Вечером Лили организовала ужин при свечах, и Джеймс заинтересованно наблюдал за ее приготовлениями, но пока ничего не спрашивал. Она тихонько напевала, накрывая на стол, и весело поглядывала на мужа. Интересно, когда любопытство победит и он начнет выяснять, с чего вдруг такая торжественность?

Настроение было просто чудесное. Хотя Лили немного волновалась, как Джим воспримет новость, главной эмоцией был сияющий восторг, переполняющий ее и рвущийся наружу. Было так удивительно сознавать, что внутри тебя зародилась новая жизнь, что там уже начал расти маленький человечек. Это было самым необыкновенным чудом, с которым ничто не могло сравниться.

— У нас какая-то годовщина, а я забыл? — спросил Джеймс, когда они сели за стол.

Полумрак, озаряемый лишь светом двух свечей, создавал ощущение сказки и праздника одновременно.

— Нет, — Лили покачала головой, загадочно улыбнувшись.

— Тогда в честь чего вся эта романтика?

— В честь очень важного события, — объявила Лили, наливая Джеймсу красного вина, а себе — сока.

Тот проследил за ее манипуляциями, удивленно приподняв брови.

— А себе почему не наливаешь? — поинтересовался он.

— А мне теперь нельзя алкоголь... — многозначительным тоном произнесла Лили.

На лице Джеймса быстро сменялся калейдоскоп эмоций: недоумение, удивление, недоверие, понимание и, наконец, ужас и восторг одновременно.

— Ты хочешь сказать...

— У нас будет ребенок.

Несколько мгновений он разглядывал ее, точно впервые увидел, а потом вдруг вскочил и, схватив в охапку, принялся кружить ее по комнате. Лили счастливо рассмеялась, обняв его за шею. Примерно такой реакции она и ожидала.

Джеймс замер, не выпуская ее из объятий и глядя на нее совершенно обалдевшим счастливым взглядом.

— Я стану отцом... — выдохнул он. — Поверить не могу, у нас будет сын!

— С чего вы взяли, мистер Поттер, что это мальчик? — с притворной суровостью спросила Лили, едва сдерживая улыбку. — А вдруг — девочка?

— Не-ет, миссис Поттер, — Джеймс весело мотнул головой, — я точно знаю, что мальчик.

— Спорим?

— Спорим!

В его глазах заплясали знакомые веселые огоньки, и Лили, насмешливо улыбнувшись, взлохматила его шевелюру и поцеловала, тут же забыв обо всем на свете, словно в мире остались только они вдвоем... точнее втроем.

Лили окончательно отстранили от участия в сражениях, да она, собственно, и не возражала. Другой работой в Ордене она тоже была не слишком загружена: Джеймс заявил, что ей надо беречь себя и больше отдыхать, так что никаких ночных бдений и вызовов. Лили теперь большую часть времени проводила дома, лишь изредка наведываясь в штаб Ордена. На курсах целителей, опять же по настоянию Джеймса, Лили перевелась на экстерна, чтобы пореже покидать дом. И все бы хорошо, но теперь ее еще больше терзал страх за Джеймса. Он нередко возвращался домой поздно ночью, и Лили ждала его, порой засыпая прямо в кресле. Хоть он и ругался, и говорил, чтобы она шла спать, не дожидаясь его, но Лили просто не могла спокойно отдыхать, когда он где-то рисковал жизнью. Она до дрожи боялась, что с очередного вызова он вернется искалеченный. Или не вернется вовсе.

Зато они чаще стали видеться с Алисой, которую тоже отстранили от активной деятельности в Ордене, и которая тоже беспокоилась за мужа —подруги служили друг другу утешением и опорой. Как обещали, они поделились тем, как их мужья восприняли новость о своем отцовстве. Алиса была вполне довольна произведенным впечатлением: Фрэнк сначала не мог поверить, а когда поверил, очень обрадовался. Правда, он отреагировал не столь бурно, как Джеймс, ну так Фрэнк всегда отличался гораздо более спокойным характером.

