Саундтрек:

Keane — Atlantic
Angus and Julia Stone — The Devil's Tears

Тук-тук-тук.

Драко пытался уцепиться за сон, зарываясь лицом в каскад бархатистых кудрей под щекой. Ему было тепло и уютно; желая вернуться в сновидение, которого не помнил, он покрепче прижал к себе Грейнджер.

Тук-тук-тук.

— Проваливай, — устало проворчал он.

Но затем вспомнил, что, несмотря на близость Грейнджер, они не вернулись в комнаты в Хогвартсе. Воспоминания о вчерашнем хаосе вернулись к нему и поразили, словно ударом молнии, в мгновение пробуждая и зарождая головную боль в затылке. Он приподнялся и сразу же проверил Гермиону, пару секунд понаблюдал, как поднимается ее грудь от глубоких сонных вдохов. Она выглядела так же, как и в любое другое утро: умиротворенная и милая, за исключением желтых следов от нескольких непрошедших синяков и все еще бледного цвета лица.

Тук-тук-тук.

Он бросил на дверь раздраженный взгляд и решил проигнорировать стук. Судя по тусклому синему свету в комнате, еще и шести утра не было, а значит, что он от силы ли проспал два часа. Он был измучен и разъярен, ведь кто-то осмелился потревожить его после того, как они с Грейнджер почти воссоединились; была велика вероятность, что это был чертов Уизли, вернувшийся за добавкой.

— Драко, — тихий голос Тонкс просочился через дверь, — Драко, ты проснулся? Я вхожу...

— Нет, не смей, — рявкнул он. — Какого хрена ты хочешь?

— Открой эту чертову дверь.

— Нет.

— Давай, или я сама ее открою.

Он поджал губы от раздражения, осторожно вытащил ноги из-под Грейнджер и покинул постель, ощущая, как парочка красочных ругательств вот-вот была готова сорваться с языка. Он схватил палочку, пересек комнату, приоткрыл дверь и прищуренными глазами посмотрел на Тонкс через небольшой зазор.

— Надеюсь, у тебя веская причина...

— Как она? — спросила Тонкс. — Проснулась?

— Нет.

— Тогда тебе нужно позавтракать.

— О чем ты? — он нахмурился. — Сейчас сколько, шесть утра?

— На самом деле, половина шестого, — исправила она. — Остальные скоро проснутся, и я подумала, что тебе неплохо было бы перекусить. Гарри с Роном захотят проведать ее, и я не смогу долго их задерживать, если ты захочешь побыть с ней наедине.

Драко внимательно посмотрел на нее, пока обдумывал предложение.

— Я не голоден.

— Когда ты в последний раз ел?

— Это не важно...

— Тебе нужно подкрепиться, — настаивала она. — Разве не лучше позавтракать сейчас, когда все еще спят? Да ладно, зато после ты сможешь остаться с ней, а я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы провели как можно больше времени наедине.

— Да Салазара ради... — прорычал он, взглянул на Грейнджер через плечо и покинул комнату. — Ладно, пойдем.

— Не любишь ранние подъемы, да?

— Не тогда, когда моя девушка находится без сознания, а чертова кузина никак не отвалит, — напряженно ответил он и заметил ее довольную улыбку, когда они спускались по лестнице. — Что?

— Ты назвал Гермиоону своей девушкой?

— Тебе что, двенадцать?

— Это просто наблюдение...

— Бессмысленное, — проворчал он. — Ты серьезно считаешь, что я был бы здесь, если считал ее случайной знакомой? Чертова идиотка.

— Смени настроение, или в твоем английском завтраке не окажется бекона.

Драко закатил глаза, когда они вошли в кухню; комната, которая еще вчера полнилась беспокойством и яростью, сейчас была совершенно чиста и убрана. Никакой перевернутой мебели, никакого разбросанного декора, никаких пятен крови. Он готов был поклясться, что до сих пор чувствует панику и запекшуюся кровь. Его глаза изучали стол, на котором лежала Грейнджер, и внутри все завязывалось в тугой узел беспокойства.

