Белла медленно съехала с второстепенной дороги и остановила машину. Она с силой сжимала руль. Никогда раньше девушка не понимала выражение «давящая тишина» так буквально, как сейчас. Ни она, ни Эдвард не произнесли ни слова с тех пор, как покинули дом ее отца, и эта тишина невероятно сильно давила на Беллу. Она краем глаза посмотрела на Эдварда. Он сидел в той же самой позе, в какой был, когда пятнадцать минут назад она завела мотор. Если бы не легкие движения его нижней челюсти, казалось бы, что он превратился в статую. Его взгляд был направлен четко прямо перед собой. Его руки были сжаты в кулаки – он делал так всякий раз, когда где-то поблизости находился Джейкоб. Казалось, что остальная часть племени не вызывала в нем подобной реакции. Напряжение, именно. Нет, дело было именно в Джейкобе.

Она закусила губу, вздохнула и потянулась к его руке. Не важно, что происходило, прикосновение к нему всегда поднимало ее настроение. Эдвард расслабился, разжал кулак и переплел их пальцы вместе. Его ничего не выражающее выражение лица заполнилось эмоциями, когда взгляд упал на их переплетённые руки. Когда он заговорил, его голос звучал напряженно.
– Прошу тебя, не делай этого.
Она погладила край его указательного пальца своим большим.
– Я должна.
– Нет, не должна.
– Я знаю, что ты переживаешь за меня, но прошу, пойми, я не могу сидеть дома и ничего не делать. – Белла процитировала ему его же слова. Слова, которые однажды он сам написал ей, пытаясь объяснить необходимость помогать людям в период той страшной эпидемии.

На его лице появилась ухмылка.
– Нечестно использовать мои собственные слова против меня, Белла.
– Говорят, в любви и на войне все средства хороши.
Уголки его рта снова дернулись в легкой ухмылке, но на этот раз от удивления.
– Кто говорит? Я хотел бы с ними поговорить.
Белла засомневалась, но всё же улыбнулась. Но эта улыбка была пустой, она не коснулась ее глаз.

Ну, нам нужно что-то делать.

– Я сама несколько раз хотела бы с ними поговорить.
Эдвард впервые повернулся к ней с тех пор, как они отъехали от дома. Она поспешила снова его переубедить.
– Всё будет хорошо, Эдвард. Я сотни раз была в резервации. Всё будет в порядке. Обещаю тебе.
– Ты не понимаешь, Белла. Тогда они не были под таким сильным давлением, как сейчас. Виктория. Ты и я. Они практически достигли крайней точки.
– Всё, что можно было сделать, чтобы справиться с Викторией, мы сделали; ты сам это сказал. Ты сам говорил, что это будет несложно, а что касается нас с тобой и всего, что происходит между нами – их это не касается.

– Они нервничают не из-за предстоящей битвы. Они ждут ее. – Он устало потряс головой. – Представь десять Эмметов. Они также сильно ждут этой битвы, как ребенок ждет своего дня рождения.
– Тогда что...
Его глаза переместились в сторону резервации, прежде чем вернуться обратно к их сплетённым рукам и затем на ее лицо.
– Это ожидание. Просто сидеть и ждать, хотя они знают, что где-то там Виктория, и ее новые друзья ходят и убивают людей, а они ничего не могут сделать. Это против их природы. Против смысла их существования. Конечно, они понимают, что иногда где-то рядом появляются такие как мы, но это другое. Сейчас они точно знают, что происходит. Это уже особенная ситуация. И она сводит их с ума.

Белла сильнее сжала руку Эдварда и закрыла глаза.
– Белла. Мне жаль. Прошу, прости меня. Было глупо с моей стороны говорить про это.
Она медленно выдохнула и с решимостью в голосе продолжила:
– Нет. Нет, я не хочу, чтобы ты приукрашивал для меня ситуацию. Я знаю, что делает Виктория. – Несмотря на то, что из печки дул теплый воздух, Белла вздрогнула. – Я просто хочу, чтобы всё кончилось. Я просто хочу побыстрее покончить со всем этим и жить дальше.
Эдвард притянул ее к себе и поцеловал в лоб.
– Скоро всё закончится. Обещаю тебе, ангел мой. Вскоре все закончится.

Белла позволила себе посидеть несколько минут, впитывая ощущения его рук, обнимающих ее, ощущения его тела рядом с собой. Она хотела унести это ощущение с собой в резервацию. Белла перевела взгляд в сторону растянувшейся перед ней дороги, словно это был путь во что-то неизвестное, а не дорога к дому ее друга. Но больше он не был ее другом. Теперь это на самом деле было тем, чем кажется: дорога, которая вела в неизвестность. Она не знала, как ее примут в резервации. Джейкоб и все остальные. Первые два месяца ее жизни в Форксе Белла часто проезжала по этой дороге, чтобы навестить Джейкоба. Но она не была здесь с того самого рокового дня в феврале, когда узнала всю правду об Эдварде и Джейкобе.

Или что еще важнее, когда Джейкоб узнал всю правду о них с Эдвардом.
Она пыталась всё объяснить. Она много раз ему звонила, оставляла десятки сообщений. Джейкоб был ее другом. Если бы он только увидел, как сильно она любит Эдварда, и как сильно он любит ее; девушка уверена, что друг всё бы понял. Если бы он только выслушал ее, позволил всё ему объяснить. Джейкоб не ответил ни на один ее звонок, ни на одно сообщение. А за две недели она послала их как минимум штук тридцать. Вообще-то, она и сама уже сдалась.

