Название: Вопреки сегодня наступит завтра

Собственное произведение
Тема: Событие, меняющее жизни
Жанр: Hurt/comfort
Рейтинг: PG-13

Саммари: Порой беда и чудо ходят вместе, держась за руки.

---

Он стоял у окна, прислонившись лбом к стеклу. С горечью наблюдал за Ариной – отныне бывшей соседкой по круглому обеденному столу, всегда занимавшей от него место слева. В её перевязанных пышным бантом вьющихся волосах цвета молока запутались лучи утреннего солнца. В глазах, всегда столь печальных и напоминавших зимнее пасмурное небо, пугливо искрился хрустальный свет истинного счастья. На губах играла счастливая улыбка, которую он никогда у неё не видел. Пока она была робкая, но искренняя, обещающая со временем стать широкой и постоянной. Арина от радости подпрыгивала и всё дальше удалялась от детского дома. Её руку держала крепкая и надёжная ладонь приёмного отца, несущего на плече школьный рюкзак. Рядом с ними шла женщина. Смеясь и весело жестикулируя, что-то восторженно им говорила. Порой нежно гладила Арину по голове. Разыгравшийся танец листопада, точно старался спрятать родившуюся семью от завистливого, ядовитого взгляда. Секунда, вторая, и вот они скрылись за поворотом.

Он больше никогда не увидит Арину.

Глаза защипало. Сердце засаднило. В душе помрачнело, как перед неумолимой грозой темнеет в мире. Очередной ребёнок получил бесценный подарок — маму и папу, а он — нет. А всё потому, что возможные родители страшились его как огня, ведь именно эта столь опасная, но манящая своей красотой и силой стихия оставила на его лице и руках свои непроходящие следы. Пять лет минуло, а он до сих пор просыпается с криками в холодном поту, когда видит в леденящем душу сне, как алчные языки пламени неумолимо стирают окна и стены дома. Кругом дым. Обманчивый жар смерти. А он плачет, отчаянно зовёт мать, а она не приходит. Забивается в угол, а огонь, будто усмехаясь в оскале, подступает к нему. Выхода нет… «Мама!..»

Он по сей день не находит ответа, почему пожар забрал у него самого близкого и родного человека, а его, трёхгодовалого, бросил… отпустил к незнакомцу в странной маске. Позже ему поведали, что она называется противогаз. Он каждую секунду жалел, что у его мамы не было этой вещи, и поэтому она оставила его одного.

«Лучше я бы тогда умер», – в бессчётный раз он подумал со слезами на глазах.

После больницы его определили в детский приют. Ведь про его отца никто ничего не слышал, а бабушке, любившей водку больше него, было не до маленького и беспомощного ребёнка.

Насмешки над внешностью, издевательства, унижения стали его спутниками. Колючий холод — другом, о котором он не просил. Солнца и разноцветных красок он больше не помнил.

Удар пущенного в спину мяча заставил его отпрянуть от окна. Смех — злой, неприятный — полоснул слух. В паре метрах от него стоял Марат — мальчик одного с ним возраста, с густыми чёрными волосами, обрамляющими круглое лицо, широким слегка вдавленным носом и быстро бегающими хитрыми глазами. Он был тем, кого слушались остальные дети – их сверстники и младшие – и кого часто за непослушание ругали воспитатели.

— Снимай рубашку, — приказ. — Я хочу надеть её сегодня в школу. А ты, Кирилл, — Марат стянул с себя уже испачканный то ли в соке, то ли в чае джемпер, — надевай мою. И давай, шевелись. Не хочу из-за тебя опоздать.

Кирилл удивился, что главный хулиган, предпочитающий прогуливать уроки, стремится в школу, но ничего не сказал. Послушно выполнил требование.

Марат взглянул на свой телефон, подаренный ему его матерью, всегда опрятно и богато выглядевшей. Она жила в другом городе и навещала сына раз в шесть-восемь месяцев. Всегда привозила ему дорогие подарки, но к себе не стремилась забирать, ссылаясь на то, что сейчас не время. Надо оплатить долги за квартиру, машину, а вот после этого она всенепременно подарит Марату его собственную комнату. Никогда его не оставит. Только рядом с ней он из жестокого мальчишки превращался в милого и доброго, как котёнок, ребёнка. После её ухода день ни с кем не разговаривал, где-то прятался. Затем всегда возвращался с опухшими красными глазами. Злее, чем обычно. Вновь становясь маленьким несносным «демоном».