— Мы должны кушать здесь?

— Где еще нам это делать? — спросила Тонкс, пожимая плечами.

— В гостиной?

— Там тело Добби, — ответила она. — Помещение обработали Скоргифаем бесчисленное количество раз. Уверяю, все чисто.

Драко нерешительно сел за стол, а Тонкс произнесла несколько заклинаний для приготовления завтрака. Он дернулся от неожиданности, когда почувствовал прикосновение к голени. Опустив взгляд, встретился с огромными оранжевыми глазами — на его колени в тот же миг запрыгнула лохматая масса рыжего меха.

— Я все думала, куда он делся, — сказала Тонкс. — Это кот Гермионы, Жи...

— Живоглот, — закончил Драко и приподнял бровь, когда животное коснулось холодным носом его ладони. — Да, я знаю. Мерлин упаси ее выбрать красивого кота.

— Зато он умный, — заметила она и со знанием дела посмотрела на Драко, — и умеет разбираться в людях.



Гермиона вскочила в постели с резким выдохом, который, возможно, превратился в крик, если бы ее горло не пересохло до состояния наждачной бумаги.

Голова кружилась, тело было уставшим, но защитные инстинкты сработали незамедлительно — она приступила к поиску палочки или сумки и встревожилась, когда не нашла ни того, ни другого. Она диким взглядом оглядела комнату и, хотя та показалась ей очень знакомой, правда она и не могла понять почему, была слишком насторожена, чтобы расслабиться, ведь прекрасно знала, как легко можно изменить пространство при помощи нескольких хитрых заклинаний.

Она попыталась погрузиться в воспоминания — Мэнор и первый взрыв Круцио, произнесенный визгливым голосом Беллатрис, но больше она ничего не смогла вспомнить. После этого все было туманно и разрозненно... лишь много криков. Так где же она?

Гермиона провела ладонью по матрасу, ощутив тепло. Одному Мерлину было известно откуда, но она знала, что рядом с ней в постели кто-то лежал, и это крайне сильно ее нервировало.

— Гарри? — позвала она низким грубым голосом, который не могла узнать. — Рон?

Она не ожидала ответа, хоть и надеялась на него. Она ощутила боль и поняла, что ее может стошнить; отголоски последствий беспощадных пыток Беллатрисы заставляли ее тело пульсировать в такт биению сердца. Болело абсолютно все, однако именно рука горела, как свежий ожог, и Гермиона неуверенно осмотрела красную влажную повязку. На секунду она подумала снять ткань, но решила, что разумнее будет оставить все на своих местах, пока не узнает, где находится и кто ей помог.

Гермиона снова провела рукой по матрасу, касаясь остатков тепла чужого тела кончиками пальцев. Тот, кто разделил с ней кровать, ушел недавно. Она еще раз осмотрела комнату, выискивая что-нибудь подозрительное или намекающее на присутствие другого человека, но содержимое было минимальным: кровать, комод, шкаф.

Она несколько минут обдумывала, так ли хороша идея покинуть комнату, и любопытство подтолкнуло ее к решению, пусть и неверному. Отбросив покрывало, она вздрогнула, когда переместилась к краю кровати и спустила ноги на пол, но как только Гермиона перенесла на них вес, то упала. Она застонала, поскольку удар послал резкую волну боли по всему телу; она попыталась встать, но это оказалось бесполезной идеей.

Ее ноги были нетвердыми и слабыми, почти онемевшими, и она вмиг возненавидела затруднительное положение, в котором оказалась. Она никогда не была хрупкой или беспомощной, поэтому неспособность подняться на ноги расстроила ее, особенно после того, как она уже почувствовала себя уязвимой в этой неожиданной ситуации. Она подумала, чтобы поползти к двери, но решила, что этот план небезопасен, поэтому, сконцентрировав всю силу в руках, попыталась заползти на кровать.