Белла вздохнула и спрятала лицо на груди Эдварда. Она хотела перелезть на пассажирское сидение, забраться к нему на колени и уснуть.
– Белла, любовь моя, тебе не стоит этого делать. Мы можем развернуться и поехать домой, – Пытаясь немного ее развеселить, он решил пошутить. – Только я поведу. Ты водишь еще медленнее, чем старушка. Порой кажется, что это тебе больше ста лет.
– И это говорит мне человек, который когда-то боялся ехать быстрее пятидесяти километров в час.

Эдвард опустил лицо в ее волосы и сделал глубокий вдох.
– Я не хотел заставлять маму нервничать.
– А, ну да.
Минуты шли, а они всё еще сидели в машине.
– Джейкоб может решить, что я не приеду.

Белла подняла голову с груди Эдварда и посмотрела в его глаза. Напряжение, которое копилось в нем весь день, снова было на лице. А глаза были сосредоточены на какой-то точке между деревьями.
– Они знают, что мы здесь.

Белла перевела свой взгляд туда, куда смотрел Эдвард. Она ничего не видела, но он точно что-то разглядел. Они наблюдали. Внутри нее стали копиться волны неуверенности. Может... Может ей стоит послушать Эдварда; он знает про волков больше, чем она. Может ей стоит развернуть машину и вернуться домой. Она дала Джейкобу столько шансов поговорить с ней. Она день за днем звонила ему. Он сам решил игнорировать ее. Если бы он хотел поговорить, то пришел бы сам. Сейчас она ему ничего не должна. Перед ее глазами постоянно всплывало изуродованное лицо Эмили Янг, как бы она ни пыталась прогнать от себя эту мысль, та всё равно возвращалась. Эдвард просто Эдвард. А Джейкоб это Джейкоб. И он наконец-то показал ей, что хочет с ней поговорить. Он использовал аргумент, что племени нужны образцы одежды Калленов. Она решила дать своему другу этот последний шанс.

Ее уверенность крепла, Белла выпрямилась на водительском сидении и сильнее сжала руль.
– Белла, прошу тебя. Давай просто вернемся домой к твоему отцу. Ты не должна этого делать.
– Нет, я должна.
– Белла...
– Эдвард, мне нужно это сделать. Ради самой себя. Ты должен доверять мне.
– Я верю. Любовь моя, я верю тебе, – Эдвард замолчал, когда на его лице появились новые эмоции. – Это им я не доверяю.
– Джейкоб был моим другом. Я хочу поговорить с ним, даже если это будет означать прощание.
– Мне это не нравится. – Его тон и выражение лица полностью отражали его слова.
– Я знаю.

– Ты только утром узнала о своей матери. Белла, это уже слишком. Ты ведь знаешь, что ты всего лишь человек. – Он обращался к ней, но его слова были лишенными эмоций, жесткими и даже угрожающими – это было явным предупреждением тем, кто сейчас за ними наблюдал.
– Со мной все будет в порядке.
– Один час. Один. Час.

Белла знала, что он серьезно. Она знала, что для Эдварда это было пыткой, и ценила то, что он готов отпустить ее туда, и даже не знала, как сказать ему об этом. Свон понимала, что если бы Эдвард категорически запретил бы ей идти, она бы не стала спорить. Девушка также знала, что если через час она не вернется, несмотря на всю возможную опасность для себя, Эдвард пойдет за ней. Она представила, как он, прыгая с ветки на ветку, словно вампир-Тарзан, пытается спасти девушку, в то время как волки бегут, подпрыгивают и скалят зубы, все это было так забавно, что в другой ситуации она была рассмеялась.

Белла не рассмеялась, но улыбнулась ему. Эдварду было сто восемь лет, но в этом он был таким же новичком, как и она. Он был таким ранимым. Она знала, что мысль о том, что она идет поговорить с Джейкобом, разрывает его изнутри, но он даже не пытается остановить ее. Ну, по крайней мере, серьезно. Он честно признался ей, что ему вся эта затея не нравится.

– Один час. Обещаю.
– Белла, мне, правда, всё это не нравится.
– Я знаю.
Выражение его лица и тон снова напомнили ей маленького ребенка. Девушке стало интересно, наблюдают ли они до сих пор за ними. Вероятнее, да.

Ну, – подумала про себя Белла, – волки же родственники собак, верно? Они метят свою территорию. Поэтому, они должны понять это.

– Эдвард?
Эдвард посмотрел на нее своими золотыми глазами, но прежде чем успел произнести хоть слово, Белла схватила край его футболки и притянула к себе. Когда ее рот накрыл его, другой рукой она, схватив его за волосы, стала целовать со всей страстью и любовью, на которые была способна. Целовать Эдварда всегда было просто невероятно, лучшее, что она могла себе представить. Но в этот раз это было куда интенсивнее. Сейчас со всей той болью, что она ощущала из-за смерти матери, и страха из-за приближения Виктории, Белле казалось, что она находится в самой середине шторма. Словно торнадо захватило ее и ударило о бетонную стену, будто дикая река подхватила и унесла далеко отсюда. Эдвард был ее щитом от этого шторма, сильной рукой, удерживающей ее над водой. Но в этом поцелуе было что-то еще, что-то, что она не могла объяснить.

Наконец, она отстранилась от него, хватая ртом воздух.
– Эдвард, я люблю тебя.
Волосы Эдварда были взъерошены в тех местах, где она проводила по ним рукой. В его глазах она видела, что он тоже это почувствовал.
– Я тоже тебя люблю.
– Один час. Обещаю.
Он кивнул и снова поцеловал ее легким коротким поцелуем.
– Один час. Я буду ждать тебя здесь. Буду ждать.

