Пролитое зелье

После целого дня невыносимой жары, долину снова затянуло тучами. Дождь шел, не переставая. Благодатные потоки теплой воды поливали пыльные стены замка, барабанили по стеклянным крышам теплиц, бежали по холмам и шелестели в кронах запретного леса, заставляя животных в загоне прятаться в свои «домики».
Вечером ливень стихал. Яркие солнечные лучи взрезали тучи и горячий свет рубинового заката заливал промокшую зеленую долину розовым янтарем. Время от времени налетал порывистый ветер, буйная зелень орошала землю дождевыми каплями и первый мед солнца горел в каждой из них. В эти вечерние часы, напоенные ароматами трав, чистая после купания природа гор куталась в дымку тумана, словно нагая дева в легкую ткань, и сияла в теплых лучах, упиваясь собственной красотой. В сонном воздухе было слышно только пение сверчков, крики волшебных существ в загоне, и громкую матерную ругань капитана сборной Гриффиндора, Джеймса Поттера, разносящуюся в акварельном небе над стадионом.
— Сохатый сегодня в голосе? — спросил Ремус, когда они с Питером пришли на поле и нашли там Сириуса. — Что опять стряслось?
— …что еще надо сделать?! Может мне этот квоффл тебе прямо в задницу забить, чтобы ты, мать твою, запомнил, что ты должен его ЛОВИТЬ?!
— Крессвелл мяч проебал, — лениво отозвался Сириус. Он, и новый охотник, крепкий шестикурсник Джонсон, стояли у выхода из раздевалки и курили.
— Дингл! Почему ты был хуй знает где, аж на другом конце поля, когда Джонсон летел к кольцам? Фенвик не может держать оборону один! Что, блять, с вами такое, матч уже завтра!
— Люблю, когда Сохатый в духе, — сказал Сириус, когда Джонсон уже свалил в душ — от греха подальше. — Ну а вы чего приперлись, тоже хотите отгрести пиздюлей?
— Мы же хотели сходить к Дирборну в лес, — напомнил Питер. Он косился на девочек, привычно сидящих на трибунах, и перекатывался с носков на пятки. А девочки косились на Сириуса, потому что после дождя было душно, и вся команда тренировалась в одних форменных штанах. Девочек-игроков в составе не осталось.
— А, ну да, — Сириус нахмурился.
Внезапно раздался грохот — это Джеймс в сердцах пнул ящик с мячами, и бладжеры радостно вырвались наружу.
— Я все же думаю, мы должны сказать ему о Джекилле, — сказал Ремус, пока у них над головами со свистом носились мячи, а Фенвик и Дингл гонялись за ними с руганью и матами. — Они же знакомы сто лет, наверняка Дирборн знает что-то, чего не знаем мы.
— А что мы знаем? — Сириус скептически фыркнул. — Только то, что по лесу разгуливает «темное Я» нашего славного доктора?
— Ты в это не веришь? — нервно спросил Питер.
Сириус поморщился.
— Эванс, может, и неплохо разбирается в зельях, но её там не было. И она не видела этого монстра своими глазами. Уверен, она бы тоже засомневалась, — он взглянул на Джеймса — они с Дирком уже шли к раздевалке, и выкинул сигарету. — А ты, Лунатик, не забывай, что когда-то был в такой же жопе. Джекилл может не знать, что творит это его «Я» по ночам.
— По моей вине никто не погибал, Бродяга, — Ремус тяжело вздохнул, опять вспомнив про Мэри. Наверное, все дело было в стадионе, где теперь так недоставало заразительно смеха охотниц и Тинкер Бэлл, которая одним своим присутствием успокаивала бушующего Джеймса.
— Согласен. Но мы ведь в этом пока не уверены, верно, Лунатик? Мне тоже не хватает Мэри и Тинкер, и остальных, но мы не можем ничего утверждать, пока не проследим за ним, как решили. Ладно, давайте двигать, — Сириус затушил сигарету. — А то Сохатый сейчас вспомнит, что я тоже парочку квоффлов проебал. Если что, отберите у него по пути биту, идет? — и он скрылся в дверях раздевалки, откуда уже доносился шум воды и голоса остальных охотников.

Вечером на холмы выпала роса. Свежий воздух звенел и подрагивал от громких мальчишеских голосов и гогота. Мародеры шли, двигаясь в сторону Запретного Леса. Ночь в нем как будто наступила еще пару часов назад, и теперь медленно подползала к ярко-освещенному замку. Холмы здесь были крутые, они взбирались на них, спускались, путаясь в высокой и мокрой траве, Джеймс нес на плечах метлу, закинув на неё обе руки.
— Минерва будет в бешенстве, если увидит тебя с Нимбусом в пределах гостиной, — со смехом напомнил Сириус. — Ты клялся ей, что после того случая даже не внесешь её в школу, помнишь?
— Бродяга, ты просто не знаешь, что это за женщина. Я уверен, по ночам она накладывает на слизеринские метлы порчу, — Джеймс в сердцах поцеловал древко своей красавицы. — А если я скажу, что так надо для победы, она сама выпрямит Нимбусу все прутья. Хорошая метла требует хорошего ухода. Вообще, какого лешего я распинаюсь, ты сам еще не трахнул свой мотоцикл только потому, что нет закона, разрешающего это.
Все заржали.
— Кстати, о мотоцикле, — Ремус отдувался, ему подъем давался тяжелее, чем остальным, так как близилось полнолуние, кусок небесного сыра и сейчас светил ему в спину. Мародеры тактично замедляли ход, чтобы он не отставал. — Где ты шлялся всю ночь? Роуз сказала, в сарае тебя не было.
— Я был с девчонкой.
— И что, в шашки играли? — подъебнул Джеймс. — Бродяга, я надеюсь, ты поддался ей, ну, как джентльмен?
— Ты имеешь в виду, дал ли я ей кончить первой? — прохладно осведомился Сириус.
Джеймс расхохотался и хлопнул его по плечу.
— Что за девчонка? — Ремус остановился отдышаться, и все тоже остановились.
— Гринграсс, — небрежно бросил Сириус.
Мародеры переглянулись. Повисла пауза.
— Она остановилась в гостинице Хогсмида, не помню точно, кажется, хотела накупить тряпок, перед тем, как свалить отсюда навсегда, — как ни в чем ни бывало продолжал Сириус, когда они снова пошли. — Мы в «Трех метлах» пересеклись.
— И вы… — Джеймс прищурился.
— Ну да.
— Поздравляю, — он затянулся.
— Бродяга, она же чуть не отравила Роксану, — Ремус смотрел на Сириус так, словно не верил своим ушам.
— И что?
Ремус взглянул на Джеймса, но тот смотрел перед собой и жевал травинку.
— Мне насрать, — грубо бросил Сириус. — Это их дела. Все остались живы, а на остальное я давно забил хуй.
— Ну извини, — Лунатик был явно потрясен, следуя за Сириусом в высокой траве. — Я думал, тебе не все равно, что происходит с твоей…
Сириус вдруг резко развернулся, и Ремус врезался в него.
— С хера ли мне должно быть не все равно? — отрывисто спросил Сириус, ввинчиваясь в Люпина взглядом. — Лунатик, у нас не тайм-аут, мы с ней, расстались, это всё, точка! — он резко рассек воздух руками.
— Я просто думал, что если ты трахался с девчонкой целых полгода, то, хотя бы из уважения к ней мог бы не вставлять Гринграсс в тот же день, когда она пыталась её прикончить, — проговорил Ремус, изо всех сил стараясь обуздать злость и раздражение. — И вот это — подло!
У Сириуса дернулось лицо.
— А ебаться с Мальсибером за моей спиной — не подло? — тихо спросил он, щуря глаза и наступая на Ремуса. — Не подло сбегать из моего дома прямо к нему, прямо у меня из-под носа? — его голос становился все громче и слегка дрожал. — Не подло выставлять меня кретином перед всей школой?! С хера ли мне уважать эту долбаную шлюху, Лунатик?! — Сириус уже кричал. — Пусть Мальсибер её уважает, пусть её уважает весь гребаный Слизерин! Хочешь знать правду? Мне было бы похуй, даже если бы она сдохла из-за этого гребаного яда! — у него изо рта вылетела капелька слюны, и он так яростно взмахнул рукой, что с его плеча сорвалась куртка. Сириус рывком вернул её на место и попытался снова взять себя в руки. Питер смотрел на него с жалостью. — Я не обязан, мать твою, отчитываться перед тобой, и не строй из себя голос гребаной совести!
— Это было бы бесполезно, у тебя её нет!
Сириус радостно расхохотался, но глаза у него были злющие.
— Черт возьми, смотрите, кто здесь говорит о совести! Напомнить о Рождественских каникулах? Что ты там пиздел? — он легко толкнул Ремуса в грудь, но тот все равно отступил на пару шагов и тут же вспетушился.
— Я тоже о многом могу напомнить, Сириус! — прогремел он, наскакивая на него.
— Ну так давай? Или зассал? Или ты храбрый, только выгораживать эту шлюху? Может ты тоже на неё запал? Так ты попроси, она и тебе даст! Она всем даст! — заорал он на всю, широко раскинув руки.
