. Без человека, который любит меня. Того, который, как я думаю, вероятно, никогда меня не простит.

И даже, несмотря на то, что это не моя действительность, я чувствую ее удушающую реальность. Панику, которую она, должно быть, чувствовала.

Сейчас я максимально близка к пониманию ее.

Я иду на кладбище. К ее могиле. Может быть, в последний раз.

Я обвожу пальцем ее имя на надгробии. Дату. Нахожу удовольствие, осязая подушечкой пальца холодные острые края.

И вспоминаю.

Я помню, как мне было четыре года, и мы смеялись до слез, скатываясь с поросшего травой холма в случайном парке неизвестного города.

Я помню, как проводила дни напролет в кинотеатрах с полными карманами четвертаков на видеоигры и нескончаемым запасом конфет.

Я помню мороженое с горячей помадкой в старомодном кафе-мороженом на мой день рождения.

Я помню, что любила ее и ненавидела ее. Говоря ей только второе.

Я помню ощущение пустоты в груди, когда она умерла, и что я была очень-очень зла на нее.

Я помню, как Чарли впервые сказал, что любит меня. Когда он еще был незнакомцем. Когда он еще был моим отцом.

Я помню, как мне было девять лет. Как я теряла себя. Училась притворяться. Быть той, кем, как я думала, все хотят, чтобы я была.

Я помню, как была опустошена. Не могла плакать.

Я помню, как чувствовать себя мертвой. Упавшей, но продолжать дышать.

Целую жизнь назад. А, может, и несколько.

Эти воспоминания не оставляют мне ничего, кроме чувства благодарности. За то, что я выжила. И чувствую это. За то, что действительно это чувствую.

- Привет, мам.

Все серое. Небо, земля, ее надгробие. Ее жизнь.

Впервые мне грустно за нее. Потому что она никогда не увидит своих внуков. Потому что она никогда не понимала, не ценила того, как Чарли ее любил. Потому что она прожила жизнь в поисках того, чего так и не нашла, а, возможно, чего и не существовало.

- Мам? – Мне хочется, чтобы она могла поговорить со мной. Услышать меня. Увидеть меня. – Мам, я прощаю тебя за то, что ты потерялась.

И затем я иду прочь. Ветер развевает волосы. Ноги хлюпают в грязи Форкса.

Я иду прочь. Иду прочь.

И даже, несмотря на то, что мое тело тяжелое, на сердце легко. Легче, чем когда-либо.

Я встречаю Элис в аэропорту. Она кричит, когда видит меня. Всю меня. Она обнимает меня, и я невольно смеюсь.

- Элис, я так рада, что ты здесь.

- Я тоже.

Мы проводим дни, играя в детской. Складывая и перекладывая заново одежду. Расставляя книги и игрушки.

- Я забыла, у меня для тебя кое-что есть. – Она выбегает из комнаты, возвращается с маленькой коробочкой, перевязанной лентой с бантом, и ставит ее передо мной.

Я развязываю сатиновую ленту, позволяя ей упасть. Коробка старая, потрепанная по краям. Я открываю крышку и смотрю на содержимое.

- Это принадлежало моей маме.

Я моргаю, глядя на кучку спутавшихся серебряных украшений, лежащих на дне коробки. Я держу в руке серебряный медальон на цепочке. Он слегка потускнел. Он видел лучшие дни.

- Открой его.

Я не знаю, хочу ли этого. Мои пальцы слегка дрожат, когда я пытаюсь расстегнуть защелку.

Я моргаю, глядя на две черно-белые фотографии. На одной из них я. Ребенок. На другой моя мать. Моложе, чем я ее помню.

Элис выглядит нервно. Неуверенной в том, правильный ли сделала выбор.

- Моя мама всегда его носила. Я никогда не видела его открытым.

Я не знаю, что сказать. Я не знаю, будет ли у меня когда-нибудь такое любящее сердце, как у Эсме Каллен.

- Спасибо, Элис.

Она помогает мне застегнуть его на шее. Он холодный.

Мы спускаемся вниз и усаживаемся на диване. Заказываем пиццу. И вскоре медальон уже не холодный. Но я не забываю, что он там.

---

---