И не убить тебя. Я отвел от нее взгляд. Как же стыдно.
И все же я не мог оставить ей никаких льстивых иллюзий обо мне.
- Когда ты прошла мимо меня, - признался я, - в тот момент я чуть не разрушил все, что Карлайл так долго создавал для нас. Если бы я не усмирял свою жажду на протяжении последних, ну, слишком многих лет, я бы не смог остановиться.
В мыслях я ясно представил школьный кабинет. Идеальная память была скорее проклятием, нежели даром. Нужно ли было с такой точностью запоминать каждую секунду того часа? Страх, заставивший распахнуться глаза Беллы, в которых отразилось мое лицо, лицо монстра? Доказательство того, что ее аромат в один момент уничтожил все хорошее во мне?
Сейчас выражение ее лица было отстраненным. Возможно, она тоже вспоминала.
- Должно быть, ты подумала, что я одержимый.
Она не стала отрицать.
- Я не могла понять почему, - неуверенно заговорила она. – Как ты мог так быстро возненавидеть меня?..
В тот момент интуитивно она почувствовала правду. Правильно поняла, что я ее возненавидел. Почти так же сильно, как возжелал.
- Мне казалось, что ты демон, призванный прямо из моего личного ада, чтобы погубить меня. – Мне было больно вновь переживать это чувство, вспоминать, что я видел в ней добычу. – Аромат, исходящий от твоей кожи… в тот первый день мне казалось, что он сведет меня с ума. За тот час я придумал сотню разных способов, как выманить тебя из класса, чтобы остаться наедине. И я отбивался от каждого из них, думая о своей семье, о том, что могу сделать с ними. Я должен был убежать, скрыться раньше, чем решусь произнести слова, способные повести тебя за мной… И ты бы пошла.
Каково ей было узнать правду? Как она сопоставила противоположные факты? Меня – возможного убийцу, и меня – возможного возлюбленного? Что думала о моей уверенности, непоколебимой убежденности, что она непременно последовала бы за убийцей?
Ее подбородок приподнялся на сантиметр: - Без сомнения, - согласилась она.
Наши руки все еще были крепко переплетены. Ее оставались почти такими же неподвижными, как и мои, если не считать пульсирующей в них крови. Я спрашивал себя, испытывала ли она тот же страх, что и я – панику, что нам придется их разъединить, и она уже не сможет найти в себе мужества и снисходительности, чтобы снова их сплести.
Не глядя ей в глаза, было немного легче делать признание.
- А потом, - продолжил я, - когда в бессмысленной попытке избежать встреч с тобой, я пытался изменить свое расписание, ты оказалась там – в той тесной, теплой маленькой комнате, и запах чуть не свел меня с ума. Я был так близок к тому, чтобы напасть. Ведь рядом находился лишь один хрупкий человек, с которым легко было бы справиться.
Я почувствовал, как по ее рукам пробежала дрожь. С каждой новой попыткой объясниться, я ловил себя на мысли, что использую все более и более пугающие слова. То были правильные, правдивые слова, и в то же время - такие отталкивающие.
Впрочем, теперь их было уже не остановить, и она сидела молча и почти неподвижно, когда они хлынули из меня: еще больше признаний, смешанных с объяснениями. Я рассказал ей о своей неудачной попытке побега и о самонадеянности, вернувшей меня обратно; о том, как эта самонадеянность повлияла на наши отношения, и как разочарование от молчаливости ее мыслей мучило меня; о том, что ее аромат никогда не переставал тревожить и искушать меня. Моя семья то появлялась, то исчезала в этой истории, и мне было интересно, замечает ли она, как они каждый раз влияли на мои поступки. Я поделился, как ее спасение от фургона Тайлера изменило мое мнение, заставило увидеть, что она была для меня чем-то большим, чем просто риск и раздражитель.
- В больнице? – подсказала Белла, когда мои слова иссякли. Она сочувствующе изучала мое лицо с нетерпеливым, но не осуждающим желанием услышать продолжение. Я больше не был шокирован ее доброжелательностью, но для меня это всегда будет удивительным.
Желая объяснить ей свою грубость в тот день в пустом коридоре, я рассказал о своих опасениях – не из-за того, что спас ее, а из-за того, что выдал себя и, следовательно, всю семью. Это, естественно, привело к описанию различных реакций моих родственников, и мне было интересно, что она подумала о том, что некоторые из них хотели заставить ее замолчать самым надежным из возможных способов.
Но Белла больше не дрожала и не показывала страха. Как должно быть странно для нее узнать всю историю целиком; теперь тьма переплелась с привычным для нее светом.
Я рассказал, как после этого пытался изображать полное безразличие к ней, чтобы защитить нас всех, и как мне это не удалось.
В глубине души я уже не в первый раз спрашивал себя, где бы сейчас я был, если бы в тот день на школьной парковке не действовал так инстинктивно. Если бы – как я только что гротескно описал ей – просто стоял в стороне, позволив Белле погибнуть в автомобильной аварии, а затем самым чудовищным образом раскрыл бы себя свидетелям. Моей семье пришлось бы немедленно бежать из Форкса. Я предполагал, что их реакция на такую версию событий была бы... совершенно другой. Розали и Джаспер не рассердились бы. Возможно, их реакция была бы несколько самодовольной, но понимающей. Карлайл был бы глубоко разочарован, но все равно простил бы. А Элис, наверное, начала бы оплакивать подругу, с которой ей так и не довелось познакомиться? И только Эммет и Эсме отреагировали бы почти так же: Эсме беспокоилась бы о моем благополучии, а Эммет просто пожал бы плечами.
Я понимал, что имел лишь незначительное представление о том, какая бы меня могла постигнуть катастрофа. Даже в самом начале, обмолвившись лишь парой фраз, я уже был весьма очарован ею. Но мог ли я тогда догадываться о масштабах возможной трагедии? Думаю, нет. Я бы конечно страдал, а потом продолжил свою пустую недожизнь, так и не поняв, как много потерял. Так и не познав настоящего счастья.