— Бродяга! — угрожающе прикрикнул Джеймс, выпрыгивая между ними, когда побелевший Ремус шагнул к нему. — Лунатик, все, кончай! Успокоились оба, я сказал! — он растолкал их. — Мне так объяснить, или вы, мать вашу, остынете сами? — Джеймс достал палочку.
Ремус все еще тяжело дышал, но, взглянув на палочку в руке Сохатого, прикрыл глаза и отступил, прикладывая все усилия, чтобы успокоиться. Ему это было труднее, чем Сириусу, он вообще выглядел херово последние пару дней. Сириус отошел на шаг назад и рывком поправил куртку.
— Не трудись, Сохатый, — Сириус втянул носом воздух и бросил взгляд на перепуганного Питера. — Я бы его не тронул, он еле на ногах держится. А вот в полнолуние поговорим, правда? — он сузил глаза.
— Обязательно! — выплюнул Ремус.
— Обязательно, — с удовольствием прошептал злой Бродяга, еще разок огляделся, а потом со злостью отфутболил с дороги какой-то камень, и первым сошел с холма, ссутулившись и глубоко засунув руки в карманы джинсов.
— Забей, Лунатик, — сказал Джеймс, хлопнув тяжело дышавшего Ремуса по спине.
— Насрать, — буркнул он. — Пошли! — Ремус дернул плечом, поправляя сумку, и пошел за Сириусом в сторону деревьев. Джеймс громко хмыкнул, оглянулся на Питера, и они тоже потянулись следом.

Охотники сидели вокруг костров. Время близилось к ужину и у всех в руках были миски с едой. На вертелах жарились, источая божественные ароматы, упитанные лесные перепелки и кролики. В остальном лесу было уже совсем темно, а здесь яркий оранжевый свет огня заливал жаром деревья и землю, заставляя лосниться чеканные, небритые лица охотников. Отовсюду звучали раскаты густого смеха и звучащие наперебой голоса. Дирборн сидел в одной из групп и тоже ржал над чем-то, когда мародеры добрались до поляны.
Их появление не вызвало большого удивления, охотники уже привыкли, что они вечно шастают неподалеку. Дирборн взглянул на них, увидел, что они его ждут, оторвал напоследок большой кусок мяса от перепелиной ноги, и пошел к ним, на ходу вытирая жирные ладони друг о дружку.
— Ну что у вас, опять шляетесь затемно, м-м? — деланно-строго спросил он.
— О, парни, кажется папаша сейчас даст нам пизды, — протянул Джеймс в притворном ужасе.
— Так он же папаша, а не мамаша, Сохатый, нестыковка, — фыркнул Сириус, и все заржали, и Дирборн в том числе, пожимавший руки.
— Типичный молодняк, — устало сказал он. — Вечно нападаете скопом. Ножей на вас не напасешься. На кого сегодня охотитесь?
— Охота отменяется, старик, завтра матч! — сказал Джеймс и спустил метлу с плеч. — А вообще, надо поговорить. Ремус кивнул.
Дирборн коротко оглянулся на своих людей.
— Сделайте вид, что уходите, я подойду через пять минут, — быстро проговорил он, взглянув на темные деревья у них за спиной, — Дай мне прикурить, — он привычно взял у Сириуса сигарету. — А теперь проваливайте, — он сунул сигарету в карман мантии, после чего развернулся и пошел обратно к костру.
Пришел он точно через пять минут.
— Ну что у вас там за секреты, выкладывайте, — он бросил на землю сумку, полную затупившихся охотничьих ножей из серебра и взял один из них, сев на поваленное дерево. — Только негромко, а то здесь повсюду уши, сколько чар не накладывай, кто-то обязательно услышит, — Дирборн сунул сигарету в зубы, и принялся точить нож.
— Скоро уже полнолуние, — Джеймс стоял, Сириус уселся на корточки рядом с сумкой, вытащил наугад один нож и схватил покрепче. Ремус слегка прищурился, наблюдая за ним. — Сивый опять припрется в лес и положит кучу народа, а вы будете без толку махать этими штуками, — он махнул на ножи. — Эту тварь надо перехитрить. И мы придумали, как, — Джеймс сунул руки в карманы куртки, прошелся перед деревом. — Мы устроим в лесу приманку.
Дирборн поднял голову.
— Соберем побольше людей в одном месте, — Джеймс сам не заметил, как начал мерить полянку шагами. — Студентов. У нас есть на примете те, кто не откажется и не испугается прогуляться по лесу в полнолуние. Сделаем вид, что это просто компания охуевших от безнаказанности выпускников отмечает победу Гриффиндора в матче по квиддичу. Мы будем шуметь, сделаем костер повыше, волки нас услышат, учуют наш запах и попрут, как пираньи. Расставим ловушки, сделаем ямы с крышкой, ну знаешь, которые проворачиваются, как барабан. Твои люди спрячутся на деревьях. А мы, в случае чего, будем перемещаться табуном, всех они не одолеют, плюс у нас будет свой оборотень в охране. Оборотни сбегутся все в одном место и — бам! — Джеймс схватил воздух в кулак. — Окажутся в западне. Ну, что скажешь?
Повисла небольшая пауза.
— Скажу, что твой план — дерьмо собачье, — сказал Дирборн, невнятным из-за сигареты голосом, ни на минуту не отвлекаясь от своего дела.
— Почему?! — возмутился Джеймс.
— Почему? — Дирборн бросил нож в сумку и раздался громкий звон. — Да потому что совсем недавно у меня на руках погибла одна семнадцатилетняя студентка. И у меня нет никакого желания впускать в лес целое стадо детей, чтобы использовать их, как мясо. Я могу устроить точно такую же приманку, используя своих людей. Мы так уже делали и раньше. Привязывали кого-нибудь к дереву, и ждали.
— Только разница в том, что твоих людей слишком мало для того, чтобы провернуть такое дело. И они ценятся выше. Ты сам говорил, хороших анимагов и подготовленных охотников осталось не так уж и много.
— А у Сивого пунктик насчет детей, — добавил Ремус. — Он предпочитает кусать именно их, они пахнут вкуснее, чем взрослые, и…
Все уставились на него.
— Это он так сказал, — уточнил Ремус.
— То есть, по-вашему, я должен рискнуть жизнями еще пары-тройки детей, чтобы посадить в клетку предыдущих детей, уже покусанных? — Дирборн указал на Ремуса серебряным кинжалом, и тот невольно сглотнул. — Вы хоть понимаете, насколько это — бредовая и опасная идея?
— А ты понимаешь, что это не дети, Дирборн? — Сириус встал и одарил охотника одним из тех взглядов, которые делали его старше лет на десять. — Все, кого мы хотим позвать — совершеннолетние волшебники, которые целый год учились сражаться с оборотнями. Спроси у Грей! Она их здорово вышколила. К тому же, эти «дети» побывали в таком аду, которого, может, некоторые из твоих парней и не видели. Тебя-то поди в Каледонском лесу не было? — он слегка подмигнул. — А там было жарко, Дирборн.
Охотник медленно поднял голову. Им даже показалось, что он передумал, и сейчас согласится.
— Я уже сказал. Я не стану рисковать жизнями детей, какими бы храбрыми они себя не считали, — медленно произнес он. — Защитить их — вот наш приоритет. Не перебить всех до единого волков, а убедиться, что в лес не попадут дети, и что за ними не будут охотиться… оборотни, или любые другие твари, — он снова принялся точить нож. — А в эту ночь мы углубимся в лес и попробуем изловить, наконец, этого падальщика, эту лысую тварь. Он ранен и затравлен, где бы он ни прятался, а шум и крики людей его только отпугнут. Так что ваша идея…
— Так в этом и дело, в лесу вы не... — встрял Питер, которому ну очень хотелось, чтобы охотник поговорил и с ним. И тут же получил тычок в бок от Ремуса. Тайная часть их плана заключалась в том, что операция «Костер» привлечет внимание не только оборотней, но и охотников. Пока друзья будут изображать добычу, а охотники — охранять их, Мародеры под шумок свалят в замок и проследят за Джекиллом еще до полнолуния.
Но, сказанного не воротишь. Дирборна этот выпад Питера слегка удивил. Он прищурился, вглядываясь в лица мародеров, а потом медленно произнес:
— Сдается мне, вы чего-то недоговариваете, — он поднялся на ноги. — Самое время поделиться информацией, — он сделал радушный жест, распахнув ладони.
— Мы информацией не делимся, — Джеймс откинул голову.
— Почему?
— Протухнет, — сказал Сириус, сверкнув глазами. — Знаешь, хорошую информацию лучше держать в холодке.
Дирборн постоял секунду, а потом пожал плечами.
— Ну, на нет и суда нет. Кто знает, может эта информация повлияла бы на мое решение, и я согласился на вашу безумную затею, — он пошел к кострам.
— Знаешь, Дирборн, мы ведь тоже так можем! — крикнул Джеймс ему вслед. Охотник остановился и обернулся к ним с вежливой улыбкой. — Я, например, могу случайно трепануть, что ты завербовал для охоты школьников! За такое и в Азкабан можно! Это повлияет на твое решение?
— Школьников— анимагов? — уточнил Дирборн, возвращаясь.