— Нет, закончи завтрак, Драко, — сказала Тонкс, — и прекрати так заглатывать, а то подавишься.

Он бросил на нее сердитый взгляд.

— Прошу прощения, должно быть я прослушал объявление тебя моей нянькой.

— Знаешь, сарказм — низшая форма остроумия.

— Кто бы так ни сказал, был крайне зол на то, что не способен на подобное, — ответил он, отталкивая тарелку и вставая из-за стола. — Все, я закончил.

— Может, стоит взять с собой Живоглота? — предложила она, пока Драко не успел уйти. — Наверное, Гермиона соскучилась по нему, и она бы хотела...

— Не сейчас. Не хочу, чтобы что-либо отвлекало, когда она придет в сознание, или если у нее возникнут какие-нибудь проблемы, потому что этот кот требует слишком много внимания...

— Возникнут проблемы? — повторила Тонкс, нахмурившись. — О чем ты?

Он отвел взгляд.

— Неважно.

— Нет, погоди. О чем ты переживаешь? Ее травмы не излечились?..

— Слушай, я не тупой, — перебил он, — и знаю, что Круцио творит с разумом.

Тонкс с понимающим видом поджала губы.

— Ты боишься, что она тебя не вспомнит? — пробормотала она, наблюдая, как Драко беспокойно сжал кулаки. — Не стоит переживать, обычно жертва днями должна подвергаться пыткам, чтобы это отразилось на ее памяти или...

— Ты недооцениваешь способности Беллатрисы.

— Нет, Драко...

— Да! Именно так! — прокричал он. — Да что с вами, придурки! Не все в жизни заканчивается чертовски блестяще, сверкая от звездной пыли и сияя радугами!

— Я только пыталась...

— Иногда все превращается в дерьмо, и на этом конец истории! Твоя способность с оптимизмом смотреть на жизнь была бы почти впечатляющей, если бы не являлась смешной!

Тонкс нахмурилась.

— Ты издеваешься из-за того, что я не перестаю надеяться?

— Нет, я жалею тебя, потому что ты полагаешься на надежду.

— Ты жалеешь меня, потому что я надеялась, что мой отец не погибнет напрасно или что мой сын вырастет в свободном мире? — тихо спросила она. — Я не полагаюсь на надежду, Драко, но порой она помогает мне пережить некоторые дни, и она поможет нам выиграть эту войну.

— Ну, это твое бредовое мнение...

— Я не верю, что ты находился бы здесь, если бы у тебя не было хоть маленькой крупицы надежды, что Гермиона вспомнит тебя, или что после войны у вас с ней может быть жизнь...

— Хватит. — Он дышал сквозь сжатые зубы. — Сдержи свое слово и убедись, что Поттер с Уизли будут держаться подальше.

Он вышел из кухни, не дожидаясь ее ответа; нервной походкой направился к лестнице, звучно сглотнул, чтобы избавиться от неудобного жара под воротником. Слова Тонск насчет жизни после войны заставили его забеспокоиться, поскольку он намеренно избегал мыслей о будущем в случае поражения Волдеморта. Вопрос родителей и их неизбежного осуждения Грейнджер означали, что ему придется принять много решений, которые в конечном итоге сильно изменили бы его жизнь — если они все выберутся из этого живыми.

Необходимость планировать будущее казалась маловероятной, когда в настоящем было так много проблем.

Сейчас все, о чем мог думать Драко, — вернуться к Грейнджер и наслаждаться ее компанией, пока она не проснется. Если она его вспомнит… Сейчас это «если» было его единственным приоритетом. Остальное могло подождать на задворках сознания. Он поднялся по лестнице и подошел к спальне, ожидая найти Гермиону в постели, твердо намеренный присоединиться к ней под одеялами, пока та спит.

Он толкнул дверь, сделал несколько шагов в комнату и сразу заметил вспышку знакомых каштановых волос, сбившихся набок, а после широко распахнутые карие глаза, по которым тосковал — они смотрели на него в ответ. Он замер на месте в паре шагов от нее, дыханье сперло в горле; они молча смотрели друг на друга в течение самой долгой минуты в их жизни.