Я знал, что в тот момент было бы легче потерять ее. Точно так же, как я никогда не познал бы радости, я не испытал бы той глубокой боли, с существованием которой теперь был знаком.
Я созерцал ее доброе, милое, теперь такое дорогое для меня лицо, настоящий центр моего мира. Все, чего я желал, смотреть на нее все оставшееся у меня время.
Она смотрела на меня с тем же восхищением в глазах.
- И все же, - произнес я в завершении своей длинной исповеди, - было бы легче, если бы я выдал нас всех в тот момент, чем здесь и сейчас причинил тебе вред, без свидетелей и без каких-либо сдерживающих меня факторов.
Ее глаза распахнулись, но не со страхом или удивлением. С очарованием.
- Но почему? – поинтересовалась она.
Это объяснение было таким же трудным, как и любое другое, содержало множество слов, которые мне было ненавистно произносить, но были также и слова, которые мне очень сильно хотелось ей сказать.
- Изабелла… Белла. – Какое удовольствие просто произносить ее имя. Это было похоже на признание. Вот имя, которому я принадлежу.
Осторожно высвободив одну руку, я погладил ее мягкие, теплые от солнца, волосы. Радость от простого прикосновения, от осознания, что я могу свободно взаимодействовать с ней подобным образом, была ошеломляющей. Я снова схватил ее руки.
- Я не смогу жить в мире с самим собой, если когда-нибудь причиню тебе боль. Ты не представляешь, как это мучило меня. – С большой неохотой я отвел взгляд от ее сочувствующего выражения, но было слишком тяжело видеть то другое ее лицо, из видения Элис, в том же обрамлении. – Мысль о тебе, неподвижной, бледной, холодной… о том, что больше никогда не увижу твой яркий румянец, никогда не увижу проблеск догадки в твоих глазах, когда ты видишь все, что скрывается за моим притворством… была невыносимой. – Это слово совсем не передавало всю ту боль, что стояла за этой мыслью. Но я уже прошел через самое неприятное и теперь мог сказать все, что так давно хотел. Я снова встретился с ее взглядом, наслаждаясь этим признанием.
- Сейчас ты для меня важнее всего. Самое важное, что есть в моей жизни.
Как и слово «невыносимо» было недостаточным, так и эти слова были лишь слабым отголоском тех чувств, что они пытались донести. Я надеялся, что она прочитает в моих глазах всю бедность этих фраз. Она всегда лучше разбиралась в моих мыслях, чем я в ее.
Лишь на мгновение она перехватила мой восторженный взгляд, ее щеки порозовели, и она опустила глаза на наши руки. Я трепетал от красоты цвета ее лица, видя лишь очарование и ничего больше.
- Ты, конечно, уже знаешь, что чувствую я, - сказала она почти шепотом. – Я здесь… и это, грубо говоря, значит, что я скорее умру, чем соглашусь жить без тебя.
Никогда бы не подумал, что можно испытывать такую эйфорию и такое сожаление одновременно. Она хотела меня – блаженство. Но она рисковала ради меня жизнью – это было неприемлемо. Белла нахмурилась, не поднимая глаз.
- Я идиотка.
Я рассмеялся над ее выводом. С определенной точки зрения, она была права. Любой вид, который так стремительно бросается в объятия самого опасного хищника, долго не протянет. Хорошо, что она была не похожа на других.
- Ты идиотка, - мягко поддразнил я, понимая, что никогда не перестану благодарить ее за это.
Белла взглянула на меня с лукавой усмешкой, и мы оба рассмеялись. После всех моих изнурительных откровений, было таким облегчением смеяться, что мой смех быстро сменился чистой радостью. Я был уверен, что она чувствовала то же самое. Мы были полностью синхронны в течение одного идеального момента.
Мы принадлежали друг другу, хоть это и было невозможно. В этой картине все было не так – убийца и невинный, так близко, наслаждающиеся взаимным присутствием, полностью умиротворенные. Словно мы каким-то невероятным образом взошли в лучший мир, где несовместимое могло существовать рядом.
Внезапно я вспомнил картину, увиденную мной много лет назад.
Каждый раз, когда мы прочесывали сельскую местность в поисках подходящих городов, где могли бы обосноваться, Карлайл часто делал крюк, чтобы попасть в старые приходские церкви. Казалось, он не мог пересилить себя. Что-то в простых деревянных постройках, обычно темных из-за отсутствия хороших окон, половицах и спинках скамеек, вытертых до блеска и пахнущих человеческими прикосновениями, погружало его в задумчивое спокойствие. Мысли об отце и детстве выходили на первый план, а жестокий конец в такие моменты казался столь далеким. Он вспоминал только приятные вещи.
Во время одной из таких вылазок мы нашли старый квакерский молитвенный дом примерно в тридцати милях к северу от Филадельфии. Это было небольшое строение, не больше фермерского дома, с каменным фасадом и очень спартанской обстановкой внутри. Сучковатые полы и скамьи с прямыми спинками были так просты, что я был почти шокирован, увидев украшение на дальней стене. Карлайл тоже его заметил и мы оба внимательно рассмотрели его.
Картина была совсем маленькая, не больше пятнадцати квадратных дюймов. Я предположил, что она была старше самой каменной церкви, служившей ей приютом. Художник явно был неопытен, стиль довольно дилетантский. И все же, было в этом простом, плохо созданном образе нечто, что сумело передать эмоции. В изображенных животных чувствовалась теплая уязвимость, болезненная нежность. Я был странно тронут этой доброй, представленной художником, вселенной.
«Лучший мир», – подумал Карлайл.
Мир, в котором может существовать этот момент, думал я сейчас, и чувствовал ту же самую щемящую нежность, что и тогда.
