- Дин, Сэм, видите ли, я сам сверх всякого предела обескуражен тем, что случилось со студентом, - начал Алан и нервно поскреб затылок. - Я полностью разделяю ваше мнение: произошедшее трагично. Этого ни в коем случае не должно было произойти, однако в жизни происходит много такого, что вызывает наше справедливое негодование. Я со своей стороны ощущаю себя весьма мерзко еще и по некоторой личной причине… из-за некоторой отчасти разбитой надежды… э-э… - Эл замолчал, кусая губы и сосредоточенно глядя на мыски своих домашних кед. – Выразимся следующим образом: у меня сложилось ложное впечатление глубокой и всесторонней социализованности Эрика Стентсона, его органичной вписанности в человеческое сообщество. На поверку она имеет лишь избирательный характер, несмотря даже на горнила окультуривания, через которые он должен был пройти, дабы выучиться, получить место в научном мире и, наконец, простите за грубость, жениться! Исходя из этого, я лелеял надежду, что Стентсон представляет такую ступень эксперимента (теперь уже, несомненно, длящегося десятилетиями), на которой базовые гомицидальные инстинкты гибрида угнетены или направлены в иное русло. Увы, я ошибся. Мне, черт возьми, крайне любопытно было бы знать, осведомлен ли кто-нибудь еще о его ночных похождениях. Супруга, например…
- Так, ну а в чем проблема-то? – подзудил Алана Дин. – Эксперимент не удался, монстр остался монстром, только дипломированным. Вот у нас в подвале тоже отличник учебы сидит, кукует. Док, так можно далеко зайти.
- Дин, не торопитесь, - настойчиво возразил Алан. – Казимир – это ерунда! По сравнению с этим… Эриком! Сложность, равно как и весь интерес ситуации заключается в том, что мы столкнулись не с психопатом, а с уникальным явлением природы. Трудно объяснить, что произошло в воскресенье, и где-то в глубине сознания меня точит мысль, не имела ли место какая-то… поломка, секундная утрата самоконтроля или что-то наподобие. Я ведь звонил сегодня Стентсону, - Дин поднял одну бровь. – Я чувствую… я почти уверен, что он был в совершенно подавленном настроении.
Старший решил задать в экспериментальном, так сказать, порядке следующий вопрос:
- Разве помешательство его оправдывает?
- Оправдывает! - серьезным тоном отрезал Алан. – Меня не оправдало бы. Вас, Сэма - тоже нет. А его – да! Исчезающе мала вероятность того, что он сознательно давал согласие стать тем, кем он является. Кто-то передал ему жизнь в том виде, который мы наблюдаем на текущий момент, и ему ничто другое не доступно в принципе. В праве ли мы подвергнуть сформировавшееся мыслящее существо объективации вновь – также, как это произошло в процессе его сознания – и уничтожить на том основании, что его гибридная психика и поведение несовместимы с общественной моралью? Каковую мораль, заметьте, - Алан возвысил голос, и значительно поглядел на Винчестеров, - сами люди блюдут через пень-колоду. Но, что представляется мне еще более значительным, в лице доктора Стентсона мы встречаемся с целым уникальным и бесценным универсумом!
- А именно? – полюбопытствовал Сэм.