Сидя дома, чтобы заняться чем-то полезным, Лили обустроила себе небольшую лабораторию в одной из комнат первого этажа, где варила лекарственные зелья. В особенности — заживляющие, в которых постоянно была необходимость.

Впрочем, днем у Лили не было возможности заскучать, поскольку к ней постоянно забегали друзья, кто на данный момент был свободен. Она сильно подозревала, что Джеймс просил их приглядеть за ней в его отсутствие, чтобы быть уверенным, что с ней все в порядке.

Чтобы развеять свою и их тревогу, Лили постоянно придумывала какие-нибудь нейтральные разговоры, чаще всего о школьных временах. Однажды, когда компанию ей составлял Ремус, она спросила:

— Я давно задаюсь вопросом: каким образом вы четверо, такие разные, умудрились подружиться?

Ремус, просматривавший «Ежедневный пророк», усмехнулся:

— Сам не постигаю.

— Нет, я понимаю — Джеймс и Сириус. Они не сойтись просто не могли...

Эти двое действительно порой казались единым целым. Было время, когда Лили даже ревновала Джеймса к Сириусу. Ей казалось, что друг для него значит больше, чем она. Но потом поняла, что Джеймс любит их обоих по-разному, но одинаково сильно, и для каждого из них в его сердце особое место, которое больше никто занять не может.

— А ты знаешь, что их знакомство началось с драки? — неожиданно спросил Ремус, отложив газету.

— Как это? — удивленно хлопнула ресницами Лили.

— А вот так. Едва встретились на вокзале перед первым курсом, как тут же подрались.

Лили ошеломленно покачала головой — представить себе Джеймса и Сириуса дерущимися она была просто не в состоянии. И с любопытством поинтересовалась:

— А из-за чего?

— Кто их знает? — Ремус пожал плечами. — Спроси у них.

И она спросила, когда была очередь Сириуса охранять ее. Он, устроившись на подоконнике, развлекал ее байками из их мародерских похождений, старательно пытаясь при этом скрыть от нее свою обеспокоенность чем-то.

— Сириус, а из-за чего вы с Джеймсом подрались перед первым курсом?

— Откуда ты знаешь? — удивленно округлил тот глаза.

— Рем сказал. Ну, так что?

— Да из-за ерунды, — Сириус улыбнулся воспоминаниям и принялся рассказывать историю их знакомства, — ...а потом мы вместе начистили морду какому-то слизеринцу. Вот так и подружились.

Лили только головой покачала — мальчишки! Как можно подружиться, подравшись? А ведь с тех пор они не то что не дрались больше ни разу, так и никогда не ссорились. Вряд ли вообще на свете существовало что-то или кто-то способное их поссорить.

У Марлин же Лили поинтересовалась:

— Вот ты с ребятами с самого начала дружила. А как ты поняла, что Сириус для тебя уже не просто друг?

Марлин, с любопытством разглядывавшая фотографии на каминной полке, задумалась и несколько минут молчала, сосредоточенно нахмурившись.

— Даже не знаю. Иногда мне кажется, что я влюбилась в него с первого взгляда. А поняла... Наверное, когда другие девчонки начали за ним бегать. Ведь просто шагу невозможно было ступить, чтобы не услышать что-нибудь вроде: «Ах, Сириус! Какой он красивый! А какой он умный!..» — Марлин забавно передразнила тех самых девушек, и Лили рассмеялась.

— Бедная! Как тебе, наверное, тяжело было!

— Не говори, — Марлин скривилась. — У меня постоянно возникало желание их заколдовать, чтобы перестали пялиться, — и, немного помолчав, уже с сияющей улыбкой добавила: — Но это все ерунда, потому что он меня любит, а это самое главное!

Лили кивнула с понимающей улыбкой. Ей тоже казалось, что рядом с тем фактом, что Джеймс ее любит, все остальное просто меркнет.