— Будем сидеть в соседних камерах? — Джеймс скрестил на груди руки. — Ты играешь в покер?
— И не забывай, ты торчишь на за то полнолуние, Дирборн. Ты попросил нас рискнуть, и мы это сделали, рискнули собственными шкурами. И не просили тебя делиться информацией, просто сделали дело и все.
— Вы рискнули бы собственными шкурами и без меня, я просто направил вашу энергию в нужное русло, только и всего, — ответил тот, спокойно глядя в хищно горящие глаза мальчишек. — Я видел, на что вы способны, потому и попросил помочь. Главной причиной было то, что вы все — анимаги, и это — ваша страховка. Не владеющих ею школьников я бы не позвал никогда и ни за что, будь у них яйца размером с квоффл. Но если вы так упираетесь, значит действительно узнали что-то стоящее, — Дирборн прищурился. — А может быть мне потребовать у вас эту информацию? Я, конечно, не преподаватель, но возможностей у меня не меньше. Так что выкладывайте.
Мародеры переглянулись.
— А хуй тебе не выложить? — грубо спросил Джеймс. — Мы притащили тебе свой план, доверились тебе, как своему, а ты решил покорчить из себя преподавателя? — он выплюнул это слово так, словно оно было ругательным.
Дирборн усмехнулся и покачал головой.
— Дохлый номер, Сохатый, пошли, — Сириус рванул упершегося Джеймса за локоть, но тот не развернулся, прожигая охотника взглядом. — Я же говорил, не сработает. Без него справимся, — с досадой бросил Сириус, с презрением глядя на Дирборна.
Они отвернулись, по очереди кинув на Дирборна по лопате дерьма, в виде уничижительных взглядов и пошли к деревьям. Дирборн, все еще улыбаясь и глядя куда-то вниз, провел рукой по подбородку и вскинул голову, подозрительно щуря светлые глаза:
— Вы откопали что-то на профессора Джекилла?
Мародеры замедлили шаг, остановились и обернулись.
— Могу я узнать, что? — голос и взгляд Дирборна стали всего на пару градусов холоднее, но пыл Мародеров тут же потух. Правда, на их коварных лицах расписалось такое искреннее и неподдельное удивление, что Слизнорт, главный распорядитель всех школьных постановок, пустил бы слезу умиления и захлопал, крича «Браво!».
— О Джекилле? — Джеймс вопросительно дернул плечом. — А что с ним?
Дирборн хмыкнул, пристально глядя на Поттера. Оба понимали, что если бы это была дуэль, то можно было бы смело сказать: Джеймс только что выхватил у него его же палочку.
— Мы давно знакомы, — взвешенно проговорил Дирборн, не давая никому из Мародеров отвести взгляд. — Джекилл часто работал с нами, и здесь, и в экспедициях. Он, конечно, гений, светлая голова и все такое, но последние пару лет с ним начало твориться что-то странное, — Дирборн помахал рукой у виска. — Кто-то даже высказывал мысли, что у него началось раздвоение личности. А здесь, в замке, он вдруг повадился исчезать куда-то прямо во время полнолуний, да и выглядит хреново последние месяцы. Мы, конечно, пытаемся гнать от себя подозрения, в конце концов, одна команда, столько лет друг друга знаем, но все это пахнет дерьмово, а, учитывая, что происходит в этой чертовой школе… — Дирборн крутанул один из ножей в руке. — Я приглядываю за ним, он это понял и теперь мне ничего не узнать. Но если вам это удалось, — он указал на них кинжалом, поводя им из стороны в сторону. — Может быть вы мне скажете?
— Я скажу… — уголки джеймсова рта дрогнули. — Что ты совсем спятил, Дирборн. Джекилл — оборотень? Да он самый милый человек в этом замке, — Джеймс развел руки в стороны, так, как это делала Лили, только у него получилось еще и очень насмешливо. Сириус не выдержал — заржал, остальные подхватили, как музыканты в квартете подхватывают любой мотив, и сейчас они изо всех сил пытались сделать его насмешливым.
— Тебе надо чаще выходить из лес, старик, вот что, — со смехом выдавил Джеймс, прежде чем они свалили. Дирборн провожал их очень недоверчивым взглядом, так что Мародеры корчились от смеха аж до самых холмов, и только когда убедились, что тут их никто не подслушает, перестали ржать.
— Дерьмо, — прошептал Джеймс, взлохматив волосы.
— А ведь не хотели его подставлять! — Сириус выглядел очень злым, настолько, что, кажется, даже забыл про ссору с Лунатиком. — И не подставили, а, получается, просто взяли и повесили ему на спину гребаную мишень, — он в сердцах размахнулся и пнул очередной камень. Камень оказался гномом, вылетел из земли с громким чпоканьем и отправился в долгий полет над холмом.
— А может он это заслужил? — Ремус прищурился, стараясь не смотреть друзьям в глаза. — Что если он действительно виноват во всех этих нападениях и смертях?
— Он не вытаскивал студенток в лес, это делали слизеринцы! — прорычал Сириус и вспомнил про ссору. — Мальсибер и Нотт вытащили Марлин и остальных!
— То есть, тех, кого он хотел?
— Эта твоя теория держится на соплях!
— А еще вчера ты был согласен с тем, что таких совпадений не бывает!
— Ты сам сказал, что он нихера не помнит, что с ним происходило, и ты тоже ни черта не помнил, когда приходил в себя в крыле шесть лет подряд!
Ремус открыл рот.
— Заткнитесь уже! — рубанул Джеймс, снимаясь с места. — Заебали сраться, еще палочки достаньте. Пошли в замок, я жрать хочу, — он потер живот. — А по пути подумаем, как сбить Дирборна со следа. Может скажем ему, что это Хвост — лесная «горилла»? — Джеймс на ходу бухнул руку Питеру на плечи. — А что, Хвост? Так и поступим. Будешь героем.
— Ага, оборжаться, — фыркнул Питер, снимая с себя его руку.
Все засмеялись, спустились с холма к замку, и с каждым шагом их голоса становились все тише и тише, тая в тумане весенних сумерек.

Но, какие бы планы не пришли в их головы в тот вечер и ночь, на следующий день все рухнуло.
Погоде было во всех смыслах наплевать на то, что в это утро должен был состояться судьбоносный для школы матч по квиддичу. Джеймс вскакивал ночью несколько раз, чтобы проверить, закончился ли дождь, но стена воды за окном не становилась меньше. Когда он в третий раз вскочил, разбудив Лили, она рассердилась и ушла спать к себе, зачем-то утащив с собой одеяло.
На утро всем начало казаться, что вскоре Хогвартс снимется с якоря и попылвет в путешествие по горным долинам, такой бушевал ливень. Но, несмотря на это, настроение у факультетов-соперников было удивительно веселое и боевое, голоса звенели громче вилок, отовсюду раздавался смех и гнусавые голоса гуделок. Когда в зале появлялся член команды, гриффиндорцы, все в красном и золотом, принимались рычать и стучать кубками с тыквенным соком об стол. Изредка к ним присоединялись другие факультеты. Слизеринцы принимались шипеть и махать в воздухе погремушками, изображавшими звуки гремучей змеи. Из-за всего этого в зале поднимался жуткий гвалт, и Макгонагалл несколько раз призывала всех к спокойствию, но это мало помогало. И ей, Слизнорту пришлось чуть ли не каждые пять минут вскакивать из-за стола, чтобы разнять не в меру горячих болельщиков в красном и зеленом.
Правда, один раз пришлось, как ни странно, разнимать одетых в зеленое — Регулус Блэк ни с того, ни с сего напал на Генри Мальсибера, когда тот, в сопровождении остальных членов команды встал из-за стола. Сначала они просто о чем-то переговаривались, а затем тихоня-Регулус вдруг обеими руками пихнул Мальсибера в грудь, и их одноклассники тут же вскочили из-за стола. Когда к ним подкатился перепуганный Слизнорт, эти двое почти дрались. Напоследок все услышали, как Регулус хрипло выкрикнул: «Если ты тронешь её, я тебя убью, ты слышал?!», а потом Слизнорт разнял их и велел отправляться на поле.
— Малфой сегодня не играет, — заметил Крессвелл, провожая слизеринцев хищным взглядом.
— Жалко, я еще с прошлой игры мечтал ей засадить, — плотоядно заметил Бенджи, а потом испуганно глянул на Сириуса. — Я имел в виду бладжером. Ну, сбить с метлы. А что? Она нам три банки закатала!
— Хочешь, я тебе засажу? — ровным голосом спросил Сириус, поигрывая вилкой. — Могу бладжером, могу битой. Месяц на метлу не сядешь, а то и дольше.
Ремус бросил на него взгляд и покачал головой, высоко подняв брови.
— Кстати, её что-то не видать, — заметил Питер, вытягивая шею и пытаясь разглядеть Роксану в праздничной зеленой толпе, а потом толкнул Сириуса локтем. — Куда она делась?
— У Мальсибера спроси, — прошипел Сириус и зубами отхватил от бекона кусок.
