Первым делом Винтер отправился в казармы гвардии. Пока командир лежит без сознания в галерее, следует представить свою версию событий его помощникам. И лучше бы заодно рассказать ее товарищам, чтобы о случившемся заговорили. Так у Воларэ будет меньше шансов замять дело или дать другое объяснение трупу в дворцовых стенах.

Часовой возле казармы пропустил Эрвина без вопросов. И уже через несколько минут тот стоял перед дверью в комнату Бруно Гирша, правой руки Воларэ. Бруно спал, что вполне соответствовало времени суток. Но как у любого воина, сон его был чуток, поэтому хватило пары ударов в дверь, чтобы Гирш возник на пороге с кинжалом у руке.

Винтер замер, не делая резких движений, на те пару мгновений, которые потребовались Бруно, чтобы узнать его.

— Винтер, чтоб тебя… — проворчал наконец гвардеец, отходя в сторону и пропуская Эрвина в комнату. — Какого черта было меня будить?

— Прошу простить меня, сэр, но дело срочное. В западной галереи неизвестный совершил покушение на капитана Воларэ, а затем был мною убит при попытке бегства. По неосторожности, — Винтер чуть виновато опустил голову.

— Умеешь ты устроить приятное пробуждение, — Гирш уже торопливо надевал камзол и пристегивал ножны с мечом, то и дело по привычке потирая старый узкий шрам на щеке. — Что с Гофридом?

— Он был без сознания, когда я схватился с нападавшим. Оказать ему помощь я, к большому сожалению, не успел, — честно глядя в глаза командира, продолжал Эрвин.

— Зови врача, но сначала расскажи, как было дело.

Они уже быстро шли через внутренний двор. Винтер подробно рассказал, как стоял в карауле, как шел со своим обходом командир, и как внезапно среди теней на галерее возник таинственный незнакомец и ударил Воларэ, а когда тот упал, хотел заколоть его кинжалом, но тут подоспел Эрвин, и завязалась схватка. Поединок Винтер описал в деталях, посетовав в конце, что не смог взять загадочного нарушителя покоя живым. Бруно его история, кажется, вполне устроила.

Воларэ был обнаружен уже в сознании. Он сидел, прислонившись спиной к стене, и медленно растирал онемевшую руку, неловко прижатую при падении. Когда по стенам галереи заплясали отсветы фонарей, Воларэ прищурился, всматриваясь. Первым к нему приблизился Винтер.

— Сэр, напавшего на вас задержать не удалось. Это моя вина, — Эрвин опустил голову, но глаз с лица командира не спускал. Губы Воларэ дернулись, словно он хотел что-то сказать, но передумал. По его пристальному взгляду Эрвин понял: помнит. Помнит, что произошло. Впрочем, пусть. Если он помнит, кто его ударил, помнит и то, о чем говорил со своим ночным посетителем. А этот разговор нельзя назвать милой ничего не значащей беседой.

— Очень жаль, — фраза сквозь зубы осталась единственным ответом Воларэ на слова Эрвина. После чего подоспевший врач осмотрел шишку на голове, признал ее неопасной для жизни, и Бруно помог командиру встать на ноги.

Уступив пост сменщику, Винтер отправился в казарму, на этот раз уже не бегом. Вытянувшись на кровати и пристроив под подушку нож, Эрвин несколько минут лежал, прислушиваясь к мерному дыханию спящих товарищей, думая о том, кто же среди них пойдет за Воларэ против Адаларда, кого заговорщики называли «милорд» и что теперь делать ему самому. А затем незаметно для себя уснул.

Сновидений не было. И проснувшись, Эрвин не сразу вспомнил приключения вчерашней ночи. Однако вспомнив, нахмурился. Новое знание не придавало уверенности. Тем не менее, пропускать тренировку, даже под предлогом внезапного душевного потрясения, было недопустимо. И неважно, что ничего нового на тренировке Винтер узнать не мог, потому что владел мечом лучше любого из гвардейцев. Важно, что порядок службы следовали соблюдать во что бы то ни стало. Хотя бы во избежании лишних подозрений.

В рутинных заботах день пролетел незаметно. Воларэ вернулся к своим обязанностям, хотя и казался бледнее обычного. Впрочем, Эрвин ни малейших угрызений совести не чувствовал. Ближе к вечеру Гирш отозвал Винтера с тренировочной площадки и поручил отправиться в дальнюю оружейную. Она находилась в противоположном конце огромного скопления дворцовых зданий, у западных ворот, но Эрвин не привык спорить с приказами без крайней на то необходимости.