* * *

Рождество друзья встретили в Годриковой Лощине.

На улице пушистыми хлопьями падал снег, создавая совершенно сказочную картину. Очень необычно было лететь сквозь этот снегопад на мотоцикле: крупные снежинки неслись навстречу, и казалось, будто падаешь в водоворот. Особенно завораживающим был вид медленно кружащихся хлопьев в желтом свете фонарей. Марлин даже замерла от восхищения, не в силах оторваться от чудесного зрелища.

Едва войдя в гостиную, Сириус чуть не наткнулся на громадную напольную вазу совершенно безумной расцветки.

— А это что за кошмар? — удивленно спросил он.

Джеймс хихикнул, а Лили только отмахнулась:

— Да это мне Петунья на Рождество прислала. Видимо, в качестве извинения за скандал, устроенный на похоронах. Поставить ее больше некуда, а выбросить — рука не поднимается.

— А по-моему, неплохая ваза, — заметил Питер. Они с Ремусом пришли немного раньше Марлин и Сириуса.

Остальные уставились на него удивленно, и он нервно поежился, как всегда, когда ему случалось привлекать всеобщее внимание.

— Да-а, Хвостик, надо бы поработать над твоим вкусом! — задумчиво заметил Сириус, весело сверкнув глазами.

Джеймс с Ремусом фыркнули, Питер смутился окончательно, а девушки посмотрели на них с упреком.

За столом разговор зашел о войне и о том, чем все это закончится, но Лили решительно воспротивилась развитию этой темы:

— Давайте хотя бы сегодня забудем об этом.

— Желание хозяйки — закон, — с легкой улыбкой произнес Ремус, склонив голову.

— А желание будущей матери — вдвойне закон, — вставил Сириус, отсалютовав Лили бокалом.

— Завидуй молча, Бродяга! — ухмыльнулся Джеймс.

Тут же завязалась шутливая перепалка — эти двое были самым настоящим наказанием. Ремус демонстративно закатил глаза, Лили с Марлин переглянулись и фыркнули. Новый штрих в пикировку внес кот Рыжик, который, неслышно войдя в гостиную, с довольным мурлыканием запрыгнул на колени к Сириусу.

— Я ж говорил: он меня больше любит! — с широкой улыбкой прокомментировал тот, давая Рыжику кусочек колбасы.

— Ха! Он просто знает, что от тебя всегда можно получить какой-нибудь лакомый кусочек, — возразил Джеймс, заметив его манипуляции.

— Это ничего не меняет!

— Меняет!

— Знаешь, Рем, — задумчиво заметила Лили вполголоса, опершись локтями о стол и положив подбородок на сцепленные пальцы, — не могу понять, как ты с ними в одной комнате семь лет выдержал?

Ремус хмыкнул:

— У меня просто есть одно надежное средство. Когда они слишком увлекались, я делал так, — Ремус сделал строгое лицо и рявкнул: — А ну-ка заткнулись оба!

Тут же воцарилась тишина — Сириус с Джеймсом удивленно уставились на Ремуса.

— Вот видишь — все еще работает, — спокойно заметил этот последний, продолжая есть, как ни в чем не бывало.

В следующую секунду все уже весело хохотали.

— Ой, Рем, научи меня так! — сквозь смех попросила Лили.

— Не получится, Цветочек, — заявил Сириус, отсмеявшись. — У тебя просто нет необходимой закалки. Но не бойся, со временем она появится.

— Спасибо, успокоил! — Лили состроила недовольную физиономию, но долго не выдержала и снова рассмеялась.

Праздновали до самого утра, болтая обо всем и ни о чем, вспоминая школу и мародерские шалости. Снаружи по-прежнему падал мягкий пушистый снег, и в уютной гостиной поттеровского особняка, в обществе самых близких и дорогих людей хотелось верить, что все будет хорошо, что война скоро закончится и они смогут начать спокойно жить. А не встречать каждый день с постоянным страхом, что кто-нибудь из друзей не вернется с очередного задания.