Белла снова села на водительское сидение, а спустя пару секунд Эдвард медленно и неохотно открыл дверь и вышел из машины. Пытаясь не смотреть на него, девушка снова завела машину и выехала на дорогу, не давая себе возможность передумать. Она лишь предполагала, где может проходить невидимая линия, разделяющая два мира, но могла поклясться, что почувствовала какое-то странное ощущение, когда въехала в резервацию. Здесь Эдвард не мог ехать с ней, если не хотел разрушить и без того шаткое перемирие между двумя сторонами, что могло привести к смерти. Она ожидала, что будет чувствовать волнение и неуверенность, но не ожидала, что всё ее тело окажется напряжено, готовое в любой момент броситься в бой. Она ожидала рой бабочек в животе, но вместо этого почувствовала там рой пчел. Каждая клеточка ее тела говорила ей развернуться. Эдвард рассказывал ей, что люди инстинктивно пытаются избегать их, но такого она никогда раньше не ощущала. До этого момента. Вот только инстинкт говорил ей избегать не Калленов. Ей нужно было избегать Джейкоба. С каждой секундой, проведенной в резервации, в ней крепло ощущение, что ей здесь не место. Ладошки вспотели, сердце бешено колотилось, и казалось, что ее скоро стошнит.

Белла чувствовала, словно она едет сквозь город призраков. Рядом никого не было. Ни одной машины. Никто не сидел на крыльце своего дома. Нигде не играли дети. Резервация выглядела совершенно безлюдной. К моменту, когда она доехала до маленького красного дома, ее ноги дрожали.

Белла припарковала машину и сделала несколько коротких глубоких вдохов, чтобы немного успокоить себя. Это ведь всего лишь Джейкоб. Чего же она боялась? Сидя за рулем, девушка снова и снова повторяла одну и ту же фразу: «Это всего лишь Джейкоб. Это всего лишь Джейкоб. Это всего лишь Джейкоб».
Но ее до сих пор подташнивало.
Она закрыла глаза и продолжила медленно и глубоко вдыхать через нос. Она была так сосредоточена на том, чтобы успокоить свои нервы, что совсем не услышала, как Джейкоб подошел к машине. Когда он открыл дверь, она вскрикнула.

– Черт, Белла. Может тебе не стоит так налегать на кофеин, как думаешь?
– Джейкоб. Ты меня до смерти напугал.
– Ага, надеюсь, что нет. Ведь иначе для меня это плохо кончится.
Белла закатила глаза. Ей стало намного лучше. Ей до сих пор было страшно, но теперь она не боялась, что ее в любой момент может вывернуть наружу.
– Правда, смешно. Никогда не думал о карьере комика? Ты можешь выступать с монологами.

Джейк снова был самим собой, словно не было того февральского дня, словно это не он так бесповоротно и окончательно отвернулся от нее. Но он отвернулся, и сейчас тот страх, который заполнял девушку, пока она ехала по резервации, сменился гневом. Белла вылезла из машины и подошла к багажнику, чтобы отпереть его.

– Ну и что произошло? Вы забыли оплатить счета за телефон или что-то в этом роде?
– А, так ты... об этом...
Белла заметила, что Джейкоб хотя бы выглядел виноватым. Наблюдение за собственной ногой, пинающей гравий на подъездной дорожке около дома, очевидно, было весьма увлекательным, раз он был так поглощен этим занятием.

– Почему ты не перезвонил мне?
Он пожал плечами, не поднимая на нее взгляд.
– Это не самый лучший ответ, Джейк. Я звонила снова и снова, день за днем, на протяжении двух недель.
Он снова пожал плечами и пристально уставился на пожарный гидрант через дорогу, словно тот в любую минуту оживет и станет вытворять магические трюки.
– Мне казалось, мы были друзьями. Неужели один телефонный звонок – это так много?

Джейкоб наконец поднял на нее взгляд, в котором Белла увидела борьбу.
– А что бы я тебе сказал? – с вызовом спросил он.
– Ну, я не знаю. Как насчет... – но она не знала, что ответить. А что он мог бы мне сказать? – Я не знаю, Джейк.
– Всё, что я мог бы сказать, не понравилось бы тебе. Всё стало бы только хуже.
– Джейк, он...
– Он – кровосос.
– Да? А я плотоядная, потому что ем мясо, и какая в этом разница?
– Белла, они не нормальные. Они не естественные. Их даже не должно существовать.
– А превращаться в волка – это нормально? Это вполне естественно?
– Мы не можем изменить себя! Думаешь, мы сами выбрали такую жизнь?
– А ты думаешь, кто-то из них ее выбирал? Думаешь, они сами выбрали себе такую жизнь? У них не было выбора так же, как и у вас.

– Вот видишь, именно в этом ты ошибаешься. Они сами это выбрали. У них был выбор. По крайней мере, у одного из них. Он не должен был создавать больше... этих омерзительных... он сделал выбор за них.
– А твой отец выбрал завести тебя. Он знал, кем ты станешь, чем ты можешь стать. И он всё равно решил завести ребенка.
– Чёрт возьми, Белла! Это другое!

– Почему? Почему у твоего отца было право завести семью, а у Карлайла нет? Почему он должен был остаться в одиночестве? Потому что ты это не одобряешь? Что дает тебе право решать, на что человек имеет право, а на что нет? – Белла знала, что спор с Джейком может разозлить его, и что это может быть опасно, но уже не могла остановиться.

