Открытая дуэль - ღЧеширикღ vs. Aelitka

Название: Кто ты?

Фандом: Лебединое озеро
Жанр: драма/хоррор/мистика
Пейринг: Ротбарт/Одетта/Зигфрид

Саммари: Кто ты, Одетта? Гордая принцесса, о чьём уме и красоте впору слагать легенды? Или сумасшедшая, чья кожа скоро побагровеет от пропитавшей её крови?
Ты давно забыла ответ.

---

Тебе не привыкать к страшным снам. Они рядом с самого детства, поджидают момента, когда опустишь голову на подушку и прикроешь веки. Стоит замереть трепещущим ресницам – кошмары тут как тут, впиваются клыками в свою любимую жертву, впрыскивают свой яд в кровь. Он действует до утра, ровно до того момента, как солнечные лучи касаются бледной кожи, неизменно будя тебя. Сколько бы ты ни пыталась, заснуть днём не получается, и покорные служанки давно привыкли накладывать на чёрные круги под твоими глазами толстый слой белой пудры.

Они добры и преданны, твои собственные феи-крёстные, которые ежедневно возвращают тебе человеческий облик несколькими взмахами пушистых кистей. Их прикосновения бодрят лучше самого крепкого кофе, и ты каждый раз полностью отдаёшься им на откуп, расслабляясь и закрывая глаза. Знаешь, что они никому ничего не скажут ни про багровые, похожие на синяки круги на твоей коже, ни про следы от ногтей на плечах, ладонях, боках... Всё твоё тело испещрено тонкими, едва заметными или алыми полосками – по ним можно прочесть о каждой твоей ночи, заглянуть в самую глубь твоего существования. Поэтому всё королевство знает - принцесса боится воды. И солнца. И открытых платьев. Ещё принцесса столь горда, что отказывается оголять кисти рук даже для приветственных поцелуев многочисленных женихов, что беспрерывно стекаются во дворец с того мгновения, как ей исполнилось четырнадцать.

За спиной тебя зовут гордячкой, и ты смиренно принимаешь столь неподходящее прозвище – всё лучше, чем открывать правду. Служанки готовы защищать свою любимую госпожу, но ты запрещаешь им опровергать шепотки, преследующие тебя повсюду. Пусть, пусть шепчутся, пусть недоумевают. Зато твоя тайна навсегда останется за семью печатями.

Ты сторонишься балов и приёмов и большую часть времени проводишь в лесу. Никому и в голову не может прийти напасть на принцессу, поэтому ты гуляешь одна, без свиты и прислуги. Когда-то отец запрещал такие прогулки. Тогда, когда ему было не всё равно. Тогда, когда рядом была сиятельная, блистательная королева...

Иногда жалеешь, что не можешь скучать по ним. С самого детства они казались тебе чужаками, заговорщиками, которые, выпустив тебя в этот мир, не рассказали самого главного. Во снах всё иначе. Там от твоего равнодушия не остаётся и следа. Думая о родителях, любя их и ненавидя всей душой, ты рычишь, впиваясь пальцами в чью-то мягкую, податливую плоть. Никогда не видишь, кого убиваешь – только плачешь, каждый раз плачешь, и воздух вокруг тебя звенит, заполненный тоскливой, но прекрасной песней.

Ничего красивее ты в жизни не слышала, и иногда, просыпаясь, не можешь не думать о том, что готова на всё, только бы она снова зазвучала неподалёку. В такие дни ты долго лежишь в кровати, глядя в потолок и пытаясь унять бешено колотящееся сердце, усмирить подрагивающие пальцы, так и норовящие схватить, задушить, разорвать...

В такие дни ты думаешь о побеге. Но где найти приют принцессе Одетте, о чьей красоте прослышал весь свет? Никто не поможет, никто не спасёт от надвигающегося безумия. Ведь твоя участь завидна: дворец, балы, сокровища, украшения, слуги, женихи-принцы, любящий отец, - любая на твоём месте была бы счастлива. Но каждое утро твои ноздри подрагивают, опаляемые запахом крови; просыпаясь, ты боишься увидеть на руках её липкие алые пятна. Тебя ужасает одна мысль о том, что сны когда-нибудь окажутся правдой. Ужасает – и приводит в дикий, неуправляемый восторг.

Так кто ты, Одетта? Гордая принцесса, о чьём уме и красоте впору слагать легенды? Или сумасшедшая, чья кожа скоро побагровеет от пропитавшей её крови?

Ты давно забыла ответ.

***

Ты всегда любила лес. В нём можно быть никем, распылять свою сущность по ветру, растворять её в шорохе листвы. Но сны отобрали у тебя и это.

Сама не заметила, как прогулки превратились в прятки. Раз, два, три, четыре, пять – я иду тебя искать. Тихий речетатив срывается с твоих губ, вплетаясь в карканье ворон. В последнее время эти огромные чёрные птицы следуют за тобой повсюду, и в их глазах ты отчётливо видишь насмешку. Кричишь им: «Кыш!» и «Я не боюсь вас!», - хотя повлажневшие ладони нещадно дрожат. Раз, два, три, четыре, пять...

