Саундтрек к главе!



– Доброй ночи, мистер Каллен, – сказала я и пошла в свою комнату.

Сегодняшний день, кажется, расставил все точки над «i» и показал настоящее отношение родителей Виолетты к их дочери. И если еще вчера я была уверена, что это Тане нет дела до Ви, а Эдвард просто не знает и не понимает, что нужно его ребенку, то сегодня я поняла, что Таня, пусть в своеобразной манере, но все же помнит о Ви.

Она помнит о том, что в детстве есть только два дня в году, когда ты ждешь чуда – это Рождество и день рождения. Таня, даже если не смогла быть на празднике, позвонила утром! Хотя бы позвонила! Заказала подарок, судя по всему, заранее.

Но Эдвард... Ведь вчера Ви со слезами на глазах спросила, приедет он или нет. Но он даже не попытался вырваться, чтобы уделить ребенку часик-другой в тот волшебный день, которого она будет ждать еще год. И не удивлюсь, если к следующему своему дню рождения Ви окончательно разочаруется в чудесах, перестанет в них верить.

Ну, если он выбрал свою премию, почему нельзя было просто позвонить? Один звонок, одна минута, всего одна! Всего несколько слов, чтобы Ви знала, что ее любят, что папа не забыл, что папа ХОТЕЛ быть рядом, но не смог. Разве это так сложно?

Зачем стоило столько мучиться, искать суррогатную мать, ждать появления на свет малышки, потом почти год ждать ее выздоровления. Казалось бы, теперь Каллены должны ценить каждую секунду и стремиться проводить ее именно с Ви, с их малышкой, которую они так ждали, которая так тяжело им досталась. А они как будто перегорели...

Но разве можно перегореть? Это ведь не игрушка, которую ты ждал, долго копил деньги и вот, наконец купил, а она, оказывается, не так уж и нужна. Это ребенок, живой маленький человечек, который ни в чем не виноват. Разве Ви виновата в том, что Каллены постоянно заняты? Разве это ее вина, что ей нужно родительское тепло, любовь, забота?

Почему она должна лезть из кожи вон, стараться быть для них идеальной дочерью? Той, которую нарисовало их извращенное воображение, считающее ребенка неким предметом интерьера, который можно поставить для красоты, а если надоест, убрать обратно в коробку и запереть в кладовке?

Почему маленькая девочка должна ходить на цыпочках, когда папа спит днем? Почему она должна бояться лишний раз испачкать платье, коих у нее миллион? Почему она должна быть роботом, а не искренним ребенком?

Почему, если твой ребенок просит тебя остаться дома всего раз в году, ты все равно уезжаешь? Почему? Неужели эта премия стоит того, чтобы твоя дочка загадывала лишь твой приезд, задувая свечи на праздничном торте, а потом горько плакала? Это стоит того?

Да, и где любимая манера выставить свою гребаную жизнь напоказ? Почему бы не пригласить чертову прессу и не показать себя идеальной семьей? И пусть все знают для чего это задумано, Ви была бы счастлива, что ее родители рядом в важный для нее день.

Почему у Ви нет нормального детства? Почему у нее нет нормальных семейных ужинов с той едой, которую любят все? Почему ее мать не укладывает ее спать, не играет с ней в куклы? Почему ее папа не играет с ней на улице, не покупает мороженое? Почему Ви должна загадывать на день рождения «Пусть приедет папа», а не обычное желание девочки ее возраста – новую игрушку, какую-то особенную, новое платье или еще что-нибудь. Почему она должна становиться взрослой так рано?

– А ну стой! – Услышала я за своей спиной.

Но, то ли из-за виски, то ли из-за осознания отношения Эдварда к Ви, я не остановилась и даже не повернула голову.

– Я сказал, стой, – прорычал он, схватив меня за руку.

Сейчас он не был озлоблен, он был в ярости. Оскалившись, он с ненавистью смотрел на меня. И этот чертов придурок даже в ярости был идеальным. Думаю, с его внешностью можно становиться маньяком. Он буквально притягивает к себе магнитом, жертвы даже не сопротивлялись бы. Они были бы рады погибнуть от этих рук.

– Ты думаешь, ты самая умная? – прошипел он. – Ты ни черта не знаешь и не понимаешь.