Джейкоб схватил камень с дороги и швырнул его в деревья, чтобы сорвать на нем свой гнев. Едкое замечание о сдерживании гнева чуть не сорвалось с ее языка, но она сдержалась. Джейкоб стал одним из ее первых друзей в этом городе, и, несмотря на растущую между ними пропасть, она хотела вернуть своего друга назад. Девушка с грустью вздохнула. Она прислонилась спиной к отцовской машине и стала пинать камни, как это только что делал Джейкоб.

– Джейк, зачем я здесь? Ты хотел, чтобы я приехала, и вот я здесь, но я здесь не для того, чтобы спорить с тобой об Эдварде.
Если бы Белла смотрела на Джейкоба, то увидела бы разочарование на его лице. Когда она подняла на него глаза, то увидела совсем другого человека. Его плечи были опущены, а руки он спрятал в карманы своих шорт. Он выглядел виноватым.

– Белла, прости меня. Я обещал себе, что не стану... ну, ты знаешь... я просто... я просто хотел извиниться перед тобой. Насчет твоей матери, мне очень жаль. Я знаю, каково это – потерять мать.

И снова эмоции Беллы сделали кувырок, и она заплакала. Ее обняли теплые руки, и она прижалась к теплой груди. Но ей было не просто тепло; ей было жарко. Он был очень, очень горячим. Некомфортно горячим. Она хотела оттолкнуть его, но постаралась не шевелиться. Если Джейкоб нашел в себе силы попытаться, значит и она должна попробовать. Белла немного успокоилась.

– Наверное, так и чувствуют себя люди, страдающие биполярным расстройством, – сказала она.
– Так чувствуешь себя, когда теряешь того, кого любишь.
Белла шмыгнула носом и вытерла глаза рукавом. У Эдварда всегда был для нее платок или салфетка.
– Пошли, зайдем ненадолго внутрь, – сказал Джейк. – Кажется, пойдет дождь.
– Серьезно? Дождь в Форксе? Да быть не может.
– И кто теперь комик?

Белла открыла багажник, достала оттуда чемодан с одиннадцатью футболками и протянула его Джейку.
– Может, что-нибудь придумаете.
– Ага... Всё-таки собрали?
– Ага.
– Сэма не очень это все обрадовало.
– Да. Эдвард сказал то же самое.
Джейкоб остановился и посмотрел на нее. Он склонил голову набок.
– Откуда он мог это узнать?

О, чёрт возьми. Я не должна была говорить ему об Эдварде. Черт. Черт. Черт!

– Черт, Джейкоб. Я всего лишь человек, и даже я это заметила. Его язык тела просто кричал о его эмоциях.
Джейкоб продолжал смотреть на нее, словно хотел еще что-то спросить, но Белла поспешила войти в дом и стала переключать каналы на телевизоре, уклоняясь от вопроса, который он мог бы задать. Джейкоб пошел за ней.

– Может, ты что-нибудь хочешь? Может, хочешь поесть?
– Нет, спасибо. Та... Оу. Ну. Я… Я поела суп перед выходом, – закончила Белла.

Как они смогут спасти их дружбу, если ей все время придется следить за тем, что она говорит? Белла оглядела его небольшую комнату в поисках возможной темы для их разговора, которая, во-первых, не доведет ее до слез, и, во-вторых, не приведет к их спору. На самом деле, таких тем просто не было.

Казалось, что Джейкоб столкнулся с той же проблемой, потому что продолжал молчать. Белла слышала, как тикают часы на стене. Этот звук заставил ее подпрыгнуть на месте. Наконец, она спросила:
– А где твой отец?
Джейкоб посмотрел на нее извиняющимся взглядом, после чего ответил:
– Он у Клируотеров.
– Ясно. И как они?
– Хорошо.
– Ну и отлично. Это хорошо.

Этот разговор оказался невероятно изматывающим, отчего оба облегченно выдохнули после коротких вопросов и еще более коротких и нелепых ответов. Наконец, Белла решила, что с нее хватит, и сказала, что ей пора ехать.
– Передай отцу мои соболезнования. И скажи, что я скучаю по нему.
– Хорошо. Обязательно передам.

Белла надеялась, что он передаст какое-нибудь сообщение от Билли для ее отца, но она ждала впустую. Джейкоб ни слова не сказал.
Они вместе вышли из дома и дошли до ее машины, смотря куда угодно, только не друг на друга. Белла переводила взгляд от одного дома к другому. Нигде не было признаков жизни. Ни в одном доме не было видно ни света, ни телевизора; вообще ничего. Ей казалось, что они с Джейкобом единственные люди в этой резервации.

– А где все? Когда я приезжала в прошлый раз, такого не было. Во время поездки я не видели ни одного человека. Это как-то странно.
Джейкоб не ответил. Ему и не нужно было. Произнеся последние слова, Белла сама всё поняла. Никого не было рядом из-за нее. Все прятались в своих домах, выключили свет, задернули шторы, потому что она приехала. Белла сглотнула подступившие слезы. Она никого не видела, но могла поклясться, что за ней наблюдают так же, как раньше наблюдали за ними с Эдвардом. И кто бы ни смотрел на нее, Свон не хотела, чтобы они видели ее слезы и узнали, насколько вся эта ситуация ее обидела.