Она полулежала на кровати, неловко удерживая вес на руках, и смотрела на него через плечо. Она ахнула от удивления, на лице было написано ошеломление; он вглядывался в ее лицо, выискивая намек на узнавание, но Гермиона лишь смотрела ему в глаза, словно ожидая его исчезновения.

Она моргнула, и время возобновило свой ход.

Драко не смог понять, то ли руки подвели Гермиону, то ли она хотела броситься к нему, но она развернулась всем телом, и Драко, подгоняемый защитным инстинктом, подхватил ее, оберегая от падения. Она лишила его равновесия, и они опустились на пол; ее движения были отчаянно неуклюжими, она практически вцепилась в него ногтями, царапая грудь, пока не обхватила руками шею, крепко прижимая его к себе. Она хваталась за него, словно прошли годы, а не месяцы; пальцы болезненно впивались в его лопатки, но ему было плевать.

Он приобнял ее за талию, запустил руку ей в волосы и перекинул пряди за спину, чтобы прикоснуться губами к нежному месту за ухом, ощутить биение сердца. Не поцелуй, лишь касание — кожа к коже.

Она прижимала его так крепко, что начала дрожать, она обнимала его всем телом, наполняя его волосы своим дыханием, покидавшем ее мелкими, неглубокими выдохами.

— Ты помнишь меня.

Он не собирался произносить этого вслух, и если бы не находился так близко к ней, она бы ни за что не расслышала этих слов.

— Невозможно забыть, — пробормотала она. — Ты… вырезан во мне.

Он закрыл глаза. Ее голос звучал иначе: был скрипучим и грубым; тем не менее, было облегчением снова услышать его. Она ощущала тепло и реальность происходящего, чувствовала, словно могла раствориться в нем, полностью потеряться. Он же никогда прежде не чувствовал себя таким разбитым и беззащитным, но был слишком поглощен ею, чтобы обращать внимание на себя.

Сколько времени прошло? Два месяца? Казалось, что намного больше, но бессонные ночи слились в единый поток бесконечного времени. Их разлука в Хогвартсе была столь стремительной и разрушительной, а вчера, когда он обессиленно наблюдал, как она истекала кровью... черт, все было настолько интенсивно, но теперь заменилось спокойствием и... стало легче дышать.

Гермиона не могла бороться в нуждой прикоснуться к нему, вонзалась ногтями в лопатки, шею, зарывалась пальцами в волосы. Его запах был таким, каким был всегда — мускусный и прекрасный; она уткнулась носом ему в плечо, пока аромат не окружил ее. Сердце колотилось в груди так быстро и громко — от волнения, шока, благоговения; ее грудь распирало от эмоций. Оставив несколько целомудренных поцелуев на его шее, она закрыла глаза и почувствовала, как по щекам потекли неизбежные слезы.

Драко отстранил ее на несколько дюймов, соприкоснувшись с ней носами, и она на мгновение затаила дыхание от его близости. Теперь она могла его рассмотреть: предательские морщинки и тени, оставленные бессонницей, окружали глаза, уголки губ были опущены. Он отвел взгляд, посмотрел на одну из слезинок, и она почувствовала, как он ослабил объятия и беспокойно нахмурился.

— Я сделал тебе больно?

— Нет-нет-нет, конечно нет, — быстро заверила она. — Я просто... так рада тебя видеть. По правде говоря, не была уверена, что это случится. — Последнюю фразу она произнесла, чуть не задохнувшись, но смогла скрыть эмоции; погладила большим пальцем его по скуле. — Я скучала по тебе.

Он задумался, как у нее это получается — держать открытыми сердце, разум и душу. Он хотел сказать ей сотни слов, но знал, что не станет, и не потому, что признание могло бы сделать его слабым в ее глазах, а потому что находил действия более весомыми.

