В четверг гриффиндорка впервые появилась за завтраком. Драко с интересом наблюдал за ее появлением, ведь в начале второго семестра она не показывалась за столом, что заставило ее вернуться в место для пыток? Она была холодна и строга, но при этом всеми силами старалась быть вежливой и приветливой с друзьями. Было видно, что парней она избегает, потому что села между подругами и даже не смотрела в сторону Поттера и Уизли. Драко почувствовал, что в ней что-то изменилось, но не сломилось, нет. Напротив, она стала сильнее и устойчивее. Многие оглядывались на нее, но она игнорировала эти взгляды, продолжая поддерживать разговор с гриффиндорками. Слизеринец со злостью отметил, что разговаривает она с Патил и Браун. Он презрительно посмотрел на Грейнджер и встал из-за стола, чувствуя странное негодование. С одной стороны, за прошедшие дни преследований ему надоело, что она не давала ему покоя, но как только она перестала обращать на него внимание, он разъярился еще больше…
Как же ему надоело это метание между двумя огнями, из которых каждый казался столь же прекрасным, сколь и опасным. Как ему хочется остановиться. «Да, Блейз, это моя самая большая ошибка!..»

Гермиона проводила взглядом Малфоя. Она больше так не может, ей надело жить в неопределенности и безнадежности. Она хочет обрести твердую почву под ногами. А эта жизнь в подвешенном состоянии ей не подходит. Больше она не будет прятаться. Больно? Жжет татуировка? К черту! Ее никому не удастся сломить, если даже он не смог. «Уходишь в этот раз? В следующий – ты останешься и выслушаешь меня!»
Она четыре дня пролежала в лазарете, восстанавливаясь. Четыре дня в пустоте и безжизненности. Даже несмотря на то что Джинни была рядом и подбадривала ее, как могла. Она рассказала девушке, что МакГонагалл устроила грандиозное разбирательство по поводу произошедшего, прочитав всем лекцию о непозволительности драк в школе, да еще и драк подобного ничтожного рода. Гермиона так и не подтвердила вину Гринграсс, но ту все равно вызвала к себе декан и провела с ней разговор, который, к сожалению, остался недосягаемым для остальных студентов.
А ей надоело. Все! Хватит! Ее жизнь превратилась в какой-то злой розыгрыш! Ей плевать на всех вокруг, плевать на учебу, на друзей, на врагов, существует только один человек, которому плевать на нее. Завтра… нет, сегодня! Сегодня все закончится…


Ледяной северный ветер пронизывал до костей. Руки уже примерзли к древку метлы, тело застыло от холода. К тому же начинал накрапывать дождь, а Блейз все продолжал издеваться над командой, мотивируя всех приближающейся игрой с Когтевраном. Драко было бесполезно разыскивать снитч в темноте, поэтому он участвовал в борьбе за квоффл. Они выкладывались в полную силу, но капитан все равно был недоволен.
– Все! Хватит! Мне надоело, Забини! – внезапно крикнула Дафна и спикировала вниз. Всех удивило произошедшее, поскольку еще не было случая, чтобы Дафна пожаловалась на усталость или проронила хоть слово недовольства долгой тренировкой.
– Да, Блейз, она права! Давай заканчивать, а то сейчас промокнем до нитки, и игра не состоится из-за отсутствия игроков, – сказав это, Теодор, не дожидаясь ответа от друга, послал метлу вниз. Блейз, конечно же, был недоволен, но, так как уже почти вся команда была на земле, возразить ничего не смог. Проворчав что-то вроде «Неблагодарные», он взглянул на Драко и тоже спустился. Блондин на короткое время задержался, продолжая висеть в воздухе и подставив лицо холодным струям… Он думал о дожде, думал о Грейнджер под дождем на Хэллоуине… Мерлин, как давно это было! Казалось, прошла целая жизнь из одной сплошной боли и печали, безудержного сумасшедшего счастья. А что теперь? Он заглянул внутрь своих ощущений… пустота. Словно дождь все вымыл из сердца. Он так устал. Он хочет новой жизни. С ней или без нее. А что лучше, он даже не знает… Значит ли это, что он больше не злится на нее за предательство? Нет… Драко открыл глаза, жестко глядя в пустоту. Это всего лишь минутное чувство, вызванное дождем и усталостью. Ничего не изменилось. Он не хочет ее видеть, он ее ненавидит, он зол, но он действительно хочет новую жизнь… без нее.