Разговор то затихал, то начинался вновь, и это было совершенно неважно, потому что есть люди, с которыми хорошо вместе даже молчать. Лили притащила свой альбом, с которым не расставалась еще в школе, и принялась рисовать их компанию.

— Ты бы выставку, что ли, организовала, — шутливо предложила Марлин. — А то столько рисуешь, и никто твои шедевры не видит!

Лили только отмахнулась с улыбкой — она уже полностью погрузилась в свое занятие. Джеймс с каким-то мечтательно-отрешенным выражением на лице наблюдал за тем, как его жена рисует. Ремус, потягивая горячий шоколад из полупрозрачной синей чашки, смотрел в огонь, время от времени бросая взгляд на друзей и улыбаясь. Питер, забавно нахмурившись, пытался разгадать кроссворд в магловской газете, которую выписывала Лили, чтобы быть в курсе того, что происходит и в другом мире. Марлин уютно устроилась на диване рядом с Сириусом, положив ему голову на плечо, а он перебирал пальцами ее каштановые пряди, рассыпавшиеся по плечам. Хотелось, чтобы это уютное спокойствие, наполненное теплом и любовью, длилось вечно.

* * *

В конце января Сириуса и Джеймса, как самых перспективных студентов школы авроров, направили на практику. Сначала они участвовали в сражении с Пожирателями, после которого бывалые авроры очень удивлялись их умению вести бой, а потом должны были присутствовать при допросе пленного.

Эдмунд Ричардсон, который вел допрос, поставил связанного по рукам и ногам Пожирателя так, чтобы яркий свет бил ему прямо в лицо. Пленник был совсем мальчишкой, едва ли не моложе их самих.

— Итак, какие планы у твоего хозяина?

Мальчишка молчал, гордо вскинув подбородок.

— Не хочешь говорить? — нехорошо усмехнулся Ричардсон. — Ничего, сейчас захочешь...

Он со всей силы ударил его под дых так, что пленник, задохнувшись, согнулся пополам. Но, отдышавшись, он выпрямился, не удостоив аврора ни единым словом. Тогда Ричардсон, освободив его от пут, начал методично его избивать — сначала руками, а когда тот упал, то и ногами. Пожиратель захрипел, но по-прежнему молчал. Аврор достал палочку:

— Последний раз спрашиваю: будешь говорить по-хорошему?

Ответом ему был презрительный взгляд серых глаз.

— Что ж, ты сам этого захотел. Круцио.

Мальчишка закусил губу до крови, но не выдержал и закричал. Он бился на полу, точно выброшенная на берег рыба, и это зрелище было ужасным.

Но самое страшное заключалось в выражении лица Ричардсона. В его глазах горел фанатичный огонь, и создавалось впечатление, что эти пытки доставляют ему удовольствие.

— Что вы делаете?! — в один голос воскликнули Джеймс с Сириусом, подскочив к аврору, и попытались выбить у него палочку.

— Не лезьте, куда не следует! — прошипел тот. — Вы еще неопытные — не знаете, что творят эти подонки. Их вообще надо сразу уничтожать!

— Вы что, не понимаете?! — воскликнул Джеймс. — Вы же становитесь такими же, как они!

— Дошло, наконец? — насмешливо прохрипел Пожиратель, по-прежнему лежавший на полу. — Нет между нами никакой разницы. Ваша так называемая «светлая» сторона так же жестока, как Лорд, и пользуется теми же средствами.

— Заткнись, щенок! — рявкнул Ричардсон. — А вы двое, вон отсюда! Видать, зря вас посчитали готовыми к работе.

— А ведь он прав, — задумчиво произнес Сириус, имея в виду Пожирателя. — И знаешь, Джим, мне как-то не хочется быть членом подобной организации...

