Мы остаёмся в Париже на целую неделю, за исключением двух удачно организованных выступлений, по большей части для нас это шанс проветриться и насладиться прекрасным городом вдвоём. Наш первый парижский концерт проходит так же, как и другие до выступления в Вене, с приятной, отзывчивой публикой примерно в пару сотен человек, – приятное облегчение для меня. Наш театр достаточно мал, отчего кажется, что в зале аншлаг, и после мне наконец-то удаётся ответить на вопросы и вдоволь наобщаться с людьми. У меня состоялся разговор с импозантным пожилым мужчиной, Филиппом Фонтанем, который владеет радиостанцией, транслирующей классическую музыку. Он хочет взять у нас интервью в конце этой недели, чтобы помочь с рекламой нашего следующего концерта.

Эдвард даёт ему компакт-диск с нашего венского концерта, когда же мы наконец выходим в Сеть в нашем отеле, Элис оповещает нас, что уже перенесла выступление в зал побольше.

– Я всю вторую половину дня занималась организацией этого интервью, – возбуждённо говорит Элис, – однако сумела найти достаточно большое место для всех твоих зрителей, чтобы оно было в пешей доступности от театра, где пройдёт концерт. Хорошо, что Филипп решил сегодня принимать заявки. Я несколько недель «обрабатывала» его в чатах и на форумах, однако именно моя просьба заставила его прийти к вам на выступление.
– Это же обман, Элис, – я качаю головой. – Весь этот успех наигранный, ты понимаешь это?
– Это известность, Белла, такая же, как у профессиональных артистов, – парирует она в духе «не задавай мне глупых вопросов». – Я привела его послушать тебя. Ты же заставила его захотеть слушать тебя. Теперь слушай, Белла, я видела плохо сидящее платье, так что назначила встречу с швеёй на эту среду. В тот же день Карлайл будет в городе, если ты захочешь поохотиться, Эдвард, хотя вы и вместе неплохо справитесь с задачей. Горизонт чист.
– Я не стану рисковать, – сурово говорит он. – Куда бы мы ни пошли, везде пытливые вампиры, и Деметрий может быть где угодно.
– К счастью, мы точно знаем, где Деметрий, – спокойно говорит Элис. – Он направляется в Египет закончить твою миссию, но сначала он завтра приведёт одарённую вампиршу к Вольтури. Им пришлось задействовать Челси, чтобы оторвать избранницу от её клана, однако к вашему возвращению она станет полноценным членом стражи.
– Вампир-полиграф, о котором ты говорила? – интересуюсь я. – Мэгги из Ирландии, верно?
– Она самая, – настороженно говорит Элис. – Придётся изловчиться, но, думаю, мы приспособимся. Ты не сможешь лгать, но, полагаю, сможешь уворачиваться или молчать. К счастью, это не сильно отличается от того, что мы делаем в последнее время.
Именно этим я и занимаюсь. Не знаю насчёт Эдварда, но его, кажется, это не волнует.
– Это может здорово аукнуться Аро. – В отличие от меня, Эдварда забавляет ситуация. – Без всей этой лжи при дворе Вольтури будет довольно скучно. Полагаю, вот зачем Элеазар отправился в Египет?
– Да, но Амун говнюк и почти такой же параноик, как Аро.
– Это лишь потому, что он наблюдателен, – Эдвард поправляет Элис. – Он знает Аро дольше, чем любой вампир не из Вольтури. Да, Амун говнюк. Не надо много стимулов, чтобы он держал своих протеже в тайне.
– Не утруждай свою прелестную головушку этим, – шутит Элис. – У нас всё схвачено. Кстати, у меня есть кое-что для вас. Я забронировала вас на частную помолвку на следующей неделе возле Турина.
Я стараюсь не улыбаться, а Эдвард хмурится.
– Тебе не кажется, что довольно концертов в этом турне? – жалуется Эдвард. – Только потому, что Белла не ноет, не означает, что ей не нужен отдых.
– Я в порядке. – Протестую я, обеспокоенная тем, что Эдвард, переживая о моём здоровье, испортит сюрприз. – Правда. Мне по силам мероприятие в Турине.
Сердце колотится при мысли о нём, и Эдвард странно смотрит на меня. Я прижимаю колени к груди, пытаясь лучше сдерживать свои порывы.
– Это не полноценный концерт, лишь пара песен, Эдвард, – Элис отвлекает Эдварда. – Также там будет выступать гастролирующий американский хор, затем у вас целых три дня перед следующим мероприятием. Я подыскала вам загородный дом, где вас никто не потревожит. Доверься мне, ты будешь рад этому.
– Три дня отдыха? – настораживается Эдвард. – И с Беллой всё будет в порядке?
– Белла будет великолепна, – блаженно улыбается Элис. – И вам обоим очень понравится эта помолвка.
– Звучит утешающе, – благодарно говорю я, тайком улыбаясь в колени.
Нервная дрожь – спутник моей улыбки. Театрально, подобно карнавальной гадалке, Элис касается своей головы и позирует перед камерой в очередной попытке отвлечь Эдварда, вызывая у меня смех.
– Я предвидела это! – самодовольно говорит она, подмигивая.
Затем экран гаснет.
– Что это было? – любопытствует Эдвард.