- И так, лев влюбился в овечку… - прошептал я.
На одну секунду ее глаза распахнулись так широко и их выражение было так понятно, а затем она снова зарделась и опустила их. Через мгновение Белла успокоила дыхание, и ее озорная улыбка вернулась.
- Какая глупая овечка, - поддразнила она, поддерживая шутку.
- Какой больной лев-мазохист, - возразил я.
Однако я не был полностью уверен в правдивости этого заявления. С одной стороны, да, я намеренно причинял себе ненужную боль и наслаждался ею, хрестоматийное определение мазохизма. Но боль была всего лишь ценой… а награда же намного превышала боль. Действительно, цена была ничтожной. Я бы заплатил в десять раз больше.
- Почему?.. - неуверенно начала она.
Я улыбнулся ей, желая знать, что у нее на уме.
- Да?
На ее лбу начал формироваться намек на складку.
- Скажи мне, почему раньше ты убежал от меня.
Ее слова ударили почти физически, поселившись болью внутри живота. Я не мог понять, зачем ей понадобилось вспоминать столь отвратительный момент.
- Ты знаешь почему.
Она покачала головой, и ее брови хмуро сдвинулись.
- Нет, я хотела спросить, что именно я сделала не так? – Ее голос звучал напряженно, теперь уже серьезно. – Видишь ли, мне придется быть настороже, поэтому я лучше начну узнавать о том, чего мне делать не следует. Вот, например, - она медленно провела кончиками пальцев по тыльной стороне моей ладони к запястью, оставляя безболезненный огненный след, - кажется, можно.
Как это на нее похоже – брать на себя ответственность.
- Ты не сделала ничего плохого, Белла. Это была моя вина.
Она вздернула подбородок. Это можно было бы принять за упрямство, если бы ее глаза не были такими умоляющими.
- Но я хочу помочь и по возможности не усложнять тебе жизнь.
Моим первым побуждением было продолжить настаивать на том, что проблема моя, и ей не о чем беспокоиться. Но я знал, что она всего лишь пытается понять меня, со всеми моими странными и чудовищными причудами.
Она стала бы счастливее, если бы я просто и ясно ответил на вопрос.
Но как объяснить жажду крови?
Так стыдно.
- Ну… все дело в том, насколько близко ты приблизилась. Большинство людей инстинктивно избегают нас, их отталкивает наша чужеродность… Я не ожидал, что ты приблизишься так близко. И запах твоего горла…
Я замолчал, надеясь, что не вызвал у нее отвращения.
Белла сжимала губы, словно боролась с улыбкой.
- Ладно, тогда горло больше не обнажаю, - она демонстративно прижала подбородок к правой ключице.
Белла явно стремилась успокоить меня, и это сработало. Я рассмеялся над выражением ее лица.
- Дело не в этом, - успокоил я ее. – Это было скорее от неожиданности, чем от чего-то еще.
Я снова поднял руку и прикоснулся к ее шее, чувствуя невероятную мягкость кожи, исходившее от нее тепло. Мой большой палец задел ее подбородок. Электрический импульс, который могла пробудить только она, отозвался в моем теле.
- Вот видишь, - прошептал я. – Совершенно нормально.
Ее пульс начал учащаться. Я чувствовал его под своими пальцами и слышал, как колотится ее сердце. Румянец залил лицо от подбородка до линии волос. Звук и вид ее реакции вместо того, чтобы пробудить мою жажду, казалось, усилили мои человеческие реакции. Я не мог припомнить, чтобы когда-нибудь чувствовал себя таким живым; не уверен, что чувствовал подобное даже при человеческой жизни.
- Румянец на твоих щеках чудесен, - пробормотал я.
Осторожно высвободив левую руку из ее ладони, я обхватил ее щеки обеими руками. Зрачки Беллы расширились, а сердцебиение участилось.
Мне так хотелось поцеловать ее. Мягкие, изогнутые, слегка приоткрытые губы гипнотизировали и манили к себе. Но, хотя эти новые человеческие эмоции казались сильнее всего остального, я не доверял себе полностью. Я знал, что мне требуется еще одна проверка. Я думал, что прошел через узел Элис, но все еще чувствовал, что чего-то не хватает. Сейчас я понял, что еще нужно сделать.
Одного я всегда избегал, не позволяя своему разуму даже думать на эту тему.
- Не двигайся, - предупредил я. У нее перехватило дыхание.
Медленно я склонился ближе, наблюдая за выражением ее лица в поисках любого намека на то, что ей что-то не нравится. И не нашел ни одного.
Наконец, я приблизил к ней голову и повернул, чтобы прижаться щекой к основанию ее шеи. Жар горячей крови пульсировал сквозь тонкую кожу и проникал в холодный камень моего тела. Пульс колотился в ответ на мои прикосновения. Я старался дышать ровно, как машина, вдыхая и выдыхая, контролируя себя. Я ждал, оценивая каждую мелочь, происходящую в моем теле. Возможно, я выжидал чуть дольше, чем того требовалось, но это было очень приятное место, чтобы задержаться.
Убедившись, что здесь меня не ждет ловушка, я двинулся дальше. Осторожно приспосабливался, используя медленные и ровные движения, чтобы ничто не потрясло и не напугало ее. Стоило моим рукам опуститься с ее подбородка на плечи, она вздрогнула, и на мгновение я потерял контроль над своим дыханием. Придя в себя, успокоившись, я повернул голову, и мое ухо оказалось прямо над ее сердцем.
Звук, прежде громкий, теперь, казалось, окружал меня со всех сторон. Земля подо мной уже не казалась такой устойчивой, она словно слегка покачивалась в такт биения ее сердца.
Против воли из меня вырвался вздох: - Ах.
Хотелось остаться в этом состоянии навсегда, погруженным в ритм ее сердца, согретым теплом ее кожи. Но пришло время для последнего испытания, и я хотел преодолеть его.
