Вторым уроком у него была трансфигурация, но Ремус был так зол, что у него не было желания сегодня сидеть на уроках. Вместо этого он окопался в библиотеке и пугал бедную мадам Пинс, захлопывая одну книгу за другой и складывая их в колонны. Злость на Валери подействовала на него вдохновляюще, и он решил починить треклятый лук, чего бы ему это ни стоило. Но, к сожалению, библиотека ничем ему не помогла, даже в запретной секции Ремус не нашел ничего полезного и только когда закрыл пятнадцатый по счету справочник «Травология сегодня», его вдруг осенило, где он может найти помощь.
В кабинете Джекилла как всегда царил хаос – его было хорошо слышно даже из коридора, и когда Ремус подошел к двери и уже поднял было руку, чтобы постучать, то услышал, как в кабинете что-то оглушительно бабахнуло, раздались крики, а затем – смех и звонкие голоса детей.
Неожиданно по замку прокатился литой гул колокола – оказывается, он просидел в библиотеке дольше, чем думал. Дверь, у которой он стоял, распахнулась, и в коридор высыпала гурьба ребятишек. Глаза их возбужденно блестели, волосы у некоторых стояли торчком, ото всех здорово несло горелой одеждой, а одна девочка прямо на ходу пыталась погасить учебником тлеющую косичку.
– ... и не забудьте прочитать на следующий урок о заклинаниях Драконифорс и Лапифорс! – громко напоминал Джекилл, выпроваживая выводок юных магов. – И в следующий раз не берите с собой учебники! Мы будем заниматься на территории замка, так что обойдемся волшебными палочками!
Ученики радостно загомонили, многие оборачивались на ходу и махали профессору рукой:
– До свидания, профессор Джекилл!
– До свидания, сэр!
– Удачи на заклинаниях! – профессор обернулся и заметил наконец гостя. – А, Ремус! Доброе утро! – он достал из кармана платок и снял очки, чтобы протереть их от сажи. Вокруг глаз его остались чистые круги, словно после загара, и Ремус с трудом подавил улыбку. – Профессор Грей снова не пустила тебя на занятия в лес?
– Нет! Я... гхм... профессор Грей... она попросила меня... кое-что найти.
Профессор спрятал платок в карман клетчатого жилета и рассеяно вытер о него руки, внимательно глядя на Ремуса, а тот вдруг осознал, как паршиво умеет врать, и покраснел.
– Я просто... проходил мимо... да я пойду, наверное.
– Ты не выпьешь со мной чаю? – внезапно спросил Джекилл.
– Ч...чаю? – растерялся Ремус.
– Да, чай, – профессор снова нацепил очки, и его глаза сразу стали больше. – Один мой коллега сейчас находится в Южной Америке, нейтрализует одно очень хитрое проклятье в племени шипибо-конибо и между делом присылает мне разные вещицы, вчера вот прислал огромный пакет свежайшего чая. Знаешь, Ремус, это просто удивительный чай! Он производится там же, где и бобы «Берти Боттс» – ты никогда не знаешь, какие листья тебе достанутся, поэтому лучше попросить заранее. Вчера, например, мне достался чай со вкусом апельсина, и это было довольно приятно, но сегодня утром – подумать только – рыбья требуха! Это было отвратительно, но в то же время невероятно, невероятно любопытно! – не переставая говорить, Джекилл увлек Ремуса за собой в кабинет. Ремус ожидал снова увидеть здесь какую-нибудь полянку, заснеженную гору или развалины старого замка, но сегодня класс выглядел совершенно обычно – если не считать дымящихся стен, запаха гари, едкой дымки, зависшей в воздухе и парочки больших круглых жаровень, стоящих на полу. Стекла книжных стеллажей мокро поблескивали, ловя отблески пламени в жаровнях, на столиках, тумбочках и полках богато сверкали золотом всевозможные магические инструменты и приборы, приятно пахло старыми книгами и деревом, едва слышно гудели чары, удерживающие от падения монументальные колонны толстых книг у стен и вокруг стола.
– Проходи, п-проходи, кха-хка, проходи, – Джекилл протолкался между столом и полками к окну, задев мимоходом какой-то столик. Золотой глобус, куча свитков и хрупкие весы с грохотом и звоном посыпались на пол, добавив к всеобщему беспорядку облачко пыли. – Ужасная суета с этими саламандрами, – профессор с силой дернул на себя старые рамы. Окна распахнулись и высунули на улицу темно-красные языки штор, а комната мигом вдохнула полной грудью и выдохнула на свободу весь дым. – После стольких лет все больше начинаю ценить свои руки, – с улыбкой пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Ремуса. – Волшебная палочка все больше надоедает.
– Вы сказали саламандрами, сэр?
– Да-да, саламандры, кстати, тоже подарок моего южноамериканского друга. Вот, взгляни, – Джекилл махнул рукой в сторону своего стола. Среди бумажных завалов стояла большая квадратная клетка, и тот звук, который Ремус сначала принял за потрескивание дров в жаровнях, оказался возней маленьких оранжевых ящериц в углях и пепле. Ремус улыбнулся, склоняясь над клеткой. Одна из ящериц уставилась на него янтарными глазками и облизнулась. Вместо языка у нее изо рта высунулся огонек, словно внутри у ящерицы была зажженная спичка.
– Эти еще совсем маленькие, – он скормил рептилии кусочек пергамента, и тот сгорел у нее во рту, прямо как в костерке.
– Это верно, но стоит посадить эту кроху на жаровню и – пуф! – Джекилл драматично взмахнул палочкой. Тяжеленные пыльные талмуды по алхимии и астролябия прыгнули в ящик, очищая место для чаепития. Темно-красная столешница богато заблестела лакированным покрытием, – ... маленькая ящерица раздувается до размеров теленка и начинает плеваться в тебя огнем. Самое главное – вовремя потушить жаровню, а ученики первым делом бросаются замораживать ящерицу, а потом пугаются, когда она заползает на жаровню, тает и снова загорается. Глиссео, – пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Ремуса. – Заклинание заморозки. Третий курс.
– О... мы замораживали воду, – заметил Ремус, грея ладони о клетку.
– Вот как!
– До пятого курса у нас преподавала профессор Литтлкок*, и ей было сто лет, так что она следовала указаниям «Методике магических манипуляций» за тысяча девятьсот двадцать пятый год год.
Он подавил смех, вспомнив, какое неприличное прозвище они дали этой преподавательнице.