Иногда звук твоих шагов отстаёт, не поспевает за твоей стремительной походкой. Словно кто-то крадёт его, присваивает себе, чтобы скрыть собственную решительную поступь. Легонько поворачивая голову, ты краем глаза смотришь через плечо, но там, как ты и ожидала, никого нет. Сложно прогнать собственное воспалённое воображение, и тебе остаётся только идти и идти вперёд, делая вид, что песок и трава шуршат в такт твоим лёгким шагам. Раз, два, три...

С каждым разом ты заходишь всё дальше. В глубине леса кроны деревьев плотнее смыкаются над тобой, и даже лучи солнца с трудом могут пробиться сквозь их прочный заслон. Здесь ты чувствуешь себя увереннее, хотя мало кто предпочёл бы тёмную чащу королевским покоям. Но, повинуясь необъяснимому инстинкту, ты думаешь лишь о том, чтобы спрятаться, скрыться от своего невидимого преследователя. Ты забываешь о еде, и служанки, готовя тебя ко сну, уже не скрывают полных беспокойства взглядов. Не обращаешь на них внимания, закрывая глаза и беззвучно шевеля губами. Непроизнесённые слова всю ночь кружатся над кроватью, то и дело проникая в твои алые видения. Пять, и пять, и пять, и пять. Помнишь, я иду искать?..

В один из дней тропинка заканчивается. Тебе кажется, стоит сделать шаг вперёд – и всё подойдёт к концу вместе с ней. В висках стучит кровь, шифром передавая тебе послание, состоящее из одного слова: Иди. Иди, иди, иди. Ты сможешь спрятаться, да так, что никто и никогда тебя не найдёт. Ты выиграешь. Разве есть что-то, важнее этого?

Нет, - соглашаешься ты мысленно. – Ничего. И послушно сходишь с тропы.

Словно пелена падает с глаз. Необъяснимая одержимость, властвовавшая над тобой в последнее время, разлагается, ошмётками сползая с разума. С ужасом осознаёшь, что не можешь вспомнить, когда это началось. Сколько дней ты провела, преследуемая эхом своих шагов? Сколько ночей слушала незнакомый, хриплый шёпот, зудом отдающийся в ушах?

Зажмурившись, делаешь глубокий вдох. Убеждаешь себя, что всё закончилось. Всё прошло. Можно вернуться, снова погрузиться в привычный поток жизни, пусть кажущийся чужим, пусть остечертевший до чёртиков – но знакомый и изученный вдоль и поперёк. Больше никаких прогулок по лесу. Никакого одиночества, и паранойи, и безумия. Хватит.

Решительно кивнув, разворачиваешься и тихо смеёшься. С каждой секундой твой смех становится всё громче, окрашиваясь оттенками истерики.

Ты добилась своего. Ты спряталась. Да так хорошо, что и сама себя не найдёшь, потому что тропинки, ведущей домой, больше нет.



Ночь ты проводишь в чаще. Длинное белое платье совсем не защищает от острых веточек и камней, которые с готовностью впиваются в нежную кожу, словно с нетерпением ждали твоего появления. Одно радует: все эти неудобства не дают тебе испугаться, так что в конце концов ты засыпаешь, невзирая на крючковатые ветви деревьев, вой, то и дело взлетающий к полной луне, и уханье сов. А с утра, открыв глаза и увидев освещённые ярким полуденным солнцем стволы деревьев, понимаешь, что спряталась ещё и от кошмаров. Впервые в жизни скидываешь давящую на плечи мантию усталости. Ты наконец-то свободна...

Углубляясь в лес, ты не пытаешься искать тропки или знакомые окрестности, чувствуя, что поиски эти бессмысленны. Если быть до конца честной, ты не уверена, что последовала бы по привычным дорожкам, окажись они прямо перед тобой. Даже несмотря на чувство долга и кусочки, обломки той Одетты, которую знал весь свет, ты не хочешь возвращаться, и беззвучно благодаришь силы, заведшие тебя в этот тупик, за то, что они позволили тебе остаться.

Когда от усталости и голода начинает кружиться голова, тебе снова кажется, что кто-то идёт за тобой по пятам. На этот раз ты не боишься преследователя, и сводившая тебя с ума считалочка больше не стучит метрономом в голове, где-то прямо за глазами, в самом центре твоего существа. Убеждаешь себя, что вот-вот повернёшься и встретишься с невидимкой лицом к лицу. Что он либо появится, либо окончательно исчезнет, раз и навсегда доказывая: ты не безумна.

Но не успеваешь. Потому что тебя опережает низкий хриплый голос, который ничуть не удивляет; если задуматься, то именно его ты и ждала. Всю жизнь.

- Ты ушла далеко от дома, - говорит он, и ты останавливаешься, каждой клеточкой тела впитывая столь знакомый голос.