Она открыла дверь машины, но новая волна злости затмила боль, и она яростно затолкала ее обратно. Ее рука дрожала, держась за ручку двери.
– Что? Что они думают, я сделаю? Украду их детей и скормлю им? Неужели они думают... Что? Уведу их мужей и сыновей, чтобы соблазнить? Боже, Джейкоб! Зачем ты привез меня сюда?
Белла снова открыла дверь, но Джейкоб попытался остановить ее.
– Белла, постой...
– Зачем, Джейк? Зачем мне ждать? Ты его не знаешь. Никто из вас не знает. Потому что никого из вас это не касается. Вы осуждаете их из-за того же, что и все остальные, хотя сами знаете, какого быть другими. Он помогал ветеранам, вернувшимся с войны. Ты это знал? Нет. Не знал, не так ли? Он записался в добровольцы, чтобы пойти сражаться, как только ему исполнится восемнадцать, но не успел. Готова спорить, что этого ты тоже не знал.

– Ты знал, что он работал до смерти, причем буквально, спасая людей от вымирания? Ты знал, что он сидел рядом с молодой девушкой, пока она умирала от той ужасной эпидемии? Он даже не знал ее, даже не говорил на ее языке, но сидел рядом и успокаивал ее. Он знал, что тоже может заболеть, но не оставил ее одну. Он не оставил никого из них. Ты знал, что он сидел и держал на руках больного мальчика, своего племянника, всю ночь, потому что для него не было свободной койки? Ты знал, что он терпел этот ад неделями, пока не лишился собственной жизни? И не оставил своего племянника. Он так сильно любил этого мальчика, что рискнул своей жизнью, но не оставил его одного. А что, чёрт возьми, сделал ты, что все вы сделали, что теперь имеете право судить его? Да, он допустил ошибку, но даже с самой его ужасной ошибкой он не пролил ни капли невинной крови. Он никогда, ни разу, не причинил боль невинному существу.

Даже сквозь всю эту злость маленькая часть нее говорила, что она заходит слишком далеко, что всё, что она говорит, недопустимо, и Белла попыталась остановить себя, но руки Джейкоба всё еще удерживали дверцу машины, и краем глаза Белла уловила движение занавески в соседнем доме. Она резко поверила голову в сторону дома, но было уже слишком поздно. Человек быстро задернул занавеску, отчего та всё еще колыхалась, и скрылся во тьме дома, что оказалось для Беллы последней каплей.

Белла снова перевела свой взгляд на Джейкоба и почувствовала, как ее глаза превращаются в лед.
– А вы все можете сказать подобное? – выкрикнула она.
После этих слов Джейкоб отошел от нее. Она знала, что ей не стоило этого говорить, и что будет об этом сожалеть. Но сейчас она не жалела. Казалось, что Джейкобу больно, и это было хорошо. Почему она одна должна была страдать?

Он опустил свой взгляд на землю, а всё его тело била мелкая дрожь. Он облизал губы и медленно заговорил:
– Белла, думаю, тебе лучше уехать.
Ее злость уже стала отступать, поэтому она начинала жалеть о своем тоне, но не о сказанных словах.
– Мне вообще не надо было приходить. Эдвард был прав. Мне не стоило приезжать.

Она снова открыла дверь, но на этот раз Джейкоб не предпринял попытку остановить ее. Он вернулся к дому, когда она выехала на дорогу. Оказавшись за закрытой дверцей машины, которая давала ей ощущение мнимого уединения, девушка дала волю своим слезам. Она ехала по резервации гораздо быстрее позволенного, но это не имело значения, ведь на улице не было ни одного пешехода и ни одной машины. Белла хотела как можно скорее добраться до Эдварда, вернуться туда, где ее место.

Слезы застилали глаза, но она смогла без проблем выбраться из резервации, и в тот момент, когда Белла увидела Эдварда, стоящего именно там, где оставила его, именно там, где он и обещал быть, она резко нажала на тормоза и выпрыгнула из машины. Прыгнуть в объятия Эдварда было сравнимо с ударом о бетонную стену, но ей было всё равно. Она ощущала лишь его руки, обнимающие ее. Она ощущала лишь его грудь, на которой спрятала свое лицо, и слышала лишь его голос, который успокаивал ее.
– Отвези меня домой, – попросила девушка.
Мир закрутился, когда Эдвард, может быть, слишком быстро, поднял ее на руки. Когда он опустил ее на пассажирское сидение, Белла услышала ужасный, дикий вопль смертельно раненого зверя.



– Белла, любовь моя. Съешь что-нибудь. Прошу тебя.
Белла сидела рядом с ним, водя вилкой с едой по тарелке, не положив еще ни кусочка в рот. Эдвард тоже положил еду себе на тарелку, но было заметно, что ему очень не нравилось это есть. Родители Фила, Эндрю и Элеонора Дуайер, его брат, Эндрю-младший, со своей семьей приехали в отель на обед. Они решили отправиться на похороны все вместе, где смогут встретиться со священником заранее, до начала основной службы. Из-за их присутствия Таня и Элис тоже положили в свои тарелки немного еды, но эти люди больше всех остальных понимали и разделяли боль Беллы. Несмотря на то, что она встречала их лишь раз, на свадьбе, горе общей потери сейчас объединило их. Его обычно спокойная Белла при виде матери Фила упала в ее объятия, и они обе разрыдалась. Если присутствие этих людей хоть немного поможет Белле, он готов пойти на любые жертвы так же, как Элис и Таня. На лице у Эдварда появилась выражение отвращения, когда он отрезал небольшой кусочек от сосиски и опустил его в рот.

Миссис Дуайер присоединилась к Эдварду в попытке убедить Беллу немного поесть, но она продолжала смотреть в свою тарелку невидящим взглядом и водить по ней едой. Ее отец сел с другой стороны и молча положил руку ей на плечо, нежно сжимая его.