— Какие у тебя всё-таки в классе красивые девчонки, — ухмыльнулся Марат, смотря в экран. — Как их зовут? — он показал на телефоне фотографию сестёр-близняшек, стоящих к друг другу спиной и улыбающихся на фоне клумбы.

— Мария и Виктория, — ответил Кирилл. — Откуда у тебя снимок?..

— Да лазил с друганами, приколы смотрел в селфи на инстаграме и случайно наткнулся на их мамку. Вот она минут пять назад и повесила их фотку. — Марат спрятал телефон в карман брюк. — Пошли, — он толкнул Кирилла в бок. — Но на улице иди подальше от меня. Пугало мне за спиной не нужно.

Показавшись воспитателям на глаза, они вместе вышли из детского дома. Марат побежал вперёд, Кирилл как можно медленнее пошёл за ним. До школы было пешком минут десять, не больше.

Опустив голову, Кирилл думал о том, как же Марии и Виктории повезло. У них сразу при рождении были дом, родители, а главное — их любовь, тепло и нежность. Забота, которой он никогда и ни от кого не чувствовал. Защита и понимание. Поддержка. Свет. Ласка. Всё то, о чём он мечтал и чего несправедливо был лишён.

Зависть и обида накрыли Кирилла с головой. На глазах выступили слёзы. Дрожащими губами он едва слышно прошептал: «хоть на час поменяться бы с ними местами». В его маленькой истерзанной душе и сердце ещё теплилась надежда, что, может быть, когда-нибудь кто-то распахнёт ему объятья, скажет: «люблю» и поцелует в щёку.

Мимо пробежала девушка.

Вдруг впереди раздался скрип тормозов, скрежет металла и звон разбитого стекла. Устремив взгляд на жуткие звуки, Кирилл случайно наткнулся на пожилую женщину в фиолетовом пальто, замершую и смотрящую в ту же сторону, что и он.



Вдох – выдох. Жжение в лёгких.

Шаг. Ещё один и ещё. Нельзя сдаваться. Необходимо стремиться вперёд. Не сворачивать и тем более не оборачиваться, иначе всё будет зря. Прошлое изголодавшимся зверем накинется. Ловушка захлопнется. И она снова увидит на стёклах окон и зеркал свой излюбленный и ненавистный цвет. Это будет очередной конец. Или фатальный?..

Не думать. Действовать по чёткому плану. Не давать слабины ни на минуту, ни на секунду. Мчаться навстречу солнцу, даже будучи перепачканной в грязи! Она обещала ей – своему лучу во мраке, маяку при шторме – Жанне, ставшей её личным мостом между миром живых и миром вечного холода.

… Она стоит напротив зеркала и видит в нём худую девушку с болезненно-белой кожей. Под её глазами цвета мокрого асфальта растекаются чёрно-синие лужицы. На плечи спадают густые тёмные волосы. Щёки впалые. Взгляд пустой. Она смотрит на себя и не понимает зачем, для чего и почему живёт. В чём смысл? Люди глупы, утверждая, что в любви, работе, детях. Это всё сожрёт смерть.

Она задумчиво склоняет голову и в этот миг пугается, видя в себе черты своей матери. Она её боится. До дрожи. До слёз. До истерик. Хватает ножницы и режет локоны волос. Криво. Неразборчиво. Замирает… Смотрит на вены. За окном громыхает майская гроза.

Она бежит. Остался ещё километр. Затем душ и на работу. Приём у психолога. А вечером встреча с той, что отчаянно пытается научить её видеть иные краски, кроме красной. Она любит её, всей душой, всем сердцем. И только ради неё пытается бороться. Улыбается, говоря, что видит небо синим, в то время когда оно для неё полыхает алым.