Впервые, вдыхая ее обжигающий аромат, я позволил себе вообразить это. Вместо того чтобы блокировать свои мысли, обрывать их и загонять глубоко внутрь, за пределы собственного сознания, я позволил им свободно плыть. Сейчас они не желали делать этого добровольно, но я заставил себя двигаться туда, откуда всегда бежал.
Я представил, как пробую ее на вкус… осушаю ее.
У меня было достаточно опыта, чтобы знать, каким будет облегчение, если я полностью утолю свою звериную потребность. Ее кровь притягивала меня гораздо сильнее, чем кровь любого другого встреченного мной человека, и я мог лишь предполагать, что облегчение и наслаждение будут намного сильнее.
Ее кровь успокоит мое ноющее горло, смывая собой месяцы огня. Я почувствую себя так, как будто никогда и не горел, жаждая ее крови; облегчение от боли будет абсолютным.
Сложно было представить сладость ее крови на своем языке. Я знал, что никогда не испытывал вкуса столь идеально подходящего моим потребностям, но был уверен, что эта кровь удовлетворит самые заветные желания из всех, что я когда-либо знал.
Впервые за три четвери века – отрезок времени, прожитый мной без человеческой крови, - я буду полностью сыт. Мое тело, наконец, почувствует себя сильным и цельным. Пройдет много недель, прежде чем я снова почувствую жажду.
Я проигрывал последовательность событий до самого конца, удивляясь, как мало они привлекали меня, даже несмотря на то, что я позволил запретным фантазиям вырваться на свободу. Даже утаивая неизбежное продолжение – возвращение жажды, пустоту мира без нее, - я не испытывал желания действовать в соответствии со своими фантазиями.
В тот момент я ясно чувствовал, что нет отдельного монстра, и никогда не было. Страстно желая отделить свой разум от желаний, я – по привычке, – персонифицировал ненавистную часть себя, чтобы дистанцировать ее от тех частей, которые считал собой настоящим. Точно так же я создал в мыслях гарпию, чтобы мне было с кем бороться. Да, это был способ борьбы, но не очень хороший. Лучше видеть себя целиком, плохим и хорошим, и работать с тем, что реально.
Мое дыхание продолжало оставаться ровным, атака ее ароматом была приятным противовесом избытку других физических ощущений, переполнявших меня от прикосновения к ней. Казалось, теперь я намного лучше понимал, что произошло со мной во время той бурной реакции, напугавшей нас обоих. Я был настолько убежден, что могу быть слишком ошеломлен ее запахом, что когда это на самом деле произошло, это оказалось чуть ли не самосбывающимся пророчеством. Постоянная тревога, мучительные видения, которыми я почти все время был одержим, месяцы сомнений, поколебавшие мою прежнюю уверенность, ослабляли мою решимость, которая, как я теперь знал, полностью способна была защитить Беллу
Даже кошмарное видение Элис стало менее ярким, исчезли цвета. Его способность будоражить меня, ослабевала, потому что такое будущее – теперь это виделось очевидным – было абсолютно невозможным. Мы с Беллой уйдем отсюда рука об руку, и моя жизнь наконец-то начнется.
Мы преодолели узел.
Я не сомневался, что Элис тоже это видела и ликовала.
Хоть мне и было невероятно удобно в моем нынешнем положении, я также жаждал, чтобы моя оставшаяся жизнь развернулась во всей красе.
Я отодвинулся от Беллы, позволив своим ладоням скользнуть по всей длине ее рук, полный простого счастья снова видеть ее лицо.
Она с любопытством разглядывала меня, не подозревая, что происходило в моей голове.
- В следующий раз это уже не будет так тяжело, - пообещал я, хотя и понимал, что мои слова имели для нее мало смысла.
- Тебе было очень тяжело? – спросила она, ее глаза были наполнены сочувствием.
Ее забота согревала меня до глубины души.
- Все не так плохо, как я себе представлял. А тебе?
Она бросила на меня недоверчивый взгляд.
- Нет, в этом не было ничего плохого… для меня.
Она заставляла думать, что находиться в объятиях вампира легко. Но для этого требуется больше мужества, чем она показывала.
- Ты же понимаешь, что я имею в виду.
Она широко и тепло улыбнулась, отчего на ее щеках появились ямочки. Было ясно, если бы ей требовались хоть какие-то усилия, чтобы выносить мою близость, она никогда бы в этом не призналась.
Головокружительно. Единственное, приходящее на ум слово, способное описать испытываемый мной кайф. Не часто я использовал подобные слова в отношении себя. Сейчас каждая мысль была готова словесно вырваться из моей головы. Так хотелось слышать каждую ее мысль. По крайней мере, в этом не было ничего нового. Все остальное было новым. Все изменилось.
Я потянулся к ее руке – предварительно не обдумывая этот поступок, - просто потому, что я хотел почувствовать ее своей кожей. Впервые я чувствовал себя свободным и непредсказуемым. Эти новые импульсы совершенно не были связаны со старыми.
- Вот, - я прижал ее ладонь к своей щеке. – Ты чувствуешь, какая она теплая?
Ее реакция на мой первый спонтанный поступок оказалась сильнее, чем я ожидал. Пальцы затрепетали на моей скуле, глаза распахнулись, улыбка испарилась. Дыхание и сердцебиение участились.
Прежде, чем я успел пожалеть о содеянном, она наклонилась ближе и прошептала: - Не двигайся.
Дрожь пробежала по моему телу.
Ее просьба была легко выполнимой.
Я застыл абсолютно неподвижно, как не смог бы повторить ни один человек. Я не знал, что именно она задумала – вряд ли привыкнуть к отсутствию кровеносной системы? – но мне не терпелось это выяснить. Закрыл глаза. Я не был уверен: хотелось ли мне освободить ее от смущения из-за моего пристального взгляда, или потому что не хотел отвлекаться от этого волшебного момента.