Который был рядом каждую ночь; нашёптывал на ухо сводящие с ума слова, заводя всё дальше и дальше в лес. Понимая, что нужно испугаться, ты усмехаешься в лицо этому знанию. К чёрту «нужно» - ты слишком долго жила по лекалам. Там, за спиной, стоит воплощение твоего кошмара, и ты в ужасе. И ты в восторге. Кто ты, Одетта?.. Пришла пора выбирать, но тебе повезло – на этот раз ты хорошо выучила урок.

- Скорее, приблизилась к нему, - говоришь ты отважно и оборачиваешься.



Если бы кто-то попросил описать лицо твоих кошмаров, ты изобразила бы именно его. Словно вы были знакомы всегда, и профиль, больше подходящий хищной птице, а не человеку, выбит в твоей памяти искусным художником; выбит навсегда, так, что не отскоблить, не выветрить. Множество раз ты видела эти бездонные, гладкие глаза, которые кажутся искусственными, если не отказаться от себя и не погрузиться в самую их глубь, ведь только там, за поверхностью, можно увидеть его. Прямые густые брови, врезающиеся в его лоб неумолимыми росчерками. Длинные волосы, в свете солнца отдающие багровым оттенком; они ручейками крови сбегают к широким плечам. Тонкие бледные губы, выцветшие от старости, оказавшись единственным, что поддалось влиянию времени.

Откуда-то ты знаешь, что он не стареет. Был таким же, когда ты родилась. Будет таким же, когда тебе останется лишь гнить, просачиваясь в почву. Рядом с ним ты чувствуешь себя бессмертной, особенно когда его губы шевелятся, словно нехотя выговаривая твоё имя – Одетта. Оно звучит как-то неправильно, фальшиво, но это неважно, ведь, сорвавшись с его языка, оно живёт, парит в воздухе между вами, незыблемое и надёжное. Ты будешь жить в нём – это тебе известно наверняка. Значит, части тебя уготована подаренная им вечность.

Он не задаёт вопросов, и ты в ответ молчишь. Слушаешь его ленивые приказы, оплачивая выполнением своё право быть рядом, делить с ним одни угодья, один замок, один коридор. В вашем жилище полно крыс, оно пропахло разложением и страданием, но ты с благоговением гладишь покрытые плесенью стены, ступая по выцветшим коврам. Ты не чувствуешь себя дома – нет, никогда! – но готова целовать ноги своему спасителю за возможность дышать затхлым воздухом его жилища. С каждым вдохом твои капилляры пульсируют, жадно глотая подаренную им свободу; с каждым выдохом ты чувствуешь, как избавляешься от личины, что прилипла к тебе за годы твоей жизни во дворце, словно мокрая, грязная, вонючая тряпка. Иногда ты забываешь, как тебя зовут, но стоит ему хрипло проговорить: «Одетта», - и часть тебя вспыхивает.

Проходят дни. Недели. Месяцы. Ты моешь полы и чистишь стены, носишь воду и, послушная его приказам, сидишь у камина, слушая истории о рыцарях и жертвах, об ангелах и колдовстве столь тёмном, что ноздри начинает щекотать знакомый запах ржавчины. Он не говорит с тобой о насущном, и единственное, о чём ты спрашиваешь его робким шепотком – это в порядке ли отец? Ответ – лёгкий кивок, и почему-то ты веришь ему, и облегчение пóтом залепляет твои поры. Ты давно не принцесса, давно не дочка короля, но воспоминание о его изрытом морщинами печальном лице то и дело вспыхивает в голове.

Иногда ты набираешься смелости и спрашиваешь у своего хозяина его имя. Почему-то он отказывается говорить об этом, каждый раз хмурится, крепко сжимая губы, и стыд незамедлительно опаляет твои щёки.

Ты и рада была бы унять любопытство, но не получается, и оно, необузданное, не даёт тебе спать по ночам. Кошмары больше не приходят – ты и без того находишься в самом их сердце, - но с ними не приходит и сон. Лёжа на мягкой кровати, ты прислушиваешься к звукам замка. Вот скребут по камням коготки крыс; вот сова приземлилась, шелестя перьями, на окно. Шипят факелы, скрипят двери, а ещё ты слышишь крики. Они далёкие, едва уловимые, но каждую ночь ты с нетерпением ждёшь их, чтобы после дрожать от необъяснимого предвкушения, чувствуя, как подрагивают пальцы. Как и раньше, тебе хотелось бы впиться, душить, рвать, и только взгляд на висящее в шкафу длинное белое платье позволяет держать себя в руках.

Оно не даёт забыть. Оно – и хриплое Одетта, парящее в воздухе. И иногда ты ненавидишь их за это.



В какой-то момент ты теряешь счёт времени. До этого скрупулёзно подсчитывала прожитые в замке дни, но теперь понятия не имеешь, в каком когда ты оказалась. Шелестящие, сухие листья водопадом льются на окна; их покрывает снег, который по утрам тает, тёплыми ручейками стекая по каменным стенам. Застываешь в своём безвременье и не просишь об ином. Ты больше не спрашиваешь об отце. Привыкла сидеть у ног своего до-сих-пор-незнакомца, незаметно касаясь угольно-чёрного бархата его одежд. Ночные крики перестали волновать тебя, оставляя после себя лишь желание большего. Ты снова оказалась в потоке, несущем тебя вперёд, но на этот раз у тебя нет ни малейшего желания сопротивляться. В этой болотно-мутной воде с привкусом плесени ты чувствуешь себя на своём месте.