– Тут и понимать нечего, – усмехнулась я.

Эдвард грубо схватил меня за руки и начал слегка потрясывать. Не знаю, с какой целью. Может, он думал, что я протрезвею, вспомню, что он мой начальник, заткнусь, и он вновь станет в своих же глазах идеальным папашей? В любом случае, мне было все равно, слишком обидно было за Ви. Он может меня уволить, и я буду рада. Буду рада, что больше не стану видеть всей той грязи, которая творится в этой семье. И Ви не будет. Думаю, прессе и полиции очень понравится то, что я смогу рассказать. Точнее, полиции это не понравится, на мое счастье.

Даже Элис или Розали способны дать Ви ту любовь, в которой она нуждается. И они будут рады. В отличие от Эдварда...

– Я пашу сутки напролет, иначе ничего добиться нельзя. Ты никто, твое имя растворится в пустоте, если его произнести, – шипел Эдвард прямо мне в лицо. – А мое имя многое значит. Ко мне прислушиваются, меня уважают, я не пустое место в этом мире.

– Мне больно, – я попыталась вырваться их рук Эдварда, но он лишь сильнее схватил меня.

– А мне плевать. Я плачу тебе, усекла? И я плачу не за ту фигню, что ты несла сейчас там, внизу. Твое мнение никого не волнует, можешь запихнуть себе его в задницу.

– И пускай, – скривилась я, – пускай для всего мира я никто, зато я – весь мир для нескольких людей, а это гораздо важнее. Хотя бы для одной девочки, которая в первый день моего пребывания тут проснулась и испугалась, что меня нет, что я ей приснилась. И плевать я хотела на мнение всего мира. Меня вполне устраивает моя значимость для конкретных людей...

– Что? – На злом лице появилась усмешка. – Я плачу тебе за то, чтобы ты была для Виолетты тем, чем она захочет.

– К сожалению, у меня нет своих детей, чтобы делать это бесплатно.

– Да уж, – фыркнул он, – тогда бы ты возилась с соплями своих отпрысков, а не с моей дочерью. И я бы посмотрел, как бы ты зарабатывала и одновременно была бы все время с ними.

– Не ваше дело, – прошипела я.

– Мое. Захочу, и станет моим. За те деньги, что я плачу тебе, я могу говорить что угодно и о чем угодно. Мне плевать на тебя и твою ничтожную жизнь, мне плевать на ту аварию и твоего ребенка и то, как в твоем понимании должны вести себя идеальные родители. Мне плевать.

Ком медленно подступал к горлу. Он смог надавить на самое больное... Зная, что значит для меня мой не родившийся ребенок, он надавил именно на это...

Я почувствовала, как по моей щеке катится слеза.

– Если я захочу, ты будешь делать все, что я скажу. Потому что ты никто. Ты продаешься. Я могу купить тебя, как любую вещь, и сделать с тобой, что захочу. В этом отличие между мной и тобой. Ты никто. У тебя не может быть своего мнения. Я плачу тебе за то, чтобы ты молча выполняла свои обязанности. А ты, кажется, забылась и возомнила себя центром вселенной? Я мигом опущу тебя на землю, поняла?

Эдвард еще сильнее сжал мои руки и сильно встряхнул меня.

– Поняла? – сквозь зубы процедил он.

Я не могла сопротивляться. Мне было больно. Мне было больно физически, мне было больно в душе. Я не могла. Он был прав, я никто... Легонько кивнув, я закусила губу, чтобы не разреветься в голос.

– Я не слышу, – прорычал он.

– Да, – едва слышно ответила я. – Я все поняла. Мне больно, отпустите, пожалуйста.

Эдвард еще раз одарил меня ненавидящим взглядом и отпустил, а я сорвалась и побежала к себе в комнату. Влетев внутрь, я закрыла дверь и заплакала в голос. Вытирая слезы, я бросала вещи в сумку. Слезы смывали косметику, и я уже ничего не видела из-за темной пелены. И, бросив на пол то, что было в этот момент у меня в руках, я скатилась по стене на пол.