… Под строгим взором матери она берёт в рот таблетки, но впервые не глотает их, а прячет за щекой. Пьёт воду. Отстранённо смотрит на запястья. Там остались шрамы. Поднимает глаза и слепнет от яркого снега, падающего на улице. Мать, точно почувствовав неладное, просит открыть её рот. Она не повинуется. Мотает головой. Тогда та силой заставляет это сделать. Даёт пощёчину за невыпитые таблетки.

– Шизофреничка, – сквозь зубы. – Вся моя жизнь из-за тебя под откос!

Она слышит, как из телефона раздаётся одиночный звук. Останавливается. Часто и глубоко дышит. Смотрит на экран и видит, что Жанна добавила в инстаграм фотографию своих дочерей.

«Пусть и этот учебный год будет для них удачным и лёгким», – пишет она под снимком подруги. После кладёт телефон в спортивные брюки и возобновляет бег.

… Она улыбается. Макает палец в кровь, струящеюся из запястья и рисует на окне тонкую, липкую полосу. Вторую. Создаёт сетку для игры в «крестики-нолики». Смотрит на улицу, утонувшую в карнавале осени.

– И тебя поглотит Тьма, – шепчет она ей. – Нет в тебе смысла, так же как и во мне. Он есть лишь в крови. Или нет?.. – смех. Её кисти немеют. Ей нравится это ощущать. Лёгкость. Полёт.

Спотыкается. Замечает, что шнурок на кроссовке развязался. Нагибается его завязать. В этот момент из её носа начинает капать кровь. Она, как заворожённая, смотрит на неё, на цвет, принятый считаться в мире цветом любви. Но нет… Для неё это цвет безысходности.

Она выпрямляется, запрокидывает голову.

… Медсестра перебинтовывает запястья. У неё овальное лицо, похожие на васильки глаза, лёгкий румянец и как первые лучи солнца весной чистая улыбка. Нежные тёплые руки.

– У тебя такое красивое имя, Елена, – произносит она. – Означает факел, свет, а ты… – печально качает головой.

Елена молчит. Смотрит в потолок. Не может понять, в чём же смысл жизни?..

А медсестра каждый раз приходит и заводит с ней разговор. Раздражает, но со временем становиться воздухом, с удивительным именем Жанна.

Она продолжает любить и ненавидеть красный, но больше встречи старается с ним не искать, потому как боится потерять ту, что отныне согревает её кисти.

Спустя пару минут кровь перестаёт идти. Неожиданно она остро понимает, как соскучилась по немеющим кистям. Встряхивает головой, отгоняя непрошенные мысли. Разворачивается и бежит домой. Ей необходимо выпить таблетки.

Перед ней идёт пожилая женщина в фиолетовом пальто. Навстречу мальчик с опущенной головой. Елена пробегает их, как вдруг позади себя слышит визг тормозов, звук разбивающихся стёкол. Оборачивается и резко останавливается.



Она уже час как сидела на скамейке под кровом высоких вековых сосен. Ранее серое небо томно разрумянилось от солнца, выглянувшего из-за горизонта. Роса радугой сверкала на желтеющей зелени, а птицы радостно пели о наступлении нового дня – её несчастья, сжигающего мучительно-сладкие иллюзии, подаренные ночью, вечно облачённой в траурный цвет.

Она тяжело вздохнула и дрожащей рукой стёрла с дряблой щеки слезу. Поджала губы и туманным взором отстранённо посмотрела вдаль, где виднелись покосившийся забор из прогнивших досок, кривые вязы и две большие урны, доверху набитые опавшей листвой и потерявшими навсегда жизнь цветами.

Уронила голову на грудь. Отчуждённо провела дрожащим пальцем по бутонам пяти красных гвоздик, принесённых с собой для сына, у которого сегодня был день рождения. Он любил их за символ победы над фашизмом, за которую отчаянно сражались его деды, не жалея ни сил, ни здоровья. Он всегда всем сердцем пламенно чаял быть на них похожим, хоть немного. Поэтому выбор профессии для него был очевиден – он стал тем, кто спасает людей от жаркой стихии. Она боялась за него, но гордилась. Переубеждать не стала. Уважала его выбор.