Вилка выпала из рук Беллы и с грохотом упала на тарелку. Она уронила голову на руки, пока ее плечи несколько раз содрогнулись от глубоких вдохов. Хотя из глаз не упало ни слезинки, девушка инстинктивно вытерла их дрожащей рукой. Ее уже ни в первый раз захлестывают такие эмоции. Когда она заговорила, ее голос дрожал так же, как и ее рука.
– Простите. Я просто... Мне нужно на воздух.
Белла отодвинула свою нетронутую еду, положила на нее салфетку и поспешила к выходу из комнаты.

Остановившись лишь для того, чтобы взглянуть на Чарли, Эдвард последовал за ней. Она прошла сквозь стеклянные двери, ведущие к бассейну. Большой полосатый навес голубого цвета возвышался над небольшими столами, и Белла села за самый крайний, подальше от палящего солнца. Она положила руки на лицо. Кончиками пальцев Белла коснулась своих закрытых глаз. Она сморщила лоб, отчего брови практически сошлись вместе. Белла опустила подбородок на большие пальцы. Она была похожа на молящегося ангела.

Эдвард аккуратно встал перед ней на колени. Он молча опустил руки на ее ноги под столом, опустив голову ей на плечо. Белла прильнула к нему, прислонившись к груди, а кистями зарылась в его волосах. Так они провели некоторые время, сидя в полной тишине.

Эдвард слушал ее медленное дыхание и размеренное биение сердца. За эти несколько минут они не произнесли ни слова. Он знал, что никакие его слова не смогут облегчить грусть ее потери. Он два дня пытался придумать нужные слова, но так и не смог. Он мог предложить ей лишь свое присутствие.

Эдвард с неохотой отвлекся на мысли Элис и Тани, которые напомнили ему, что им пора уходить. Он поднял голову, поцеловав ее плечо.
– Любовь моя?

Белла открыла глаза и посмотрела на него. У нее под глазами появились синяки, которые были зеркальным отражением его собственных. Прошлые две ночи она практически не спала, ведь их рейс был поздно ночью с посадкой еще до рассвета, но Белла упорно отказывалась принять снотворное.

– Пора идти, не так ли?
Молча кивнув, он предложил ей руку, чтобы подняться. Они вернулись в отель, держась за руки, пока глаза Беллы были прикованы к полу.
– Мне нужно извиниться перед семьей Фила. Я не хотела устраивать подобной сцены.
– Белла, это совсем не было похоже на сцену. И тебе не за что извиняться. Все понимают.
– Ты уверен, что все будет в порядке? Я про солнце.
Он поцеловал ее в макушку, позволив ее запаху заполнить легкие.
– С нами всё будет в порядке.

Эдвард понимал ее переживания о том, что им приходится прятаться от солнца. Они специально выбрали отель с подземной парковкой и, к счастью, в бюро ритуальных услуг тоже оказалась крытая парковка. Это было сконструировано специально, чтобы скрыть скорбящих от посторонних глаз, в тот момент пока они входили и покидали здание, но сейчас оно удачно будет скрывать от солнца трех вампиров.

Они вернулись в комнату все вместе. Племянник и племянница Фила спрятались за своими родителями, с любопытством поглядывая на Элис и Таню. Дети всегда были более наблюдательны, что заставило девушек быть с ними особенно настороже. Родители Фила, его брат и свояченица списывали свой дискомфорт от их присутствия на сложившуюся ситуацию, в то время как дети просто доверяли своим инстинктам.

Место погребальной службы находилось недалеко, и дорога заняла не больше пятнадцати минут. Выйдя из машины, Белла замешкалась у обочины. Она была совершенно не готова, и сердце Эдварда просто кровью обливалось. Никогда не будет достаточно времени, чтобы подготовиться к подобному. Она знала, что ее мать была мертва уже два дня, но в этот момент, стоя перед большими деревянными дверями, всё стало слишком реальным и тяжелым. Все эти два дня у нее было на что отвлечься, куда спрятаться, а сейчас за этими дверьми ее ждала ужасная правда.

Свон так сильно сжала его руку, что ее пальцы заболят, как только девушка отпустит его ладонь. Родители Фила были в таком же состоянии, как и Белла, Эдвард слышал в их мыслях лишь скорбь. Их мысли переполняли воспоминания о сыне: момент, когда он появился на свет; его первый шаг; его первый день в высшей школе; его выпускной; его первая игра, когда ему было пять лет; день, когда его приняли в высшую бейсбольную лигу; тот день, когда он сообщил, что встретил свою единственную, день его свадьбы. Почувствовав себя неудобно от того, что вторгается в их самые сокровенные мысли, Эдвард попытался отстраниться от них, но их мысли были слишком громкими.

Вышел распорядитель похорон. Пожав руку Дуайерам, он повернулся к Чарли и Белле, представившись Патриком Уардли. Ему было около шестидесяти, и в его мыслях Эдвард прочитал огромное сочувствие их горю, увидев еще и воспоминания о том, как Фил еще подростком играет с бейсбол с молодым парнем, должно быть, его сыном. В нем чувствовались природное сострадание и профессионализм, когда он тактично сопроводил их в большое здание в стиле Тюдоров.

В девятнадцатом веке это здание являлось домом состоятельной семьи, занимающейся угольной промышленностью. Взгляд Эдварда привлекли тяжелые дубовые арки над главным входом и старинные шторы, обрамляющие оригинальные окна. Это здание напомнило ему дом из воспоминаний Карлайла, в котором он жил в Чикаго со своими родителями.