Под крики, рычание, смех, гром хлопушек и трещалок команда Гриффиндора ушла на поле следом за Слизерином. Когда они вышли из зала, Ремус намеренно отстал, подождал, пока все уйдут, и побежал к лестницам. Валери уже который день не появлялась на завтраке, а днем он её почти не видел, ведь уроки закончились, наступило предэкзаменное затишье, и все семикурсники часами просиживали над учебниками.
Да, они решили временно расстаться. И выносить разлуку было тяжело, но Ремус дал себе слово и, сжав зубы, терпел. Сейчас же ему хотелось убедиться, что она в порядке, просто убедиться и все. Не то, чтобы он на что-то надеялся. Но сама мысль о встрече заставляла кровь быстрее бежать в его жилах.
Ремус прыжком миновал несколько ступенек, взбежал на следующую лестницу, влетел в коридор, ведущий к её кабинету, и замер, как вкопанный, увидев там доктора Джекилла. Тот, услышав шум, обернулся, держась за бок. Ремус замер, ошарашенный произошедшей с доктором переменой. Бледный, с воспаленными глазами и капельками пота на лбу, он казался… безумным, как оголодавший вампир. Увидев Ремуса, он улыбнулся и попытался выпрямиться.
— А Ремус, — кажется Джекилл занервничал. — Ты что здесь делаешь? Не торопишься на игру?
Ремус сделал несколько шагов ему навстречу. Слова Лили всплыли у него в памяти, и сейчас, глядя в глаза доктору Джекиллу, он никак не мог прогнать ощущение, что видел эти же глаза на лице лесного монстра. Или ему так казалось?
— Тороплюсь, меня ждут друзья, — осторожно сказал Ремус. — Я хотел… мне нужно было… — его взгляд упал вниз и Ремус замер. — Профессор, у вас… у вас кровь.
Джекилл увидел, что Ремус смотрит на его рубашку и поспешно закрыл мантией выступившие на белой ткани пятна.
— Всё в порядке… все хорошо, — сказал он, когда Ремус шагнул к нему. — Небольшая рабочая травма.
— Рабочая травма? — машинально повторил Ремус, чуть-чуть прищурившись.
— Да, это небольшое происшествие с животными на днях… гриффиндорская львица полоснула, когда я пытался отогнать её от первокурсников-слизеринцев, — он отчаянно пытался улыбнуться. — Нет причин для беспокойства.
— Удивительная история, правда? — Джекилл запахнул мантию, и вдруг уставился прямо на Ремуса. — Я имею в виду этих животных.
У Люпина засосало под ложечкой от его взгляда.
— Что за магия могла сделать такое?
— Я… не знаю, сэр, — сказал Ремус, которому становилось все больше не по себе. Зря он сразу не пошел на стадион.
— Да-а, иногда она нам неподвластна, — Джекилл наконец-то отвел взгляд и уставился куда-то в пустоту, сделавшись еще безумнее. — Нам кажется, что мы ею управляем, ведь мы — волшебники, мы можем все. А потом и оглянуться не успеешь, как магия управляет тобой, — Джекилл вдруг переменился в лице, издал странный булькающий звук и наклонился вперед, схватившись за бок.
— Профессор, — если уж говорить начистоту, то Ремус здорово перепугался. Лицо Джекилла посерело, затем порозовело, на лбу выступил крупный пот. Огромным усилием он перевел взгляд на Ремуса, его губы шевельнулись, Ремус едва различил сказанное им: «Беги!», а затем профессор по защите от Темных сил ничком повалился на пол.
Точнее, повалился бы, если бы Ремус не сорвался с места и не подхватил его под руку, взвалив на собственное плечо.

Он сам до конца не понимал, какие мотивы им движут, когда тащил профессора к кабинету Валери. Они выяснили его секрет, он сам первый отстаивал его виновность и необходимость сдать его мракоборцам еще до полнолуния, не ожидая прямых доказательств, ненавидел его за то, что он занимал так много места в сердце женщины, которую сам Ремус любил больше собственной жизни. И что же? Сейчас он сам, лично волочил его к Валери, и не испытывал ничего, кроме чувства сострадания. Ведь кому как не ему знать о том, что это такое, когда приходится делить свое тело с отвратительным монстром. И ничего с этим не сделать…
Надо отдать Джекиллу должное, он все пытался идти самостоятельно, но так или иначе хватался за Ремуса, хотя, едва ли понимал, кто именно его ведет. Он словно впал в беспамятство, профессора била крупная дрожь, он задыхался, издавая жуткие хрипы. обильно потел и каждую секунду норовил потерять сознание.
Путь до кабинета показался Ремусу вечностью — что было бы, если бы их кто-нибудь увидел! Счастье, что в это время все спешили из замка — на стадион, где вот-вот должна была начаться игра.
Остановившись у заветной двери, Ремус поудобнее перехватил профессора, и что было мочи забарабанил по двери кулаком. Мозг его лихорадочно работал. Что если Валери тоже ушла смотреть игру? Или в лес, охотиться? Или её просто не было в кабинете? Что тогда? Не тащить же его в крыло, к мадам Помфри?
Впрочем, решать ему не пришлось. После второй попытки достучаться, в кабинете раздалась возня, затем — звук шагов, от которого желудок Ремуса сделал кульбит, а затем замок щелкнул и дверь открылась.
Шок и смятение Валери длились всего секунду. А затем она бросилась к ним и помогла изнемогающему от тяжести Ремусу втащить почти бесчувственного Джекилла в кабинет. Вопреки ожиданиям Ремуса, она была вполне здорова, разве что чуточку бледна, и одета была не по-домашнему, а так, словно вот-вот должна была отправиться на урок.
— Что произошло? — спросила, пока они волокли его в соседнюю комнату.
— Я не знаю. Мы говорили, а потом он чуть не потерял сознание, — отдуваясь, ответил Ремус. — Хорошо, что никто не видел.
Вместе они уложили его на постель, и Валери принялась быстрыми движениями расстегивать на Джекилле мантию. Её пальцы мгновенно испачкались в крови.
— Подай мне аптечку, скорее, — приказала она, а потом резким движением разорвала на Джекилле рубашку, обнажив поистине отвратительную картину.
Ремус огляделся, увидел стоящую на столе сумку, и бросился к ней. Валери уже разматывала бинт. Ремус хотел напомнить ей про палочку, но вспомнил, что Валери плохо владеет волшебством, и предпочитает все делать вручную. Пару секунд он колебался, мучимый старыми демонами, а затем опустился рядом с ней на колени, достал свою палочку и стал помогать. Вдвоем им удалось очень быстро отлепить от раны грязный бинт, промыть её и заново забинтовать. Джекилл задыхался и хватал ртом воздух, напомнив Ремусу вдруг те бесконечно-жуткие минуты на полянке Каледонского леса, когда Лили боролась за жизнь Джеймса.
Они с Валери почти не разговаривали, если не считать просьб передать воду, или смоченный в бадьяне тампон. Все их внимание сосредоточилось на истекающем кровью Джекилле. Правда, Ремус в какой-то момент все же поднял взгляд на лицо Валери, и его желудок снова перевернулся, такой она показалась ему красивой в этот момент: её чистая как мел кожа, пара вьющихся прядок, выпавших из прически, как всегда, влажно блестящие глаза. Он так засмотрелся, что дольше необходимого продержал бадьян на открытой ране — Джекилл вскинулся, вскрикнув, но им удалось его успокоить и уложить обратно. В сознание он не вернулся, но зато его вдруг начала бить очень крупная дрожь.
— Скорее, — бросила Валери, и принялась быстрее заматывать рану. — Держи его руки, крепче!
Дрожь не унималась, его голова откинулась, веки приоткрылись и сверкнули белки закатившихся глаз.
— Что с ним происходит? — Ремусу стало тяжело его удерживать.
Валери покончила с бинтом, вскочила и бросилась к столу.
— Он плохо переносит боль, — она бегом вернулась к постели, держа в руке уже знакомую Ремусу бутылочку с молочной жидкостью. Джекилл вскинулся, выбил зелье из её руки и оно разбилось.
— Быстрее, Ремус! — крикнула она, с трудом удерживая доктора.
Ремус бросился к аптечке, принялся рыться в бутылочках, кое-что показалось ему смутно знакомым, он увидел нужную склянку, схватил её и бросился к постели, на которой Джекилл уже начал менять форму. Его кожа стала розовой, цвета сырого мяса, вены на руках и шее разбухали, он становился больше...
Валери обхватила его голову и почти силой влила в него зелье.
Джекилл сглотнул, и его дрожь тут же стихла, а тело расслабилось. Изменения сошли на нет. Ремус убрал руки. Убедившись, что доктор выпил все до капли, Валери осторожно опустила его голову на подушку. — Любое сильное впечатление для него опасно, — тихо добавила она и провела ладонью по его груди. — Слава богу, мы успели вовремя.
Ремус сглотнул. Нежность, с которой Валери говорила эти слова и касалась Джекилла, ранила его хуже серебряного ножа. Похоже, она это почувствовала, потому что сразу убрала руку и подняла на Ремуса глаза.
— Пойдем, — тихо сказала она, пронзительно глядя на него, и первой вышла из комнаты.