Она взглянула на фотографию, с которой на неё смотрел мужчина сорока двух лет. У него были пухлые губы, искривлённые лёгкой усмешкой, виднеющиеся сквозь небольшую щетину маленькие ямочки на щеках, придающие строгому лицу ребяческий вид, густые кучерявые волосы цвета смоли и пронзительные зелёные глаза. Он был облачён в форму огнеборца.

Она встала и с любовью протёрла носовым платком надгробный снимок сына, покрытый разводами от капель ночного дождя. Прикрыла ладонью рот. Всхлипнула и положила на могилу цветы.

– Спи сладко, дорогой, – прошептала она. Мгновение, и из её кармана фиолетового пальто раздалась бархатная мелодия фортепьяно, нарушающая тишину кладбища.

Сощурившись и всё равно не сумев прочитать на дисплее, кто звонит, она нажала на кнопку «принять вызов».

– Анна, здравствуй, – услышала она звонкий голос своей напарницы, – в нашей каморке пару часов назад сломался телевизор, поэтому, когда вечером придёшь на смену, бери книгу, сканворды, спицы и нитки, а то сойдешь с ума от скуки. Я сегодня к этому была очень близка. Телевизор, к сожалению, ещё не скоро починят.

– Спасибо, Рита, – мягко. – Прости, я сейчас занята. Перезвоню позже, – сказала Анна, прекрасно зная, как любит её напарница посудачить. Отключив связь, спрятала мобильный телефон в кармане и принялась за уборку могилы. С помощью грабель, которые она одолжила у сторожа кладбища, собрала в полиэтиленовый мешок иголки сосен и опавшую листву. Из принесённой бутылки с питьевой водой наполнила пластмассовую вазу и поставила в неё гвоздики.

Положила на памятник руку, пальцы которой сводила судорога, и дрожащими губами поцеловала фотографию.

– Я люблю тебя, сынок, – шёпотом, нарушая тишину и мёртвый сон. – Надеюсь, Бог скоро надо мной смилостивится, и мы вновь будем вместе.

Анна повесила через плечо сумку, всё это время лежащую на скамейке, взяла мешок, спустилась с трёх ступенек и, проходя мимо урны, выкинула мусор.

Выйдя за ограду кладбища, сложила за спиной руки и медленно, не поднимая к небу взора, пошла домой, где её ждала кошка – чёрная, пушистая и непривычно дружелюбная. Анна и не заметила, как минут через пятнадцать она оказалась недалеко от перекрёстка, и звонкий звук разбитого стекла и резкий скрип колёс заставил её резко остановиться и поднять голову. В этот момент она почувствовала, как в неё врезалось что-то мягкое.



Он расположился на газоне, поблизости от тротуара, чтобы его страсть к живописи не мешала редким прохожим. Любовался природой, в которой осень, изгнав лето, царствовала во всей своей красе. Он с нежностью глядел на золото деревьев и на солнечную улыбку в небе. С трепетом в груди наслаждался свежим дыханием ветра.

Улыбнулся сонному коту, лениво идущему по своим пушистым делам, сладко и протяжно зевая. Смешав на палитре багряную краску с капелькой белого цвета, всецело отдался процессу колдовства над новой картиной.

– Точно скрипка ветер плачет,
Ливень листьев вдаль манит,
Грусть упорно дождь нам кличет,
В окон стёкла он стучит, – услышал он позади себя звонкий женский голос. Мгновение, и его обладательница – девушка двадцати пяти лет, с ярко-голубыми глазами и светлыми густыми волосами – появилась перед его взором. Поправив лёгкий берет на голове, она развела руки в сторону и закружилась, смотря ввысь. Засмеялась, но не отрадно, а с горечью полыни. Резко остановилась и, понуро опустив голову, пнула камень. – Бред, – недовольно сказала она.

– Что случилось, София? – поинтересовался он, делая очередной мазок на мольберте.

– У меня ничего не выходит… – она присела на корточки и взяла в руки тоненькую веточку берёзы. Начала ею водить по увядающей траве. – Вспомни, какие раньше я писала стихи! А теперь? Это же… – махнула рукой. – В них нет глубины, чего-то такого, что могло бы если и не учить людей, то хотя бы заставлять о чём-то задуматься… Мир кажется пресным. Мне нужна встряска. А её нигде нет…

– В твоих стихах есть жизнь, а это, дорогая моя подруга, куда важнее.