– Драко! Ты долго собираешься там торчать? – донесся снизу голос Нотта, и юноша спустился на землю. На поле Блейз переругивался с Дафной. Всегда такая спокойная и невозмутимая, она дала волю своему недовольству и гневу, и всем оставалось только гадать, что с ней происходит. Тео решил поскорее ее утихомирить и, пока она гневно кричала на Блейза, подошел к ней сбоку и, схватив поперек туловища, закинул себе на плечо и потащил к выходу. Девушка стала отчаянно вырываться и бить юношу по спине, требуя, чтобы он ее немедленно отпустил, но Нотт никак не реагировал. В конце концов Дафна крикнула Забини, что еще с ним не закончила, и обиженно поджала губы, безвольно повисая на плече у жениха. Теодор только усмехнулся и шлепнул девушку по попке, на что та зарычала и принялась бить его кулачками.
Остальная команда уныло брела под дождем вслед за парочкой.
– Если мы в воскресенье продуем этим зубрилам – я ни при чем! Сами же не хотите тренироваться! – ворчал Блейз.
– Да хотим мы тренироваться, просто это, Блейз, слишком! – воскликнул загонщик.
– В спорте никогда не бывает «слишком»! Гриффиндор даже в метель занимается!
– Блейз, не перегибай! – Драко положил руку на плечо друга. – Капитан! Все будет хорошо. Нет, не хорошо – отлично!
– Да! Вперед, Слизерин! – прокричал Ланс, который был вратарем. Все засмеялись, а где-то впереди через нарастающий дождь послышался такой же крик Нотта…


Гермиона стояла перед ростовым зеркалом, глядя на себя жестким уверенным взглядом. Осмотр собственного внешнего вида закончился еще пять минут назад, и теперь был черед подбадривания и уравновешивания внутреннего душевного состояния… Она его знает. Сейчас он придет с квиддичного поля, потому что Забини всегда по вторникам их гоняет, и отправится прямиком в Большой зал, поскольку единственное, что волнует Драко после тренировки, – это ужин. Она даст ему двадцать минут, чтобы он поел… нет, пятнадцать. Пятнадцать минут… Гермиона посмотрела на часы: без пяти семь. Пора.
Она спустилась в холл и стала в темноту одной из ниш, из которой было прекрасно видно вход в Большой зал. С дико колотящимся сердцем она неотрывно глядела на входящих студентов. Наконец-то большая дубовая дверь отворилась, и из нее вывалилась гурьба слизеринцев все еще в квиддичных формах. Они что-то оживленно обсуждали, один Драко был холоден и лишь изредка вставлял реплики. Проводив его взглядом, Гермиона вышла из укрытия. Пятнадцать минут.


– Черт возьми, Блейз, ты же их загоняешь! Ты что, поспорил с кем-то на кубок? – Пэнси сварливо глядела на одного слизеринца через стол, при этом сочувственно поглаживая другого по плечу.
– Ничего подобного! Я забочусь о чести факультета, чего не скажешь об этих лодырях!
– Блейз, уймись! – проговорил Драко, с аппетитом поедая ужин.
– Кушай-кушай, милый! А этого идиота не слушай! Он только о себе и думает!
Блейз отбросил вилку и разъяренно поглядел на Пэнси, прищурив глаза, и будто намеревался что-то сказать, но в последний момент передумал. Девушка показала ему язык и отвернулась.
– Дети малые! – проворчал Драко. С другой стороны от него одобрительно закивала Дафна.