Я чуть не проговариваюсь ему, но это неправильно, поэтому лишь улыбаюсь, вытягиваюсь на кровати и целую Эдварда, пока он не забывает об этом.



Радиостанция по классической музыке это впечатляющее сочетание старых и новых технологий, от виниловых стен до компьютерных рядов, где диджей творит свою магию. Мы сгрудились вокруг Филиппа, в больших студийных наушниках слушая «Аврору» из нашего венского концерта.

В целом запись хороша, но я только слышу свои недоработки, и это сводит меня с ума. Мы в прямом эфире, так что нет времени зацикливаться на этом. Филипп представляет нас и называет информацию по нашему концерту, затем приступая к интервью.

– Вы оба очень молоды. – Подмечает хозяин станции на беглом французском, что мне требуется несколько секунд, чтобы понять его. У него медоточивый бас, идеальный для радио. – Могу поинтересоваться, сколько вам лет?
Вполне безобидный вопрос, но для вампира?
– Я отпраздновал свой двадцать третий день рождения некоторое время назад, – так же частит Эдвард по-французски. – Белле исполнится двадцать один в сентябре.
Формально, это вовсе не ложь, учитывая правильный выбор слов Эдварда. Я ёжусь, сознавая, сколь много потенциальных ловушек подстерегают нас в этом интервью. Эдвард мягко сжимает мою руку, и я пытаюсь расслабиться.
– Эдвард, должен сказать, что вы впечатляюще играете, – добавляет Филипп. – С вашими навыками я не совсем понимаю, почему вы ещё не собираете аншлаг в сольных выступлениях.
– Эдвард замечательный пианист, – захлёбываюсь словами я. – Я бы посмотрела его выступление.
– Мне больше по душе совместные концерты с Беллой, – ровно отвечает Эдвард. – Любой практикующий пианист подтвердит, что сольная игра – это жуткая тоска, включающая в себя в большинство дней от пяти до восьми часов игры в одиночестве.
– Однако именно к этой жизни вы готовились до встречи с мадемуазель Свон, не так ли?
– Так и было, – тихо утверждает Эдвард. – Теперь я играю столько же, но уже с родственной душой.
– Безусловно, в вашем возрасте вы не поёте пять часов в день? – обращается ко мне Филипп.
– Нет, но мне нравится читать романы, лёжа под пианино, пока Эдвард упражняется в своих произведениях.
– Так вы до сих пор играете? – Филипп поворачивается к Эдварду. – Есть шанс, что мы услышим ваше сольное выступление в этом туре?

Меня это тоже напрягает. Эдвард мог бы собрать полный зал быстрее меня, будь ему дозволено играть на вампирской скорости. Аро категорически запретил это, отчего, однако, я считаю себя ведьмой, затмевающей собой Эдварда. Эдварду всё равно, но странно, что ему разрешено играть перед зрителями, только если я пою, или же если публика состоит целиком из вампиров.