Поэтому он склонился к ней и поцеловал.

Не жестко, не нежно, но достаточно сильно для того, чтобы она ощутила его искренность, чтобы поняла, что он чувствует благодаря ее близости. Этот жест не носил пламенных оттенков или потаенных похотливых намеков. Это был лишь поцелуй, чистый поцелуй.

Он охватил ее лицо ладонями, погрузил пальцы в кудри, и вздох Гермионы коснулся его подбородка прежде, чем Драко коснулся ее губ. Он отстранился и снова поцеловал ее, а затем снова, и снова, и снова, каждый раз с большей страстью. Он слегка посасывал и прикусывал ее губы, пока они, раскрытые и влажные, полностью не соприкоснулись, запирая их общий вздох.

Гермиона прислонилась своим лбом к его и облегченно выдохнула; они оставались в таком положении несколько минут, Драко потирал большим пальцем ее щеки. Но все закончилось слишком рано.

Она отстранилась с тревожным выражением лица.

— Мальчики, — сказала она, — Гарри и Рон, они...

— Они в порядке, — ответил он, сопротивляясь соблазну прокомментировать или закатить глаза. — Все в порядке и все здесь...

— Все? Были другие?

— Лавгуд, Томас и Оливандер, — перечислил он. — Они все в порядке. Черт, мне кажется, Лавгуд перебрал валерианы и уже готов взобраться на воображаемое майское дерево [1].

— Драко...

— Ты пострадала сильнее всех, Грейнджер, — мрачно произнес он. — Поверь, остальные в норме.

— Хорошо, это хорошо, — рассеянно пробормотала она. — Но тогда как...

— Грейнджер, если собираешься устроить мне допрос в духе Шведской инквизиции волшебников 1512 года, тогда нам стоит встать с пола.

— Эта инквизиция была в 1496 году.

Он не сдержался и усмехнулся от ее исправления — типичное поведение, не зависящее от обстоятельств, и близость ее знакомого ученого нрава мгновенно успокаивали.

— Ты ошибаешься, и мы можем обсудить это на кровати, если ты действительно…

— Погоди, нужно… я не могу, — неуверенно пробормотала она, и Драко заметил ее смущение. — Я не совсем чувствую ноги. Должно быть, заклинание повлияло на нервные окончания… наверное. Нейропраксия или что-то похожее. Ты не мог бы… не мог бы помочь мне?

Он знал ее достаточно хорошо, чтобы заметить недовольство подобной просьбой о помощи, поэтому в ответ просто кивнул головой и, воздержавшись от комментариев, решил позже рассказать об этом Тонкс. Он оттолкнулся ногой и поднял Гермиону, одной рукой подхватив ее под колени, а другой поддерживая за спину, и, прижимая к груди, осторожно перенес на кровать.

И снова — все так знакомо. Он почти испытал ностальгию. Не хватало лишь глупых маггловских книг, надоедливого кота, мурчащего у ног, и все стало бы как прежде. Она таяла в его руках, словно это было самой естественной вещью в мире; он обнял ее так же, как всегда, и расслабился у нее под боком, опустив подбородок на плечо.

— Такое чувство, словно я вернулась домой, — нежно прошептала она, будто обращаясь к самой себе. — Драко, где мы?

— В доме Тонкс.

— Мне показалось, в какой-то момент я начала его узнавать. Эта комната очень похожа на ту, в которой я останавливалась, бывая здесь, — она сделала паузу. — Но почему здесь ты?

— Тонкс забрала нас с Блейзом из дома Андромеды.

— Ты был у Андромеды? Так вот куда тебя перенес порт-ключ? — спросила она. — Это… было очень мудрым решением со стороны МакГонагалл.

— Ты называешь его мудрым, я же считаю безумным.

— Тебе там было так плохо? — спросила она, склонив голову, и с сомнением посмотрела на него. — Ты довольно легко называешь ее «тетя Дромеда».

Драко заколебался, облизнул губы.