– Хм, мадам Литтлкок, помнится, она преподавала еще у меня. Странная дама, хоть и выдающаяся волшебница... впрочем, одно другому не мешает. Чай! – опомнился Джекилл и бросился к шкафу в поисках чайника, но едва он открыл дверцы, как вдруг оттуда на него со стоном вывалилась старая гнилая мумия. Ремус подскочил, но Джекилл торопливо захлопнул створки, как будто прятал что-то крайне непристойное. – О, я совсем забыл про этого боггарта, – пробормотал он словно самому себе.
Ремус перевел дух, пряча палочку за пазуху, а мумия обиженно застонала откуда-то из недр шкафа.
– Видимо, придется действовать по старинке, – и он со вздохом наколдовал роскошный чайный сервиз – тонкие белые чашки и чайник с изображением танцующих гиппогрифов.
– Жаль, что не вы у нас преподавали все это время, – честно признался Ремус, усаживаясь на свободный от бумаг стул.
Джекилл польщенно заулыбался.
– Ну что же... гхм... кстати, какой ты будешь чай? Зеленый, черный? Лучше пожелать заранее, иначе тебе попадется болотная жижа, – он нагнулся и заглянул в ящик стола. – Кажется, у меня где-то здесь было печенье, если только пикси до него не... а, вот и оно! – и он выпрямился, держа в одной руке коробок имбирных человечков.
– Сэр, а можно вопрос?.. – Ремус принял у него кружку с коричневым гиппогрифом.
– Почему я решил преподавать в Хогвартсе? – улыбнулся Джекилл, наливая порцию и себе.
– Как вы узнали? – удивился мальчик.
– Ты читал сегодняшний «Пророк», не так ли?
Ремус кивнул. Джекилл покачал головой, бросая в чай кубики сахара.
– Я тоже видел эту заметку. Эта странная журналистка написала, что меня выгнали из Международной Магической Магистратуры, и я не нашел ничего лучше, чем устроиться в школу. И вот уже все утро мои коллеги заваливают меня письмами, – он кивнул на ящик, куда спрятал гору бумаги. – На самом деле мне просто нравится работать с детьми, но, видимо, мисс Скитер это показалось недостаточно интересным. На мой взгляд, на фоне Солсбери и лондонской подземки «Пророку» как раз не хватает чего-то жизнеутверждающего.
– Они пишут, что поймали сына Сивого, – Ремус покачал в руках чашку. – Может теперь он успокоится и согласится прекратить свои набеги?
– Не думаю, Ремус, – серьезно сказал профессор. – Ты знаешь, как устроена волчья колония? Вожак – отец, а все, кого он покусал – его дети. Пойманный назвался его сыном, но едва ли их связывает кровь. Так что Сивый не пойдет на уступки, и, скорее всего, его «отпрыска» усыпят в первое же полнолуние.
– Это... ужасно, – Ремуса передернуло, и он вдруг почувствовал у себя в боку иглу Валери.
– Это верно, – профессор бросил на него проницательный взгляд. – Ну так что же тебя ко мне привело на самом деле? Ни за что не поверю, что ты, староста, решил прогулять урок у профессора Макгонагалл, да еще и прийти с этим ко мне. На то должна быть веская причина, – он переплел пальцы в замок и положил руки на стол. – И я бы очень хотел ее узнать.
Пару секунд Ремус смотрел на него, судорожно придумывая, что сказать... а потом просто открыл сумку и положил на стол бумажный пакет с обломками лука.

– Мне кажется, тебе не стоит этим заниматься, Ремус, – Джекилл отодвинул от себя пакет, выслушав историю Ремуса, разумеется, значительно переделанную.
– Почему не стоит?
– Просто... – профессор качнул головой, явно подбирая нужные слова. – В итоге все может оказаться не совсем так, как ты себе придумал... понимаешь, о чем я?
Ремусу на ум невольно пришла сцена, которую он лелеял перед сном: он возвращает Валери ее лук, целый и невредимый, а она в слезах бросается ему на шею, и он узнает, что это был лук ее отца, и что он для нее – дороже жизни, а потом они долго и горячо целуются и...
– Я просто хочу загладить вину, – торопливо произнес он. – Мне бы не хотелось, чтобы профессор Грей меня ненавидела. И я думаю, ей будет приятно...
Джекилл бросил на него такой проницательный взгляд, что Ремус мгновенно замолчал и насупился.
– Ремус, профессор Грей – твой учитель, – раздельно промолвил Джекилл. Ремус поднял глаза. – Безусловно, ты – взрослый человек и вот-вот покинешь Хогвартс, но сейчас... ты можешь поставить профессора Грей и себя в очень неудобное положение. Понимаешь?
– Сэр, это ведь просто...
– Ремус, ты совершенно не умеешь притворяться, – Джекилл слегка улыбнулся. – И поверь мне, профессор Грей это тоже заметила.
Смутная ревность кольнула Ремуса в грудь.
– О чем вы говорите?
– Так уж вышло, что я в курсе ваших разногласий. Я знаю, что последние недели профессор Грей не дает тебе присутствовать на занятиях в лесу по понедельникам. Она сказала, что ты очень... остро реагируешь на ее запреты.
Это уже не укол, нет. Это полноценный удар в грудь, стоимостью в двадцать баллов.
Она ему рассказала? Вот как?
Они мило поболтали о Ремусе за чашкой чая, а потом пошли спать?
Видимо, его мысли отразились у него на лице, потому что профессор быстро добавил:
– Ремус, то, что профессор Грей не пускает тебя на свои уроки, еще не значит, что она тебя ненавидит или пытается отомстить за сломанное оружие, – Джекилл добродушно усмехнулся, и Ремус снова, как это было в лесу, почувствовал себя глупым ребенком. Насупившись, он отгрыз от имбирного человечка сразу половину. – В ту ночь, когда ты попал в больницу, профессор Грей пыталась тебя спасти.
Он замер с печеньем на полпути ко рту, все так же глядя вниз.
– Она приказала всем своим охотникам ставить волшебные капканы и ни в коем случае не стрелять в волков. Как ты думаешь, почему?
Ремус сидел, не шелохнувшись.
– Профессор Грей очень боялась подстрелить тебя, – вкрадчиво молвил Джекилл, наклонившись к нему. – И сделала это в конце концов только потому, что это был единственный способ тебя остановить. Иначе ты бы стал жертвой других волков или убежал вместе с ними в лес, и тогда мы бы уже никогда тебя не увидели.
Ремус опустил печенье на тарелку. Кровь стучала у него в ушах.
– Я не просил... я не хочу... я не ребенок...
– Конечно, нет! – Джекилл потер лоб. – Дело не совсем в этом. Хотя отчасти и в этом. Видимо, ты... напоминаешь ей одного человека. Одного очень особенного человека.
– Кого?