Ремус последовал за ней, и едва они вышли в кабинет, Валери обернулась и жарко его поцеловала, обхватив рукой за плечи. Ремус растерялся, но всего на секунду, а потом порывисто обхватил её в ответ, запутавшись руками в волосах.
— Спасибо тебе, — выдохнула она, когда они расцепились, чтобы глотнуть воздуха. Её ладонь скользнула по его колючей щеке, воспаленным губам и подбородку, остановилась на груди. Валери, слегка задыхаясь, еще раз приоткрыла рот, но как будто не решилась и просто тронула мягкими губами его подбородок. — А теперь иди. Всё будет хорошо.
Ремус сглотнул, помедлил немного, надеясь, что она еще что-то скажет, а потом послушно отступил назад и отвернулся к двери.
Вернулся.
— Валери, я все знаю, — выпалил он, глядя ей в затылок.
Наверное, все дело было в этой комнате. Ремус привык быть здесь откровенным до конца и ничего от неё не скрывать.
Валери обернулась. Её брови сдвинулись, в глазах зажегся нехороший огонек.
— Знаешь? Что ты знаешь?
— Я знаю, кто он на самом деле, — прошептал Ремус. Валери сузила глаза и слегка повернула голову, — Профессор Джекилл. Я знаю, в кого он может превратиться. Дирборн наверняка рассказал тебе, как мой друг ранил этого… это… существо в лесу! — он указал на прикрытую дверь в спальню. — И то зелье, которое ты сейчас дала Джекиллу, помогает его подавить, я ведь прав?
— Да, прав, — отозвалась Валери, все так же глядя на него.
— Валери, это опасно! — прошептал Ремус, сжав её за плечи.
— Ну конечно нет. Генри действительно серьезно болен. Он не владеет собой и не знает, что творит это существо, когда вырывается на волю, — Валери сжала его руки. — Но я — знаю, потому что охраняю его во время превращений с тех пор, как это произошло впервые, много лет назад. И если бы мне грозила опасность, она бы настигла меня давным-давно.
Ремуса это не убедило, но все его доводы насчет причастности Джекилла к школьным ужасам после этих слов застряли на полпути.
— У тебя нет причин волноваться, — Валери поцеловала шрам у него на руке, и подняла на Ремуса лучистые, полные нежности глаза. — Иди. Твои друзья тебя заждались, а в школе полно мракоборцев, и, если тебя застанут здесь, у нас возникнут проблемы, — она провела ладонью по его щеке.
— Это важнее, — Ремус тяжело сглотнул, пытаясь оторвать взгляд от её губ.
— Все будет в порядке. Мы успели вовремя. Если бы не ты, случилось бы ужасное… — Валери перестала улыбаться, её голос дрогнул. — Прошу тебя, уходи. Ужасное еще может случиться, если сюда кто-нибудь войдет. Уйди, пока никто не пришел.
Ремус напоследок обхватил её за шею и еще раз поцеловал, отступая к порогу, а потом резко отстранился и выскочил за дверь.
Не успел он отдышаться и отойти от двери, как в коридоре действительно появились мракоборцы. Один из них окинул Ремуса подозрительным взглядом, но тот сделал вид, что ищет что-то в сумке, и они прошли мимо, а Ремус прислонился спиной к стене и со вздохом откинул на неё голову.

Из-за непогоды на улице было темно, как вечером, и на стадионе зажгли фонари. По округе во все стороны бежали потоки мутной воды, свирепые раскаты грома заглушали голоса комментаторов, крики болельщиков, гром их трещалок и петард, даже звуки гонга, фонари раскачивались на ветру, разливая свой свет, над стадионом то и дело проскакивали зарницы.
Чтобы защититься от ливня, все трибуны обрядились в дождевые мантии в цветах факультетов, даже черно— золотая учительская сидела вся в дождевиках. Игра была грязная и грубая, причем во всех смыслах. Даже водоотталкивающие чары не работали, игроки вымокли насквозь, перепачкались, соскальзывали с метел и щурились, пытаясь разглядеть что-то в защитных очках. Несколько раз игроки сталкивались в воздухе и шлепались в раскисшие лужи, а когда возвращались в воздух и проносились над трибунами, раздавались недовольные вздохи и ругань, так как болельщиков окатывало грязью. И, так как ни в одной из команд больше не осталось девочек, месиво развязалось нешуточное, и уже было несколько пенальти. Многострадальный свисток мадам Трюк чуть не взорвался ко всем чертям, когда Сириус с хрустом врезался в Мальсибера, и тот свалился с метлы. А потом в качестве мести грубо сграбастал Бенджи за мантию и попросту сдернул с метлы, благо, на небольшой высоте, но это все равно не помешало Фенвику выбить плечо.
Дамблдор был страшно недоволен всей этой неразберихой, и прямо-таки источал недовольство. Игру переносили уже несколько раз, и все из-за сезона дождей, но дальше откладывать было некуда, экзамены были уже вот-вот, да и гостей надо было чем-то развлечь. Правда, развлечением это было трудно назвать. Коротышка-француз жался к директорскому креслу, прижимал белые ручки к ушам всякий раз, когда кто-нибудь из Пруэттов бил в гонг несколькими рядами ниже, и вскрикивал, когда над стадионом раскалывался очередной раскат грома. Гости из Германии старались держаться с достоинством и недовольства не показывали, хотя их пару раз окатило грязью, зато дурмстрангцы в открытую радовались жизни и жадно следили за игрой, переговариваясь на родном языке. У некоторых были зеленые розетки на мантии. Похоже, они привыкли к такой погоде у себя на острове.
— Бродяга, твою мать, что это сейчас было?! — заорал Джеймс, лихо разворачивая метлу на несколько футов выше Сириуса. — Какого хера ты отдал квоффл?!
Сириус в сердцах сплюнул. Мяч был мокрый, и удержать его было трудно, у многих он просто выскальзывал в полете. Сириус прижался к древку и полетел наперерез Уоррингтону, летевшему к их кольцам, Джонсон зашел с другой стороны, они принялись толкаться. Мимо просвистел Дингл с битой наперевес.
Джеймс пригнулся, когда над ним просвистел квоффл, и помчался на поиски снитча, краем глаза заметив, как Регулус повис у него на хвосте. Счет плавал, вперед никто не вырывался, в башни стадиона уже пару раз била молния, нарушая все защитные колпаки Флитвика. Очередной шальной бладжер пожалел Джеймса, но сбил с метлы беднягу-Фенвика — Джеймс поймал его буквально за шкирку, пролетая мимо. Вокруг творилось какое-то дерьмо, игроков сносило не только бладжерами, но и ветром, и у Джеймса уже мелькнула крамольная мысль, а не послать ли все это к черту, как вдруг на трибунах Гриффиндора раздались громкие хлопки, и её залило красно— золотым дымом. В этом дыме Джеймс увидел подпрыгивающую Лили в дождевике — она смеялась и махала ему, а рядом Лунатик и Хвост взрывали новые и новые петарды.
Джеймс почувствовал прилив сил и рванул вверх.
— Ну-ка соберитесь, черт бы вас подрал! — проорал он, пролетая над головами загонщиком. — Подберите ваши сопли, я вот-вот поскользнусь! — он поставил метлу на «задние ноги», пропуская мимо бладжер. Облетел поле еще раз, жадно следя за игрой. — Уолперт, пас Джонсону! Дингл, прикрой его!
Дингл с треском вмазал битой по бладжеру и тот сбил с метлы слизеринского охотника, блокирующего Джонсона. Квоффл перешел к нему, а через несколько минут влетел в кольца, несмотря на старания загонщиков.
— ДА! — Джеймс рубанул кулаком по воздуху и вдруг замер. Он увидел, как Регулус Блэк на всех парусах несется к верхушке одной из трибун. В этот же миг полыхнула молния, и ослепила Джеймса золотой вспышкой — снитч зацепился крылом за порванный флаг Гриффиндора и дергал его во все стороны. Должно быть, Регулус заметил, что флаг реет против ветра.
Потеряв голову, Джеймс устремился за ним, отчаянно лавируя среди игроков, несущихся ему навстречу.
— Давай-давай-давай! — рычал Джеймс сквозь зубы, отплевываясь от дождевой воды.
Сириус оглянулся, очевидно, почуяв что-то неладное.
Вот Джеймс видит блеск воды в прутьях его метлы. Ботинок. Регулус оглянулся и подналег на метлу. Джеймс изменил стратегию и резко направил метлу вверх. Двадцать футов? Тридцать?
— ДЖОНСОН! — заорал Сириус, пулей устремляясь следом за Джеймсом. — Уолперт! Фенвик, за мной! ДИНГЛ!
Регулус уже вытянул руку, Джеймс слышал, как он ругается сквозь стиснутые зубы, но теперь преимущество было на его стороне. Любой нормальный человек на такое бы не пошел, но когда Джеймс видел отблески золотого мячика, его разум отключался, и просыпались совсем другие инстинкты. Он поджал ноги, кое-как уперся ими в скользкое древко (чуть не упал), оттолкнулся и… прыгнул.