— Все стало лучше, чем было. Наверное.

— Ты сказал, что Тонкс забрала вас с Блейзом? С Блейзом Забини?

— Да, некоторые из нас остановилось у Андромеды, — сказал он. — Блейз, Тео, Булстроуд, Дэвис, Блетчли и я. Она управляет тайным убежищем, обеспечивающим безопасность слизеринцам, от которых отреклись родители, потому что те отказались следовать за Сама-Знаешь-Кем.

— Ничего себе, — выдохнула Гермиона. — Знаешь, я не раз задумывалась, что же случилось с некоторыми из ребят с твоего факультета. Наверное, Андромеда очень храбрая. Я слышала о Теде. Не представляю, как она справляется, заботясь о группе людей, которых почти не знает… Не могу представить.

— Она в порядке.

— Так почему Тонкс забрала вас сюда?

— Ну, не побоюсь прозвучать, как одна из двойняшек-сплетниц Треплотил…

— Патил.

— Знала бы ты, как мы называли их в гостиной Слизерина, — пробормотал он. — В общем, Блейз здесь, потому что они с Лавгуд вроде как вместе.

Гермиона моргнула.

— Луна? Луна с Блейзом?

— Похоже, ее отец помогал тете Дромеде с убежищем, и Лавгуд часто бывала там, — небрежно произнес он, — настолько часто, что они с Блейзом начали свое маленькое…

— Так вот почему она исчезала из Хогвартса, — прошептала Гермиона, ни к кому не обращаясь. — Это… определенно интересное развитие…

— Думаю, более подходящим будет назвать это «ужас какое странное».

— Разве мы в праве их судить? — быстро ответила она. — Наши отношения вряд ли будут считаться обычными большинством наших знакомых.

Он выгнул бровь, с неохотой соглашаясь, и поцеловал ее в шею.

— Есть еще вопросы?

— Сотни, — она вздохнула. — Я хотела бы больше узнать о Блейзе с Луной и многом другом, но на данный момент, пожалуй, уже хватит об этом.

Драко зажмурился.

— У меня есть несколько вопросов.

Он почувствовал, как она напряглась в его объятиях, и он знал, что она готовится к неизбежному обсуждению членов его семьи и их причастности к пыткам в его отчем доме. Эта тема висела между ними тяжелым предчувствием, и он сожалел, что должен был поднять вопрос; ему нужно было знать.

— Ладно, — осторожно сказала она, — что ты хочешь знать?

Он обнял ее немного крепче и задумался, с чего начать.

— Что с тобой случилось, Грейнджер?

— Егеря нашли нас и отвезли в Мэнор, — начала она отстраненным голосом. — Они хотели призвать Сам-Знаешь-Кого, но у нас был меч Гриффиндора, и твоя тетка Беллатриса…

— Не называй ее моей теткой, — внезапно перебил он низким, скрипучим голосом. — Продолжай.

— Ну, Гарри и Рона куда-то увели, — сказала она и тяжело сглотнула. — Беллатриса начала расспрашивать меня о том, откуда у нас меч; она пытала меня, — Гермиона почувствовала, как он напрягся. — Я… я помню, что она использовала Круцио, но после этого — темнота. Все словно в тумане.

Драко глубоко вздохнул.

— Там были мои родители?

— Твои родители… — тихо повторила она, — эм-м… да, были. Твой отец выглядел довольно слабым, словно его пытали.

— А мать?

— Твоя мать, — пробормотала она, хватаясь за нечеткие воспоминания… и вдруг они настигли ее, и Гермиона ахнула: — О боже, твоя мать!

— Что? Она навредила тебе?

— Нет-нет. Мерлин, теперь я вспомнила. Она знает.

— Знает что? — спросил он, пытаясь сохранить терпение. — О чем ты…

— Она знает о нас, — ответила Гермиона. — Она использовала на мне Легилименцию и увидела нас. Увидела нас вместе. Я чувствовала, как она искала тебя в моей голове, и я знаю, что она нашла воспоминания о тебе.