Когда в один из дней над тобой раздаётся его голос, вздрагиваешь. Он впервые нарушает свой же обет молчания, прерываемый лишь светом камина и треском дров.

- Ты нужна мне, - спокойно произносит он.

В этих словах нет ни нежности, ни страсти. Нужна – не для того, чтобы быть рядом. Нужна – как средство достижения его целей.

Внезапно пересохнув, сжимается горло. Видишь себя со стороны – жалкую, безропотную, неуместную в этом замке со своей белоснежной кожей и золотистыми волосами. Чужую.

Он словно ждёт, когда ты успокоишься, вернувшись к привычной покорности. И разве можно отказать?

- Зачем? – так же спокойно спрашиваешь ты, поднимаясь на ноги и вытирая об юбку грязные руки.

В твоих глазах – лёд. Губы – горят. Глаза – сухие, словно присыпанные песком, но ты терпишь. Ты даёшь ему то, что требуется. Ты – его.

- Пойдёшь за мной, - говорит он, даже не заботясь о том, чтобы придать своим словам толику сомнения. Знает, что ты всё сделаешь. Знает, что послушаешься. – Только сначала переоденься в платье.

Смиренно киваешь и идёшь в свою комнату, бросив ведро с тряпкой прямо в центре коридора. Башмаки стучат по каменным полам, отмеряя отведённое тебе время. Бросив взгляд в окно, мимо которого проходишь, внезапно осознаёшь, что ещё ни разу не выходила из замка. Даже тот путь, которым он привёл тебя под каменные своды, со временем стёрся из памяти. Ты пропиталась здешней затхлостью; забыла, как дышать свежим воздухом.

Переодеваясь, не можешь избавиться от странного ощущения, давящего на грудь. Тебе – впервые – хочется оказаться там, снаружи, и мелкими глотками выпить ароматы ночного леса. Толстые стены кажутся не приютом, а клеткой. Закрытые окна вселяют тоску.

Бегом устремляешься в коридор, на ходу зашнуровывая тугой корсет. Пальцы дрожат, и скользкие тесёмки выпадают из рук. Ты уверена, что сейчас окажешься на свободе; знаешь, что вернёшься, обязательно вернёшься, но сейчас больше всего на свете жаждешь вырваться.

- Уже тоскуешь, пташка? – хмыкает он, едва увидев тебя.

Ты запыхалась. Гладкие пряди волос растрепались, теперь больше походя на воронье гнездо. Опаляющий щёки румянец в кои-то веки не имеет ничего общего со стыдом.

- Ты выпустишь меня? – запинаясь, говоришь ты, глядя прямо в чёрные глаза. Сегодня они как никогда нечитаемы, но тебе кажется, что где-то там, в глубине, мелькает лёгкая насмешка и горьковатое сожаление. Мелькает – но ты не в силах задумываться об этом.

- Конечно, выпущу, милая. Лети! И не забудь встретить ночь на земле.

Каждое последующее слово ты понимаешь всё хуже. Мысли в голове съёживаются, оставляя после себя лишь отголоски. Лететь. На волю! Сейчас. Быстро. Он сказал. Я хочу.

Подбежав к толстой дубовой двери, ведущей наружу – ты была здесь лишь один раз, – распахиваешь створки. В лицо тут же бьёт ветер, он играет с волосами и щекочет кожу, клочьями сдирая с неё плесневело-ржавые ароматы замка. На мгновение грудь пронзает тоска, но ты даже не оборачиваешься. Ты должна лететь. Лететь!

Вытягиваешь перед собой руки и даже не удивляешься, когда кожа натягивается, лопается, слезает с тебя, освобождая место для белоснежных перьев. Весь мир сдвигается – и встаёт на место. Тебе сложно поверить, что когда-то он был другим; целую вечность, несколько секунд назад. Вытягивая длинную шею, кричишь. Ты хотела бы петь, но теперь ты знаешь, что будешь на это способна только перед смертью.

Взмывая в воздух, чувствуешь на себе чей-то взгляд. Человека, который был важен... только не помнишь, почему. Поднимаясь всё выше и выше, оставляешь его позади. Не он в твоей жизни главное, а солнце, греющее кожу. Не о нём ты думаешь, а о ветре, что треплет перья.

Вскоре ты оставляешь позади замок. На пару мгновений задерживаешься, изучая скрывавшееся под кронами деревьев озеро – оно кажется чёрным из-за заполнивших его лебедей. Они полная твоя противоположность. Темны, словно сажа, заперты, словно в клетке, тогда как ты – свободна и бела. Почему-то ты уверена, что они не могут последовать за тобой, скованные плещущимися под ними водами, но не жалеешь их. В тебе не остаётся места ни для чего, кроме чистого, ничем не замутнённого восторга, и ты купаешься в нём, устремляясь вперёд, к солнцу.