Джекилл вздохнул еще раз, только глубже и печальнее.
– Бо. Бо Билла Грей. Ее сына.
Ремус уронил плечи.
Нет.
Нет-нет-нет, Мерлин, только не это!!!
– У профессора Грей... есть ребенок? – сипло спросил он и не узнал свой голос.
Джекилл покивал.
– Был, был ребенок. Очень давно. Но это не самая приятная история... да и потом, не думаю, что я вправе рассказывать ее.
– Пожалуйста, сэр! – Ремус навалился на стол, чуть не опрокинув чашку и поедая глазами погрустневшего преподавателя. – Расскажите, мне... важно это узнать!
– Да я вижу, что важно, – промолвил Джекилл, глядя на Ремуса чуть ли не с жалостью. – Потому и не могу.
Ремус приложил к груди ладонь и замотал головой.
– Сэр, я...
– Ну ладно, ладно! – Джекилл нервно постучал пальцами по столу. – Только ты сначала должен пообещать, что это навсегда останется между нами.
– Конечно! То есть... я обещаю! Даю слово Годрику Гриффиндору.
Это было страшная студенческая клятва. Джекилл наверняка знал, как она обязывала студента Хогвартса, и потому поверил ему.
– Ну это ни к чему, я тебе и так верю. – Профессор потер ладонью рот. – Хм. Тогда, пожалуй, начну с самого начала. Чтобы ты понимал все...
Ремус кивнул.
– Видишь ли, Ремус, я и Валери (ты уж прости, но я буду называть ее именно так), знакомы с самого детства. Мы родились и выросли в небольшом городке под названием Уиллоу-Крик. Мой отец был местным целителем, и мы жили в большом доме, а родители Валери погибли во время первой волшебной войны, и она жила с младшим братом в самом бедном районе нашего города. Так вышло, что кроме нее у меня не было других знакомых моего возраста, так как я рос довольно стеснительным ребенком, а с ней никто не дружил – родители запрещали своим отпрыскам общаться с «детьми Грей». Но, несмотря на свое положение, Валери была очень веселой и храброй. Я учил ее магии, так как все свое детство проводил за книгами, а ее некому было учить, в то время как Валери время от времени защищала меня от местных хулиганов. Так мы и подружились. Когда нам исполнилось одиннадцать, нам, как и всем, пришли письма из Хогвартса. Я поехал учиться, а Валери осталась дома, потому что кроме нее некому было позаботиться о брате. Пока я постигал вершины науки, она из года в год тратила волшебный потенциал на то, чтобы зачаровывать грязные тарелки в местном трактире и отбиваться чарами от пьяных мужчин. Ты не представляешь, как больно мне было видеть, как она постепенно превращалась в одну из этих несчастных девушек, которых я часто видел в нашем городке: одиноких, обозленных, уставших и растерявших всякую надежду. Каждое лето я уговаривал ее бросить эту никчемную работу и поехать со мной в Хогвартс, но она не соглашалась и твердила, что обязана поставить Уильяма на ноги. С годами мне было все страшнее и страшнее оставлять ее в этом городе одну. И вот... как-то раз, зимой, когда я учился на шестом курсе, к ней в трактир явился один человек. Тогда была страшная метель, и у Валери не было посетителей – она была совсем одна...
Джекилл осекся, уставившись в свою чашку.
Ремус сначала не понял, почему он прервался, а когда понял, к горлу подкатила тошнота.
– Когда прибежала помощь, этот человек уже исчез, – продолжил Джекилл. – Валери была чуть жива, и ее сразу же отнесли к моему отцу. Помню, это было под Рождество. Венок из роз на двери, звон инструментов, склянок с зельями и Валери на столе, вся в крови... – он покачал головой. – Я две недели не отходил от ее постели, моля все известные силы, чтобы она осталась жива. И она действительно осталась жива, хотя долгое время ни с кем не разговаривала, не ела и истончалась просто на глазах. А спустя какое-то время выяснилось, что у нее... – он сделал глубокий, прерывистый вздох и потер лицо, – ... будет ребенок. Конечно, мы сразу же предложили ей избавиться от него, но она отказалась.
– А что же... тот человек? – выпалил Ремус.
– О, он больше не появлялся в нашем городе, конечно же, – отмахнулся Джекилл. – И Валери никогда не говорила о нем, кроме тех жутких дней, когда она в бреду цеплялась за жизнь. Даже когда родился Бо... – тут Джекилл устремил задумчивый взгляд в окно. – Я думал, она возненавидит этого ребенка. И многие на ее месте возненавидели бы. Но, клянусь Мерлином, Ремус, я никогда еще не встречал женщины, которая так горячо любила бы свое дитя, как любила его Валери. И особенно сильно это проявилось, когда выяснилось, что мальчик болен ликантропией. А выяснилось это в первый же месяц после его появления на свет.
– Значит, тот человек, который напал на нее... был оборотнем?
– Получается так. Во всяком случае, это объясняет его агрессивность. И бедный Бо, ни в чем не повинный ребенок, унаследовал его болезнь. Первое его превращение было самым... страшным, что я когда-либо видел в своей жизни. Страшнее этого была только реакция Валери. Мне казалось, что она сошла с ума. Мы пытались забрать у нее малыша, потому что он мог покусать и ее, но она не отдавала его, билась, кричала так, мне пришлось оглушить ее, а крошечного беспомощного младенца связать и лишить голоса, чтобы в городе никто не узнал о происходящем. Мы жили в обществе, обуреваемом страшным религиозным фанатизмом, и волшебство творилось в городе исподтишка, за плотно закрытыми дверями. Это была самая страшная ночь в моей жизни. И утром, когда все уже поверили в то, что Бо не выживет, он снова стал человеком и заплакал, требуя еды. Так он стал главной тайной нашей семьи. Здоровье Бо оказалось достаточно крепким для трансформаций, единственной, для кого они стали настоящим испытанием, была сама Валери. Для любой матери – страшное испытание – видеть как страдает ее ребенок. Я думаю, ты понимаешь, о чем я.
Ремус промолчал. Нет, он не понимал.
Но Джекиллу об этом знать не обязательно.
– А как же вы? – спросил он. – Ведь он мог покусать и вас?
– О, я был вне опасности, – Джекилл слабо махнул рукой. – На тот момент у меня было... средство защиты.
– И что было дальше? – нетерпеливо перебил Ремус. – Что же случилось с Бо?
Джекилл навел палочку на чайник, и из носика снова вырвалась струйка пара.