– Нет, Ренат.

– О, да. Это моя любимая песня, – тёплая полуулыбка.

Между ними воцарилось молчание. Порыв ветра принёс с собой запах дыма. Неподалёку жгли траву и листья.

София встала и, подойдя к мольберту, посмотрела на полотно. Уголки её пунцовых губ чуть дрогнули. Она ласково провела рукой по плечу Рената.

– Вот ты настоящий талант, друг, – нежно. – Тебе всего девятнадцать лет, а ты создаёшь такие потрясающие картины. Верю, что, когда ты сделаешь выставку и люди о тебе узнают, ты снищешь мировую славу! – она задорно подмигнула, хотя в её глазах, напоминающих две манящие лагуны, застыла печаль. – Гляди, не забудь тогда обо мне! – шутливо толкнула Рената в бок.

– Во-первых, Красная Шапочка, – ухмыльнулся он, посмотрев на её рдяный берет, – ты прекрасно знаешь, слава мне не нужна. Это эфемерность бытия. Главное, любовь… – мгновение и вот он проворно коснулся концом кисточки носа Софии, который больше желал поцеловать, но не решался. Тут же рассмеялся, за что получил игриво-сердитый взгляд.

– Ты вымирающий динозавр-романтик, – стерев с носа жёлтый мазок, она открыла висевшую у бедра сумку и достала ручку со старой тетрадью.

– Во-вторых, это просто увлечение, – он принялся наполнять на полотне диск солнца живой теплотой. – Я хочу стать врачом. Нести пользу миру. Кстати, – небольшое замешательство, – у меня сегодня пары, через три часа, – его голос стал тих и неуверен. Он с грустью посмотрел на Софию, что-то увлечённо пишущую в тетради. Про себя он любил её называть маленьким шкодливым, но лиричным котёнком. – Их будет всего две, после мы можем пойти в кино. Сейчас вышел фильм, основанный на реальных событиях, про хирурга, работавшего в горячей точке, на войне в Боснии.

София с яростью кинула в сторону ручку и начала комкать тетрадь.

– Как смотришь на это? – он специально не заметил её эмоций, прекрасно зная, что акцентирование внимания на них ещё больше её расстроит. Он же стремился развеять печали и истерики подруги. Хотя способ выбрал, похоже, неудачно.

– Не знаю. Нет настроения, – в её глазах застыли слёзы.

– Шапочка, ты чего? Хочешь, пойдём на мультфильм о пингвинах? – растерянно, но с нежностью. Ренат поставил палитру на полочку мольберта. Приобнял Софию за плечи.

– Я получила сегодня ответ из редакции. Им понравились некоторые мои стихи, но не хватает одного для сборника! Я должна или дописать, что у меня и не выходит, или же… Они могут в солянке с другими авторами опубликовать, а я так не хочу!

– Почему так строго с количеством стихотворений? – заботливо поглаживая её по голове, он отстранённым взглядом заметил на тротуаре бегущую худощавую девушку в синем спортивном костюме, ковыляющую пожилую женщину в фиолетовом пальто и навстречу к ней, понуро свесив голову, бредущего мальчика.

– Контракт предлагают только такой… Политика главного редактора. А знаешь, – она освободилась из его объятий, – отец прав, нечего марать бумагу. У меня есть отличная работа фотографа и журналиста, лучше в этом буду свои навыки отшлифовывать, – она подошла к урне и выкинула в неё тетрадь.

– Ну зачем же ты так? – Ренат приблизился к Софии. – Не думаю, что… – договорить он не смог. Утреннюю размеренность пронзил грохот, звук разбитого стекла и визг колёс.



«Седьмая минута прошла, наступила восьмая… Эта цифра «снеговик» так похожа на символ… Да что есть бесконечность?..» – задался он вопросом, глянув на циферблат наручных часов. Тишина, царствующая в комнате, давила на разум.

«Взлёт или падение?..»

Он посмотрел на шприц, наполненный немного мутной жидкостью, и мысли его были одновременно пусты и полны, обо всём и ни о чём. Как бисер, слетевший с украденного ожерелья… и надо ли его собрать, есть ли смысл?..