Он шагал по галереям, внутренним дворам, террасам, отдавая честь несущим стражу товарищам и задумчиво посматривая по сторонам. Небольшой садик, который предстояло пересечь, привлек внимание тем, что несколько работников чинили верхний портик на мраморной беседке рядом с дорожкой. Когда Эрвин поравнялся с изящным сооружением, внезапно сверху посыпалась мелкая каменная пыль. Винтер пять лет провел в горном гарнизоне, воюя с непокорными жителями высокогорий — и осыпающиеся сверху частички камня за эти годы успели превратиться в безошибочный сигнал об угрозе. В горах к такому приучаешься быстро — если хочешь выжить. Именно поэтому Эрвин, не думая, шарахнулся в сторону, под крышу беседки, откуда смог наблюдать, как сверху точно на то самое место, где он только что стоял, обрушивается здоровенный кусок мрамора с восхитительно острыми и твердыми углами…

Через несколько мгновений, слишком долгих для случайного падения, послышались громкие извинения каменотесов, от которых Винтер предпочел отмахнуться, ускоряя шаг. Поверить в то, что произошел почти несчастный случай, не получалось. Похоже, Воларэ придавал ночному разговору слишком большое значение…

Визит в оружейную оказался не особенно нужным, что еще сильнее убедило Эрвина в осмысленной небрежности каменотесов. Впрочем, пожалуй, он ожидал чего-то подобного. Понимал, что не может Воларэ оставить все как есть, но и не сможет найти честный способ. Значит, держать ухо востро.

Следующий день прошел без происшествий. На закате Винтер возвращался в казарму после караула. И проходя через большой опустевший к вечеру холл, внезапно поймал себя на мысли, что здесь, среди этих огромных картин с победами прошлого, должен стоять гвардеец. Но не стоит. Пораженный озарением, Эрвин замер и насторожился. Затем быстро пересек холл и начал подниматься по лестнице. Если ему не изменяла память, именно в этой части замка располагались покои принцессы. И эти две детали, сложившись вместе, заставили Винтера ускорить шаг.

Верхняя площадка — опять никого. И только… еле различимый на фоне ковра кровавый развод, показывающий, как тело затащили за ширму у стены. Эрвин бросился туда и увидел то, что уже был готов увидеть. Молодой парень в такой же, как у него, гвардейской форме, лежал в луже крови, успевшей натечь из перерезанного горла. Винтер шагнул в следующую комнату уже с обнаженным кинжалом в руке.

Одна гостиная, вторая, приемная… Шум. Впереди слышался шум. Крики. Радуясь, что полы застланы пушистыми коврами, Эрвин ускорил шаг, почти бегом пересек музыкальный салон и замер у приоткрытой двери в кабинет. Почти на пороге истек кровью еще один мертвец. Дальше у двустворчатых дверей стояли трое в абсолютно черных одеждах без гербов и украшений. Один явно пытался открыть замок, двое других выжидали, то и дело обводя комнату взглядом.

— Ваше высочество!.. Откройте, вы в опасности!

— Уйдите! — визгливый, надрывный крик на грани истерики.

Винтер быстро расстегнул пряжку плаща у горла и резкими движениями накрутил его на левую руку, после чего перешагнул труп, выходя на середину комнаты. Кинжал в опущенной правой руке был скрыт от посторонних глаз.

Двое в черном быстро двинулись к нему навстречу. Третий в сердцах ударил по двери кулаком — и из спальни послышался отчаянный вскрик.

— Оставьте меня в покое!

Правый противник замахнулся кинжалом, раскачиваясь на каждом шаге, левый обходил Эрвина по дуге, подбираясь со спины. Винтер не стал ждать сближения, а одним широким движением сбил клинок противника в сторону, цепляя его гардой за лезвие, замедляя ход и сокращая расстояние между собой и человеком в черном. Обратный полет кинжала закончился у того точно между ключицами. Брызнула кровь. Человек застонал. Эрвин выдернул оружие и молниеносно развернулся к следующему противнику, прикрываясь от возможной атаки намотанным плащом.

Третий неизвестный вскочил на ноги и бросился к дерущимся. Винтер стряхнул плащ с предплечья, позволяя ему развернуться, и взмахнул тяжелой тканью, перекрывая обзор противникам. Два кинжала столкнулись, Эрвин тотчас отдернул руку, перехватил рукоять обратным хватом, швырнул плащ во врага, шагнул, обходя по кругу, и парой ударов зацепил его в плечо и бедро. Другой боец в этот момент напал-таки сзади, и Винтера спасла быстрая реакция. Он припал на колено, одновременно ударил вслепую назад, перекатился в сторону, чудом не столкнувшись с кушеткой, вскочил и снизу вверх рассек нападающему живот и грудь. Как удачно, что все трое без кольчуг.