– Я уже сказал тебе: мы жили в непростом обществе. Появление незаконнорожденного ребенка и без того вызвало осуждение. Валери превратилась в объект сплетен и насмешек, а детям запрещали общаться с Бо. Но это было еще терпимо. Мы собирались уехать из Уиллоу-Крик и перебраться в какую-нибудь волшебную деревушку, однако нам это не удалось. Одна из городских патронесс увидела, как Бо ел сырое мясо.
Что-то колыхнулось у Ремуса в памяти, но он отмахнулся, во все глаза глядя на доктора Джекилла.
– Слухи распространились очень быстро. За домом Валери установилась слежка. А потом в одно полнолуние в дом ворвались люди, – Джекилл прижимал кулак к губам, устремив рассеянный взгляд в прошлое. – Они атаковали нас, связали Валери и у нее на глазах сожгли мальчика заживо, – Джекилл зажмурился и покачал головой. – А мы все ничего не могли поделать, потому что собралось полгорода, и все они были магглами, – Ремусу начало казаться, что он оправдывался и не совсем перед ним. – Сотня магглов-свидетелей, ты сам понимаешь, чем это грозило... мы были... у нас во всех смыслах были связаны руки. Бо умер, так и не вернувшись в человеческое сознание. Валери как будто сошла с ума, – профессор покачал головой. – Я даже не хочу говорить тебе, что она сделала. После этого она... она как будто прошла через поцелуй дементора: перестала есть, спать и только сидела на постели, исхудавшая, безучастная ко всему и говорила что-то о Трансильвании.
Ремус боялся пошевелиться. Ему казалось, что он сам сидит не в кабинете защиты от темных сил, а видит перед собой полубезумную девушку с горящими глазами, сидящую на разобранной постели в одной ночной сорочке.
– Потом, когда срок ее домашнего ареста закончился, она уехала. Не сказав ни слова – собрала вещи и уехала в Румынию, как раз в то время, когда там бушевали первые бунты колоний. Мне она не писала, и о том, что происходит, я узнавал из газет. А потом, спустя пять лет после ее побега, в наш старый город вдруг ворвалась банда оборотней под предводительством самого Сивого. И... скажем так, это был Солсбери десятилетней давности, только тогда в живых не оставили никого. Я понял, кто натравил их. Честно говоря, сначала я думал, что Валери разыскивала того человека, а в итоге оказалось, что она вынашивала план мести, и с ее подачи организация заключила с оборотнями сделку – один город в обмен на покой всех других городов. И, наверное, последующих нападений в самом деле удалось бы избежать, если бы Министерство не устроило облаву на колонию Сивого и не нарушило тем самым договор. Оборотни обвинили волшебников в предательстве, и с того момента и до сегодняшнего дня опустошают города графства один за другим. И по сути, вся эта кровавая резня началась со смерти невинного ребенка. А точнее, с животной несдержанности, грязи и похоти одного-единственного человека.
Джекилл замолчал. Над столом повисла тишина.
Чай совсем остыл, но он совершенно забыл о нем.
– А что стало с ее братом? – сипло спросил Ремус. – Он жив?
– О, я не сказал? Уильям сбежал из дому вместе с табором вампиров, через месяц после того, как с Валери произошло это несчастье. Возможно, он все еще жив, но Валери никогда не говорит о нем.
Ремус уставился в свою чашку.
В голове его как будто побывал торнадо.
– Выходит, профессор Грей видит во мне... своего погибшего сына? И ненавидит за это?
– Ремус, я уже сказал, она не ненавидит тебя. Просто... – он поморщился. – Все это очень запутанно и болезненно. Вы удивительно похожи, ты и Бо. Оба стали жертвами этой болезни случайно, оба (ты уж меня прости) превратились в изгоев, к тому же, вы родились примерно в одно и то же время и сейчас были бы сверстниками. Да и внешнее сходство, если честно, тоже присутствует. Возможно, она считает, что ты в какой-то степени...
– ... занял его место? – угрюмо спросил Ремус. На него вдруг накатила необъяснимая жуть.
Джекилл кивнул.
– Поэтому я и сказал, что тебе не стоит браться за починку этого лука, – Джекилл снова тронул пакет. Ремус вздрогнул, когда хрустнула оберточная бумага – он уже и забыл про цель своего визита. – Это лук был вырезан из орешника, который вырос над могилой Бо. Когда волшебник или волшебница умирают, энергия не уходит в никуда... кажется, об этом писал какой-то маггловский ученый. Если волшебная сущность не воплощается в призраке или полтергейсте, тогда ее впитывают находящиеся поблизости живые существа – животные или деревья. Может, поэтому у магглов и существует так много страшных историй о кладбищах, – добавил он с улыбкой. – Для профессора Грей этот лук имел большое значение, потому что связывал ее с Бо, теперь это просто кусок дерева. Волшебная природа, которую он впитал, вышла из него в момент слома, и ты никак не вернешь ее обратно.
– Но ведь я виноват... неужели я ничего не могу...
– Самое лучшее – просто забыть обо всем этом.
Ремус насупился, но спорить не стал.
У него возникла идея получше.

Джеймс

– Побольше усердия, мистер Петтигрю!
Шел урок трансфигурации. Сегодня проходили трансфигурацию конечностей. Тема была достаточно сложная, и класс справлялся со скрипом, в то время как Джеймсу и Сириусу задание далось в легкую. В отличие от Питера.
Он поднял голову, когда Макгонагалл остановилась возле их парты. Питер разволновался, покраснел, когда к нему повернулись головы остальных студентов, и снова поднял палочку. Наблюдая за его попытками, Сириус рассеяно почесал себя за ухом когтистой лапой, а Джеймс, взглянув на секунду, снова опустил голову и принялся разрисовывать свое копыто маленькими молниями, снитчами и другими, довольно неприличными рисунками.
У Питера так ничего и не вышло. Его рука, которая по идее должна была превратиться в большую крысиную лапу, поросла редкими волосами, но они мгновенно осыпались, едва он убрал палочку.
Макгонагалл поджала губы и покачала головой, что могло означать только одно: дополнительно тренироваться дома. Лапа Бродяги, когтистая, поросшая шелковистой черной шерстью, удостоилась одобрительного кивка.
– А это что такое, мистер Поттер? – поинтересовалась профессор, указав сухощавой узкой ладонью на его копыто. Джеймс поспешно попытался прикрыть рукой свои художества. – Вам, кажется, было велено превратить предплечье, кисть и пальцы в лапу крупного хищника. А это...
– Творческий подход, профессор, – он поправил очки.
Макгонагалл только головой покачала, кажется, с трудом смиряясь с его неслыханным бунтарством, и прошла мимо, а Джеймс, ухмыляясь, вернулся к рисункам.
– Мисс Малфой, чего вы ждете? Раз-два-три, Brachiо Formamentum!