- Сэм, ничто не интересует человека больше, чем он сам. Именно с целью понять самих себя мы спускаемся в недра земли и океанские глубины, поднимаемся в горы, летим в космос. Заглядывая в окуляр телескопа, мы ищем себя. Заглядывая в окуляр микроскопа, мы тоже разыскиваем себя. В прошлом, в настоящем и в будущем мы надеемся разглядеть свое истинное лицо. Все приборы, которые мы используем в своей работе, являются производными одного единственного первородного инструмента – прямого зеркала. Для чего нам нужны гнилые кости египетских мумий, тысячелетние битые горшки или, если уж речь зашла о посуде, обломки НЛО? А все дело в том, что нам нужен «Другой», чтобы понять, кем являемся мы. Иначе мы себя не регистрируем! Нашим радарам нужна поверхность, чтобы отразить и вернуть отправленный сигнал. И мое мнение следующее: Эрик Стентсон – это и есть Другой. Понимаете? Он есть нечто, вышедшее за рамки человеческого, и способен окинуть нас с вами взглядом извне. А взгляд у него, прошу отметить особо, весьма острый и проницательный: я беседовал с ним, я наискосок пробежал некоторые из его публикаций и я впечатлен. Конечно, я не специалист... – замялся Алан не секунду, но потом продолжил с прежней убежденностью: - Но силу и обширность интеллекта невозможно скрыть! Второе важное свойство этого интеллекта – способность к коммуникации, причем в весьма изящной форме. Животное не может сообщить, каким оно видит мир, камень, звезда не могут объяснить своего неорганического бытия. Чудовище – может. Стентсон предлагает новую, самобытную перспективу на мир, созданный человеком, и хотя там много наносного – сиречь, человеческого – без этой составной мы не могли бы понять, о чем он говорит. Человеческая доля его существа представляет собою мост в инобытие какой-то другой интеллектуальной сущности.
«Жалко, Стентсона тут нет, поднял бы ему Эл настроение…» - подумал Дин, сдерживая улыбку. Посмотрел на Сэма – тот был вновь весьма сосредоточен и задумчив.
- Последнее, но не менее интригующее – это уникальная одаренность этого фантастического существа. Я видел клипы на Youtube: он великолепный танцор… Я здесь тоже, конечно, не специалист, я смотрю просто как обыватель… потребитель даже. Но его легко сравнить с партнершами - все намного слабее… За исключением одной на совсем старых видео.
«Черт! Это он о Кристине…» - Дин как-то внутренне поежился. Появилось чувство досады, словно Алан в нечищеной обуви протопал в одну из приватных комнат Динова жилища. И вообще нефиг доктору Нортону трогать Кристину!
- В нашем праве остановить убийства. Но при этом обязанность наша – найти способ и помочь ему, - Алан указал рукой куда-то на дверь, - если таковое возможно, не совершать неприемлемого.
- Док, а не слишком ли много возни с одним уродом? – с тонкой издевкой поинтересовался Дин.
- Господа, мы просто обязаны понимать: Эрик – плод колоссальных трудов. Несмотря на то, что этичность этих трудов сомнительна, а цели покрыты непроницаемым мраком, потенциал, вложенный в него, феноменален! Мы не имеем – я подчеркиваю! – не имеем ни малейшего морального права весь этот труд, извините за выражение, загубить! В конце концов, то, что не дозволено обычному человеку, при определенных обстоятельствах и с определенными оговорками дозволено гению. Почему? Потому что след, который он оставляет в цивилизации не поддается измерению. Пабло Пикассо позволял себе называть своих женщин «машинами для страдания» и в действительности психологически истязал их, однако он сделал для нашего века гораздо больше, чем все его женщины вместе взятые.
- По мне, так ваш Пабло - оголтелый, самовлюбленный придурок, - отозвался старший Винчестер. Сэм при этом сделал какое-то неопределенное и не совсем ублаготворенное лицо, словно суждение Дина показалось младшему оригинальным, но недостаточно взвешенным.
Однако в тот же самый момент еще одно идущее наперекор мэйнстриму мнение было озвучено из соседней полутемной гостиной:
- Отличное дегаже, Дин, plaudite cives! – воскликнул знакомый хрипловатый голос. - Да по уху бы ещё!
Трое остолбенели. В звенящей, как любят выражаться, тишине, которая внезапно обвалилась с потолка и накрыла концессионеров хрустальным облаком, вспорхнуло несколько вальяжных хлопков. После того, как одинокий аплодисмент отзвучал, крякнула обивка на диване и приблизились мягкие, едва сышные шаги.
- Доктор Нортон, а не думается ли вам порою, что женщины Пикассо в космическом охвате сыграли очень интересную штуковину? Они не лишь только выполнили то, что было предопределено судьбою выполнить лично им, но равно позволили гению осыпать милостями наше убогое человечество… Ценою паразитации на душевных ранах ближнего, без коих гений до странности бесприютен, бесплоден и пуст.
