- Я дома! – кричит Чарли, обращаясь к лестнице, как делал это раньше, когда я жила здесь. Интересно, говорит ли он это каждый день, не смотря на то, есть я или нет, просто чтобы почувствовать себя менее одиноким, или, возможно, это привычка. Говорит ли он это только в сердце, надеясь, что я услышу его, где бы ни была в Массачусетсе. Думал ли он о произнесении этого вслух, пока был на работе, потому что я, наконец, вернулась домой.
- Хэй, пап, - отвечаю я, всё ещё сидя на кровати скрестив ноги. Я медленно вытягиваю их. Они немного окостеневшие из-за моей странной утренней Иры в статуи. Не знаю, как время прошло так быстро. Я только сидела, думая о том, насколько опустошенной была, и мой разум отправился в небытие. Я даже не задумывалась о своем теле. Возможно, это походит на те годы, в которые мне не снились сны.
Я осторожно встаю, убеждаясь, что мои ноги все еще живы, и сползаю вниз по лестнице. Чарли уже включил телевизор. С тех пор, как я была здесь в последний раз, он модернизировался до величественного плоского экрана. Думаю, как раз для тебя, Чарли. Он усердно работает; он заслужил игрушку.
- Так, Беллс, какие мысли по поводу обеда? – у него в руках куча рассылаемых на дом меню и он размахивал ими как помпоном. Я моментально рисую в воображении: «Чарли – Самый Молчаливый Чирлидер в Мире», и улыбаюсь про себя.
- Ну, в общем, я думала, что может смогу сама приготовить обед. Знаешь, как в старые времена.
- Оу, нет, не делай из этого проблему. Ты должна веселиться, потому что ты дома, ребенок.
- Я хочу приготовить обед. Правда. Я так рада быть здесь, с тобой, - говорю я, краснея и смотря вниз. Я никогда так явно не проявляла свои эмоции с Чарли. Не уверена, кто из нас более смущен этим показом. Чарли откашливается и немного потирает глаза, внезапно становясь очень заинтересованным рекламой пива по телевизору.
- Думаешь, бутылки и правда становятся синими, когда станут достаточно охлажденными? – спрашивает он.
- Будто мы живем в будущем, не правда ли? – говорю я, отправляясь на кухню, чтобы узнать, какие продукты есть у Чарли в холодильнике.
К счастью, Чарли – сырный маньяк, поэтому обнаруживаются несколько нераскрытых головок сыра. Я смогу приготовить пасту. Мы едим перед телевизором, поставив горячие тарелки на колени. Едим в тишине, но я чувствую любовь Чарли, обволакивающую меня как теплое потрепанное одеяло. Я искоса бросаю на него короткие взгляды, время от времени наблюдая, как он смотрит на меня с необыкновенной открытой нежностью, будто он не может поверить, что я действительно здесь, сижу рядом с ним. Когда что-то волнительное происходит во время игры, он кричит, хлопает и вскидывает в воздух руки. Я слишком отвлечена мыслями о завтрашних похоронах, чтобы уделять внимание игре, но повторяю всё за ним, как маленькая девочка, делающая вид, что вальсирует, стоя на папиных ногах.
Игра еще не закончена, когда я начинаю зевать. Трехчасовая разница во времени изнуряет меня, поэтому я извиняюсь, отправляясь в кровать задолго до девяти.
- Так, пап, - говорю я, вставая и забирая наши тарелки, которые похожи на лунный ландшафт со своими случайными пятнами застывшего сыра. – Я завтра иду на похороны… того парня, - боже, я все еще не могу произнести его имя перед своим отцом, да практически перед кем-либо, знавшим его. Надеюсь, он не видит, насколько я покраснела.
Чарли кивает, взгляд прикован к телеэкрану.
- Старушка все еще на ходу? – я видела свой красный грузовик на дороге, когда приехала, но насколько я знаю, на ней не ездил никто с момента моего отъезда в колледж, когда мне исполнилось восемнадцать.
- Конечно, Беллс, я ездил на ней в магазин каждую неделю. Она хорошо работает.
- Хорошо, тогда я возьму ее завтра… если она тебе не понадобится.