Джеймс поморщился от чересчур громкого голоса.
Голова все еще раскалывалась после вчерашнего огневиски, к тому же ночью ему приснился красочный и развернутый эротический сон, в котором главными героями выступали Лили Эванс и Эдгар Боунс, так что Джеймс проснулся слегка очумевшим, и даже прогулка по лесу и встреча с десятком боггартов-волков не прочистила ему голову...
– Ты чего, Хвост? – зашипел он, когда Макгонагалл отошла к слизеринцам.
– Ничего, – проворчал Питер. – Я не могу... когда все смотрят... – он нервно оглянулся.
– Ты же не в сортире, Хвост, – лениво проговорил Сириус, сжимая и разжимая мохнатый кулак. – Смотри, это просто, – он навел палочку на свою руку – шерсть медленно осыпалась, пальцы удлинились, когти втянулись – и вот, его рука стала прежней. Еще один взмах – и снова пальцы стянулись, а когти наоборот вытянулись, и все это захлестнула шерсть.
– Прекрасно, мистер Блэк. Пять очков Гриффндору, – оказывается, Макгонагалл тоже наблюдала за его манипуляциями. – Мистер Петтигрю, вы бы смотрели внимательнее.
Их одноклассники захлопали, даже близнецы. Сириус польщено улыбнулся, Питер наоборот насупился и смотрел на его руку так, словно мечтал ее оторвать.
– Выпендрился? – спокойно поинтересовался Джеймс, когда все снова занялись чарами.
Сириус перестал улыбаться.
– Да, именно так.
Джеймс покивал.
– Хороший мальчик**. Напомни, чтобы я купил тебе собачьих галетов в Хогсмиде. Потому что в качестве собаки ты нравишься мне гораздо больше.
– Понимаю, мой рогатый друг, – и Сириус похлопал его когтистой лапой по плечу. – Я тоже себе нравлюсь.
– Иди нахер, – рассеяно отозвался Джеймс, дернув плечом, и быстро завертел копытом, так что его рисунок ожил, и можно было подумать, что чернильный снитч летел по чернильным облакам.
По замку прокатился гул колокола.
Класс зашумел, принялся отодвигать скамьи, как всегда образовал у двери пробку и высосался в коридор.
Как Джеймс ни старался выйти последним, на выходе столкнулся именно с Лили, и когда она выходила, его лицо случайно щекотнул ее локон.
Что-то внутри дрогнуло, но Джеймс поспешно прокрутил в голове свой сон, и то, что дрогнуло, немедленно скончалось в муках.
Бродягу зачем-то зацепила Макгонагалл, и они дожидались его в коридоре.
Джеймс запрыгнул на подоконник и попытался краем мантии счистить с уже человеческой руки чернильные пятна, а мимо прошли близнецы со своим новеньким приемником, и за ними шлейфом протянулась песенка Джерри Льюиса «Забирай ее».
Какая жестокая ирония.
Дверь кабинета хлопнула, и в коридор вышел помрачневший Бродяга.
– Ну, чего она от тебя хотела?
– Ребенка, – мрачно отозвался Сириус и потер шею, но зашипел от боли и раздраженно превратил свою лапу в руку.
– А серьезно?
– Серьезно. Дежурная проверка: не собираюсь ли я наложить на себя лапы от счастья. Спрашивала, как себя чувствует Блэйк и мой будущий ребенок. Спрашивала, почему их обоих нет на уроках. Черт возьми, – Сириус потрогал шею. – Кровь.
После трансфигурации они отправились на обед, но Ремус не объявился и там.
К тому моменту, как они спустились в подземелье, у кабинета зельеварения уже толпился весь класс, но Лунатика не было и там. Джеймс даже начал волноваться – мало ли что там взбрело бедному влюбленному после такой оплеухи, какую отвесила ему Валери, но подумать об этом ему не дали. Едва они появились в коридоре, подземелье огласил громкий голос:
– Джеймс! Эй, Джеймс!
– Тревога, Сохатый, – пробормотал Сириус и первым обернулся. – Мэри! Привет, дорогая! Я уже соскучился, где же ты была?
– Угу, привет, – присовокупил Джеймс, нехотя поворачиваясь к девушке.
Он видел, что Мэри просто распирало от желания поговорить о вчерашнем, на самом деле он ждал этого разговора и боялся его, но от необходимости посыпать голову пеплом его спас Бродяга:
– Ну так что, Мэри? Как проходит ваша женская практика в Крыле? Вы там не скучаете без нас?
– Все... в порядке... – слегка растерялась Мэри, посмотрела на Джеймса и вдохнула, чтобы задать страшный вопрос, но Сириус не отставал.
– Это правда, что вы сейчас занимаетесь осмотром учеников? Мне бы хотелось попасть в ваши руки... – он как бы невзначай взял обе ее ладони и поцеловал одну из них. – Ох, эти нежные руки. С удовольствием провел бы в них пару дней. Как это можно устроить?
Она озадаченно посмотрела на него, осторожно отняла руки, но все равно выдавила из себя улыбку.
– Я... не знаю. Попробуй съесть яйца докси или сломать ногу. Джеймс, мы можем поговорить?
Джеймс сделал вид, что всецело поглощен гонкой двух капель по стене. Какая же придет первой, какая, какая, какая...
Сириус кашлянул.
– А? – он картинно вздрогнул и повернулся к Мэри. – А, поговорить? Да, м-м... конечно. Почему бы и нет? Я люблю... поговорить.
Она взяла его за руку и повела в сторону от класса. Джеймс на ходу обернулся на Сириуса. Тот беспомощно пожал плечами, улыбнулся и помахал ему так, словно он был тонущем кораблем.
Как назло, она привела его на боковую лестницу, ведущую, как он знал, в комнаты Слизерина. Там их никто не мог заметить, может, поэтому лестница и была любимым убежищем всех школьных парочек...
Мэри вдруг круто развернулась, и Джеймс едва успел остановиться, чтобы не врезаться в нее.
– Джеймс, я хотела спросить у тебя, может, пойдем в Хогсмид на выходных? – с ходу спросила она.
Джеймс уставился на нее.
– В Хогсмид, – тупо повторил он.
– Ну да, вместе, – жизнерадостно кивнула она. – Погуляем... посмотрим там... что-нибудь.
Джеймс шумно вздохнул и взъерошил волосы, исподлобья поглядывая на светящуюся надеждой Мэри. Вроде бы симпатичная, славная девчонка, играет в квиддич, влюблена в него всю жизнь, а ничего не загоралось у него внутри, и ничего он не чувствовал... кроме жалости.