Почему он надавил на самое больное? Почему нельзя было обойтись без упоминания моего малыша? Почему? Чтобы я еще раз обвинила себя во всем? Я это делаю каждый день. Когда я вижу на улице маленьких мальчиков, я вспоминаю своего сына, и то, что только по моей вине его нет. Это я поехала на машине, это я убрала руки от руля, это я... Это все я...

Дверь резко распахнулась, и в комнату влетел Эдвард.

– Прости меня, прости, прости, прости, – зашептал он.

Он сел рядом и продолжал просить прощения.

– Прости меня, Белла, прости. Я не хотел, я не знаю, почему я все это сказал, прости...

От его слов я еще больше разревелась.

– Пожалуйста, Белла, – Эдвард взял в свои руки мое заплаканное лицо, – прости меня. Ты... Ты была абсолютно права. Ты первая, кто смог мне возразить и сказать правду, я к ней не привык, не сдержался, не подумал. Прости меня, пожалуйста.

Я лишь отчаянно вертела головой.

– Ты была права, а не я. Ты права, это я никто в этом доме. Я никто для Виолетты, а ты для нее все. Я бы отдал все на свете, лишь бы также стать для нее всем, научиться... Прости меня... Все, что я сказал, это было на эмоциях, я не считаю так, прости меня...

Эдвард прижался своим лбом к моему, продолжая шептать «прости»... А я, вместо того, чтобы пытаться вырваться из его объятий, наоборот, с силой схватилась за его руки, пытаясь еще больше прижаться к нему. Уже второй раз, он неосторожным словом сначала доводит меня до истерики, а потом успокаивает... И каждый раз ему это удается... Он каждый раз заставляет меня ненавидеть его всей душой. Каждый раз он заставляет меня открыться ему... И каждый раз он заставляет меня нуждаться в нем, в его заботе, его прикосновениях, его словах...

– Прости меня, пожалуйста, – прошептал он, вытерев мои слезы пальцами. – Пожалуйста...

Я смотрела в его глаза, которые еще пару минут назад могли бы запросто сжечь меня, уничтожить, излучая невероятную злость. А сейчас я видела искреннее сожаление, разрывающиеся от боли и сожаления зеленые глаза...

Он опять заставил меня отчаянно нуждаться в нем... Мне был нужен его взгляд, его прикосновения, его шепот. Мне все это было нужно, чтобы забыться, чтобы вновь выбраться из той бездны обиды и боли, в которую он же меня и столкнул...

– Пожалуйста, – еще раз прошептал он.

Слез больше не было, и Эдвард просто водил пальцем по моей щеке... Его теплые пальцы легко скользили по моей коже, заставляя забыться, сконцентрироваться только на этом ощущении – его прикосновениях. Эдвард аккуратно обвел пальцем контур моих губ...

– Прости, – еще раз прошептал он и нежно прикоснулся к моим губам.

В этот миг мое сердце замерло. Эдвард не двигался, просто прижался ко мне губами.

– Не уходи, – прошептал он, оторвавшись от моих губ, и вновь прикоснулся к ним.

Сердце бешено затрепетало в груди, когда я вновь почувствовала тепло его губ. Он нежно целовал меня, притягивая за талию... И я опять оказалась слабее, чем стоило бы быть... Боль, какой-то страх, отчаяние – все это я могла забыть только с ним. Могла вспомнить и тут же забыть... Я не могла устоять перед Эдвардом Калленом. Он был тем центром вселенной, той точкой опоры, вокруг которой сосредотачивалась моя жизнь и мое внимание, когда он был рядом... И я боялась лишиться этой опоры, боялась упасть в бездну...

Запустив руку в его волосы, я с силой сжала их и притянула его к себе. И теперь я отвечала на поцелуй. Впитывая, как губка, его нежные прикосновения, я старалась не упустить ни единого момента.

Продолжая сжимать пальцы в кулак в волосах Эдварда, я, наверное, хотела сделать ему больно, хотя бы на миг заставить его почувствовать себя так же, как он заставлял меня. И я отчаянно не хотела отпускать его. Я хотела раствориться в нем, слиться воедино. Я хотела быть с ним...

__________________________________________________________________________
Вот такая неоднозначная главка...
Бонус-главу добавлю скорее всего в понедельник вечером.
Благодарим Светика за редакцию!
ФОРУМ!