- Я буду там на несколько часов раньше для сдерживания толпы и помощи с движением, поэтому будет лучше, если ты поедешь сама.
Готовясь ко сну, я поражаюсь, насколько все кажется меньше, чем раньше: ванная, раковина, аптечка, даже мыльница с обитыми краями. Я сильно выросла или это из-за долгого проживания в городе? Все люди похожи на золотых рыбок, приспосабливающихся к своей среде обитания?
Я откидываю одеяло и залезаю под него. Постельное белье пахнет свежестью, и мое сердце ловит маленькое размышление о Чарли, посещающего прачечную и заправляющего мою кровать перед моим прибытием. Он не должен был проходить через эти трудности ради меня.
Лунный свет за вечнозелеными растениями бросает странные тени на стены: перистые, когтеобразные, живые. Те ли это тени, что я помню с детства? Не похожие с первого взгляда деревья выросли за время моего отсутствия, такое ощущение, что я возвратилась в детство этими тенями. Я чувствую себя подобно Гретель, потерянной и одинокой в лесу со своим братом; я переворачиваюсь на другую сторону в ожидании сна. Я слышу выкрикивающего внизу Чарли. Должно быть, сейчас произошло что-то хорошее.
Его необузданная радость – лучшая колыбельная в мире.
***
Мы прямо у края воды наблюдаем за ее движением и завитками.
- Так, что теперь?
Ты должна подойти ближе к воде.
Я делаю два крошечных шага вперед. Земля влажная и грязная, хлюпает между пальцами.
Что ты видишь в ней?
Я осторожно наклонилась, чтобы не соскользнуть, и увидела свой силуэт на слегка колеблющейся поверхности потока.
- Только себя. И много воды.
Ты не достаточно приблизилась, говорит он серьезно, и я делаю еще один шажок. Смотри снова.
Стоит мне снова наклониться вперед, как волк встает на задние лапы и толкает меня передними. Против этой силы у меня нет средств, кроме как упасть в воду. У меня не было времени решить, чувствую ли я себя преданной или просто удивленной, прежде чем мое тело сильно ударяется о воду, выбивая воздух из легких. Шок от холода почти останавливает мое сердце, и я делаю большой глоток воды, заполняющий легкие. Думаю, что умру здесь.
Я задыхаюсь, стараюсь пробиться к воздуху, но, в конечном счете, перестаю бороться. Перестаю дышать. Лоскуты ткани развеваются, становясь похожими на водовороты сливок, льющихся в чашку кофе. Я начинаю приближаться ко дну.
Я умираю. И начинаю видеть.
Могу вспомнить, кто я.
Я вижу вершину холма, где я проснулась в саване посреди руин, но сейчас это не руины. Оно построено из какого-то вида белого камня, настолько яркого, что я щурюсь. Цитадель, думаю я и знаю, что таково название этого места. Я просто ребенок, маленький ребенок, но у меня есть лук в руках и колчан стрел за спиной.
Я ничего не боюсь. Стою на башне со стрелой на тетиве, всегда наготове. Я защитница этого места, оно, как и все его обитатели, мое. Принцесса Иззи.
Я снова вижу холм, когда просыпаюсь, щебень, руины, виноградные лозы, зловещие сорняки. Что случилось здесь? Это моя ошибка? Где все другие люди?
Что я наделала?
Чувствую острую боль в плече, разрыв, растяжение. Что-то проникает в кожу, но холодная река делает боль несколько терпимее. Вижу, как моя кровь окрашивает клубящуюся воду, маленькие рубиновые причудливые завитки, почти слишком изящные, очаровывают меня, являясь визуальным проявлением боли в моем теле. Меня вытягивают из воды, пока я не оказываюсь на берегу реки, на спине, смотря в беззвездное небо.
Я поворачиваю голову и исторгаю холодную воду. Мои легкие, из-за всей ледяной воды, которую они вдохнули, горели. Прохладный ночной воздух – словно нож по горлу. Вижу, как Джейкоб стоит возле меня, уставившись на меня пылающими глазами. Мое тело еще кровоточит там, где он укусил меня, чтобы вытянуть из воды, но моя одежда, как ни странно, была цела. Или, возможно, она соединилась обратно. Опять я не знаю правил этого мира.