– Я играю, но это турне посвящено не мне. Эти гастроли – приз Беллы в конкурсе оперных исполнителей, они не связаны с моей карьерой до встречи с ней.
– Тогда вы ведь не были одиноки?
– После встречи с Беллой одиночество перестало привлекать меня. Когда меня приписали к ней, – уклончиво говорит Эдвард, – мы довольно быстро обнаружили глубокую музыкальную связь, и должен сказать, что, когда мы репетируем, итог лучше суммы отдельных элементов.
– Видя вас на сцене, я понимаю, о чём идёт речь. Прошу меня извинить, не могу не спросить об этой связи, – робко улыбается Филипп. Эдвард уже копирует его выражение лица. – Вы оба на сцене просто лучитесь. Похоже, вы сильно влюблены друг в друга. Или это иллюзия?
Мы смеёмся, и, тая, я льну к Эдварду сбоку, радуясь, что отсутствующие камеры не запечатлят мой румянец. Хозяин станции улыбается нам, а судя по поведению Эдварда, в мыслях Филипп добр к нам.
– Это личное, – отвечает Эдвард, шумно целуя мою руку в недвумысленном жесте. – Мы с Беллой разделяем близкую связь, и, полагаю, она заметна на сцене.
– Личное есть личное, – добродушно соглашается Филипп. – Тем не менее на сцене всё выходит за рамки типичного вокального концерта. Возможно, дело в вашей обоюдной красоте или глубине личной связи, но должен сказать, что ваше выступление вживую – это всё равно что стать свидетелем нечто трогательного и глобального. Нечто почти что сверхъестественного, вечного.
– Как поэтично с вашей стороны. – Перебивает его Эдвард, когда мужчина непреднамеренно подбирается чересчур близко к правде. – Жаль, наши слушатели не видят, как сейчас краснеет Изабелла.
– Замолчи, – шепчу я на английском.
Филипп смеётся:
– Одно это стоит платы за вход. Мы прекратим дразнить эту молодую даму и поставим другую мелодию из вашего концертного репертуара. И снова Габриель Форе, «Chanson d'Amour».

К следующему утру все билеты распроданы.



Последний концерт в Париже проходит так же хорошо, как в Вене, а Эдвард даёт мне поспать до полудня. Мы выезжаем во второй половине дня, остановившись на короткий ужин в Лионе. Дорога должна была занять семь часов, но, разумеется, мы пролетаем Прованс сломя голову. Мне уже следовало привыкнуть, но я поглощена сюрпризом Эдварда. Если бы не энтузиазм Элис, я давно бы отговорила себя.

Как я сделаю ему предложение? Перебираю тысячу всевозможных сценариев, то нескладно сбалтываю ему, то выжидаю до последней минуты. Сосредотачиваюсь на словах, пробую различные варианты, пытаясь вообразить реакцию Эдварда, а наш трейлер мчится по заброшенным просёлочным дорогам.

– Что не так?
Эдвард, наверное, уже сбился со счёта, сколько раз повторил этот вопрос.
– Ты ездишь как маньяк, – меня уже тошнит повторять жалкие отрицания.
– Я вожу как вампир-телепат, – парирует он.
Я фыркаю.
Очень женственно, Свон.
Тогда я одновременно слышу и чувствую хлопок, отчего трейлер дёргается и на краткий миг резко виляет, потом Эдвард безопасно останавливает наш транспорт.
– Шина лопнула, – без надобности говорит он. – Замена не займёт много времени. Тебе даже выходить нет нужды.
Естественно, я выхожу наружу, радуясь возможности поразмяться. Я аккуратно принюхиваюсь и приятно дивлюсь сладковатым воздухом.
– Лаванда. – Вздыхаю я, обходя там, где Эдвард только что закончил с домкратом. – Должно быть, поблизости лавандовые поля.
– Ты не видишь их? – Эдвард улыбается мне. – Одно поле слева от нас.
Я оглядываюсь по сторонам, но вижу только очертания кустов, не их цвет. В это время суток всё отливает многочисленными оттенками тёмно-голубого.
– Не так хорошо, как ты, – признаюсь я. – И всё же тут так красиво.