Ее рука начала очень медленно двигаться. Сначала она легко коснулась моей щеки. Кончики ее пальцев скользнули по закрытым векам, а затем очертили полукруг под ними.
Там, где наша кожа соприкасалась, оставалась дорожка жарких покалывающих следов. Она провела пальцем вдоль носа и после, когда дрожь в ее пальцах усилилась, очертила мои губы.
Мое замершее тело растаяло. Я слегка приоткрыл рот, чтобы вдыхать воздух, наслаждаясь ее близостью.
Один пальчик вновь пробежался по моей нижней губе, и ее рука исчезла. Я почувствовал, что между нами повеяло прохладой, когда она откинулась назад.
Открыв глаза, я встретился с ней взглядом. Ее лицо раскраснелось, сердце все еще бешено колотилось. Я ощутил призрачное эхо этого ритма внутри собственного тела, хотя во мне не было ни капли крови, чтобы поддерживать его.
Мне хотелось … столь многих вещей. Вещей, в которых я ни разу не испытывал нужды за всю свою бессмертную жизнь, пока не встретил ее. Вещей, которых, я уверен, что не хотел и до того, как стал бессмертен, тоже. И чувствовал, что многие вещи, когда-то казавшиеся мне неисполнимыми, на самом деле могли быть вполне возможны.
Но хотя сейчас я чувствовал себя с ней вполне комфортно, в том, что касалось жажды, я все еще был слишком силен. Намного сильнее ее, каждая часть моего тела была тверда, как сталь. Я всегда должен помнить о ее хрупкости. Потребуется время, чтобы научиться двигаться рядом с ней аккуратно.
Она выжидающе смотрела на меня, гадая, что я думал о ее прикосновениях.
- Как бы я хотел… я бы хотел… чтобы ты почувствовала… всю сложность, - я запинался, не понимая, как лучше объяснить. – Почувствовала испытываемое мной смятение. Тогда ты бы поняла.
Прядь ее волос, подхваченная ветром, трепетала на солнце, переливаясь рыжеватым блеском. Я протянул руку, чтобы ощутить текстуру этого непослушного локона между пальцами. А потом, потому что она была близко, не удержался и погладил ее по лицу. Ее щека была подобна, согретому на солнце бархату.
Её голова наклонилась к моей руке, но глаза не отрывались от моего лица.
- Объясни мне, - выдохнула она.
Я даже не представлял, с чего начать.
- - Я... не думаю, что смогу. С одной стороны, я уже рассказывал тебе о том голоде, той жажде... – я виновато улыбнулся, - которую я, жалкое существо, испытываю к тебе. И я думаю, это ты можешь в какой-то степени понять. Хотя, поскольку ты не страдаешь никакими пагубными пристрастиями, вероятно не сможешь полностью прочувствовать… Но…
Мои пальцы, казалось, сами искали ее губы. Я слегка коснулся их. Наконец-то. Они были мягче, чем я себе представлял. Теплее.
- Есть и другой голод, - продолжил я. – Тот, которого я даже не понимаю, он чужд мне.
Она снова посмотрела на меня немного скептически.
- Возможно, это я понимаю лучше, чем ты думаешь.
- Я не привык чувствовать себя настолько человеком, - признался я. – Это всегда так? – Дикие электрические разряды до звона раскалившие мою нервную систему, магнитное притяжение, непрерывно тянущее вперед, чувство, что мне не удастся испытать достаточной близости, как бы близко я не находился.
- У меня? – Она помолчала размышляя. – Нет. Никогда прежде ничего подобного я не чувствовала.
Я взял ее руки в свои.
- Я не знаю, как это быть рядом с тобой, - предупредил я. – Не знаю, смогу ли.
Где установить пределы, чтобы обезопасить ее? Как удержаться от эгоистичного желания преодолеть эти границы?
Белла придвинулась ближе ко мне.
Я держался неподвижно и осторожно, пока она прижималась щекой к обнаженной коже моей груди – никогда еще я не был так благодарен Элис за ее участие в моем гардеробе.
Ее глаза закрылись, и она удовлетворенно вздохнула.
- Этого вполне достаточно.
Я не мог устоять перед приглашением. Я знал, что смогу сделать все правильно. С педантичной осторожностью, я слегка обнял ее, понимая, что впервые по-настоящему держу ее в своих объятиях. Прижавшись губами к макушке ее головы, я вдыхал теплый аромат. Первый поцелуй, хоть и тайный - безответный.
Она хихикнула.
- У тебя это получается лучше, чем ты думаешь.
- У меня сохранились человеческие инстинкты, - пробормотал я в волосы. – Может они и запрятаны глубоко внутри, но есть.
Время бесцельно шло вперед, пока я укачивал ее в своих объятиях, продолжая прижиматься губами к волосам. Ее сердце билось томно, кожей я ощущал медленное и ровное дыхание. Я заметил перемены только, когда на нас упала тень деревьев. Без сверкания моей кожи луг вдруг показался мне темным, уже напоминая вечер, а не день.
Белла глубоко вздохнула. На этот раз недовольно, с сожалением.
- Тебе нужно возвращаться, - догадался я.
- Я думала, ты не умеешь читать мои мысли.
Я усмехнулся и в последний раз поцеловал ее в макушку.
- С каждым разом ты становишься мне все понятнее.
Мы пробыли на поляне очень долго, хотя казалось, что прошло всего несколько секунд. У Беллы есть человеческие потребности, которыми она никак не может пренебречь. Я подумал о долгом и медленном обратном пути, и у меня появилась идея.
Я отстранился, но не желая разрывать наши объятия, чтобы ни случилось дальше, и легонько положил руки на ее плечи.
- Можно я тебе кое-что покажу? – спросил я.
- Что именно? – В ее голосе звучала нотка подозрения, и я понял, что мой тон был слишком восторженным.