Стадион ахнул, когда на фоне синеватой вспышки молнии в воздухе мелькнула фигура в красном. Джеймс в полете сорвал флаг вместе с запутавшимся в нем мячиком и полетел на землю. Раздался девчоночий визг, Макгонагалл зажала руками рот, Дамблдор вскочил со своего места, чуть не опрокинув председателя французской комиссии на землю. Но в этот момент вся команда уже неслась к Джеймсу со всех концов поля, даже Крессвелл бросил свои ворота. Словно в замедленном движении шесть рук схватили падающего камнем капитана, образовалась жуткая свалка, но каким-то чудом им все же удалось удержать равновесие. А затем, из этого жаркого объятия вверх вырвалась рука Джеймса Поттера с зажатым в ней снитчем.
Трибуны взорвались аплодисментами, красно-золотой дым залил весь стадион, грохот петард и звук труб перекрыл даже гром.
На землю, а точнее в грязь команда приземлилась, чуть ли не рыдая от счастья. Потом все смешалось в какой-то мутный разноцветный клубок, в котором преобладал красный и золотой, команда обнималась с болельщиками, Джеймс Поттер прилюдно и жарко целовался со своей девушкой, обхватив её руками и подняв над головой, кто-то опутывал их сорванным со шипля флагом, всех осыпали конфети и серпантином, взрывались хлопушки, Дамблдор вручил Кубок Джеймсу и тот поцеловал его сверкающий бок не менее жарко, чем до этого целовал губы Лили Эванс.
Все ликовали, даже солнце, прорезавшееся вдруг сквозь пелену туч. Его лучи залили стадион червонным золотом, словно знаменуя победу Гриффиндора.
А потом стало темно и холодно.
Из замка прямо на трибуну преподавателей прибежал взмыленный мракоборец и сообщил, что кабинет Валери Грей разгромлен, мебель сломана, окна выбиты, и даже обои сорваны со стен, на полу — следы крови, а сама профессор бесследно исчезла.
***

Шум и крики в гостиной не прекращались до позднего вечера. Слизеринцы всю неделю готовились отмечать победу, с размахом и шиком. А теперь с таким же размахом и шиком отмечали поражение.
Роксана слушала их голоса и звон бутылок, сидя в своей комнате, в углу кровати, обняв руками колени. Свет она не зажигала, из одежды на ней была только футболка и трусы. Несколько часов она сидела в темноте и слушала всплески мужских голосов, среди которых очень явственно различала голоса своего жениха, и его компании…
Ближе к полуночи, когда эти голоса стихли, она сползла с кровати (двигаться было все еще больно), ступила на холодный пол и прямо так, в футболке и трусах пошла в гостиную…
Все уже разошлись по спальням, но оставили после себя настоящий аристократический бедлам. Повсюду валялись мантии, галстуки, дымились окурки дорогих сигарет и блестели бока недопитых бутылок. Кое-где на полу валялось стекло…

Огневиски в её стакане отливало медом, когда на него падал свет камина. Роксана сидела на диване в пустынной гостиной, и неторопливо проворачивала стакан то в одну сторону, то другую, рассматривая, как блики играют в его гранях. А потом медленно подняла руки и вылила в стакан содержимое крошечной бутылочки с маслянисто-золотой, похожей на духи, жидкостью.
Мальсибер оставил её в своей комнате в ту ночь, а сам отправился ночевать к друзьям. У Роксаны не было сил двигаться, она просто лежала на животе и смотрела в стену. Кажется, поскуливала. Её подушка была мокрой — вот, что она запомнила. Сначала в комнате было тихо, а потом откуда-то появился Снейп. Роксана была благодарна этому человеку. Он не стал ахать и охать, просто заставил её подняться, влил в неё какую-то дрянь, которая обожгла Роксане все нутро, а потом закутал в мантию и увел в комнату. Роксану от выпитого пробрало, и она отключилась.
На следующий день она не вышла из комнаты. Не разговаривала. Мальсибер заглядывал к ней, но не трогал. Наверное, боялся, что у неё крыша поехала, потому что Роксана все время сидела, забившись в самый дальний угол своей кровати, и ни на кого не смотрела. Когда же он попытался вытащить её оттуда, у неё началась такая истерика, что чуть не сбежался весь Слизерин.
В конце концов он махнул на неё рукой, позвал Снейпа и велел ему за ней приглядывать, чтобы она случайно не окочурилась.
Снейп и сообщил ей последние новости.
Мальсибер передал Темному Лорду письма, в которых говорилось, что Малфои когда-то выступали в поддержку промагловских законов. Роксана была уверена, что он отдал их Абраксасу во время её помолвки! Она своими глазами видела, как отец их уничтожил. Мальсибер обманул их!
И теперь все семейство Малфоев бежало из страны.
Роксана осталась одна.
Еще в начале месяца Мальсибер распорядился повесить в её комнате слизеринский стяг. Роксана расшатала заклинанием один из камней в стене, и спрятала в нишу крошечную скляночку с ядом. Склянка был её талисманом, залогом того, что, если Мальсибер перейдет черту, Роксана найдет на него управу. В чем именно эта черта заключалась, она тогда еще не знала. Теперь он её перешел, но Роксана поняла, что травить его уже нет никакого смысла.
Это последнее предательство семьи сломало в ней последнюю опору.
Они бросили её.
Бросили.
Помощи больше неоткуда ждать. Они использовали её, чтобы потянуть время, а потом оставили её на растерзание этим тварям, другого объяснения она не видела! Внутренний голос шептал что-то о том, что, она-то как раз в безопасности здесь, но ведь Малфои не знали, что происходит под крышей замка! А теперь, когда Мальсибер сделал первый ход, последует и второй — убийство министра, как предсказывал Люциус. Затем Мальсибер-старший станет министром магии, Малфоев выкосят темной ночью, а Роксана станет пожизненной заложницей его сына-психопата.
Этот кошмар повторится.
Нет, не так.
Вся её жизнь станет кошмаром. Теперь он будет отравлять её существование медленно, не спеша, в течение многих лет, без какой-либо надежды на спасение. Будет избивать её, насиловать, отдавать на потеху своим друзьям-Пожирателям, снова и снова, пока от неё не останется ничего, или пока она ему не надоест. Что он сделает тогда? Убьет её? Вероятнее всего. Или упрячет в Азкабан под каким-нибудь надуманным предлогом.
А раз конец один, то лучше уж пусть он будет быстрым и случится сейчас, а не через много лет, когда остатки достоинства покинут её навсегда.
Право распоряжаться собственной жизнью — единственное, что Мальсибер у неё не отнял. И не отнимет.
Этот кошмар больше не повторится. Никогда.
Она сама решит, когда прекратить этот фарс. Сама решит, когда ей уйти, и как. И пошатнет напоследок репутацию Мальсиберов. План Люциуса свершится. Только на этот раз в нем не будет никакого притворства.
Роксана поднесла стакан к губам, когда Мальсибер показался на выходе из гостиных — взъерошенный, потный, в расстегнутой школьной рубашке и брюках. Роксана даже не повернулась на шум, она и так знала, что это он, его приближение она чувствовала кожей, как будто была путником в джунглях, а он — гигантской анакондой.
Странно, именно сейчас, сжимая в руке собственную смерть, она не испытывала никакого страха. Скорее нетерпение, как перед долгожданной поездкой на поезде.
— Малфой? — Мальсибер подошел к дивану и походя вытащил пробку из бутылки огневиски, стоящей рядом на столике. Он слегка задыхался, вид у него был такой, будто он тягал гантели. А еще он был пьян.
— Надо же, я глазам своим не верю. Ты выбралась из своей норы! — Мальсибер салютовал ей бутылкой и сделал несколько глотков. — А ты более живучая, чем кажешься. Вы, Малфои, — он приподнял прядку её волос и перетер между пальцами. — Кажетесь такими… бесплотными, прямо как папиросная бумага, — он небрежно откинул её прядь на место и вздохнул. — Слыхала? Все твое…святое семейство сбежало, куда глаза глядят. Отец говорит, Темный Лорд был вне себя, когда прочитал те письма. Теперь ты совсем одна. Братец больше не подсунет тебе паршивое зелье, чтобы ты могла сбежать. У тебя не осталось семьи, кроме… нас, — он улыбнулся.
Пальцы Роксаны, сжимавшие граненый стакан, побелели от напряжения. Она крепко сжала губы. Этот ублюдок не увидит больше её слез. Не увидит. Не увидит!
— А, ты все еще не разговариваешь? — он присел на быльце, прижавшись бедром к её руке. Роксана смежила веки и сглотнула. — Ну тогда я буду считать это согласием, — он нежно провел тыльной стороной пальцев по её щеке и ссадине, оставленной его перстнем.
Ненависть и омерзение вспыхнули от этого ласкового прикосновения с новой силой. Роксана хотела было отпить из стакана и покончить с этим, но тут Мальсибер вдруг наклонил её голову набок, разглядывая оставленные кем-то из его друзей синяки у неё на шее.
— Кажется, мы перестарались в прошлый раз, — он поцокал языком. — Какое варварство — портить такую кожу, — вздохнул Мальсибер и встал со своего места, но перед этим привычным жестом отобрал у Роксаны стакан с огневиски. Он всегда так делал, когда видел, что она пьет, но сейчас ведь было совсем другое дело!