– Может, в другой раз? – тоскливо спросил он.
– В следующие выходные?
– Нет, Мэри. В другой раз.
Пару секунд она недоуменно хлопала ресницами, как вдруг в карих глазах мелькнуло понимание, и ее плечи медленно опустились.
– О... – Мэри еще пару раз взмахнула ресницами, а потом вдруг натужно кивнула и отвернулась, глядя куда-то в сторону. – Понятно... в другой раз, – она попыталась улыбнуться, но у нее вдруг задрожали губы.
Надо сказать, это вообще очень страшно, когда у девчонок вдруг начинали дрожать губы. Потому Джеймс переполошился.
– Мэри, слушай... Мэри, ну не надо, – он шагнул к ней, – Ты очень классная, и не только как охотница, ты для меня... то есть... мы друзья, и ты нравишься мне, честно, но... по-дружески, понимаешь? Я не хотел тебя обидеть вчера... просто я так напился... и вот... сдуру. Прости меня.
Мэри заплакала.
– Мэри, ну я правда не хотел! Ты была рядом, и я... этого больше не повторится, я обещаю!
– Ты... просто редчайшая задница, П-Поттер! – вдруг выпалила она. – М-между п-прочим, я с десяти лет... с десяти... – она вытаращилась на него глазами перепуганного енота – маленькие, темные, все в черных разводах.
– Что? – спросил Джеймс.
– Люблю... вот что! – она топнула ногой и разревелась пуще прежнего.
– Мэри... ну я же не виноват в этом.
Нет, не то!
– Мэри, прости меня, я полный идиот.
Да, так лучше.
А она все равно плакала как ненормальная.
Осталось только одно.
Джеймс горько вздохнул, шагнул ближе и обнял ее.
Макдональд сразу перестала всхлипывать. Да, в какой-то степени объятия – это тоже магия. Но все равно странно как-то и неправильно – обнимать не Лили...
Стоп. Нельзя. Об этом нельзя.
– Ну что ты? – он неловко погладил девушку по гладким темным волосам. – Еще сердишься?
Мэри помотала головой.
В порыве вдохновения Джеймс поцеловал ее в макушку.
– Я не хочу тебя обижать, понимаешь? Ты правда классная девчонка и...
Где-то рядом громко шлепнулась на пол книга.
Джеймс поднял глаза и осекся.
В каких-то жалких пяти футах от них стояла Лили и возилась со своей сумкой. Этот дурацкий замок на длинном ремешке, с которым Джеймс провозился не одну перемену, снова расстегнулся, ремешок отстегнулся от сумки, и все ее содержимое высыпалось на пол. И вот теперь она пыталась его застегнуть, придерживая сумку коленом. Огромная грива темно-рыжих локонов свесилась ей на лицо, длинные тонкие пальцы дергали замок, а рукава мантии немного соскользнули, показав костлявые хрупкие запястья, которые Джеймс так часто целовал.
Словно почувствовав его взгляд, Лили подняла голову.
Сердце Джеймса сделало скачок, когда они посмотрели друг другу в глаза, а потом Лили увидела Мэри, моргнула так, словно ей в глаза попал песок, поспешно подхватила свои вещи и скрылась в подземелье. Смерив Джеймса испепеляющим взглядом, Алиса закинула сумку на плечо и бросилась догонять подругу, а Джеймс совершенно забыл о том, где находится и с кем, о чем он говорил и что хотел сказать. Все его органы чувств отключились, осталось только зрение, которым он жадно впитывал появившееся в подземелье солнце.
... рыжие волосы рассыпаются по ярко-зеленой траве, белое платье задрано, парень целует голый живот девушки, собирая с него ягоды, ее ноги раскрываются, словно крылья бабочки, два тела двигаются в синхронном ритме, девушка стонет: «Э-эд, да-а...»
Все вернулось на свои места.
И тут Мэри вдруг с силой пихнула его в грудь.
– Ты... ты... – глаза ее полыхали от злости.
Он понял, что все это время она за ним следила.
– Мэри, да я не... я не специально, клянусь! – Джеймс попытался поймать ее за руку, но не успел. Сердито утирая лицо, Мэри отошла на несколько шагов, потом обернулась так, что волосы хлестнули ее по лицу, хотела было сказать что-то, судя по ее лицу – что-то очень обидное, но потом просто развернулась на каблуках и ушла, качая головой.
– Женщины, – буркнул Джеймс и взъерошил волосы.

– Сколько ты еще будешь киснуть, Сохатый? – тихо поинтересовался Сириус, когда пришел Слизнорт, впустил класс в кабинет, и все расселись по местам. – Пока ты миловался с Мэк, одна птичка шепнула мне, что твоя принцесса все утро плакала в туалете. Иди, помирись с ней.
– «Она хотела с кем-то играть и с кем-то лежать, а я хотел любви»***... – тихо пропел Джеймс и покачал головой. – Лучше отвяжись, Бродяга.
В этот момент дверь распахнулась. В класс заглянул запыхавшийся, странно серьезный Ремус, торопливо кивнул Слизнорту, высмотрел их и шлепнулся на скамью рядом с Сириусом.
– Где ты был? – прошептал Джеймс, потому что урок уже начался.
Ремус махнул рукой, пытаясь восстановить дыхание, а когда восстановил, выдохнул:
– Потом расскажу. Мы идем к Хагриду сегодня ночью.

Северус Снейп

Он ее бросил.
Поттер оставил Лили, хвала небесам!
Эта новость за день успела облететь полшколы и вызвала кучу пересудов, но для Северуса она не стала неожиданностью. Он знал, что это произойдет. Черт возьми, он знал и предупреждал ее, говорил не один раз, что так и будет, что Поттеру только одного и надо... но она не слушала его. И вот, теперь так и вышло.
Но она не бросилась к нему, как он ожидал, не попыталась найти утешения в старом друге.
Он пытался поговорить с ней весь день, потому что чувствовал – ей тоже это нужно, но она как будто специально избегала его. Более того, она как будто вовсе не переживала, он сам видел, как она улыбалась за обедом, болтая с этой тупоголовой Вуд, как после ужина сидела в библиотеке и как ни в чем не бывало делала домашнее задание по зельеварению. В конце концов он не вытерпел и подошел к ней.
Все слова, которые он хотел ей сказать, так складно и правильно звучали у него в голове, но в итоге, когда надо было высказать их вслух, он запутался и запаниковал.
А Лили смотрела на него с растущим удивлением, и когда он в конец потерял мысль, коротко спросила:
– Северус, что ты хотел?
Он понял, что она вот-вот уйдет, и решил пойти напролом.
– Я думал... ты...
– Что – я?