– Эдвард? – Белла с любопытством посмотрела на Эдварда, но он потряс головой, прежде чем она успела спросить, о чем он задумался.
Священник подошел и по очереди пожал руку миссис и мистеру Дуайеру, прежде чем поприветствовал их детей и внуков. Оба ребенка прислуживали помощниками священника в воскресной школе, поэтому священник, который представился как Отец Джеффри, знал всю семью по именам. Посмотрев на малышей, священник вспомнил Фила и его брата, когда те были совсем мальчишками и помогали ему в церкви, и те шалости, которые они иногда вытворяли.

В первую очередь мистер Дуайер представил ему Беллу и ее отца.
– Примите мои искренние соболезнования, дорогая. Это просто ужасная потеря. Мне жаль, что я ни разу не встречал твою мать, но уверен, что она была очень любящей и жизнерадостной.

Нижняя губа Беллы стала подрагивать, и она сильнее сжала руку Эдварда. После этого Чарли представил Отцу Джеффри себя, Таню и Элис. Мужчина неосознанно сделал шаг назад, прежде чем опомниться и поприветствовать их. Он немного поговорил с ними, прежде чем пригласить всех для короткой молитвы.

Если бы Эдвард был человеком, он бы не услышал всхлип Беллы, настолько он был тихим. Ее глаза были прикованы к входу в комнату, где лежали тела. Он мечтал помочь ей, но что он мог ей сказать? «Все будет в порядке»? Но ничего не будет в порядке, и эти слова только ухудшат ее состояние. «Я знаю, что ты чувствуешь?» Но он не знал, и даже не станет притворяться.

– Эдвард?
Он нежно сжал ее руку.
– Я здесь, любовь моя. Я рядом с тобой.
Мать Фила прижала к губам платок и тихо всхлипнула.
– Пап?
– Я здесь, Беллз.

С неохотой небольшая группа людей направилась к залу для прощаний. Семья Фила остановилась в паре шагов от входа в комнату; его мать не могла заставить себя увидеть тело своего сына.

Уставившись в пол, Белла вместе с Эдвардом и отцом вошли в комнату, а Таня и Элис шли прямо за ними. Подняв голову вверх, не глядя перед собой, Белла вздохнула и отвернулась, приложив ладонь ко рту. Эдвард обхватил ее руками и проводил к ближайшему стулу, посадив так, чтобы она не могла видеть основную часть комнаты, и встал перед ней на колено.

– Элис, принеси ей, пожалуйста, стакан воды.
– Нет. Нет, я в порядке. Всё хорошо. Я в порядке. Это просто... Это просто... – голос Беллы дрогнул, и она сделала пару глубоких вдохов. – Со мной все в порядке. Это просто... Это просто было небольшим шоком.

Белла посмотрела на них в попытке убедить в своих словах, но ее губы дрожали, а глаза были наполнены слезами. Элис протянула ей бумажный стаканчик, заставив выпить воды. Подчиняясь, Свон сделала маленький глоток, после чего поставила стаканчик на пол.
– Белла, прошу тебя, выпей.
Белла потрясла головой и заставила себя посмотреть через плечо на тело своей матери. Она обернулась и произнесла:
– О, боже мой... Мама.
Эдвард обнял ее, прошептав на ухо:
– Я здесь, любовь моя. Облокотись на меня. Я тебя придержу.

Через пару секунд Белла выпрямилась и сделала глубокий вдох. Таня протянула ей платок, которым девушка вытерла глаза. Она кивнула им.
– Со мной все в порядке.

Развернувшись, Белла посмотрела на свою мать, лежащую в серебристо-лиловом гробу, рядом со своим мужем, чей гроб, словно бы под стать, был серебристо-голубым. Слезы всё еще текли из ее глаз, но в позе было больше силы и уверенности. Она снова промокнула глаза и, поднявшись, прошла к входу в комнату. Эдвард хотел последовать за ней, но Элис остановила его.
– Дай ей минутку.

Борясь со своими инстинктами, он послушался сестру и остался стоять.
Стоя возле гроба, Белла посмотрела на свою мать. Она беззвучно двигала губами, из ее рта не вырвалось ни слова, но на лице был написано миллион эмоций. Спустя пару минут она подошла к Филу, после чего закрыла глаза и выдохнула.
Белла открыла глаза и вернулась туда, где сидела ее семья.
– Они выглядят такими умиротворенными.

Они присоединились к Белле, когда она вернулась в объятья Эдварда.
– Все говорят, что в этот момент люди похожи на спящих, но это не правда. Она не похожа на себя спящую, но выглядит такой умиротворенной. Я так боялась... – Белла прислонилась лицом к груди Эдварда и сделала глубокий вдох, прежде чем продолжить. – Я знаю, что патологоанатом сказал Карлайлу, что их головы не пострадали... но я всё равно боялась. Они просто...

В следующий момент раздался внезапный и мучительный крик и несколько громких голосов. Мать Фила упала в обморок, как только увидела тело своего сына, и вся семья собралась вокруг нее, начав что-то активно обсуждать. Белла поспешила к ней, как раз в тот момент, когда организатор похорон подносил к ее носу нашатырный спирт. Он не в первый раз видел подобную реакцию родителей на вид своих детей в гробу, независимо от возраста детей, поэтому для подобных случаев всегда держал в кармане пузырек с нашатырем. Мистер Дуайер растерянно стал звать жену по имени и выглядел совершенно потерянным. Миссис Дуайер пришла в себя и стала удивленно оглядывать комнату, но как только вспомнила, где находится, из ее глаз снова пропал блеск, и она тяжело облокотилась на руку мужа.