Джеймс кивнул, соглашаясь.

В тот же день они подали прошение об отчислении их из школы авроров по собственному желанию. На следующий день то же самое сделала Марлин, которой они рассказали об инциденте.

На первом же собрании в Ордене друзья набросились с вопросами на Грюма — ведь он был главой аврората, значит, все это происходило с его ведома.

— Как же так можно?! — возмущался Джеймс. — Чем же мы тогда от них отличаемся?!

Грюм молча выслушал их обвинения и мрачно ответил:

— Да, я знаю, в аврорате сейчас многие зарываются. Но я не могу их остановить. Виной всему Крауч. Он дал аврорам полную свободу пользоваться Непростительными и делать с Пожирателями все, что они пожелают. Такое позволение на многих действует опьяняюще, — Грюм неодобрительно покачал головой. — Может, Крауч и прав. Среди них есть твари, с которыми иначе нельзя... Но ведь есть и другие, которые оказались там по молодости, по глупости, под влиянием родни...

Грюм не договорил и резко отвернулся, давая понять, что разговор окончен. А Сириус подумал про своего брата, который оказался среди сторонников Волдеморта именно по перечисленным причинам. И еще он понял то, чего не договорил Грюм: подобная тактика, санкционированная Краучем, отталкивает вот таких вот юных дураков, которых еще можно было бы переубедить, и только уверяет их в правильности выбранного пути.

Нет, от своих юношеских мечтаний о героических аврорах они исцелились и больше туда не вернутся. По крайней мере, до тех пор, пока всем заправляет Крауч. А сражаться можно и в Ордене.

И никто не заметил, с какой задумчивостью и разочарованием во взгляде во время этого разговора за ними наблюдал Питер.

* * *

Из штаба Ордена Феникса Питер вернулся домой, погруженный в тяжелые мысли. Он считал, что Сириус и Джеймс неправы, уйдя из аврората. Ну и что, что там пытают пленных? Время сейчас такое. Победить может только сильнейший, а если быть слишком мягким, станешь слабым. У них чересчур завышенные моральные представления, и, значит, они обречены на поражение. Питер не хотел быть на проигравшей стороне, когда все закончится. В конце концов, где правда, а где ложь — это еще вопрос спорный, а вот максимально удобно устроиться в новом мире — то, чем следует озаботиться.

Раньше Питер гордился своими друзьями и завидовал им: они были сильными, умными, яркими. Настоящими звездами в Хогвартсе. Но после школы все изменилось. Они отчаянно сражались с Волдемортом, но последний явно был сильнее. И Питер все больше задумывался о том, что перейти на сторону Волдеморта будет гораздо выгоднее. Да и мать перестанет его шпынять и смотреть презрительно. Может, даже начнет, наконец, гордиться... Этого последнего Питеру хотелось не меньше, чем оказаться в итоге на победившей стороне.

Он собирался поделиться своими соображениями с друзьями и позвать их с собой, но вовремя сообразил, что они не захотят. А их уход из аврората только подтвердил это.

Дома, приняв окончательное решение, Питер попросил мать представить его Темному Лорду.

— А что ты можешь предложить ему? — с холодным презрением осведомилась она.

— Очень много весьма ценной информации, — ответил Питер, впервые в жизни не опустив перед нею взгляд.

Она внимательно оглядела его с ног до головы и хмыкнула:

— Хорошо. Я узнаю, возможно ли это.

Несколько дней миссис Петтигрю не возвращалась к этому разговору, и Питер уже решил, что у него ничего не вышло. Но вот поздно вечером в их доме появился темноволосый мужчина лет тридцати с вызывающим дрожь взглядом холодных темных глаз, в котором Питер узнал Рудольфуса Лестрейнджа. Тот и прежде несколько раз бывал в их доме. Он, в отличие от миссис Петтигрю, входил в ближний круг, то есть был одним из наиболее приближенных к Волдеморту Пожирателей Смерти.