Сумерки только опустились, воздух вокруг приобрёл насыщенный лилово-голубой цвет, который Эдварду нравится видеть в моём гардеробе. Воздух смягчается, свежеет после захода гнетуще-жаркого июльского солнца, а мне легко, как бабочкам, гипнотически порхающим в высокой траве на обочине дороги. Где-то неподалёку журчит ручей, почти заглушаемый сверчками. На небо взбирается большая жёлтая Луна, почти полная, и я пылко загадываю желание при первой увиденной звезде. Вероятно, это Венера, которая для моих целей кажется уместной.

Как и всегда, Эдвард выглядит душераздирающе красиво в закатном свете, стоя у трейлера на коленях, в старой футболке, потёртых джинсах, вечно молодой. Я понимаю, что не будет более подходящего момента, чем сейчас.

– Я ошиблась, – шепчу я. Эдвард завинчивает последний болт, быстро, как электрический инструмент, но в полной тишине, за исключением слабого металлического жужжания. – Я была не права, и мне жаль. Позволь мне загладить вину?
Осознаю, что не могу быть выше него.
– Не права о чём? – Переспрашивает он, когда я опускаюсь на колени возле него. – За что ты извиняешься?
Темнеет, но я ещё вижу Эдварда, в лунном свете его кожа белее снега.
– Знаю, ты хотел... – смолкаю я. Слова кажутся такими банальными. – Однако я никогда не осознавала, что ты можешь подумать – всегда считала, что однажды ты изменишь мнение... Просто дай мне секундочку, пожалуйста.

Я пытаюсь говорить, но сердце стучит в ушах, а во рту пересыхает. Я очень долго обдумывала точную формулировку. Считала, что у меня всё распланировано, но сейчас я ощущаю себя полнейшей неловкой идиоткой, и не помню верные слова. Эдвард тянется за моей рукой, и боюсь, что он потянет нас вверх, но я хочу, чтобы мы оставались тут: колени в грязи, а мотыльки кружатся вокруг нас, безмолвно моля о любви.

Я лишь одна из них, силюсь светить и сигнализировать.

– Побудь так со мной немного?
– Ты нервничаешь, – голос Эдварда наливается тревогой. – Любимая, что такое? Ты можешь рассказать мне всё, прошу, Белла. Не важно, что это. Просто скажи мне. Обещаю, что не разозлюсь.
С ясностью труса, что если я даже и скажу всё гладко, то лишу Эдварда шанса. Эта старомодная черта в нём, которая так много значит для него, чем для меня. Отчего она важнее мне, потому что я люблю Эдварда.
– Я просто хочу сказать, как сильно люблю тебя.
Ночь в тысячу раз громче меня сейчас.
– Знаю, Белла. Я тоже люблю тебя. – Эдвард смотрит на мои губы, в мои глаза, в которых перемежаются любопытство и беспокойство. – Ты знаешь это.
– И не то чтобы я могу купить то, чего у тебя ещё нет, – продолжаю я, смачивая губы языком, – или изменить Вольтерру, хотя я бы попробовала. Однако я действительно хочу дать тебе кое-что. Всё что хочешь – скажи мне, и я дам тебе, если это в моей власти.
На очень долгий миг кажется, что я преклонила колени не у живого человека, а у статуи, и это жутко. Затем «статуя» двигает головой, смотря вниз, не лишённая надежды.
– Ты знаешь, чего я хочу, – аккуратно говорит Эдвард, ища взглядом меня, – но я понимаю твои чувства, и я поклялся себе, что не стану принуждать тебя, не под таким давлением и не в такой опасности. Я не хотел, чтобы ты чувствовала себя обязанной...
Я кладу палец ему на губы.
– Всё, что твоей душе угодно, – настаиваю я. – Тебе лишь нужно попросить меня.
Стрекот сверчков нарастает, и, клянусь, Луна успевает трижды обойти Землю, прежде чем Эдвард заговаривает. Он ищет меня взглядом, а я тщюсь открыть ему свой разум.
– Что угодно? – с сомнением переспрашивает он. Я киваю, придя в ещё больший восторг. – И ты согласишься?
Я снова киваю, и Эдвард склоняется ко мне, лаская щёки прохладным кончиком носа, пока меня не пробирает дрожь.
– Пожалуйста, – хрипло, шелковисто говорит он, – прошу, выходи за меня замуж, Белла? Скажи, что станешь моей женой?
Я киваю, с трудом ворочая языком.
– Да, – наконец, отчётливо выговариваю я. – Я с удовольствием выйду за тебя, Эдвард.