- Я покажу тебе, как передвигаюсь по лесу, - объяснил я.
Она в сомнении поджала губы, а морщинка между бровями стала даже глубже, чем в тот момент, когда я чуть не набросился на нее. Это немного удивило меня, ведь обычно она была любопытный и бесстрашной.
- Не волнуйся, - успокоил я. – Ты будешь в полной безопасности, и до твоего грузовика мы доберемся гораздо быстрее.
Я ободряюще улыбнулся.
На минуту она задумалась, а потом прошептала: - Ты превратишься в летучую мышь?
Я не смог сдержать смех, но мне этого и не хотелось, на самом деле. Я не мог припомнить, чтобы когда-нибудь чувствовал себя таким свободным, был самим собой. Нет, конечно, я всегда был свободен и открыт, находясь в кругу семьи. Однако никогда не чувствовал себя со своей семьей таким же восторженным, диким, каждая клеточка моего тела теперь жила по-новому, испытывая на себе сладкую силу электрических разрядов.
Времяпровождение с Беллой усилило все ощущения.
- Как будто я такого не слышал раньше, - поддразнил ее я, как только снова смог говорить.
Она усмехнулась.
- Ну да. Уверена, что это случается постоянно.
В одно мгновение я подскочил на ноги и протянул к ней руку. Белла с сомнением взглянула на нее.
- Ну же, маленькая трусиха, - уговаривал я. – Забирайся ко мне на спину.
Она в нерешительности смотрела на меня. Я не понимал, напугала ли ее моя идея, или она не знала, как именно подойти ко мне. Мы оба были новичками в физической близости, и между нами пока еще сохранялась сильная застенчивость.
Решив, что проблема в последнем, я облегчил ей задачу.
Я поднял Беллу с земли и осторожно обернул ее руки вокруг своей шеи так, чтобы ей было удобно сидеть на моей спине. Ее пульс участился, дыхание перехватило, но как только она оказалась на месте, ее руки и ноги сжались вокруг меня. Я чувствовал себя окутанным теплом ее тела.
- Я немного тяжелее твоего обычного рюкзака. – Казалось, она беспокоилась, что я не смогу выдержать ее вес?
- Ха, - фыркнул я.
Меня поразило, насколько легко это оказалось, не то, что я нес ее незначительный вес, но ощущать ее, буквально обвитой вокруг себя. Моя жажда была настолько подавлена счастьем, что почти не причиняла мне существенной боли. Я подхватил ее руку, державшуюся за мою шею, и поднес ладонь к своему носу. Вдохнул как можно глубже. Да, боль еще была. Реальная, но не выразительная. Что значил маленький огонек против всего этого света?
- С каждым разом все легче, - выдохнул я.
Я помчался легким бегом, выбирая самый плавный маршрут обратно к месту начала нашей пешей прогулки. Чтобы преодолеть этот длинный путь, мне потребуется несколько лишних секунд, но все равно мы окажемся у ее пикапа в считанные минуты, а не часы. И так будет гораздо лучше, нежели заставлять ее трястись на более вертикальной тропе.
Еще один новый, приятный опыт. Я всегда любил бегать – почти сто лет бег был моим чистейшим осязаемым физически счастьем. Но теперь, разделяя с ней это, без какой-либо физической или психической дистанции между нами, я понял, насколько больше удовольствия может принести обычная пробежка, гораздо больше, чем я когда-либо себе представлял.
Интересно, взволновал ли ее этот опыт так же, как и меня?
Одно сомнение терзало меня. Я торопился доставить ее домой, как только она этого захотела. Однако… следовало ли нам завершить нашу интерлюдию соответствующим финалом, поставить своего рода печать в нашем новом восприятии друг друга? Благословение. Но я слишком спешил, чтобы понять, что мы упустили этот момент, до того, как мы уже отправились в обратную дорогу.
Еще не слишком поздно. Через мое тело снова начали проноситься электрические импульсы, стоило мне подумать об этом: настоящем поцелуе. Когда-то я считал, что он недопустим. Было время, я горевал, и эта несбыточность, казалось, ранила ее так же, как и меня. Теперь я был уверен, что все возможно… и этот миг быстро приближается.
Электричество рикошетило внутри моего живота, и я задался вопросом, почему люди додумались назвать такое дикое ощущение «бабочками в животе».
Я плавно притормозил у всего в нескольких шагах от того места, где она припарковалась.
- Волнующе, правда? – поинтересовался я, с нетерпением ожидая ее реакции.
Она не ответила, но ее руки и ноги продолжали крепко сжимать мои талию и шею. Прошло несколько секунд, а ответа не последовало. Что случилось?
- Белла?
Она резко втянула в себя воздух, и я осознал, что все это время она сдерживала дыхание. Я должен был заметить.
- Думаю, мне нужно прилечь, - отозвалась она слабым голосом.
- Ох. – Никогда прежде я не практиковал бег с человеком на спине. И даже не подумал о возможном укачивании. – Прости.
Я ждал, что она ослабит хватку, но ни одна напряженная мышца Беллы не дрогнула.
- Кажется, мне нужна твоя помощь, - прошептала она.
Медленными и нежными движениями я освободил сначала ее ноги, потом руки и притянул к себе так, что она оказалась прижатой к моей груди.
Поначалу меня встревожил цвет ее лица, но я уже видел этот мелово-бледный с зеленоватым оттенком цвет раньше. В тот день я тоже держал ее в объятиях, но теперь все было совсем по-другому.
Я опустился на колени и посадил ее на мягкий папоротник.
- Как ты себя чувствуешь?
- Кажется… у меня кружится голова.
- Опусти голову между колен, - посоветовал я.
Она тут же не задумываясь послушалась, полностью доверяя мне.