Белла присоединилась к ним, когда они подошли к гробам, но стояла на небольшом расстоянии. Свояченица Фила всячески пыталась разрядить обстановку ненужными фразами, из-за которых некоторые люди стараются казаться полезными, не понимая, что порой тишина бывает куда более предпочтительна. В этот момент никакие слова не смогли бы унять всепоглощающую боль родителей, потерявших своего сына.

Мать Фила закрыла глаза, прежде чем отвернуться. Она взяла за руки внуков и прошла к дивану, стоящему в другой части комнаты. Оба ребенка взобрались на диван рядом с ней.
– Я когда-нибудь рассказывала вам про времена, когда ваш отец и дядя Фил были маленькими?
Малыши переглянулись и зловеще ухмыльнулись. Как и любым детям, им нравились истории про своих родителей, которые тоже иногда проказничали, а у бабушки был нескончаемый запас подобных.

Отец Джеффри прочел небольшую молитву и тоже поделился несколькими историями про братьев Дуайер, прежде чем остальная часть семьи и гости стали собираться на службу.

Следующие несколько часов были нескончаемым потоком сочувствия не только от друзей семьи Дуайер, но и практически от половины города, которые пришли проститься с их местным героем. Бейсбольная команда из старшей школы Фила прибыла организованной группой, да еще и в форме. Тренер занял свой пост только год назад, но во времена учебы Фила он был ассистентом тренера и тоже решил поделиться парочкой историй. Приехал мэр. И городской представитель. Прибыл даже сенатор штата, который был больше заинтересован в том, чтобы во время избирательного года как можно больше бывать на людях, чем выразить соболезнование скорбящей семье, и бессовестно играл на публику, словно это был какой-то прием.

Эдвард мысленно решил для себя, что выразит очень большую поддержку на выборах его оппоненту.
Для Беллы это утро было просто выматывающим. Эдвард решил, что если вечером она снова не сможет заснуть, он будет настаивать, чтобы суженая приняла одну из тех таблеток, что выписал для нее Карлайл.

В другой части комнаты внимание Эдварда привлек дядя Фила. Он разговаривал с Чарли, Таней и Элис, приглашая их к ним домой сразу после церемонии. Семье Дуайер прислали больше еды, чем они смогут съесть, и семья решила устроить небольшой семейный прием. Это было очень мило и заботливо с их стороны, но все понимали, что меньше всего Белла сейчас хотела быть окруженной толпой незнакомых людей. Они прекрасно знали, как ей некомфортно находиться в центре внимания, а последние несколько часов именно это и происходило. Люди бросали на нее взгляды и весь день шептались у нее за спиной, и только постоянное присутствие Эдварда и его семьи помогли ей выдержать это испытание.

Большинство обсуждений были добрыми и милыми; они все хотели поговорить с Беллой и выразить свою поддержку. Они хотели, чтобы она чувствовала себя частью их семьи, а не случайным свидетелем. Но она была здесь чужой. Все эти люди, пусть и с добрыми сердцами, все они не являлись ее семьей и не были ее друзьями. Многие из них видели ее сегодня впервые. И хоть большинство людей ей сочувствовали, были и те, кто шепотом сплетничал о разнице в возрасте между ее матерью и их кузеном, племянником или другом, или тем, кем им приходился Фил, и с завистью рассуждали о том, что именно онаполучит все деньги от бейсбольного контракта Фила, а не его настоящая семья, а также о том, сколько именно там будет денег.

Белла устало облокотилась на Эдварда, сжимая в руках его платок, и вздохнула.
– И долго еще?
– Еще немножко, любовь моя. Все почти закончилось. Дядя Фила разговаривает с Таней и твоим отцом. Он приглашает нас к себе.

Белла простонала и стала нервно оглядываться по сторонам. Ей показалось, что отец отказался, поэтому она облегченно выдохнула и повернулась к Эдварду:
– Нам ведь не надо идти, верно?
Эдвард поцеловал ее в макушку.
– Нет, любимая. Чарли поблагодарил его и сказал, что хочет отвезти тебя отдохнуть в отель. Он сказал ему, что ты практически не спала и совсем вымоталась.
Словно в подтверждение его слов, девушка зевнула и потерла глаза.
– Спасибо, папа.

Вскоре люди стали покидать службу, и распорядитель похорон умело выпроводил оставшихся, чтобы дать семье время попрощаться.
Белла встала рядом с гробом матери, дыхание перехватило, и она пыталась побороть слезы. На ее лице снова появилась боль.
– Я больше никогда ее не увижу. О, боже, я больше никогда ее не увижу.

Дав волю своим слезам, она развернулась и прислонилась к Эдварду. Не было слов, которые помогли бы ей, поэтому он просто молчал.
Обернувшись на мать, Белла прошептала:
– Я не могу попрощаться. Не могу. Я просто не знаю, как это сделать.
– Все в порядке, любимая. Не торопись. Мы никуда не торопимся.

Белла посмотрела на тело своей матери – ее руки были скрещены, волосы и макияж были точно такими же, как обычно, нежно-розовый свитер был выбран для нее женой брата Фила, но сама она никогда не выбрала бы такой. Рене была похожа на себя, но всё равно это была не она. Женщина выглядела умиротворенной и спокойной. Но она не была похожа на спящего человека. Без сомнения, та нежность и то тепло, которые всегда ассоциировались у Беллы с матерью, исчезли. Сияние пропало; в ней больше не было света. Ее матери больше не было. Где бы она ни была, Белла надеялась, что Рене знает, как сильно она ее любит.




Автор: Momatu
Переводчики: лебедь & Deruddy
Бета: LanaLuna11
Почтовый голубь: ♥Sweet_Caramel♥