Волк начал вылизывать мое истекающее кровью плечо, и я готовлюсь вскочить и убежать, когда замечаю, что рана закрывается и больше не причиняет боль.
Не двигайся, говорит он.
Он воет раз, два, третий раз, и я слышу шелест листьев, потрескивание веток.
- Зачем ты сделал это? – поскрипываю я.
Слизав кровь – мою кровь – со своих губ, он сказал: Я должен был остановить кровотечение.
- Я не о плече. Почему ты толкнул меня в воду?
Ты должна вспомнить.
- Вспомнить, что это походило на предательство? Быть почти убитой? – я повышала голос, все более и более разъяренная опасностью, которой он меня подверг. Поток слов и сердитое дыхание заставляют меня вновь закашлять, извергая очередной поток воды.
Это был единственный путь. Таковы законы. Теперь ты помнишь, или нет? Откуда ты пришла? Кем ты была? Как выглядело это место, прежде чем ты покинула нас?
- Да. Частично.
Остальное придет со временем.
- Самостоятельно, или ты попробуешь меня снова утопить?
Поток работает лишь однажды. [/i]
Я боялась спросить, как еще он попытается заставить меня вспомнить.
Приходят другие – ты видишь их?
Я еще не могу поднять голову: слишком опустошена испытанием в реке, но я слышу приближающиеся шаги. Я чувствую еще двух волков, столь же больших, как Джейкоб, и я почему-то знаю, что они приближаются ко мне с обнаженными зубами, с подозрением, с поднявшейся на загривке шерстью. С закрытыми глазами я чувствую высокую температуру их тел.
Ты уверен? спрашивает один из них. Женский голос. Она была ребенком. Она может быть самозванкой.
Я озираюсь, но не могу увидеть говорящего.
- Кто это?
Рычание Джейкоба. Ты не можешь видеть ее?
- Нет, - признаюсь я.
Ты можешь видеть меня? – произносит третий голос. Мужской, думаю.
- Прости, нет. Не могу.
Ну, и что в ней хорошего для нас? – требует волчица.
Со временем, говорит Джейкоб, она начнет вспоминать.
Он начинает кружить возле меня, и я слышу шаги двух других, ходящих по кругу, когда я лежу на спине, насквозь промокшая, все еще смотрящая на беззвездное небо.
Они напевают что-то снова и снова, когда начинают идти все быстрее и быстрее. Я вижу только Джейкоба, но я чувствую движение ветра около себя, охлаждающего кожу, когда другие кружатся позади него.
Это захватывает меня на время, я пытаюсь разобрать отдельные слова, но, в конечном счете, мне надоедает; фраза скручивается в запутанный шар, пока я не понимаю:
Ты наша, ты наша, ты наша, ты наша, говорят они.
***
Хлопанье двери полицейской машины, когда Чарли отправляется на похороны, мгновенно будит меня. Я не могу перестать кашлять. В моей комнате, вероятно, накопилось слишком много пыли, будучи свободной так долго. Я иду в ванну и пью воду из-под крана, собравшуюся в моих сложенных чашечкой ладонях.
Я принимаю горячий душ. Только, кажется, не могу согреться сегодня. Ванна неузнаваема и таинственна из-за клубов пара, когда я, наконец, отодвигаю ширму. Я чищу зубы, будто в тумане, не могу видеть своего отражения.
Когда возвращаюсь в комнату, я беру черное скромное платье с вешалки в шкафу и кладу его на свою не застеленную кровать. Еще раз я одеваюсь для Эдварда Каллена.
Розали однажды спросила, когда мы лежали в гостиной, поедая Фритос1 и кислых липкий червячков, делая вид, что работаем над своим трудным заданием, как узнать, что ты влюбилась без памяти. Она говорила гипотетически, поскольку Розали никогда не влюблялась. Ей было это не нужно. Если ей кто-то нравится, то она намекала об этом парню, и тот должен был быть чертовски счастливым, что она выбрала его. Но ей действительно нравилось вести эти псевдо-философские беседы. Думаю, это часть ее коллежского опыта.