Я сел рядом с ней. Прислушиваясь к ее размеренному дыханию, я обнаружил, что волнуюсь больше, чем ситуация того заслуживала. Я понимал, что не случилось ничего серьезного, всего лишь небольшая тошнота, и все же… видя ее бледной и больной, я беспокоился больше, чем было разумно.
Несколько мгновений спустя Белла подняла голову. Она все еще была бледной, но уже не такой зеленой. На лбу выступили капельки пота.
- Думаю, это была не лучшая идея, - пробормотал я, чувствуя себя отвратительно.
Она слабо улыбнулась.
- Нет, это было очень увлекательно, - солгала она.
- Ага, - кисло фыркнул я. – Ты белая, как привидение – нет, ты такая же белая, как я.
Белла медленно перевела дыхание.
- Думаю, мне следовало закрыть глаза. – Стоило ей произнести эти слова, как ее веки тут же последовали ее предложению.
- Помни об этом в следующий раз. – Цвет ее лица постепенно улучшался и мое напряжение начало ослабевать прямо пропорционально ее розовеющим щекам.
- В следующий раз? – она театрально застонала.
Я рассмеялся над ее притворной хмуростью.
- Хвастун, - пробормотала она.
Нижняя губа Беллы выпятилась, становясь округлой и полной. Она выглядела невероятно мягкой. Я представил, что нас может сблизить еще больше. Я встал на колени и повернулся к ней лицом, чувствуя нервозность и беспокойство одновременно с нетерпением и неуверенностью. Желание быть ближе к ней напомнило мне о жажде, которая когда-то управляла мной. Не стоило забывать об этом, игнорировать опасность невозможно.
Ее горячее дыхание касалось моего лица. Я наклонился ближе.
- Открой глаза, Белла.
Она медленно подчинилась, глядя на меня сквозь густые ресницы, а потом подняла подбородок, чтобы наши лица оказались на одном уровне.
- Я думал, пока бежал… - мой голос затих; это было не самое романтичное начало.
Ее глаза сузились.
- О том, чтобы не врезаться в деревья, надеюсь.
Я усмехнулся, но она попыталась сдержать улыбку.
- Глупенькая Белла. Бег – моя вторая натура. Мне об этом и думать не нужно.
- Хвастун, - повторила она, в этот раз с большим нажимом.
Мы отклонились от темы. Удивительно, что это вообще возможно, несмотря на близость наших лиц. Я улыбнулся и решил попробовать еще раз.
- Нет, я подумал, что хочу кое-что попробовать.
Я положил ладони на ее щеки, оставляя ей достаточно места, чтобы отодвинуться, если ей что-то не понравится.
У Беллы перехватило дыхание, и она автоматически чуть придвинула голову ближе ко мне.
Я потратил одну восьмую секунды на повторную подготовку, проверяя каждую клеточку в своем теле, желая быть уверенным, что ничто не застанет меня врасплох. Моя жажда находилась под жестким контролем, сублимированная к самому дну моих физических потребностей. Я отрегулировал силу моих рук, давление моих ладоней, то, как мое тело склонилось к ней, поэтому мое прикосновение к ее коже было легче ветерка. Хоть я и был уверен, что предосторожность была излишней, все же затаил дыхание. В конце концов, не существует такого понятия, как лишняя осторожность.
Ее веки закрылись.
Я сократил крошечное расстояние между нами и нежно прижался к ее губам. Хоть я и думал, что готов, я совсем не ожидал такого сильного пожара. Что за странная алхимия, как так получается, что прикосновение губ нечто гораздо большее, чем прикосновение пальцев? Не было никакого логического смысла в том, что простой контакт между именно этими участками кожи вызывал ощущение гораздо более яркое, чем любое испытанное мною раньше. Казалось, в месте соприкосновения наших губ вспыхнуло новое солнце, и все мое тело наполнилось его ослепительным светом.
У меня была лишь доля секунды, чтобы справиться с силой этого поцелуя, прежде чем алхимия подействовала на Беллу.
Она ахнула в ответ, ее губы приоткрылись, и жар дыхания обжег мою кожу. Ее руки обвились вокруг моей шеи, пальцы запутались в волосах. Используя силу своих рук, она еще крепче прижалась к моим губам. При этом ее губы стали еще теплее, и они, наполняясь свежей кровью, раскрылись шире, приглашая меня…
Приглашение, которое мне было бы совсем небезопасно принимать.
Осторожно, с максимально допустимой силой, я отодвинул лицо Беллы от своего, оставляя кончики пальцев на ее коже, чтобы удерживать между нами расстояние. Если не считать этого небольшого движения, я держался неподвижно и старался если не игнорировать искушение, то хотя бы отделиться от него. Я отметил неприятное возвращение некоторых звериных реакций – избыток яда во рту, напряжение мышц, - но это был поверхностный ответ. Хоть я и не мог с уверенностью сказать, что здравый рассудок полностью контролировал ситуацию, по крайней мере, не было той дикой жажды, которая сделала бы это утверждение обманом. Намного более приятная страсть захватила меня в плен. Ее природа, однако, не исключала необходимости взять себя в руки.
Выражение лица Беллы было одновременно ошеломленным и извиняющимся.
- Ой, - произнесла она.
Я не мог и думать о том, к чему могли привести ее невинные действия всего лишь несколько часов назад.
- Это еще мягко сказано, - согласился я.
Она не знала о моих сегодняшних успехах, но всегда вела себя так, будто я полностью контролирую себя, даже если это было не так. Было облегчением наконец-то почувствовать, что я заслужил часть этого доверия.
Она попыталась отодвинуться, но мои ладони сомкнулись вокруг ее лица.
- Я должна?..
- Нет, - заверил я. – Все терпимо. Подожди минутку, пожалуйста.
Я хотел быть очень осторожным, чтобы от меня ничего не ускользнуло. Мышцы уже расслабились, поток яда рассеялся. Желание обнять ее и продолжить алхимию поцелуев было трудно побороть, но я использовал накопленную за десятилетия практику самоконтроля, чтобы сделать правильный выбор.
