Когда он был человеком, он ненавидел число 21.
И это было не оттого, что он умер, когда ему стукнуло 21.
Даже не потому, что к его квартире раньше вела 21 ступенька.
Нет.
Просто она была его двадцать первой. И она выдала его.
…

Printing office 21. Part -1.
Это был сон.
Он знал, что это был сон, и все равно продолжал душить ее.
Он помнил ее, ее настоящую, но это маленькое тельце было всего лишь подобием той смелой девчонки, что застряла у него в памяти.
Он помнил, как она впервые подошла к нему. Подошла сама, любил он постоянно напоминать себе.
- Кого-то ищешь?
- Тебя.
Он помнил, как она постоянно нервно кусала свою губу. Ему было противно, но он никогда не говорил ей об этом.
Она цеплялась за него, липла к нему. Как будто сама говорила: «Съешь меня, Люк, съешь».
Наверное, она думала, что была влюблена в него. Поэтому постоянно краснела в его присутствии, будто она была самой невинностью.
Но он всегда представлял ее мертвую, еще немного теплую. И чтобы из шеи легким ручейком лилась кровь.
Он даже не помнил, как ее зовут, но его это не волновало, потому что он почти всегда молчал в ее присутствии. Ему не нужно было звать ее по имени – он не нуждался в ней вовсе.
Однажды она прижала его к стенке и начала целовать. Но он не ответил. Грубо оттолкнул. Потом он видел, как она плакала, навзрыд, как плачут маленькие девочки. И больше она не подходила к нему.
- Люк, нам надо поговорить.
Прямо как в мыльных операх, отмечал он про себя. Люк, ты не хочешь мной закусить?
Он пожимал плечами, так, наплевательски. А она надеялась, что он ответит ей чем-то более сентиментальным.
- Увидимся в типографии, - говорил он, снова пожимал плечами и ненавязчиво исчезал.
В этой типографии он работал уже много лет. Он основал эту типографию.
Тогда ему было двадцать, а его отцу, больному старикашке, за восемьдесят. Он был единственным сыном в семье. Единственным наследником. Его сестра не считалась, потому что вскоре она умерла.
Его сестра была единственным человеком, которого он когда-либо любил. Она была старше его, но ему всегда казалось наоборот. Крохотная, беззащитная, - он даже помнил ее сжатое тельце, руки, лежащие по швам, и глаза, которые он лично закрыл своей же рукой.
Он забыл, как ее звали. Потому что это было слишком давно.
А ему оставалось жить лишь…
-
Это не было сном.
Но ему очень хотелось, чтобы это не было правдой.
Сидя у ее могилы, он ронял одну слезу за другой. А ведь раньше он думал, что не умеет плакать.
Тогда он еще помнил ее имя, имя своей любимой сестры. Но потом забыл, потерял, перестал произносить за ненадобностью.
И тогда он впервые увидел ее. Позже она стала для него номером минус один.
Он всегда все переводил в числа.
Она была черно-белая. Как в фильмах того времени, где он родился. Монохромная гамма, смешивающаяся с единым ярким пятном на ее теле – ярко-синими глазами. Его ужаснуло это зрелище, и он с трудом узнал девушку. Она была соседкой его сестры по комнате. Они вместе учились в закрытой школе. Что-то типа «только для девочек».
- Кого-то ищешь? – спросил он, слегка раздраженно: его нервировал вид монохромной девушки.
- Тебя, - ответила она тихо, даже не задумываясь.
Он потупил взор. Ему не хотелось, чтобы кто-либо видел, как он плакал. Утерев рукавом последние капли влаги, он заметил, что девушка не собирается уходить. Что она смотрит прямо на него.
Ему было 21, а ей намного больше. Может, именно поэтому она смеялась. Смеялась, стоя над могилой своей соседки по комнате.
Она напоминала ему уксус. Такой же прозрачный, мертвый. Органическая кислота с несложной формулой. Он недавно сдавал в типографию статью на эту тему.
На мгновение ему показалось, что на свет появился кончик ее языка. Невероятно тонкого.
Но он тут же отмахнулся от этой идеи.
- Я пойду? – Он чувствовал себя жертвой ее хищного взгляда.
Она не ответила. Только пожала плечами.
Он назвал ее минус один, потому что все началось именно с нее. Потом он никогда больше не замечал за собой собственных манер.
Он не стал похожим на нее.