Мелькают звёзды и тени – мы кружимся, Эдвард целует меня, держа моё лицо в руках, его губы порхают по моему лбу, векам и снова и снова по губам. Наконец Эдвард прекращает, пылко целуя меня, пока не начинает согреваться жаром моего тела. Я зарываюсь пальцами ему в волосы, и Эдвард тихо посмеивается, снова кружа меня.

– Ты выйдешь? Уверена? Ты делаешь это не для того, чтобы осчастливить меня, или потому что мы в опасности?
– Я считала брак до моего обращения абсурдным, – объясняю я. – Я не настолько умна или красива, как ты, и решила, что логичнее будет пожениться равными. Однако я люблю тебя, Эдвард Каллен, и ты прав: ситуация опасная, что лишь подчёркивает необходимость данного шага. С нами может случиться что угодно. И я не хочу проходить через это с мыслью, что люблю тебя недостаточно, чтобы выйти за тебя. Я люблю тебя, всегда буду любить.
– Не то чтобы я жалуюсь, но что заставило тебя изменить мнение? – Глаза Эдварда блестят в лунном свете.
– По большей части время и понимание того, что, пускай я и не равна тебе во всём, я твоя истинная вторая половинка, – смолкаю, приободряясь растущей улыбкой Эдварда. – Я думала, что понимаю это, оказалось, что нет. Пока мы не поссорились из-за того, что я подвергла себя риску ради тебя, я не осознавала глубину своей неправоты. Я не колеблясь рискнула собой, чтобы спасти тебя, думаю это что-то значит.
– Это значит, что ты упрямая, – на мгновение хмурится Эдвард. – Когда? Когда ты выйдешь за меня?
– Когда захочешь, – я скрываю улыбку.
– Как можно скорее, – смеётся он, снова кружа меня в безумно танце. – Мне не терпится.

Луна почти полная и сияет, но она не сравнится с чистой, пламенной радостью, которой переполнен Эдвард. Любопытно, в чём разница между уже имеющимися отношениями и официальной формулировкой? Я всегда считала брак провальной затеей, ноющей болью в груди. Брак Рене с Чарли походил на давно разбившийся корабль, отчего я росла с постоянным сомнением в сердце, тоской по дому, которая приходит, когда живёшь с одним родителем.

Меня смутно осеняет, что для Эдварда моя неохота вступать в брак висела над нами под стать угрозам Аро. Вина колет при этой мысли, но счастье Эдварда пересиливает любые сожаления, когда он обхватывает моё лицо руками и целует так страстно, что я гадаю, не повторим ли мы наш стихийный поход, как в ночь обращения Элис.

– Жаль, мы не можем пожениться прямо сейчас, – разрывая поцелуй, усмехается Эдвард. Требуется секунда, чтобы понять: он говорит о браке, а не о сексе. – Нам придётся получить лицензию и всё такое. Чёрт, на это может уйти несколько недель. Я не могу столько ждать!
– Можешь подождать до завтрашнего вечера? – так же широко, как и он, усмехаюсь я.
– Завтра? – От внезапной догадки Эдвард каменеет лицом. – Частная помолвка возле Турина? Это наша свадьба?
– Если захочешь, – честно говорю я. Хотя Элис уверена, что это будет свадьба. – Это может быть частный концерт для наших родителей и парочки гостей, если в последствии ты предпочтёшь нечто более торжественное. Если хочешь, то это может быть нашей свадьбой. Надеюсь, ты не против вмешательства Элис в бумажную волокиту, поскольку она знала с момента моего решения, а твоё свидетельство о рождении всё равно нужно было подде...
Эдвард затыкает меня поцелуем.
– Мне нравится. Определённо нравится, – подтверждает он. – Я надеюсь, ты не возражаешь, что это будет нашей первой свадьбой и что через пару десятилетий мы устроим нечто более помпезное. Мы, Каллены, склонны часто жениться.
– Я знала, что Элис слишком легко приняла моё пожелание простой церемонии, – безропотно вздыхаю я. – Пока именно ты ждёшь меня у алтаря, полагаю, мне по силам это.
– Всегда.