Не видя, как лебеди и их хозяин провожают тебя полными сожаления взглядами.



Ты летаешь весь день. Без пищи, без воды – кажется, теперь ты всегда сможешь обходиться солнечными лучами и свободой, бегущей по венам. Приближается закат, но это ни о чём тебе не говорит. Воспоминания стёрты, прошлое – мертво. Важно только здесь и сейчас, в котором ты, белоснежная и прекрасная, скользишь над деревьями, соревнуясь с ветром.

Внезапно крыло пронзает боль. Резкая, острая, она багрянцем вспыхивает перед глазами, сбивая с пути. Мечешься, пытаясь унять её, но делаешь только хуже, и ветви, только что видневшиеся далеко внизу, щекочут лапы, царапая шершавую кожу.

Видишь за листьями движение. Там скрывается твой обидчик, и, подавив желание напасть в ответ, ты поддаёшься страху. Сейчас он – твой лучший помощник, ведь когда паника молотом начинает стучать в голове, ты забываешь о боли. Из последних сил летишь вперёд, быстрее и быстрее. Поднялась бы выше – но не можешь. Обогнала бы его – но усталость свинцом наливается в груди, придавливая к земле.

Последние лучи солнца, скользнув по белоснежным перьям, скрываются за деревьями. Следуя за ними, ты продираешься сквозь ветви, пытаясь скрыть голову под крыльями, оберегая глаза. Земля всё ближе; всё ближе и преследователь, с треском пытающийся преодолеть заслон кустов. Когда-то ты уже пряталась, но воспоминания столь тусклые, что ты не можешь ухватиться за них. С последним взрывом боли падаешь на землю, не зная, что важнее. Мысли мечутся, неудержимые и верткие. Преследование и боль, тревога и предупреждение о закате, полёт и плесень – всё сливается в один сплошной поток, из которого невозможно вычленить хоть что-то.

- Ага, она тут! – слышишь ты чей-то возглас, который резко сменяется полным благоговения шёпотом: – Боже...

Будь у тебя выбор, ты потеряла бы сознание, но вместо этого кричишь, и крик твой плавится, меняется, перетекает из птичьего в человеческий. Всё твоё тело горит, ломаясь. Стрела со стуком падает на землю, освобождённая из плена крыльев. Стонешь и чувствуешь, как по щекам – гладким щекам, на которых нет и следа перьев, - катятся слёзы вперемешку с кровью.

- Больно, - хнычешь ты, уверенная, что никто не придёт на помощь. Смятение ушло, оставив после себя лишь острое ощущение одиночества. – Больно!

Но твоих рук касаются чьи-то тёплые ладони. Словно испугавшись их, боль отступает, скрывшись в самой глубине твоего существа.

- Вы прекрасны... – снова раздаётся тот самый шёпот.

Открыв глаза, ты видишь его обладателя. Почему-то сначала приходит разочарование – ты ждала не его, - но это неуместное чувство постепенно уступает место благодарности.

- Простите меня, леди. Я... вы... волшебница?

Еле двигая пересохшими губами, всё объясняешь ему. Воспоминания вспыхивают в голове, щекоча ноздри своим гнилостным запахом. Они кажутся нелепо-яркими, как игрушки на ярмарке, но ты списываешь всё на боль и смятение.

Твоего преследователя зовут Зигфрид. Он выпаливает это раньше, чем ты успеваешь спросить, и это вызывает у тебя усмешку, заставляющую треснуть пересохшие уголки губ. То и дело он прерывает тебя своими сочувственными возгласами, и если сначала они раздражают тебя, то с каждой секундой становятся всё очаровательнее.

Ты говоришь и говоришь. О том, как колдун похитил тебя ещё в младенчестве. О том, как обратил в лебедя, дав возможность становиться человеком лишь по ночам. О том, как мучительно твоё заточение, как ты мечтаешь о свободе...

Ярко-голубые глаза Зигфрида полны сочувствия. Почему-то тебе невыносимо стыдно перед ним, но румянец не спешит заливать щёки; вместо этого ты бледнеешь. Словно знаешь: краска – не для принца. Краска припасена для другого. Кого? Ты не можешь вспомнить, и каждая попытка противной горечью застывает на языке.

- Я спасу вас, прекрасная Одетта! – Морщишься, услышав своё имя. Сорвавшееся с его губ, оно звучит неправильно. – Вы великолепны. Столь очаровательны и прекрасны... – Принц краснеет. Этот румянец прелестен, он освещает молодое, красивое лицо, словно солнце, но вместо того, чтобы улыбнуться в ответ, ты вздрагиваешь. – Мне кажется, со временем я мог бы полюбить вас, принцесса.

Его шёпот полон робости и одновременно отваги. Большие тёплые ладони прижимаются к твоим щекам, согревая их, и ты прикрываешь глаза от удовольствия. Часть тебя, не принимающая Зигфрида, становится всё меньше, и ты с усилием окончательно избавляешься от неё – нелепой, неуместной и ненужной. Ты – Одетта, заколдованная принцесса в прекрасном белом платье, которому не страшна грязь и кровь. И ты уверена, что со временем Зигфрид может стать твоим принцем.