Раненый зашатался и осел на пол, бессмысленно зажимая ладонями рану. Третий незнакомец перебросил оружие в левую руку и, чуть прихрамывая, сделал несколько шагов вперед. Не попытался спастись бегством, не предложил договориться. Собирался снова напасть, хотя должен был бы понять, что шансов у него нет. Эрвин атаковал стремительно, заставив противника попятиться под веером ударов. Отступая, тот не имел возможности оглянуться — и ожидаемо запнулся об тело своего товарища. Воспользовавшись тем, что враг потерял равновесие, Эрвин перехватил его руку с кинжалом, коротким движением обезоружил и позволил оказаться на полу, после чего прижал сверху коленом.

— Кто вас послал?

— А ты кто такой? — выплюнул в ответ раненый.

— Отвечай на мой вопрос, — Эрвин прижал острие кинжала к его горлу. — Отвечай или умрешь.

— Меня послали истинные патриоты нашей родины, — рассмеялся раненый и внезапным рывком сам напоролся на клинок.

Винтер выругался, встал, стер кровь с лезвия и повернулся к двери в спальню принцессы. Та была по-прежнему закрыта. С той стороны доносились всхлипы.

— Ваше высочество? — позвал Эрвин. — Ваше высочество, вам больше нечего бояться.

Всхлипы прекратились, и наступила тишина.

— Ваше высочество, я Эрвин, Эрвин Винтер. Вы помните меня?

Послышался скрип, словно по полу сдвигали тяжелый предмет. Кажется, принцесса не только заперла, но и загородила дверь каким-то сундуком. И теперь с трудом высвобождала себе путь. Наконец створка приоткрылась, и Винтер увидел красивое личико Рихи с покрасневшими глазами.

— Вам нечего бояться, — повторил Эрвин, кланяясь.

— Как вы здесь оказались? — тихо спросила Рихь.

— Понял, что вы в опасности.

— Они… возникли словно из ниоткуда, когда я собиралась идти спать. Прямо в моей гостиной! Вошли, как к себе домой! И потребовали, чтобы я последовала за ними. Приказали! Мне! А когда я напомнила им их место — попытались схватить. На мой крик прибежал часовой, и я успела запереться в спальне. А он… — девушка не договорила и окинула комнату торопливым взглядом.

— Он погиб, исполняя свой долг, ваше высочество, — закончил за нее Эрвин. — А теперь пришло время, кажется, мне исполнить свой.

Рихь посмотрела на него с явным недоумением. Слезы уже высохли, и только краснота кожи под глазами напоминала о случившемся.

— Эти люди хотели вас похитить и увезти в лагерь заговорщиков, которые готовятся выступить против вашего отца. Во дворце вам оставаться нельзя — здесь каждый может оказаться предателем. Самое лучшее сейчас — уехать из города.

— Уехать? — переспросила Рихь, и ее брови медленно поползли вверх. — Куда же, хотела бы я знать.

— Куда угодно, — ответил Эрвин. — Главное, чтобы никто не стал вас искать. И уезжать нужно как можно скорее.

— Эрвин, вы в своем уме? — голос Рихи дрогнул. — Куда я поеду среди ночи? С кем? Я отправила всех своих дам и горничных спать! И сама хотела лечь пораньше…

— Дамы и горничные вам не нужны. Уходить нужно тайно. И немедленно.

— С вами? — быстро перебила его Рихь. — И вы ждете, что я поверю вам после ваших же слов об измене?

— Не жду, ваше высочество, — Эрвин на мгновение смиренно опустил голову. — Но прошу. В моей преданности можете не сомневаться. Вот наглядное ее подтверждение, — он кивнул на мертвецов, под которыми на ковре уже почернели лужи крови.

Рихь скрестила руки на груди, хмуря красивые тонкие брови. Эрвин шагнул к окну кабинета и распахнул створки. Оно выходило на крышу террасы, за которой виднелся небольшой садик. За садиком, Винтер знал, высилась внешняя стена. В ней даже была где-то калитка для прислуги, хотя Эрвин сомневался, что стоит пользоваться даже ею. Кто знает, сколько этих черных убийц явилось во дворец и куда они успели пробраться.

— Вы исполните мою просьбу, ваше высочество? Это для вашей безопасности!