Откинувшись на спинку кресла, он запрокинул назад голову. Упёрся апатичным взглядом в люстру. В капельках-подвесках играли солнечные лучи, льющиеся сквозь щели в шторах. Смежил веки. Он явственно чувствовал, как внутри борются Ангел и Демон, как чаша весов склоняется то к Свету, то к Тьме. А ведь ещё две недели назад он уверенно шагал по выбранному пути, противостоял соблазнам, что были слаще речей змия, искусившего Еву. Сражался за каждый новый день, потому как она была рядом. Любила его и верила в него. А теперь её нет. Она точно тень ночи на рассвете, тихо ушла. Остались от неё лишь ключи на столе. А после, что в омут с головой, бросилась в объятья того, от которого могла иметь здоровых детей, кто обещал ей счастливое и безбедное будущее. Без возможных срывов да пасмурных дней.

Он с силой сжал подлокотник кресла. Скрипнул зубами. Ведь он – бывший… «а бывший ли?» наркоман – да и врачи не могли гарантировать, что ребёнок от него родится без отклонений.

Она не знала, что ещё совсем недавно он находил забвение в наркотическом дурмане и за пару недель до встречи с ней решился завязать с губительной зависимостью. Было сложно, он почти сорвался, но… любовь, внезапно вспыхнувшая в его судьбе, оказалась сильнее. Он удержался. Тайно продолжал проходить реабилитацию. И вот уже три месяца, как в его крови не было ни миллиграмма героина. Тяга, порой, давала о себе знать, ломала душу, назойливо крутилась в его мыслях, но он терпел… Боролся ради неё и новой жизни. Но две недели назад всё рухнуло. Он не заметил, как со спины подошёл его бывший товарищ. Не стесняясь девушки, спросил есть ли доза. Она всё поняла. Он не стал отпираться. Пытался убедить её, что с прошлым покончено, но она не поверила… Испугалась.

«Где я совершил ошибку? В чём? Что она мне так мало доверяла…»

Ответа не было.

Он распахнул глаза. Скользнул взглядом по столу, находящемуся рядом, по клочку бумаги, на котором она написала: «Прости, Каспар. Наши пути расходятся. Не сдавайся. Будь сильнее меня…». В сердце в очередной раз будто вонзился ледяной клинок. Он вновь посмотрел на шприц, наполненный раствором героина. Предвкусил, как в вену зайдёт игла, как мир, утративший краски, вновь взорвётся многогранным спектром цветов и боль пропадёт. И он забудет о ней в лабиринтах слабеющего разума, пока однажды не наступит передозировка.

Каспар нажал на поршень шприца. Из иглы брызнула жидкость. Он уже было решился сдаться, как услышал в голове эхо её голоса, умоляющего во что бы то ни стало при любых обстоятельствах бороться. Кинул шприц на стол, резко встал. Провёл ладонью по лицу. Посмотрел в зеркало, откуда на него взирал мужчина тридцати лет с потухшими глазами. Его волосы чёрные, будто смоль, были взъерошены, на щеках с лёгкой щетиной ходили желваки, лицо искривляла маска агонии.

Он сжал кулаки и, подойдя к окну, распахнул шторы. Отворил раму. Вдохнул свежий воздух, отрезвляющий его мысли. Со второго этажа дома посмотрел на парня, который, обнимая девушку, видимо, пытался её успокоить; на мальчиков, один из которых шёл радостным, а другой на расстоянии метров восьми от него вяло брёл; на пожилую женщину, прижимающую сумку к боку; на спортсменку, бегущую по дорожке. На девушке он больше задержал блуждающий взгляд. У неё были длинные чёрные волосы, собранные в высокий хвост. Хрупкая фигура. Она наполнила ему о его возлюбленной. Каспар опустил взгляд, не зная, что ему делать. Хотел было вновь вернуться, взять шприц, поразмыслить, держа его в руке, как вдруг услышал скрип тормозов и крик разбитых стёкол.