Роксана так растерялась, что даже не успела ничего предпринять — стакан просто оказался у него в руках. Она открыла было рот, чтобы сказать… и сомкнула его, настороженно следя за движениями Мальсибера.
— Я надеюсь, ты на меня не в обиде? — он обернулся и виски плеснулось у него в стакане. — Пойми, я делаю это только ради тебя. Чтобы ты научилась слушаться. Это очень важно для женщины — уметь слушаться. Без этого навыка в нашем мире женщины не выживают. Или попросту сходят с ума. И если я могу научить тебя этому только так, и никак иначе, значит, я и дальше буду делать то, что делал, — он слегка придержал её лицо за подбородок. Роксана послушно уставилась на него, но теперь, кроме ненависти в её глазах тлело подозрение. — Вовсе не за чем так злиться, птичка. Когда-нибудь ты скажешь мне спасибо за эту науку. И любимую дикую лошадь не грех забить до крови кнутом, если это научит её слушаться опытного наездника. А без этих навыков у неё одна дорога — на бойню, — он пьяно икнул.
Роксана тяжело сглотнула, и Мальсибер, наконец, выпустил её подбородок.
— Моя мать тоже не слушала моего отца. А он позволял ей делать все, что ей вздумается, потому что любил её. Намного больше, чем это может позволить себе приличный волшебник из благородной семьи.
Его голос прозвучал странно, но Роксана этого почти не заметила. Она внимательно следила за Мальсибером со стаканом в руке и сидела, не шелохнувшись.
— Тебя удивляет, что я так говорю о ней? — губы Мальсибера презрительно выгнулись, пальцы, сжимавшие стакан, сжались крепче и побелели. — Она заслуживает слов и похуже… — он выдержал паузу, прежде чем оглушить Роксану. — Магла.
Роксана вскинула на него взгляд.
— Тебя это удивляет, птичка? — безмятежно поинтересовался Мальсибер, снова пускаясь бродить перед ней. Походка у него была нетвердая, глаза пугающе поблескивали. Когда у него появлялось такое выражение, Роксана всегда цепенела от страха, потому что не знала, чего от него ждать. Он мог выкинуть что угодно, даже убить, если увлечется. — Или тебя удивляет, что я так с тобой откровенен? — он со стуком поставил стакан на столик и наклонился к ней. — Я почему-то уверен, что ты усвоила урок, и не станешь болтать, верно? — он прижал палец к её губам и засмеялся, а потом выпрямился и отошел подальше, чтобы Роксане было его хорошо видно.
— Да. Моя прелестная мать была маглой, — он издал смешной звук губами и раскинул руки. Роксана прерывисто вздохнула. — Вот так, Малфой. Паршивой грязнокровкой, — его губы заблестели от слюны. — Мой отец мог выбрать любую чистокровную ведьму! Любую! Но он влюбился в маглу, эту грязную потаскуху. А потом еще и женился на ней! — Мальсибер громко хохотнул. — Водил её на приемы и званные ужины, всюду показывал, так, словно она была дочерью самого Слизерина! Мой… мой отец готов был отказаться от службы у Темного Лорда ради неё! Ради красавицы с длинными белокурыми волосами, — Мальсибер провел рукой по волосам Роксаны. Она вздрогнула и зажмурилась, когда он намотал их на кулак и заставил её смотреть на себя. — А она его предала. Она умоляла его дать ей зелье, чтобы она смогла вылечить свою сестру. Отец отказал ей. Она ослушалась его, украла у него это зелье и сбежала к сестре. Но та не переварила зелье и превратилась в какую-то волшебную тварь. Темный Лорд узнал об этом и приказал доставить к нему маглу, посмевшую воровать у волшебника. И тогда мой отец сделал это, — Мальсибер резко выпустил её и отошел. Теперь он говорил почти шепотом. — Он нарушил приказ Темного Лорда и убил её сам, лишь бы только она не досталась ему, или кому-то из Пожирателей. Вот как он её любил, Малфой! — глаза Мальсибера стали попросту страшными. Роксана поймала себя на том, что сидит, вжавшись спиной в диванные подушки. — Видишь, на что настоящие Мальсиберы способны ради своих жен, — он снова наклонился над ней и Роксану обдало его перегаром. Пальцы Мальсибера принялись елозить по её губам, он смотрел на них, как зачарованный. — Это и есть милосердие, — он снова взял со стола стакан. — Лучше учиться слушаться меня сейчас, и знать заранее, что делать можно, а что нельзя, чем потом пожинать плоды неудовольствия Темного Лорда, — он вдруг сжал её щеки вместе, а другой рукой поднес стакан к её губам. Роксана, которая еще несколько минут назад готова была умереть, вдруг неожиданно для самой себя стиснула губы и замычала, пытаясь отстраниться и вырваться.
Мальсибер хрипло засмеялся.
— Умница. Ты быстро научилась, верно? — он отпустил её лицо. Роксана тут же шарахнулась от него, вжавшись в спинку дивана. — Пожалуй, мне стоит еще пару раз позвать своих друзей к нам на ужин, когда мы отсюда уедем.
Роксана перестала задыхаться и вжиматься в спинку дивана и уставилась на Мальсибера.
— Да, почему бы и нет? Похоже, ты только так можешь усваивать уроки. И первый из них — никогда не лгать своему будущему мужу, — он отошел от дивана. — А что если нам прямо сейчас их позвать? Закрепим пройденное, как любит говорить Слизнорт, — Мальсибер явно наслаждался выражением страха на её лице, не замечая, что сквозь него проглядывает и другое чувство. Нетерпение. Ожидание. — Они, конечно, уже спят, но, я думаю, с удовольствием присоединятся к нам, — он поднял стакан и отпил немного, громко и нарочито сербнув. — Ну, что скажешь?
Роксана ничего не сказала, но на лице у неё вдруг расползлась крошечная улыбка — нечто невиданное, она не улыбалась уже много дней, и лицо отвыкло от этого проявления чувств.
— Ты улыбаешься? — Мальсибер усмехнулся и снова слегка качнулся, а потом облизал губы и нахмурился. — Кстати, великолепный вкус у этого огневиски. Это… орех? — он кашлянул и похлопал себя по груди.
— Нет, — сказала Роксана, все так же улыбаясь и жадно сверкая глазами. — Яд.
На лице у Мальсибера промелькнуло что-то, напоминающее испуг, а затем он рассмеялся, но как-то очень странно, а затем подавился, словно его кто-то толкнул изнутри. Его глаза выпучились, он конвульсивно согнулся и схватился за живот. Упал на колени, исступленно кашляя.
Через несколько секунд его обильно стошнило, из носа пошла кровь, а изо рта — пена. Он ничком повалился на ковер, дергаясь, как выброшенная на берег рыбина. Глотая ртом воздух, он вытянул окровавленную левую руку по направлению к дивану, на котором сидела Роксана, и выдавил что-то, похожее на «Помоги мне».
Роксана медленно встала, подошла к нему чуть ближе и опустилась на корточки, жадно вглядываясь в то, как он бьется в конвульсиях. Рука Генри шлепала по полу, оставляя кровавые следы, но достать до Роксаны он не мог, он булькал что-то и кажется молил её о помощи. Она бы могла ему помочь, но не стала — просто сидела и с нетерпением следила за ним, стараясь не упустить ни одну мелочь.
В какой-то момент рука Генри перестала бить по полу. Несколько секунд он еще сипел, цепляясь за жизнь, а затем его взгляд сделался неподвижным, и тело обмякло.
Генри Мальсибер умер.
Несколько долгих минут Роксана сидела, глядя на его изуродованное ядом лицо. Сердце, до этого жившее тихо, стучало чаще и сильнее обычного, выбивая какой-то странный, барабанный ритм. Роксана слышала его нарастание в ушах, чувствовала, как закипает от этого звука кровь.
Ей даже казалось, что это не её кровь стучит в ушах, а откуда-то из недр Слизерина доносится бой барабанов, предвещающий нечто ужасное, непоправимое, страшное…
Она подняла голову, глядя на проход, ведущий в спальню, а затем медленно поднялась на ноги…
Уоррингтон спал, широко раскинув руки. Роксана легко вошла в его спальню. Нож Сириуса вошел в замочную скважину, как в масло, дверь даже не скрипнула. В полной темноте Роксана Малфой подошла к кровати одного из своих насильников. Молча посмотрела в его безмятежное, холеное лицо, а потом, повинуясь какому-то странному чувству, взобралась на него верхом. Уоррингтон проснулся.
— Малфой, что ты… фух, я испугался, — он перевел дыхание, облизал губы и улыбнулся, его руки шлепнулись ей на бедра. — Я вообще не против…
Роксана полоснула ножом по его кадыкастой шее, и кровь фонтаном брызнула ей в лицо — почти так же, как его сперма той ночью.
Уоррингтон умер быстрее Мальсибера. Роксана вытерла лицо тыльной стороной руки, слезла с него, вышла из комнаты, аккуратно прикрыла за собой дверь и пошла к следующей.
Яксли был девственником и смущался, никак не мог вставить ей, пока остальные смеялись и держали её за ноги.
Роксане пришлось зажать ему рот, потому что этот мелкий ублюдок начал орать.