— Вы предлагаете мне покинуть отчий дом, среди ночи, без сопровождения…

— Уже не предлагаю… — пробормотал Эрвин, одним мягким движением оказываясь рядом с Рихью. Прежде, чем принцесса успела осознать, что происходит, он подхватил ее на руки и вышвырнул на крышу террасы. Рихь упала на бок, вскрикнула, но Винтер уже оказался рядом, накрыл ей рот ладонью.

— Не шумите, все будет хорошо, обещаю…

Всей душой надеясь, что на террасе в столь поздний час никто не предается размышлениям, Эрвин подтянул принцессу к краю крыши, легко спрыгнул и протянул руки.

— Сюда! Я поймаю.

Рихь, по-прежнему пребывая в смятении, неловко свалилась вниз. Винтер бережно поставил ее на ноги, огляделся, прислушался. Тишина, нарушаемая шелестом листьев под ветром, да посвистом соловья. Кажется, это был соловей… Но угрозы эти звуки не таили. Вскинув принцессу на плечо и проигнорировав ее возмущенный всхлип, Эрвин быстро и бесшумно прошел через садик и отыскал взглядом калитку. Ничего подозрительного. Лезть через стену с недовольной происходящим принцессой представлялось не лучшей идеей. Значит, придется рискнуть.

Эрвин подошел к калитке и ощупал. Засов задвинут. Но можно надеяться, что замок не заперт. Винтер поставил принцессу на землю, крепко обхватив ее за плечи, после чего распахнул калитку.

— Идемте, — он потянул ее за собой и прикрыл калитку обратно.

— Немедленно отпустите меня! — зашипела Рихь, видимо, осознав происходящее до конца. — Вы поплатитесь за такую дерзость!

— Ваше высочество, я рискнул ради вас всем — жизнью, честью, добрым именем, — так неужели вы думаете, что меня заденут ваши угрозы? — Эрвин тащил ее, посматривая вдоль темной улицы, но прохожих уже не было, бандиты по ночам в Ириталле все-таки не бесчинствовали, а до маршрута ночной стражи они, кажется, еще не дошли.

Была самая глухая пора ночи. Ни огонька. Где-то в отдалении перетявкивались собаки. Вот послышался слаженный звук шагов и позвякивание металла. Приближался дозор. Эрвин отпрянул в переулок и прижал принцессу к себе, готовый закрыть ей рот ладонью. Но стража прошла где-то в стороне. А Рихь… Эрвин так и не понял, хотела ли она закричать, выцарапать ему глаза, как представится возможность, или приняла неожиданный поворот судьбы.

Наконец он остановился перед так хорошо знакомыми ему воротами. Створки чуть расходились, словно их только прикрыли. Быстро скользнув в сад, Эрвин запер ворота на засов и окинул взглядом дом. Темный и тихий. Что предсказуемо, учитывая, что уже близился рассвет.

Винтер не сомневался, что Марлин поймет и примет любое его решение. В конце концов, именно она говорила о необходимости помешать заговорщикам. Так что, почти не таясь, Эрвин провел принцессу на террасу и остановился перед дверью. Не заперта. А вот это уже… Винтер нахмурился. Марлин никогда не страдала забывчивостью. Знать о его приходе она тем более не могла. Чувствуя, как в сердце крепнет нехорошее предчувствие, Эрвин переступил порог, касаясь ладонью эфеса меча. Рихь в молчании сидела на скамье, глядя куда-то в сторону и не желая обращать внимание на происходящее.

В доме было тихо. Холодно. И никаких запахов — ни хлеба, ни жаркого, как будто… как будто тут уже давно никто не живет. Эрвин бесшумно двигался через комнату, почти не дыша, чтобы звуком дыхания не сбить с толку свой слух. Он планомерно начал обходить помещения, одно за другим — прихожая, кухня, кладовка… Именно там он нашел служанку. С перерезанным горлом. И почувствовал, как сердце внезапно заколотилось где-то у самого горла. Запалив свечу, Винтер теперь почти бегом двигался через столовую наверх, к спальням. Лестница скрипнула. Эрвин сжал зубы. Дверь в комнату матери была открыта. Винтер замер, глядя, как пляшет по стенам отсвет его свечи. А ведь у него никогда не дрожали руки…

Этот шаг нужно было сделать. Переступить через порог и высоко поднять свечу, озаряя комнату. Постель была смята, сползла сбоку на пол, кресло перевернуто. А посреди ковра, раскинув руки, лежала Марлин в ночной сорочке — и кровь, набежавшая из нескольких ран на груди, казалась черной в пламени свечи.