Гермиона быстрым шагом вошла в Большой зал и тут же направилась к слизеринскому столу. Шла она настолько быстро, что, когда подошла к цели, только некоторые начали обращать на ее странное поведение внимание. Полная решимости, она перелезла через скамью и села рядом с Забини, напротив Драко.
– Нужно поговорить, – уверенно сказала она, наблюдая за блондином. Тот поднял голову и удивленно посмотрел на нее. Затем недоумение начало сменяться жесткостью и холодом во взгляде. И вот уже ее любимые глаза смотрят на нее с ледяным блеском, вгрызаясь прямо в душу, раня сердце.
– Ты забыла свое место, Грейнджер? – презрительно прошипел Малфой. Слизеринцы стали оглядываться на них. Близкие друзья Драко переводили взгляды с гриффиндорки то на друга, то на остальных.
– Оно прямо здесь! Рядом с тобой!
Драко насмешливо изогнул бровь… Дьявол, как она прекрасна… и как она отвратительна.
– Да что ты?.. Ты не хочешь пересесть за свой стол?
– Нет! Я не уйду, пока ты меня не выслушаешь…
– А если я не хочу тебя слушать?

Ледяной тон разрезал воздух. Девушка замолчала, глядя на любимого. В зале царила тишина. Драко усмехнулся и вновь взял вилку. Гермиона сделала глубокий вдох и продолжила:
– Я не уйду. Тебя невозможно нигде поймать. Я прошу тебя выслушать меня всего лишь один раз, больше я к тебе не подойду…
– ИСЧЕЗНИ! – Драко оторвался от тарелки, гневно глядя на девушку.
– …я только хочу рассказать, как все было на самом деле…
– Ты не уйдешь?
– Нет!
– Хорошо. Тогда уйду я. – Драко поднялся из-за стола, намереваясь уйти, как вдруг его по обеим сторонам схватили за плечи Гринграсс и Паркинсон и потянули вниз, заставляя усесться на место.
– Нет, Драко, ты останешься и выслушаешь ее! – непререкаемым тоном сказала Пэнси. И зло посмотрела на гриффиндорку. – Мне надоело уже видеть ее повсюду! Я вижу ее лицо чаще собственного отражения. И если это поможет избавиться от ее присутствия, то ты выслушаешь, что она скажет!

Малфой зло посмотрел на девушек, а затем, скорчив презрительную гримасу Гермионе, демонстративно взялся за нож и вилку и продолжил ужин, явно не обращая внимания на девушку.
Гермиона сникла. Решимость исчезла, и она чувствовала себя настоящей идиоткой. Весь зал таращился в их сторону и даже не думал отворачиваться. Слезы едва не потекли из глаз, но тут Забини сжал под столом ее запястье, заставляя взять себя в руки. Она глубоко вздохнула.
– Я знаю, ты ненавидишь меня за то, как я поступила. Это моя самая ужасная ошибка… Я почему-то наивно считала, что, когда я полюблю тебя, все будет хорошо. Что, когда любишь, все хорошо. А оказалось, что именно тогда начинаешь совершать свои самые страшные ошибки… только пойми, когда я заключала тот спор, мне было плевать на тебя. Ты был для меня все тем же гадким белобрысым хорьком, которого так удобно ненавидеть и презирать.

Драко все силы направлял на то, чтобы игнорировать ее слова. Не глядя на нее, он продолжал педантично орудовать ножом и вилкой, изредка отпивая из кубка… Девушка то запиналась, подыскивая нужные слова, то начинала говорить быстро, не задумываясь, просто выражая свои чувства. Все же по щеке стекла слеза. За ней другая…
– Поверь, то, что произошло между нами, не имеет никакого отношения к этому спору. Я вовсе не собиралась заманить тебя для того, чтобы выиграть его. Так вышло! И я не могу этого объяснить. Может, ты мне когда-нибудь расскажешь, почему перестал ко мне относиться как к грязнокровке и… только знаешь, именно тогда, в ноябре, я поняла, что значит жить. По-настоящему жить! Ты стал для меня единственным. И до сих пор для меня не существует никого, кроме тебя. Я и тогда знала, что это только на время, но ты не представляешь, как хотелось замуроваться в той гостиной и остаться там с тобой навечно. Поверь, я не лгала и не притворялась. Мне было так хорошо… с тобой. Ни капли притворства!.. Я ненавижу себя за этот чертов спор! Но еще больше я ненавижу себя за то, что сказала тебе, чтобы ты переспал с Забини… отвратительно… это ниже грязи. Но когда я увидела тебя с Гринграсс…