Я заползаю в заднюю часть трейлера и немного сплю по настоянию Эдварда, едва отдавая себе в этом отчёт, когда мы наконец останавливаемся под чернильным звёздным небом. Луна выше, чем в прошлый раз, и требуется пара секунд, чтобы привыкнуть к ночи, затем я вижу их, стоящих на вершине холма возле массивной ограды вокруг густого леса, – вампиров.

Шестеро.

Пока они идут, я моргаю несколько раз, зрение подстраивается к темноте, а сердце делает сальто в груди, когда я замечаю плавные движения Карлайла. Миниатюрное, не выше ребёнка, создание быстро движется ко мне с поразительной грацией и скоростью, когда я выбираюсь из трейлера. Я скорее чувствую, чем вижу, как Эдвард придвигается ко мне, утешительно кладя руку на плечо, в то время как внутренний свет трейлера подсвечивает утончённые, кукольные черты девушки.

– Элис! – Вскрикиваю я, и слёзы мигом струятся, стоит её холодным, твёрдым рукам заключить меня в сестринские объятия. – Боже, Элис! Ты не сказала, что вы, ребята, приедете!
– Сюрприз! – тихо говорит она, вытирая влагу прохладными пальцами. – Как я могла пропустить такое? Ух ты, слёзы теплее, чем я помню.
– Разве это не опасно? – негромко говорит Эдвард.
Элис укоризненно смотрит на Эдварда, и, похоже, её видение значительно успокаивает его.
– Неопасно. Мы больше не новорождённые, знаешь ли.
– Что насчёт твоего пребывания в Италии?
– Мы почти во Франции и давным-давно в тени. Горизонт чист, – упорствует она. – Кроме того, у нас отличный план на случай непредвиденных обстоятельств.
– Мы, правда, сможем пожениться? – Эдвард опять широко улыбается. – Это будет законно?
– Настолько, насколько это возможно с подделанным свидетельством о рождении и удачно взяткой для ускорения дела, – Элис передёргивает плечами. – Тебе стоит почитать письмо, написанное тобой. Оно довольно трогательное.
– Теперь это работает, помнишь? – Эдвард касается своего лба, затем обнимает Элис. – Хороший выбор слов, в самом деле. Спасибо, что помогаешь Белле с этим. Не только со свадьбой, со всем. Ты из кожи вон лезешь, и мы оба ценим твою поддержку.
– Очень ценим, – шепчу я, целуя Элис в щёку.
– Не за что, – ласково отзывается она, обнимая нас. – Я бы пригласила больше людей, но эта невеста уже достала заверениями, что это её день.
– Спасибо, что рассмешила меня, – я прислоняюсь лбом ко лбу Элис. – Если тебя осчастливит, то в следующий раз можешь разойтись на полную катушку. Я хотела, чтобы эта свадьба прошла уединённо.
– Спасибо, что повеселила этого старомодного. – Шутит Карлайл, сжимая моё плечо, а Эсме аккуратно обнимает меня. – Я ещё никогда не видел его таким счастливым.
Эдвард перешёптывается с Эмметтом и Розали, пока все обнимают меня, кроме одного.
– Он в порядке? Ты в порядке, Джаспер?
Он не решается подойти.
– Я перестраховываюсь. – Он смущается, пока Элис не берёт его за руку. – Возможно, мне придётся ещё раз поохотиться, прежде чем я смогу обнять тебя, но я очень рад встрече, Белла.
– Я тоже, Джаспер, – опять всплакиваю.
– Больше никаких слёз, а то твои глаза будут припухшими во время церемонии, – грозит Элис. – Твои родители уже на вилле, отсыпаются из-за смены часовых поясов, но ждут тебя на завтрак. Эдварду с Джаспером следует отправиться на охоту...
– И мне, – усмехается Эмметт. – Я не пропущу единственный настоящий мальчишник Эдварда. Ты идёшь, Карлайл? У меня предчувствие, что хотя твой мальчик уже лишился своей добродетели, ему бы не помешали советы по супружеской жизни.
Эдвард колеблется, но, кратко обменявшись взглядом с Элис, неохотно кивает.
– Мы позаботимся о ней, – с озорной улыбкой настаивает Розали. – Элис видит всё, а вы точно выстоите в драке без поддержки. О, и, Эдвард? Знаю, ты избегаешь некоторых тем, но этот Эмметт? Он чёртов гений. Тебе стоит прислушаться к нему.