После того, как она закрыла за собой последнюю дверь, кровь покрывала её с ног до головы, капала на пол, капала со спутавшихся волос, стекала по рукам, на её бедрах и предплечьях отпечатались чьих-то руки.
Как была в одежде, Роксана вошла под горячий душ.
Она думала, что будет что-то чувствовать после убийства пятерых человек, но не чувствовала ровным счетом ничего. Ни сожалений, ни страха, ни шока. Кровь сбегала в канализацию, а вместе с ней сбегали остатки прежней жизни.
Роксана сбросила одежду и отмыла последние следы крови, но вот с волос она отмывалась очень плохо. Они порозовели местами, прямо как в тот день, когда она приехала сюда…
Роксана схватила нож, намотала на кулак длинную белую гриву, и коротким движением отхватила целый кусок. Принадлежность к древнейшему магическому роду стекала по ней вместе с водой и булькала в канализационном сливе. Выдохнула и снова занесла нож. Роксана кромсала и кромсала волосы, которые так любил лапать Мальсибер, пока от них не осталась короткая, рваная шевелюра, едва достающая до плеч.
Из душа Роксана направилась прямиком к себе в комнату. Достала из комода теплый, черный спортивный костюм и переоделась. Она все ждала, когда её настигнет хоть какое-нибудь потрясение, или хотя бы слезы, но ничего этого не было. Она была так спокойна, словно все это происходило не с ней, а с кем-то другим. И действовала механически, как если бы чей-то голос нашептывал ей, что надо сделать.
Она перерыла косметику на своем туалетном столике и вылила духи из двух, подходящих флаконов. Ей нужна была палочка. Мальсибер сломал её собственную, а вторую она оставила в другом месте.
Роксана вернулась в гостиную. Мальсибер все так же лежал на полу, в луже крови.
Роксана порылась в его карманах и выпростала из одного волшебную палочку, которая доставила ей столько боли. Посмотрела на неё секунду, а потом уселась по-турецки на ковер перед камином, и принялась вытягивать у себя воспоминания. Первые, те, в которых Мальсибер говорит о своей матери, она затолкала в узкий и длинный флакон, другие, густые и запутанные, полные того, что делал с ней Мальсибер и слизеринцы, она стряхнула в маленький и круглый. Оба флакона запечатала и сунула в рюкзак вместе с палочкой Мальсибера, закинула рюкзак на плечо и пошла к выходу из гостиной, переступив по пути через окровавленное тело Мальсибера.
На одном из столиков кто-то оставил недопитую бутылку Jack Daniels, рядом валялась пачка сигарет и еще какая-то хрень. Роксана прихватила все это, прямо по пути сделала крупный глоток, поморщилась, когда огневиски с непривычки обожгло горло, и с чувством разбила бутылку об пол.
Прощай, Слизерин.
Гори в аду.
Камення стена закрылась за ней с громким чавкающим звуком. Роксана остановилась, широко расставив ноги, закурила, щелкнув чьей-то платиновой зажигалкой, бросила её в угол и с наслаждением затянулась.
В такое время в школе наверняка шастали дежурные, но было бы странно, если бы сейчас ей кто-нибудь встретился.
Сам Хогвартс хотел, чтобы она поскорее ушла.
И у Роксаны не было желания с ним спорить.
Роксана перебежками добралась до озера, там достала из тайника в корнях свою красную сумку.
Сумку она спрятала в рюкзак, наушники надела на голову, включила музыку так громко, чтобы не слышать ничего, и, затягиваясь уже третьей сигаретой подряд, пошла в сторону леса.
Перед тем, как скрыться среди деревьев, она оглянулась и посмотрела на замок. Точнее на башню Гриффиндора. Посмотрела на неё пару секунд, затянулась покрепче и натянула на голову капюшон, скрываясь в темноте.
Лес вывел её на хогсмидские холмы. Роксана шла к мерцающим огонькам деревни, смеялась чему-то в темноте, один раз даже повернулась на ходу кругом и дальше шла, припрыгивая.
Возле самого Хогсмида она остановилась, уселась на ограду и с удовольствием докурила уде третью сигарету, а потом громко и от души сплюнула, вспомнив о том, что леди не курят, спрыгнула с ограды и трансгрессировала.

А в тот момент, когда Роксана Малфой только налила яд в свой стакан с огневиски, пятью этажами выше дверь больничного крыла тихонько скрипнула, отворяясь, и в темное помещение, словно солнце, вплыл большой букет подсолнухов. Коротко оглянувшись в коридор, Регулус Блэк беззвучно вошел в крыло и прикрыл за собой дверь. Огляделся по сторонам, убедившись, что все спят, и пошел к стоящей за ширмой кровати.
Марлин Маккиннон спала, красивая и безмятежная, как всегда.
Мальчик достал из вазы старый букет, уже слегка увядший, и заменил новым, а после, как обычно, сел на стул и посмотрел на спящую девушку.
Как бы ему хотелось, чтобы она знала правду. Что он пошел тогда в лес, надеясь, что сможет её спасти, что сможет дать ей возможность убежать. Кто же знал, что если ударить Мальсибера Конфундусом, то выпущенные им чары Империус окажут такой эффект…
Регулус сглотнул, глядя на Марлин с пронзительной смесью вины, жалости и бесконечного, тихого обожания, а потом протянул руку и робко, осторожно дотронулся до её теплых пальцев. Больше всего на свете ему хотелось бы поцеловать её, но он не осмелился бы сделать это, не осмелился бы даже к руке её прикоснуться губами.
Шесть лет проживя рядом с Сириусом, он и представить себе не мог, что в человеческом сердце может жить и такая любовь.
Он помнил, когда впервые увидел Марлин Маккиннон. Почти два года назад, когда было очень жарко, она вместе с другими девушками сидела на озерном берегу в высокой траве. Он знал, что девушка в белом платье и с венком на белокурых волосах — и есть та самая магла. Он должен был испытать неприязнь и отвращение в тот миг, но у него… не получалось. Не получалось ненавидеть ту, что разрушила его семью, ведь она так звонко и красиво смеялась. Как много людей может смеяться красиво? Она могла.
И потом Регулус все чаще ловил себя на мысли, что, сидя в классе, вспоминает тот солнечный, по-настоящему летний день, вздувающееся на ветру платье и венок в льняных волосах...
А потом этот вечер у Слизнорта. Они столкнулись, Регулус так глупо и неуклюже толкнул её. А через несколько дней попал в крыло, и метясь в бреду, слышал чей-то тихий голос, чувствовал прохладную руку на своем горячем лбу. Когда он очнулся — увидел перед собой её лицо. Чистые, глубокие глаза, завитушки белокурых волос, выбившиеся из-под повязки. Её руки были холодными, когда она клала ему на лоб компресс.
— Всё хорошо, — сказала она тогда и тепло ему улыбнулась. — Ты кричал во сне. Ты говорил, что не хотел. Что у тебя случилось?
Регулус был так потрясен, что не нашелся, что и ответить — просто смотрел на неё и задыхался после своих кошмаров. А она положила ладонь ему на лоб и сказала:
— Спи. Я побуду с тобой…
Регулус наклонился и прижался лбом к её спящим пальцам.
С того дня он потерял покой и сон. Он влюбился в маглу, нет, он полюбил Марлин Маккиннон, девушку в белом платье, полюбил так сильно, что не знал, что ему с этим делать. Мысль о том, чтобы заигрывать с ней, как Сириус заигрывал с девушками, казалась Регулусу кощунством. Он не мог себе даже представить, что когда-нибудь сможет схватить Марлин Маккиннон в охапку и поцеловать в губы. Он любил её издалека, тихо и чисто, безгранично и мучительно.
Что за проклятие Мерлин обрушил на него голову.
Что за благословение…
А теперь она пострадала по его вине. И, хоть он уже много раз просил у неё прощения, каждые несколько дней просил опять. Снова и снова умолял её простить его. Простить за все те неудобства, которые он причинял ей своим обожанием, простить за то, что не сказал, что на её отца готовится покушение. Простить, что не смог защитить от Мальсибера, который чуть было её не убил — в лесу, и прямо здесь…
— Прости меня, — пробормотал Регулус, сжимая её ладонь обеими руками и качая головой. — Прости меня, Марлин, — он сглотнул. Раньше он даже в мыслях не называл её просто по имени. — Прости, я так виноват… я ужасно, ужасно перед тобой виноват.
Марлин спала, и ему казалось, что где-то над ними в темноте капают крупные печальные капли, рождая очень грустную музыку.
Отчаяние внезапно накатило на него, как накатывает морская волна.
Она никогда не очнется. Она никогда его не простит.
Регулус утер мокрое лицо рукавом, и, набравшись мужества, зажмурился и поднес её пальцы к губам. Ничего не произошло, и он зарыдал. Беззвучно и горько, покрывая поцелуями всю её руку.
А пятью этажами ниже в этот самый момент Генри Мальсибер бился в конвульсиях на полу. И чем жарче становились отчаянные поцелуи Регулуса Блэка на руке спящей Марлин Маккиннон, тем страшнее становились его мучения.
Но вот наступил тот миг, когда последнее дыхание вырвалось из его груди, а Марлин Маккиннон, наоборот, глубоко вдохнула и распахнула глаза.