– Одумалась, – честно сказал он.
– Одумалась? – удивилась Лили.
– Ведь... все случилось так, как я тебе говорил. Он... он бросил тебя.
Лили усмехнулась, захлопнула тяжеленную книгу, из которой переписывала главу, и собрала вещи.
– Да, Северус. Ты был совершенно прав. Поздравляю, – она забросила сумку на плечо и прошла мимо него к выходу. Он поспешил следом.
– Лил, подожди! Ты не поняла! Я не хотел тебя обидеть, просто я подумал, что... если тебе захочется поговорить...
Она резко развернулась, и он остановился.
Зеленые глаза безжалостно сверкали, губы были плотно сжаты, но, даже сердясь, она оставалась.... невозможно красивой.
– Мне не хочется говорить. Тем более с тобой, – ее голос зазвенел. – Тем более о Джеймсе. И оставь меня в покое. Не ходи за мной! – с этими словами она вышла из библиотеки, и все его надежды на восстановление отношений рухнули...

– Снейп! Снейп, ты слышишь меня?
– Слышу, – процедил Северус, отвлекаясь от тягостных мыслей. Они с Эйвери стояли перед зеленым карточным столом в Малой комнате Клуба. Сегодня было пятнадцатое октября, середина месяца, и по старой традиции именно сегодня должна была состояться вторая партия в вист. В ожидании главной игры мальчики решили поиграть в покер, чтобы «размяться», и банк составлял уже ни много ни мало две тысячи галлеонов. Вокруг стола собралась заинтересованная публика, вокруг то и дело сновали эльфы с подносами.
– Ты где вообще? Я говорил о том, что Люциус сегодня не будет присутствовать на собрании.
– Это я слышал.
Эйвери хмыкнул. В честь важного события он надел свою вычурную парадную мантию с торчащим воротником, что в совокупности с длинными волнистыми волосами и дурацкой привычкой подкрашивать глаза делало его похожим на вампира.
– А ты как, Блэк? – Генри сжал плечо Регулуса, стоящего с ними, и тот вздрогнул. – Не сердишься, что Северус отбил у тебя приз?
Северус чуть крепче сжал бокал.
Регулус покачал головой. Казалось, его тошнило.
– Интересно только, как скоро мистер Снейп порадует нас выполнением обещания? – Генри прищурился.
– Я вышлю тебе приглашение, – промолвил Северус, ввинчиваясь в глупые прозрачные глаза Эйвери.
Тот недоверчиво прищурился, но улыбнулся и снова повернулся к Регулусу.
– Готов к следующему этапу?
Мальчик позеленел и поскорее поднес к губам стакан с огневиски.
– Нет, – наконец выдавил он. – Катон сказал, что мне не прислали приглашение.
– Ну ничего, не переживай. Если в этом не прислали, значит, в следующем месяце пришлют точно. Лорд заинтересован в таких людях, как ты. Три Непростительных заклинания. Три этапа. Простая клятва верности. И Метка твоя, – он хлопнул его по плечу.
Регулус кивнул. Северус заметил, что его рука со стаканом дрожала.
– Прошу всех открыться, – громко позвал Яксли, выполняющий роль дилера. Он, похоже, уже был слегка навеселе. Ничего удивительного. Он в числе немногих первые два этапа прошел еще летом. Теперь ему оставалось самое сложное и самое страшное.
Северус быстро осмотрел новичков этого месяца. Трое мальчиков были бледнее остальных и улыбались всем подряд. Те, кто как и Регулус, прошли первый этап, молчали так, словно у них болели зубы. А остальные либо молча надирались в темном углу, либо сейчас просаживали за столом сумасшедшие деньги.
– О, посмотри-ка, – презрительно молвил Эйвери, подведя его к изумрудной занавеси, которая отделяла Малую комнату от Большой, и указал куда-то рукой с боклом. – Опять приперся этот жирдяй. Мерлин, какое жалкое зрелище...
Северус посмотрел туда, куда он указывал. В одном из больших кожаных кресел у камина сидел Катон, закинув ногу на ногу, а напротив него восседал прихвостень Поттера, Хвост или как там его, Питер Петтигрю собственной персоной.
– Какого черта этот грязнокровка тут вынюхивает? – процедил Эйвери, разглядывая их и кривя губы. – Мы рискуем, принимая его здесь!
– Люциус считает, что он окажется полезным. Иметь своего человека в кругах противника всегда полезно.
– Что он может? Ты только посмотри на него! Если он кому-нибудь расскажет...
– Не расскажет, – спокойно ответил Северус, следя за Петтигрю чуть прищуренными глазами.
– Откуда такая уверенность, Снейп?
– Этот мальчишка всю жизнь сидит в тени Поттера и Блэка. За возможность вылезти оттуда он душу продаст. Пообещай ему эту возможность сейчас, и он выложит Поттера и Блэка на блюдечке.
– Какое мне дело до этих идиотов? – презрительно поморщился Эйвери.
– Поттер видел, как Нотт убил мракоборца в поезде. Кто даст гарантию, что он не видел и тебя, ведь вы были там... вместе?
Румянец сошел с лица Эйвери.
– А ты откуда...
– Это наша работа, Эйвери. Знать то, что другим знать нельзя.
Эйвери чуть прищурился.
– С чего ты взял, что этот Петтигрю выдаст Поттера?
– Пойдем, – Северус кивком головы позвал его за собой, и они направились к креслам. – Убедишься сам.

– ... И что тебя к нам привело сегодня? – вкрадчиво, ласково спросил Нотт. – Что-то произошло?
Петтигрю сидел в кресле. Руки его лежали на подлокотниках, он сжимал кулаки, маленькие глазки его поблескивали от злых слез. Он плакал, но плакал так, как плачут маленькие дети, которых не пускают на улицу в дождливый день – зло, капризно. Вид его опухшего лица в потеках слез и соплей вызвал у Северуса жгучую неприязнь.
– Надоело, – выдавил Петтигрю. – Надоело, что они вечно прохаживаются по мне, вечно издеваются, я для них пустое место, они самоутверждаются за мой счет, а я что, не человек?! Я никто?
– Конечно, ты человек! – Катон жестом подозвал эльфа, который разносил по залу напитки.
– А сегодня... это огневиски? – Петтигрю вытер нос. – Это же запрещено...
– Здесь все можно. Слышал о территории в море, на которую не распространяется ни один закон? Наше заведение что-то вроде этого.
– Сегодня в лесу я испугался, когда на меня вдруг бросился б-боггарт, я испугался и упал. А они смеялись! Они ржали надо мной! И Сириус... вы знаете, что он говорит о Блэйк? А он ведь знает... знает, как я к ней...