Драко широко распахнул глаза.

— Что она сделала?

— Она… — на мгновение Гермиона замолчала, — она хотела узнать, где ты был и… предложила мне помощь.

— Что? — спросил он, совершенно сбитый с толку услышанным. — Ты уверена?

— Да, абсолютно. Но это ведь хорошо, да?

Он задумчиво нахмурился.

— Не уверен, — признался он. — Наверное.

Они оба замолчали; Драко задумался о многозначительном и удивительном рассказе Гермионы о действиях его матери в Мэноре. Оглядываясь назад, он осознал, что подготовился к наихудшему сценарию, практически ожидая услышать историю, в которой его родители внесли вклад в сумасшедшие пытки над Грейнджер. Ему казалось, что он должен чувствовать облегчение, возможно, благодарность, но смог распознать лишь недоумение и неуверенность.

— Знаешь, — произнесла Гермиона, когда молчание между ними стало казаться слишком долгим, — моя мама говорила, что самые опасные в мире люди — это родители, которые любят своих детей, потому что ради них они и убьют, и умрут. Твоя мать любит тебя, Драко. Думаю, она просто хотела сделать все возможное, чтобы найти тебя.

— Хм, — он нахмурился, не зная, что ответить. — Ты сказала ей, где я был?

— Нет, не смогла. Думаю, я была слишком ранена. А потом что-то произошло... я помню люстру, но на этом все. Как мы сбежали?

— Не знаю.

— Но ты уверен, что все в порядке?

— Да, все в порядке. — он кивнул, — лишь несколько шишек и царапин. Как я и сказал, ты пострадала сильнее всех.

— Теперь я вспомнила, как получила это, — пробормотала она, и Драко опустил взгляд и увидел, как она теребит повязку вокруг предплечья.

— Не смотри на это, Грейнджкр.

Конечно, она не послушала, и он съежился, наблюдая, как она сняла липкую, окрашенную кровью ткань и уставилась на ужасную метку. Она вздрогнула.

— Уродливо, правда?

Драко не был уверен, сказала она это о шраме или самом слове «грязнокровка», но он поднял руку и закрыл ладонью рану, не прикасаясь к ней, поскольку та все еще выглядела воспалённой и болезненной.

— Это ничего не значит, — прошептал он ей на ухо.

Она ничего не ответила, но потянулась к его свободной руке и закатала рукав, чтобы обнажить Темную метку. Она повторила его действия: прикрыла ее ладонью и прошлась пальцами по его запястью в успокаивающем жесте.

— Твоя тоже ничего не значит.

Какое-то время они неподвижно лежали в тишине, застывшие во времени, и лишь ритмичные синхронные подъемы груди указывали на наличие жизни. Гермиона первой нарушила момент, вздохнула и повернула голову, чтобы поцеловать его в уголок рта.

— Думаю, стоит сказать остальным, что я в порядке, — нежно произнесла она. — Ты поможешь мне...

— Грейнджер, подожди, — перебил он и скривился, изо всех сил пытаясь найти слова, которые хотел сказать. — Прошли месяцы. Давай... Позволь нам несколько безмятежных часов, пока твоя личная Голгофа настойчиво не попытается тебя задушить.

Она слегка рассмеялась.

— Хорошо, — согласилась она. — Но ты же знаешь, что можешь получить столько часов, сколько захочешь, Драко? Часов, дней, месяцев... сколько захочешь.

Он прикоснулся губами к ее шее, чтобы не поддаться соблазну и не произнести «лет». Во-первых, потому что для него подобный ответ оказался бы слишком слащавым, а во-вторых, он просто не был уверен — возможно, у них не было этих лет.

Он вспомнил свой утренний разговор с Тонкс и осознал, что не жалел ее из-за наличия надежды.

Он ей завидовал.

__________________

[1] майское дерево.

__________________

Переводчик: Agripina

Предыдущая глава