- Ну вот, - сообщил я, окончательно успокоившись.
Белла боролась с улыбкой.
- Терпимо? – спросила она.
Я рассмеялся.
- Я сильнее, чем думал. – Никогда бы раньше не поверил, что способен вот так контролировать себя. Это действительно был большой прогресс. – Приятно это знать.
- Хотелось бы и мне сказать то же самое. Прости.
- В конце концов, ты всего лишь человек.
Она закатила глаза в ответ на мою слабую шутку.
- Большое спасибо.
Свет, наполнивший мое тело во время нашего поцелуя, не угасал. Я чувствовал себя таким счастливым, что не представлял, как сдержать все это. Всепоглощающая радость и чувство легкого смущения заставили меня беспокоиться, что я недостаточно ответственен. Мне следует отвезти ее домой. Так как мы уезжали вместе, думать об окончании нашей вечерней утопии было не так уж трудно.
Я встал и протянул ей руку. На этот раз она быстро схватила ее, и я поднял Беллу на ноги. Она слегка пошатнулась, выглядя неуверенно.
- Ты все еще готова упасть в обморок после пробежки? – спросил я. – Или на тебя так подействовал мой поцелуй? – Я громко рассмеялся.
Она обхватила свободной рукой мое запястье, чтобы не упасть.
- Точно не знаю, - поддразнила она. – У меня все еще кружится голова. Хотя, кажется, повлияло и то, и другое. – Ее тело качнулось ближе ко мне. Казалось, что Белла сделала это намеренно, а не из-за головокружения.
- Может, ты позволишь мне сесть за руль?
Вся ее неустойчивость тут же исчезла. Она расправила плечи.
- Ты что, спятил?
Если она будет вести машину, то обе ее руки будут на руле и мне нельзя будет ничего делать, что отвлекало бы ее от дороги. Если же машину поведу я, то у меня будет гораздо больше возможностей для маневра.
- Я вожу машину лучше, чем ты. У тебя замедленная реакция, - я улыбнулся, чтобы она поняла, что я шучу. В основном. Она не стала спорить с фактами.
- Уверена, что так и есть, но не думаю, что мои нервы и мой пикап выдержат твое вождение.
Я попытался ослепить ее, ведь она обвиняла меня в этом раньше, все еще не уверенный, как именно это действует.
- Немного доверия, пожалуйста, Белла?
Не сработало, возможно потому, что она смотрела вниз. Белла похлопала себя по карману джинсов, вытащила ключ и сжала его в кулаке. Снова подняв глаза, она покачала головой.
- Нет, - проговорила она. – Даже не думай.
Обойдя меня, она направилась к дороге. То ли у нее все еще кружилась голова, то ли она просто неуклюже двигалась, я не понимал. Но сделав всего два шага, она пошатнулась, и я подхватил ее прежде, чем она успела упасть, и прижал к своей груди.
- Белла, - выдохнул я. Из ее глаз исчезло все веселье, она прильнула ко мне, и ее лицо приблизилось. Желание снова поцеловать ее показалось мне одновременно фантастической и ужасной идеей. Я заставил себя проявить осторожность.
- Я приложил много личных усилий, чтобы сохранить тебе жизнь, - игриво напомнил я. – И не позволю тебе сесть за руль автомобиля, когда ты даже не можешь идти прямо. Кроме того, друзья не позволяют друзьям садиться за руль пьяными, - заключил я, цитируя слоган рекламных проспектов. Белла не могла знать эту устаревшую социальную рекламу; во времена начала этой кампании ей было всего три года.
- Пьяными? – запротестовала она.
Я криво усмехнулся: - Ты опьянена одним моим присутствием.
Она вздохнула, признавая свое поражение.
- С этим я поспорить не могу. – Подняв кулак, Белла позволила ключу выпасть из ее руки на мою ладонь.
- Только спокойнее, - предупредила она. – Мой пикап – пенсионер.
- Очень разумно.
Она поджала губы.
- А на тебе совсем не действует? Мое присутствие?
Не действует? Она полностью изменила во мне каждую клеточку. Я едва узнавал себя.
Впервые за сто лет я был рад быть тем, кем я был. Каждый аспект того, что я был вампиром – все, кроме опасности для Беллы, - внезапно стал для меня приемлемым, ведь именно поэтому мне удалось прожить достаточно долго, чтобы найти Беллу.
Прожитые десятилетия не были бы такими сложными, знай я, что меня ждет впереди, что мое существование постепенно приближается к чему-то гораздо лучшему, чем я мог когда-либо представить. Это были не годы убийства времени, как я думал, а годы прогресса. Совершенствования, подготовки, овладения собой, чтобы я мог сейчас иметь все это.
Я еще не был полностью уверен в своем новом «я»; неистовый экстаз, наполнявший каждую клеточку моего тела, казался непостоянным в долгосрочной перспективе. И все же я больше не хотел возвращаться к себе прежнему. Тот Эдвард теперь казался неполным, незавершенным. Словно не хватало какой-то половины.
Для него было бы невозможно делать то, что я делал сейчас – наклонился и прижался губами к краю ее подбородка, как раз над пульсирующей артерией. Позволив губам мягко скользнуть вдоль ее челюсти, я поцеловал ее ухо, чувствуя, как бархат теплой кожи слегка поддается давлению. Медленно переместившись назад к подбородку, я почти прикоснулся к ее губам. Она дрожала в моих объятиях, напоминая, что все, казавшееся мне небывалым теплом, ей казалось ледяной зимой. Я ослабил хватку.
- Как бы то ни было, - прошептал я ей на ухо. – У меня рефлексы лучше.
...что новости, фанфики, акции, лотереи, конкурсы, интересные обзоры и статьи из нашей 
0