– Ну-ну, спокойно... выпей, тебе станет легче.
Он послушно выпил, но закашлялся.
– И п-потом на трансфигурации... да, я может не т-так умен, как нек-некоторые, но я не п-позволю издеваться над собой. Я... я хочу стать как вы. Я хочу стать сильным. И послать всех куда подальше...
– Конечно. Потому что ты особенный, Питер. Ты правда особенный, иначе, поверь мне, тебя бы не то что не пустили сюда, тебя бы лишили памяти за то, что ты видел это место. У тебя есть талант, странно, что твои друзья этого не замечают.
– Они следят за вами! Они подозревают, что здесь... что вы здесь чем-то занимаетесь.
– Серьезно? – вкрадчиво поинтересовался Катон. Глаза его так и вспыхнули. – Что же, ничего удивительного. Видимо, Поттер просто не может перенести тот факт, что в этой школе есть по-настоящему сильная и крутая компания, куда его никогда не примут. В отличие от тебя.
Петтигрю просиял.
– Скажи честно, Питер, тебе бы хотелось общаться с ним и Блэком после школы?
– Нет! – выпалил мальчик. – Я и так жду не дождусь выпускного, я просто не вынесу, если...
– Вот именно. А ты ведь так талантлив. Ты анимаг. Мне кажется, тебе пора пробивать свой собственный путь в жизни, и если хочешь, я тебе в этом помогу. И не только я. Мы все здесь как одна семья, не правда ли, Северус?
– Несомненно.
Питер шумно вытер нос рукавом.
– Как мне его пробивать? – гнусаво спросил он. – Этот путь?
– Ну... для начала стать полноценным членом нашего клуба, а не просто гостем. Заслужить уважение остальных.
– Как мне это сделать?
Северус переглянулся с Эйвери.
К его большому удивлению, Нотт ответил:
– Тебе придется пройти испытание.
Северус удивленно уставился на Катона, Эйвери и вовсе подавился огневиски.
– Какое испытание? – пролепетал Петтигрю, сжимая подлокотники кресла, и оглянулся на них с Эйвери. – Мне никто не говорил про испытание, мне говорили просто выучить фразу на латыни и сказать портрету...
– Катон, одумайся, что ты делаешь! – закричал Эйвери.
– Успокойся, – с улыбкой надавил Нотт, но тон его значил: если не угомонишься, я тебя вышвырну вон. – Все очень просто, Питер. Ты сыграешь в вист с нами сегодня и если проиграешь – тебе придется выполнить... – он небрежно взмахнул рукой, – … серию небольших заданий. Это пропуск в наш клуб. В других школах заставляют пролететь голым на метле или съесть навоз гиппогрифа, но мы более утончены, и наши задания куда интереснее.
– Ух ты... а... это не очень сложно?
– Проще простого.
– Ну тогда... наверное, я согласен? – Питер неуверенно посмотрел на Северуса, как единственного своего знакомого здесь.
Северус вспомнил, как жадно блестели эти крысиные глаза, когда Поттер и Блэк мучили его, и ему вдруг очень захотелось, чтобы Петтигрю сыграл в сегодняшний вист и проиграл...
– Отлично, – Нотт поставил стакан на поднос домового эльфа. – Руквуд! Подойди к нам.
К ним подошел парень с большим блокнотом.
– Внеси-ка еще одного участника в нашу сегодняшнюю игру. Питер Петтигрю, седьмой курс, Гриффиндор.
– Но... – парень растерянно посмотрел на Питера.
– Я знаю, это не совсем по правилам. Он от меня.
– Катон, ты отдаешь себе отчет?! Ты... пускаешь его за наш стол... во второй же вечер? – Эйвери говорил таким тоном, словно Питера тут не было, и указывал на него так, будто Петтигрю был кучей дерьма.
– Молодой волшебник хочет доказать свою преданность нам, – медленно проговорил Нотт, поворачиваясь к нему. – Не вижу повода ему отказать!
– Я – постоянный член клуба вот уже два года! Я бываю на каждом собрании! Ты обязан был отдать свободное место мне!
– Генри, мы потом поговорим.
– Нет, мы поговорим сейчас. Почему ты не позволяешь мне участвовать, а ему...
– Генри, я сказал тебе: мы поговорим позже!
– Вот так, значит, да? – Эйвери лихорадочно улыбнулся. От злости у него на глазах выступили слезы. – Так, Като?
– Да, так.
– Хорошо, – он становился все злее и злее. – Отлично! Если ему можно... – он залпом выпил остатки виски. – Значит, можно и мне!
Нотт приподнялся, лицо его загорелось беспокойством.
– Что ты задумал?
– Стой, Руквуд! – Генри обнял секретаря клуба за плечи, удерживая. – Подожди! Дай-ка мне эту штуку... – он выхватил у него перо.
– Генри, не... не смей! Что ты делаешь?!
– Вот так! – Эйвери поставил размашистую роспись в блокноте и торжествующе взглянул на Катона, хотя вид у него было такой, словно он вызвался добровольцем в ряды смертников. – Всем счастливой игры! – Эйвери послал Катону и Питеру страстный воздушный поцелуй, залпом допил огневиски и, грохнув стакан на столик рядом с креслом Нотта, поспешил скрыться в толпе разговаривающих мальчиков.
Катон медленно осел обратно в кресло.
– Что такое? – непонимающе спросил Питер. – Что случилось? Я что-то не то...
– Нет-нет... – рассеянно отозвался Нотт, силясь оторвать взгляд от Эйвери. – Итак... – он чуть ослабил галстук, потому что голос его вдруг сел. – На чем мы остановились...
– Вы говорили про испытания...
– Ах да... ну, условия ты узнаешь позже, если ты, конечно, готов получить первое задание...
Петтигрю, не раздумывая, кивнул.
– Но прежде всего мы должны убедиться, что твои друзья нам не помешают, тебе не помешают. Зависть – страшная сила. Ты сказал, они следят за нами?
– Да.
Нотт цокнул языком, взглянув на Северуса.
– Как низко. Ну и... как им это удается?
– У них есть... одна вещь... – промямлил Петтигрю, глядя себе под ноги. Похоже, он вдруг понял, какую цену придется заплатить за членство в клубе.
Предательство.
– И что это за вещь? – голос Нотта был чуть громче шепота.
Петтигрю поморгал, а потом сказал:
– Карта. У них есть Карта.

---

Литтлкок* - Little Cock - маленький член;
Хороший мальчик** - Good Boy! - имеется в виду распространенная похвала по-отношению к собаке;
*** - строчка из песни Jerry Lee Lewis - You Can Have Her