- Завтра матушка устраивает бал, чтобы познакомить меня с предполагаемой невестой, - горячо шепчет он, явно воодушевлённый улыбкой, в которой изогнулись твои губы. Услышав его слова, распахиваешь глаза и хмуришься. Невесте?.. Увидев это, Зигфрид ещё крепче сжимает твоё лицо, сверля тебя решительным взглядом. – Нет! Нет, Одетта. Я не женюсь ни на ком, кроме тебя, обещаю. Никогда! Это может показаться глупо и слишком поспешно, но едва увидев тебя, я понял, что влюблён. Ты будешь моей, Одетта, понимаешь? Только моей...

Ты веришь ему. Он молод и полон пылкости, которая теплом струится в твою душу через кончики его пальцев. Забыв о боли, ты смотришь в голубые глаза и мысленно прикрикиваешь на внутренний голос, который кричит о том, что всё это неправильно. Фальшиво.

Вскоре он умолкает, оставляя вас с принцем наедине, и в этот момент ты чувствуешь первое касание его губ, мягких и чуть влажных. Ощущение фальши уходит, сменяясь наслаждением – теперь всё становится правильно.



Прежде чем убежать, Зигфрид заставляет тебя пообещать, что следующим вечером ты появишься в его замке. Переживаешь, что будешь выглядеть неуместно в помятом и не самом свежем платье, но он поцелуями и жарким шёпотом убеждает тебя, что это не так. Что ты – прекрасна. И ты чувствуешь, что это правда.

Днём ты вновь паришь в облаках, но на этот раз сохраняешь способность ясно мыслить. Воспоминания о человеческой жизни ярки, как никогда, и ты дрожишь от предвкушения новой страницы, избавленной от гнета злых чар, заполненной лишь любовью.

Да, ты уверена, что Зигфрид полюбит тебя – так, как не любил ещё никто и никого, яркой, пылающей любовью, которой не страшны никакие заклятия. Ведомая этим знанием, подлетаешь к замку, освещённому розоватыми лучами закатного солнца. Там, внутри, он ждёт тебя. Ему нужно лишь поклясться в вечной любви, и ты будешь свободна...

Пока ещё птичье сердечко трепещет в груди. Облетаешь замок по спирали, заглядывая в окна. Вот повара суетятся, готовя вкуснейшие блюда... вот слуги шепчутся о чём-то в каморке. И вот, наконец, зал.

Он прекрасен. Огромная золотая люстра бросает на мраморный пол сверкающие отсветы. Нарядно одетые пары кружатся в танце, но весь этот хоровод крутится вокруг двоих человек.

Сперва ты видишь Зигфрида. Принц ослепителен в своём белом наряде, и ты дрожишь от предвкушения: он выбрал такой образ ради тебя, ты уверена. Только ради тебя.

Но потом... Потом ты видишь её.

Она – твоя противоположность. Она – твоя половина. Она – в платье цвета полуночи, что соткано из тысяч и тысяч угольно-чёрных перьев. Её руки – это изящные крылья, тень от которых скользит по полу притягивающей все взгляды волной. Повернувшись к окну, она смотрит прямо тебе в глаза, и ты отшатываешься, отчаянно взмахивая внезапно потяжелевшими крыльями.

У неё твоё лицо. Насмешливо улыбнувшись, та, что заняла твоё место, приподнимает бокал в издевательском жесте. Делает глоток, и окрасившее губы вино слишком сильно похоже на кровь...

Зигфрид так тебя и не замечает. Обращаясь к гостям, он говорит и говорит, явно представляя всем свою очаровательную спутницу. Тебе плевать. Ты чувствуешь себя очнувшейся от короткого, но душного сна. Кинув последний взгляд на стоящую в центре зала пару, краем глаза замечаешь рядом с ними тёмный силуэт – знакомый, настолько знакомый! – но не можешь больше оставаться здесь.

Сопровождаемая угасающим солнцем, ты летишь к месту своего заточения, вздрагивая от атакующих тебя воспоминаний. В них ты слишком мала, чтобы осознавать происходящее. В них ты видишь, впервые видишь свою копию – маленькую, такую же беззащитную, как и ты сама. Вспоминаешь её имя: Одилия. Её зовут Одилия. И она была твоей сестрой.

Тень ночи постепенно накрывает проносящийся под тобой лес, подкрашивая белые перья своим чернильным оттенком. Над кронами разносится твой полный ненависти и любви крик, а горло сжимается от жажды мести. Ты хочешь мучить, рвать и уничтожать, навсегда избавляясь от пропитавшей тебя белизны. Хочешь быть на её месте – тёплом, уютном месте рядом с любящим принцем и родителями. Родителями! Их лица кружатся около тебя в безумном хороводе, искажаются в презрительных гримасах. Выбирая между ею и тобой они выбрали её. Отдали тебя в качестве платы за спокойствие, лишённое необходимости опасаться мести колдуна. Ты не помнишь его имени, но это и неважно: прекрасно хватает и выжженого в мыслях образа. Вспоминая тёмно-багровые волосы, хочешь вцепиться в них и тянуть, и причинять боль, чтобы понял, каково было тебе.