Бессонная ночь давала о себе знать. Веки слипались, внимание рассеивалось, но он упорно не снимал ногу с педали газа, ведь до места назначения ехать оставалось каких-то полчаса. Увеличив громкость радиоприёмника, он начал подпевать довольно заводной ритмичной песне. Отпил пару глотков кофе, уже ставшего едва тёплым. Почувствовав у груди вибрацию, закрыл термос и, отложив его на пассажирское сиденье, вытащил мобильный телефон из внутреннего кармана ветровки.

– Никита, я скоро буду, – нажав на приём вызова, устало пробасил он, опережая вопрос своего начальника. – Уже въехал в город. Несусь на всех парах.

– Отлично! – радостно. – А то клиент сильно переживает. Все нервы мне вытрепал.

– Да чёртовы бюрократы! Если бы среди таможенников не было идиотов и обеспечение делали без ошибок, то я бы ещё вчера прибыл на место, как и было договорено!

– Это же госслужба, чего ты хочешь, – нервный смешок. – Доберёшься, обязательно позвони! И не забудь, Вадим, завтра у твоей фуры техосмотр!

– Помню. До связи, – отключив звонок, Вадим нажал на педаль тормоза перед опускающимся железнодорожным шлагбаумом. Пока медленно, тягуче на переезд вползал товарняк, он от скуки зашёл в инстаграм и начал листать фотографии друзей. Когда состав прошёл, Вадим нажал на педаль газа. Попутно смотря то на дорогу, то на экран телефона, он порой оставлял под фотографиями свои комментарии. Вдруг среди них появилась та, где были изображены его дочери Мария и Виктория. Он улыбнулся. Телефон вновь завибрировал, а на экране появилась надпись «Никита».

– Да?

– Клиент просил подъехать к складу фирмы с обратной стороны.

– Хорошо, – сказал Вадим и, отключив звонок, свернул налево. Не сбавляя скорости, вновь посмотрел на фотографию дочерей, выложенную его любимой женой. Начал набирать комментарий: «Мои хорошие», как приподняв взгляд, неожиданно увидел, что проехал на красный свет и вот-вот врежется в несущуюся наперерез машину. Вывернул руль, но оказалось слишком поздно. Фура успела её задеть, по инерции заваливаясь набок.

Удар.

Оглушительный звон.

Темнота…



Заперев дверь на замок, она кинула ключи в сумку. Найдя взглядом дочерей, с любопытством что-то рассматривающих на листьях куста розы, спустилась с крыльца.

– Мария, Виктория, бегом в машину, а то в школу опоздаете, – приближаясь к ним, мягко сказала она.

– Мама, гляди, какой смешной жук с длинными усами! – с широкой улыбкой на губах произнесла девочка, чьи волосы цвета чёрного чая были сплетены в две тугие косы, а на щеках играл лёгкий румянец.

– Не боишься его, Виктория? – спросила она, поглаживая её по голове, и посмотрела на насекомое.

– Но он же не кусается!

– Как вкусно пахнет, – откинув за спину хвост, произнесла вторая девочка, вдыхая аромат ещё не тронутого увяданием бутона розы.

Солнце бережно касалось кожи, путая в кронах деревьев свои чуть тёплые лучи. Едва ощутимые порывы ветра гнали опавшую листву по асфальту. В небе летел косяк птиц. Осеннее утро дышало свежестью, даря ощущения покоя и тихой радости.

– Здравствуй, Жанна! – она услышала позади себя мужской голос. Обернувшись, увидела соседа. Тот помахал ей рукой, садясь в свой автомобиль, таких же преклонных лет, как и его хозяин. Судя по трепетному отношению владельца, очевидно, их молодость прошла вместе. Кивнув в ответ, Жанна достала из кармана пальто мобильный телефон.

– Девочки, давайте я вас сфотографирую. Сегодня чудесная погода.

Виктория и Мария встали рядом с клумбой так, что куст с розами остался слева. Сняв рюкзаки и поставив их у ног, соприкоснулись спинами и улыбнулись. Жанна поправила Марии юбку, Виктории – чёлку. После этого отошла на пару шагов и сфотографировала дочерей.

– А теперь бегом в машину! – сказала Жанна.