— Рудольфус, — почтительно обратилась к нему мать. — Мой сын Питер хочет быть представлен Лорду. Говорит, у него есть ценная информация.

Лестрейндж глянул на него изучающе и кивнул:

— Сегодня Лорд сможет нас принять, — и с угрозой обратился уже прямо к Питеру: — Но смотри — если ты потревожишь его зря, то горько об этом пожалеешь!

Питер нервно сглотнул и кивнул.

Они аппарировали в какой-то лес и потом долго шли, проваливаясь в снег, а голые ветви деревьев зловеще скрипели над ними от ветра.

Питер уже начал выдыхаться, не поспевая за широко шагавшим Лестрейнджем, когда они вышли на открытое место, где возвышался величественный белый дом с колоннами, чуть ли не дворец.

В просторном роскошном холле их встретила Беллатрикс, которую до сих пор Питер видел лишь пару раз, да и то издали.

— О, кого я вижу! — издевательски протянула она. — Ты же дружишь с моим мятежным кузеном?..

Питер молча смотрел на нее, не в силах отвести взгляд. Беллатрикс была потрясающе красива, а в ее темных глазах горело какое-то безумное пламя, которое просто гипнотизировало.

— Не сейчас, Белла, — оборвал ее муж.

Та хмыкнула, но от Питера отстала и повела их вглубь дома. Питер не успевал разглядывать мелькавшие перед ними анфилады богато обставленных комнат — дом показался ему просто гигантским.

Наконец, они вошли в просторный темный зал, освещаемый лишь несколькими свечами, расположенными рядом с громадным креслом, наподобие трона. В этом кресле и сидел Волдеморт, еще более ужасный, чем Питер его запомнил. Казалось, что его глаза, полыхающие красным, пронзают тебя насквозь. А от того, что все в комнате, кроме кресла, терялось во тьме, становилось как-то жутко. К тому же вокруг трона-кресла обернулась громадная змея. Питер с трудом подавил желание броситься прочь отсюда.

— Мой Лорд, — с почтительным благоговением в голосе произнес Лестрейндж, склонившись чуть не до земли.

Питер почел за благо последовать его примеру.

— Рудольфус, — раздался равнодушный голос, от которого мороз пробежал по спине. — Надеюсь, ты побеспокоил меня по важной причине?

— Мой Лорд, это — Питер Петтигрю, он говорит, что у него для вас есть важная информация. Он работает на Дамблдора.

— Да ну? И что же заставило тебя прийти ко мне?

— Я понял, что вы сильнее, — пискнул Питер и, получив тычок от Лестрейнджа, поспешно добавил: — Мой Лорд.

— Подойди! — последовал приказ. — А ты, Рудольфус, свободен пока.

Лестрейндж снова поклонился и тут же исчез, а Питер, едва не умирая от ужаса, приблизился к трону и покосился на змею, которая подняла голову и уставилась на него жутким взглядом немигающих глаз.

— Спокойно, Нагайна, — Лорд положил руку на огромную голову рептилии. — Ну, говори, Питер.

— Я состою в Ордене Феникса, мой Лорд, и могу быть для вас шпионом.

— Интересно... Назови имена членов Ордена.

Питер принялся их перечислять, поведав заодно и ближайшие планы Ордена, и Лорд, кажется, остался доволен.

— Хорошо. Если твоя информация подтвердится, я удостою тебя темной метки. Можешь идти.

Питер поспешно попятился и, когда за ним закрылась дверь, вздохнул с облегчением.

— Что, малыш Питер, решил стать предателем? — раздался насмешливый голос Беллатрикс. — То-то мой кузен «обрадуется», если узнает об этом...

Она издевательски захохотала, а Питер застыл на месте и похолодел. А ведь она права! Если друзья вдруг узнают, ему точно не жить, а уж Сириус и вовсе живым в землю закопает! Но отступать было поздно. Он сделал свой выбор.