Погрузившись в свою ярость, не замечаешь, как добираешься до озера. Лебединое озеро – вспоминаешь, что именно так он звал его, издевательски глядя на тебя. Здесь ты не прекрасный лебедь, а белая ворона – так же, как и в доме своих родителей, так же, как и во дворце своего принца. Белая, отвратительно белая!

Но ты готова это исправить.

Падаешь в воду, которая тут же смывает с тебя остатки птичьего облика. Сейчас ты должна быть человеком – на сто процентов человеком. Жестоким, полным ненависти и жажды мести. Взбаламошенные твоим появлением лебеди пытаются взлететь, оказаться как можно дальше от тебя, но не могут оторваться от воды, скованные чарами. Ты благодарна им, готова в ноги поклониться тёмным силам, что удерживают птиц на месте. Не задумываясь, хватаешь ближайшего и сворачиваешь длинную шею, которая сладостно хрустит под твоими пальцами.

Над водой раздаётся пение. Прекрасное, волшебное пение, которое ты уже слышала – когда? На ум приходит мягкая кровать и служанки, готовые исполнить каждое твоё желание, но это бред, это всё было не твоим, а принадлежало Одилии.

Стиснув зубы, встряхиваешь головой, пытаясь отделаться от этих мыслей. Проще сосредоточиться на том, как липнут к щекам мокрые от воды и пота волосы – они уже явно не спускаются на плечи золотой волной, и это безмерно радует тебя. Ты не хочешь быть как она – ухоженной и красивой. Хочешь уродства и злобы, чтобы белое платье превратилось в жалкие лохмотья, а руки искупались в крови.

Кровь! Ты жаждешь её. Она близко, так близко – пульсирует в венах отвратительно-прекрасных лебедей, рвётся наружу, к тебе. Часть птиц окружает тебя, их клювы впивыются в кожу, пытаясь помешать, но их сил недостаточно. Ты сжимаешь, выкручиваешь, проворачиваешь, отбрасываешь, пока пение над водой не обрывается на последней захлёбывающейся ноте и ты не остаёшься в одиночестве.

Тяжело дыша, оглядываешь дело своих рук. Вода покрыта чёрными безжизненными тельцами лебедей. Волны мягко покачивают их, и гладкие перья блестят в серебряном свете луны. Поспешно выбираешься из платья, оголяешься, позволяя пуху ближайших птиц мягко щекотать грудь. Опускаешь глаза и видишь на теле шрамы – множество бледных шрамов, которые сверкают, отражаясь в плеске воды. Не помнишь, откуда они, и это тревожит, снова отдаваясь болезненным толчком внутри.

Но не это главное. Прикрыв глаза, вспоминаешь, как смотрела на тебя Одилия – насмешливо и презрительно. Она знала, она, как и ты, помнила, и за одно это ты готова была задушить её собственными руками. У тебя не было ничего; сестра же обладала всем, включая воспоминания. А ещё у неё было платье...

Схватив ближайшую тушку, ты вырываешь из её бока клок перьев. Взяв одно из них, самое большое, прокручиваешь его между пальцами, потираешь острый кончик... и мягко втыкаешь в левое предплечье. Укол боли почти незаметен, и ты лихорадочно, снова и снова повторяешь проделанное. Ты хочешь быть лебедем – только не белым. Только не днём. Хочешь обернуться птицей на своих условиях, хоть раз в жизни получив желаемое. А потом... что ж.

Потом ты споёшь свою лебединую песню.



Ты не слышишь его шагов – твой похититель бесшумен, словно кот, на мягких лапах подкрадывающийся к жертве, боясь спугнуть. Но сегодня ты не боишься. Сегодня ты ему не по зубам.

Всё твоё тело в крови. Липкой, багровой, ароматной. Каждое движение отдаётся покалыванием в исколотой коже, но шуршание чёрных перьев заставляет забыть о боли. Ты уже не помнишь, зачем затеяла всё это. Мысли в голове смешиваются, переплетаясь друг с другом.

Ты Одилия, живущая с королём. Ты Одетта, моющая пол. Ты сестра, у которой не было детства. Ты – та, что отказалась от себя.

- Кто ты? – раздаётся за спиной хриплый голос.

Знакомый голос, который ты не можешь ненавидеть.

- Не знаю, - шепчешь в ответ. И – словно озарение: - Расскажешь?

Он смеётся. Ты впервые слышишь его смех; ты – Одетта. Ты – Одилия. И невольно улыбаешься в ответ, продолжая стоять спиной к нему.

Какое-то время вы молчите. Слышен лишь тихий плеск волн о берег и твоё тело. Видно только багрово-серебристую воду и тёмные, мёртвые провалы на ней. Лебеди лежат, раскинув крылья, словно паря в звёздной вышине, что отражается в зеркальной поверхности озера. Они словно живы. Свободны.