Он стал ею.
-
Теперь он никогда не спал. Это вряд ли можно было назвать сном. Потому что сны превратились для него в сплошной ряд кошмаров. Вечный билет на сеанс ужасов, и он всегда в первом ряду. У него есть вечность, чтобы насладиться всем действом.
Во сне теперь он снова и снова душил ее. Ноль. Он назвал ее точкой отсчета.
Она была первая, с кем он мог разговаривать, там, в типографии. Он заговорил впервые за много лет после смерти сестры.
Он увидел ее случайно. Он даже не хотел ее замечать, потому что все люди превратились для него в одно сплошное пятно на заднем фоне. Но что-то такое заставило его на мгновение остановиться. Может, это была ее рука?.. Такая уверенная.
Он смотрел мимо нее, и ее это разозлило. Ее жгла ревность, она была расстроена тем, что он не изучал ее несравненную персону. Наверное, она считала себя красивой, но теперь он не знал. Потому что он плохо запомнил ее лицо.
- Привет. Теперь мы будем работать вместе, - щебетала она, не отпуская рукав его потрепанного пиджака. Когда-то такие были в моде, но теперь он не знал, что модно, а что нет. – Ты кого-то ищешь? – спросила она, наконец, проследив за его взглядом, направленным глубоко в пустоту.
Он улыбнулся.
- Тебя.
Она слегка отпрянула, увидев его желтые зубы, острые, как свежезаточенные ножи. Но она подумала, что в мужчине зубы совсем не главное.
Как же она ошибалась.
Он терпел ее несколько недель. Терпел, пока она однажды не заговорила о ее закрытой школе, в которой она раньше училась. Она вообще слишком много болтала.
- …соседка, такая, знаешь, леди-мертвец. Вечно вся в черном. А глаза! Синюшные… - Он помнил, как при этих словах она закатила собственные глаза к потолку и принялась изучать плесень.
- У тебя была соседка?
Она не ожидала, что он заговорит с ней, потому что она уже привыкла, что он вечно молчит. И ее это вполне устраивало.
Время ленча подходило к концу, поэтому она просто сказала:
- А что, у меня не может быть соседки?
И пожала плечами. Совсем как он.
-
В женском общежитии все спали. По крайней мере, он надеялся на это.
Он чувствовал себя бестолочью, когда внезапно решил навестить это богом забытое заведенье. А еще он чувствовал здесь запах тел юных, совсем еще чистых девушек.
Ему приходилось зажимать себе нос рукой, потому что иначе он бы не выдержал. А ему не нужны были неприятности.
Он провел тонким, склизким языком по острой поверхности зубов. Почувствовав на языке вкус собственной крови, он осторожно сглотнул и ухмыльнулся. Он планировал навестить ее в эту ночь.
Потом он заметил приоткрытую дверь в самом конце коридора. Из отверстия показался кончик полотенца насыщенного черного цвета.
Неужели, в женских общежитиях выдают черные полотенца, - подумал он с сомнением и приподнял тряпицу с пола.
Он приложил полотенце к лицу, жадно вдыхая незнакомые ему ароматы. И среди них он ясно мог выделить, по крайней мере, несколько. Это все была кровь. Кровь совершенно разных людей.
Дверь приоткрылась.
-
- Ты не спишь? – Он спрашивал так, будто бы и был ее соседкой по комнате. Всегда.
Она пожала плечами. Спустя так много лет она снова стояла в белой ночной рубашке посреди комнаты женского общежития. Она совсем не изменилась. Но и не заставила его меняться.
- Теперь я никогда не сплю.
Она отвечала его словами, точь-в-точь, только в задумчивости склоняла голову набок.
- Ты тоже их видишь? – спросил он, делая тон скорее любопытным, нежели критическим.
Она кивнула головой. И исчезла в открытом окне.
Он не побежал за ней, потому что ему было все равно, что с ней станет. Но любопытство все-таки победило, и он высунул голову в оконный проем. На улице было темно и сыро, и даже, наверное, моросил мелкий дождь. Но ему не нравился этот полный человеческого присутствия запах.
- Ты кого-то ищешь?
И ее лицо, полное выражения дикого восторга, тут же появилось перед ним. Слишком близко.
Он не знал, что ему делать. Просто легонько толкнул ее за плечи, и она полетела вниз, широко расставив руки и по-прежнему хохоча.

Жду вас на форуме