Головы на мгновение повернулись к Астории, сидящей с таким видом, будто она хотела стать невидимкой.
– А с Гарри у меня никогда ничего не было… потому что… дьявол, я должна была сказать тебе это еще давно, потому что жить с этим одной тяжело. Мне нечего терять, но знай, я ни на что не претендую. Я ничего не хочу. Только перестань меня ненавидеть. Прости меня! Прошу тебя, прости мое подлое и низкое поведение. Я оскорбила тебя, но я не хотела этого, клянусь!.. Господи, я люблю тебя! Я люблю тебя больше жизни! Наверное, всегда любила, даже когда ударила на третьем курсе…

Гермиона не выдержала. Опустив голову, она закусила губу, чтобы сдержать рвущиеся рыдания. Драко сидел с каменным лицом, невидяще глядя в стол. Он уже давно отложил приборы, а в голове происходило сражение. Ему ведь тоже нечего терять. Либо она и счастье до конца жизни. Счастье и тяжелая борьба с родительскими предрассудками. Либо ничтожное существование без нее… Никаких возражений против выбора.
Девушка подняла голову и неловко произнесла:
– Прости, что отняла время… Прощай… – Она медленно поднялась со скамьи, а Драко все продолжал смотреть в стол… «Это выше моих сил!»
Все произошло в долю секунды. Он просто понял, что не может ее отпустить. Что он любит ее. Любит больше, чем любит она его, что бы она там ни говорила. Что он слишком долго ждал ее. И что теперь она его.

Раз – стремительным рывком он вскочил со скамьи и запрыгнул на стол, сбивая по пути тарелки и кубки…

Два – юноша спрыгнул вниз, и вот он рядом с ней. А карие глаза недоуменно округляются…

Три – он обхватил ее за шею и талию, требовательно притягивая к себе, впиваясь в такие сладкие, такие любимые, такие единственные губы. И она тут же ответила. Она любит! Она готова отдать ему себя, он это чувствует. Девушка обхватила его шею руками и придвинулась ближе, страстно отвечая на поцелуй…

Четыре – но ему нужно больше. Ей нужно больше. И он теряет самообладание, забывая, где находится. С грохотом со стола падают тарелки, расшвыриваемые рукой слизеринца, а на стол с не меньшим грохотом падает тело девушки, подмятое под его тело. А он в раю. Он вновь целует ее, он вновь ласкает ее тело и чувствует ее горячие прикосновения. А она с ним, значит, тоже в раю…

Весь зал изумленно взирает на происходящее не в силах вымолвить и слова, не то что совершить какое-нибудь действие. Словно завороженные, они наблюдают, как парень и девушка исступленно целуются, будто это последнее, что они делают, перед тем как расстаться с жизнью. Гермиона уже обхватила его руками и ногами, а руки Драко жадно блуждают по ее телу, стараясь забраться под одежду. Казалось, что время остановилось, что они одни во вселенной, потому что единственные звуки, окружающие их, это только шум крови в голове, да бешеный стук сердец, да еще звуки поцелуев и шорох одежды… Но реальность все же вернулась в виде руки Блейза, толкающей Драко в спину, и его голоса: «Твою мать, что ты делаешь?!» Оказалось, что все длилось не так уж и долго, но они определенно были не одни…

Пять – Драко поднял девушку со стола и, не отрываясь от ее губ и продолжая держать ее, обнимающую его, направился к выходу, провожаемый сотнями глаз…

Шесть – в дверном проеме он перестал целовать Гермиону и обернулся на присутствующих в зале. Этот кадр запечатлелся у него в голове до конца жизни.

– Ты должна это увидеть! – тихо прошептал он, и девушка тоже оторвалась от его шеи и взглянула на студентов и преподавателей. Ее лицо озарилось сумасшедшей счастливой улыбкой… Но к черту эти бледные лица, когда есть крепкие руки, держащие ее тело. Когда есть губы, способные целовать ее до потери пульса. Когда есть он. Пусть даже опять на время. Но он есть…