- Не знаю, - ответила я. – Когда твое сердце останавливается, когда этот человек проходит мимо тебя, и тебя начинает тошнить?
- Хм, - сказала она, откусывая голову очередного червяка. – Нет. Должно быть что-то более конкретное.
- Когда ты мечтаешь выйти замуж за этого человека и нарожать миллион детишек? – предложила я.
- Лучше, уже лучше. Продолжай.
- Когда ты пробираешься в кабинет декана и подкупаешь его помощника, чтобы увидеть расписание этого человека, чтобы убедится, что столкнешься с ним в течение дня?
- Белла, ты злостный сумасшедший преследователь. Ты делала так?
- Гм, нет, - ответила я, оскорблено кидая в нее Фритос.
- Сучка, ты попала мне обсыпкой в глаз! - вопила она.
- Скоро пройдет, - сказала я, хватая пакет с Фритос и коробку с червями, чтобы избежать возмездия, поскольку Розали преследовала меня по комнате.
После того, как мы успокоились, я попробовала еще раз:
- Возможно, - начала я, вспоминая и краснея, - это когда ты красишься, надеваешь одежду, укладываешь волосы, надеясь, что столкнешься с ним. И ты всегда ищешь его глазами, не зависимо от того, где ты.
- Бинго, - сказала Розали. – Да ты чертов Сэмюэл Джонсон2, только симпатичнее. Симпатичнее старого, пузыреподобного, мертвого британского пижона.
- Эм, спасибо? – сказала я, и мы вернулись к Фритос, липким червям и заданиям.
Спустя несколько месяцев после того, как я встретила Эдварда Каллена, среды с их вечерними репетициями стали праздничными днями. Интересно, замечал ли это кто-нибудь. Я расчесала волосы (сотня взмахов), мучила скрабом кожу, пока она не покраснела, убедилась, что надела сережки, блеск на губах, и даже брызнула духами за ушами. В такие моменты я жалею, что Рене не слоняется поблизости, чтобы посоветовать мне.
Не так много я могла сделать из школьной формы, но каждый вечер вторника я тратила время на разглаживание своей рубашки и клетчатой юбки. Чистила свою обувь. Вероятно, я выглядела как поразительный ботаник.
Теперь, задумываясь об этом, я смотрю на свое черное платье на кровати, потому что готовлюсь последний раз одеться на встречу с Эдвардом Калленом.
Я надеваю струящееся шелковое платье, застегиваю молнию на спине. Подпрыгиваю и вскальзываю в неношеные колготки, купленные несколько лет назад для интервью в академическом издательстве, сдать которое я струсила в последнюю минуту. Я вновь расчесываю волосы, даже завиваю ресницы. Кто, как ты думаешь, увидит тебя?Спросила я саму себя, но все равно накрасила их. Я отказалась от духов. Поэтому потянула одеяло обратно на кровати и села на край, несколько минут глубоко дыша, прежде чем соскользнула в свои черные туфли и высунула голову в дверь.
Красный грузовик ждёт меня, как старый друг, и я изо всех сил стараюсь вскарабкаться внутрь. Моя нога цепляется за что-то на двери, и колготки идут стрелками. Неудивительно. С моими колготками часто так случалось.
Я закрываю дверь и сижу в кабине грузовика, долго держа руки на руле, ключ в зажигании. Это мог бы быть любой другой день в средней школе. Скучный день, заполненный дополнительным английским, математикой и чем-либо еще, надеясь мельком увидеть Эдварда Каллена на автостоянке, пытаясь найти рыжеватые волосы во всей аудитории в части мальчиков, пока шло объявление.
Вместо этого я еду в День Форкса, чтобы навсегда сказать прощай. Я еду, чтобы увидеть его и не увидеть. Или скорее увидеть его, но со знанием того, что он не увидит меня.
Таким образом, этот день уже очень, очень знаком.
вы можете рассказать о себе и своих произведениях немного больше, создав Личную Страничку на сайте? Правила публикации читайте в специальной 
...что видеоролик к Вашему фанфику может появиться на главной странице сайта? 
0