- Ты вспомнила, что произошло двадцать три года назад. Я нанёс визит твоему... вашему отцу, намереваясь забрать обещанное. Он клялся, что подарит мне первенца, если я обеспечу его государству защиту. Времена были тогда неспокойные, милая.

Ты можешь поклясться, что уже слышала этот размеренный голос, рассказывающий тебе истории о прежних временах. И так хотелось бы поверить, что и сейчас речь идёт о ком-то, не имеющем к тебе отношения, но...
Но.

- У них родилась двойня. Близняшки, похожие, как две капли воды. Я не собирался забирать обеих – это было ни к чему. Мне нужна была одна. И этой одной была ты.

- Я знаю, - шепчешь, сжимая ладони в кулаки и чувствуя, как сладостно-знакомо впиваются ногти в мягкую кожу. – Ты забрал меня.

Тихий смешок сбивает тебя с толку.

- Нет. Я ошибся, выбрав твою сестру.

Зажмурившись, пытаешься осознать сказанное им. Спутавшиеся в сальный клубок воспоминания понемногу расплетаются, образовывая стройный узор. Ты знаешь, что дворец был твоим. Ты помнишь, какой одурманивающе-шершавой была плесень на стенах замка твоего похитителя. И краткое наваждение, заполненное белыми перьями, чужим прошлым и фальшивыми, слащавыми обещаниями вечной любви, изначально предназначавшимися другой...

- Одилию, - шепчешь ты в темноту.

- Одилию, - подтверждает он. – Я не сразу осознал ошибку. А когда это произошло – было уже слишком поздно. Видишь ли, тёмные маги тоже умеют держать своё слово.

Обхватываешь себя руками, чувствуя зарождающуюся глубоко внутри дрожь. Кусочки тебя, размётанные, словно лебеди по озеру, один за другим встают на свои места.

- Я должна была расти здесь.

- Ты должна была расти со мной. Для меня. – Плеск за спиной был не столь говорящим, как приближение холода, которое Одетта чувствовала всем телом. Когда на её плечи легли его шершавые ладони, она даже не вздрогнула. – Ты создана для тьмы, Одетта. Не Одилия – ты видела её воспоминания, ты была в её шкуре; несмотря на врождённую тягу к жестокости, она обычный человек. Может, является им именно благодаря этой тяге... – Его голос холодом обжигает шею. – Но ты... ты – это совсем другое дело. Прекрасная. Сломленная. Пропитавшаяся яростью сестры благодаря общим снам. Безумная...

- Белая, - шепчешь ты с болью в голосе. Ты вспомнила – всё вспомнила. Ты вновь стала собой – жалкой, недостойной, неуместной. – Ненужная.

Длинные бледные пальцы осторожно гладят твои перья, прохладой усмиряя уколы боли.

- Ты великолепно-тёмная, Одетта, - шепчет он тебе на ухо. Задевает его губами, и ты вздрагиваешь. – Никого прекраснее я в жизни не видел.

Развернув тебя, он легонько касается кончиками пальцев твоей шеи. Заглядывая в чёрные глаза, видишь обещание того, о чём мечтала, лёжа в своей комнате, слушая, как живёт его замок, мечтая о боли и криках. И почти веришь...

- Я убила твоих лебедей, - шепчешь ты дрожащими губами. – Всех...

- Они были подготовлены для тебя. С самого начала. Разве не чувствовала, как становишься сильнее с каждым хрустом, с каждой капелькой крови? Они – в тебе, Одетта. Ты – в них.

И ты чувствуешь, о чём он говорит. Там, глубоко внутри тебя, звучит, переливаясь, хор лебединых голосов. Прекрасных, словно смерть. Печальных, словно вечность.

- Но Одилия...

- Она заняла твоё место в тот день, когда ты пришла ко мне, - морщится он. – Я дал ей то, о чём она мечтала всю свою жизнь. А ты... ты думала о другом, верно, Одетта?

Лоскуты твоего белоснежного прошлого тают, безудержно тают в пахнущей солью и ржавчиной воде, растворяются в бездонном взгляде. Закусив губу, прощаешься с ними, отпуская – теперь уже навсегда. И чувствуешь, как под лебединую песню красивой гордячки – принцессы Одетты – в груди разливается желанный холод.

- Как тебя зовут? – спрашиваешь ты, улыбаясь. Почти уверена, что он так и не ответит; решит до конца остаться загадкой на грани реальности и выдумки.

Но он удивляет тебя, усмехаясь в ответ.

- Ротбарт, - произносит он и, сделав шаг назад, легонько кланяется.

Ты упускаешь тот момент, когда его руки превращаются в крылья. Мгновение – и перед тобой уже зависает чёрный ворон, один из тех, что преследовали тебя в лесу, опаляя и пугая насмешливым взглядом.

Не желая заставлять его ждать, делаешь глубокий вдох. Слышишь хриплый шёпот – раз, два, три, четыре, пять, я иду...

И взмываешь ввысь, напоследок касаясь поверхности лебединого озера кончиком ослепительно-черного крыла.

---

от автора:
Буду рада видеть вас на форуме истории.