Девочки схватили портфели и наперегонки побежали к семейному автомобилю, стоящему на подъездной дорожке перед гаражом. Отключив с брелока сигнализацию на седане марки Рено, Жанна пошла за ними, попутно размещая фотографию в инстаграме. Сев за руль, вставила в держатель мобильный телефон и, удостоверившись, что дочери, сидящие сзади, пристегнулись, нажала на педаль газа.

– А когда папа возвращается с рейса? – спросила Мария.

– Сегодня, – ответила Жанна, притормаживая на красный свет светофора. Телефон издал пару звуков. Это означало, что кто-то прокомментировал фотографию. – Пока вы будете в школе. Так что вечером обязательно с ним встретитесь.

– А он привезёт нам те самые конфеты, что и в прошлый раз? – спросила Виктория.

– Если вы заказывали, то да, – Жанна улыбнулась.

Загорелся зелёный свет, и она без опаски тронулась с места. Дорога была практически пуста. Вдалеке Жанна увидела девушку, пробегающую мимо ребёнка и женщины преклонных лет. На газоне молодую обнимающую пару. Проезжая перекрёсток, она услышала, что телефон вновь издал звук, на сей раз одиночный. Мгновение, и краем глаза заметила, что сбоку на неё быстро надвигается что-то огромное и тёмное. Ледяной страх разлился по её венам. Она попыталась придать своему автомобилю ускорение, но было слишком поздно. Сильный удар в бок, крик детей. Сознание соскользнуло во тьму.



На мгновение улица утонула в звенящей могильной тишине.

– Вызывай скорую! – почти сразу после произошедшей аварии Ренат скомандовал Софии и побежал к легковому автомобилю, желая помочь пострадавшим. Его подруга, машинально кивнув, вытащила из кармана пальто мобильный телефон. Дрожащими пальцами стала набирать нужный номер.

Елена, не веря своим глазам, вначале медленно зашагала к месту аварии, но, всё отчётливее видя знакомые контуры автомобиля и фуры, подгоняемая страхом и паникой, бросилась бежать. Всё быстрее и быстрее. Солёная пелена застелила ей глаза, в горле застыл крик, когда она увидела через разбитое лобовое стекло покачивающейся на боку легковушки подругу. Голова близкого ей человека была опрокинута на руль, окровавлена. Девочки, что до столкновения, очевидно, находились на заднем сиденье лежали друг на друге, прижатые к двери частью промятого и разорванного корпуса. Ремни безопасности были срезаны искорёженным металлом. Кто-то из детей тихо стонал.

Ренат, подбежав к машине, дёрнул капот, но тот не открылся. Он крикнул на остолбеневшую Елену, чтобы она помогла ему, иначе будет пожар, бак пробит и нужно отключить аккумулятор, или искра, и всё!.. Четыре руки сдвинули капот. Ренат приказал: «Уходи отсюда!» и принялся отсоединять провода. Запах бензина делался невыносимым…

Елена, пошатываясь, отступила. Оказалась у лежащей на боку фуры. Невольно посмотрела на исковерканную бетонным столбом и металлическим отбойником кабину. В ней был человек, он не двигался. К своему большему ужасу Елена признала в нём мужа Жанны – Вадима. Её взгляд заметался. Она истошно закричала. Рванулась к изувеченной Жанне, которую уже вытаскивал из машины Ренат, как путь ей перегородил Каспар. Крепко обняв Елену, стал оттаскивать в сторону, прижимая её голову к своей груди, дабы она не видела чудовищной картины смерти.

Кирилл, продолжая не двигаться и молчать, тихо заплакал. Анна тут же прикрыла ему глаза ладонью и мягко сказала: «Не смотри».

Услышавший вдалеке шум Марат примчался к месту трагедии и стал фотографировать на телефон, как из остановившихся автомобилей собрались несколько мужчин и достают пострадавших.

Через пару минут послышался звук сирены «скорой помощи».

Скинув куртку с плеч и стянув с себя рубашку, Ренат подложил их под головы детей, лежащих рядом с друг другом.

Приехавшие врачи констатировали смерть Жанны, тяжёлые травмы у водителя фуры и девочек, которым сразу поставили подозрение на внутренне кровотечение из-за повреждения органов брюшной полости. Поэтому детей первыми отправили в больницу.
___________

Продолжение: тут