На пороге, враждебно скрестив на груди аристократические стальные руки, возник доктор Стентсон. Джинсы у него на коленях, а также рукава пиджака покрывала беловатая пыль. Взглянув на Эрика, Дин с досадой закатил глаза. Ведь мелькала же мыслишка, когда странные шорохи снаружи дома нарушили течение разговора с Аланом, но Дин откинул ее, как чересчур параноидальную.
- Блин… Ты что, шпионил за мной, что ли? – проговорил сквозь зубы старший Винчестер, выходя из минутного ледяного столбняка и демонстративно усаживаясь обратно на табурет.
Чудовище отозвалось как бы рассеянно:
- Дин, не хами! Мой сэнсей это называл: «Нирасслабляи-ся, дурак!» Не скрою, я перед тобой рассупонился. Как погляжу, зря.
При этих словах Стентсона Дин поймал на себе Сэмов непонимающий взгляд. Многовато они провели следственных мероприятий втайне друг от друга за последние несколько дней. Тоже, наверное, зря.
Эрик между тем ступил на выложенные во фламандском стиле шахматные плиты пола, осторожно прогулялся по кухне мимо недвижных Сэма и Алана Нортона, с интересом лорнируя обстановку. Особое внимание он уделил местоположению и количеству колюще-режущих кулинарных орудий, основной массив которых торчал из дубовой подставки для ножей за спиной Нортона. Дин, следил за каждым его движением. К слову, он до сих пор не мог определить, правша доктор Стентсон или левша. По крайней мере, удара можно было ожидать с любой стороны.
Неуловимою своей манерой Эрик сильно походил на кошку, которую пустили в новый дом. Впрочем, лично Дину он напомнил, скорее, не кошку, а эдакого флегматичного одомашненного леопарда, к ужасу окружающих, почему-то оказавшемуся без поводка и лишившего восторженных почитателей всякого желания гладить и тискать зверя. На Алана вовсе было чудно смотреть: лицо генетика побледнело, застыв в выражении испуга, непонимания и болезненного удивления. Как же это он, спрашивается, исхитрился просидеть за коньяком с чудовищем целый вечер?
«Колебатель основ хренов…Ах! Впрочем, верно же!» - Дин не удержался от тонкой иронической усмешки.
Эрик был без грима. Еще на Бруклендс Авеню он явился Винчестеру в природном виде - вероятно, умыл лицо там же, где украл свечку. И ведь не боялся! Может, в гомеопатических дозах, приучал народ к своей химерической персоне? Плотная аспидная кожа Эрика чуть мерцала хитиновым радужнозеленым блеском и фосфорическими люминофорами на висках и скулах, на осененном непослушной вороной челкой лбу и на твердом носу с едва заметной горбинкой, появившейся после перелома. Доктор Нортон в оцепенении, не отрываясь, пожирал взглядом диковинного зверя. А охотник, напротив, почти, кажется, перестал замечать маскарад химеры, равно как и его отсутствие. Под косметикой у чудовища он отчетливо мог распознать рубцы-контуры живой маски, а под маской, в свою очередь, ясно угадывал человеческое лицо, служившее ей основой. На секунду Дин помимо воли подумал о находке, которую доктор Нортон упрятал от всего мира в банковский сейф. До деталей рельефно вырисовалось в воображении охотника лицо обезглавленного вампира и скорбная смертная гримаса человека, низвергнутого во тьму, скверну и прах.
Стентсон двигался плавно и упруго, как если бы был совершенно расслаблен. На вид такое спокойствие казалось даже несколько преувеличенным. Однако глаза его странно блестели агрессивным, нервическим блеском. Немного странными сейчас казались его глаза. Стентсон прислушивался к чему-то и незаметно втягивал ноздрями воздух. При этом Эрик осмотрительно старался не поворачиваться спиной ни к кому из присутствующих.
- Значит, шпионил… - задумчиво повторил Дин.