– Ты поднаторела в этом. – Подмечает Элис, пока я наношу едва заметную помаду. – Ты уверена, что не хочешь более замысловатую причёску?
Она расчёсывает мне волосы, укладывая их мягкими, влажными волнами; самая тяжёлая часть убрана с лица и придерживается моей единственным гребнем, инкрустированным драгоценными камнями.
– Идеально, – улыбается Розали, качая головой. – Причёска сочетается с платьем, которое сочетается с классической архитектурой, размахом свадьбы и всем-всем. Я поняла. Просто и сдержанно, при этом элегантно. Ты хочешь отличаться от своего сценического образа, быть больше собой.
– Это ничто в сравнении с моим сценическим макияжем, – соглашаюсь я, радуясь союзнице против прозрачного намёка Элис на более изысканную свадьбу.
– Выглядишь чудесно, – говорит с порога Рене. Она держит букет из лаванды и полевых цветов, красиво оформленных и искусно завязанных простой голубой ленточкой. – Мы с Эдвардом собрали их на прогулке после ланча. Что думаешь?

Элис сердито смотрит мне в волосы, отказываясь принимать новую тенденцию. Укрощенные лентой полевые цветы прекрасно дополняют моё длинное простое свадебное платье из мягкого белого шёлка. Благодаря Элис его подшили в Париже, а лёгкая драпировка поверх бюстье отдаёт чувственностью. Общее впечатление, что мне и нужно: платье свободное и не обременяющее, но элегантное, как описала Розали.

– Они совершенны, – захлёбываюсь в благодарностях я. – Ничего себе, выглядит так стильно, точно с обложки журнала о простой жизни, хотя в реальности приходится либо выложить целое состояние за букет, либо нужно быть Мартой Стюарт, чтобы смастерить такое.
– Хотелось бы мне присвоить славу себе, но оформлением занималась Эсме. Смотри, ленточка идёт крестом и завязана, как пуанта.
Я улыбаюсь, трогая пальцем голубой сатин.
– Эй, а разве это не лента бабушки Хиггинботэм?
– Она самая. – Тихо говорит Рене, явно вспоминая свою мать, которая умерла в моё детство. – Я скажу тебе то же, что она сказала мне: лента старая, потому что принадлежала её матери, явно голубая и формально позаимствованная, ведь когда-то ты отдашь её своей дочери. Или невестке, если у тебя будут только сыновья. И разумеется, новое – серёжки, которые мы с отцом подарили тебе.
У меня не хватает духу сказать Рене, что детей у меня не будет совсем, однако мой обман по умолчанию не остаётся незамеченным. Лицо Розали почти неприметно каменеет в зеркальном отражении, и она отговаривается без причины. Элис грустно смотрит ей вслед, в то время как в дверях возникает Чарли.
– Всё готово, – стеснённо говорит он.
– Боже, да вы просто щёголь, шериф Свон, – улыбаясь, Элис мечется взглядом от меня к Чарли. – Дам вам минутку. Выходите в коридор, когда будете готовы.
– Ты выглядишь такой счастливой, малышка, – Рене целует меня на прощание, – и такой красивой. Боже милостивый, у вас получатся красавцы, а не детки. Не в ближайшее время – Помни, ты обещала мне, что сделаешь меня бабушкой не раньше, чем мне стукнет пятьдесят!
Чарли смотрит вслед уходящей Рене и резко поворачивается ко мне. После небольшого наплыва вины, что я лишу Рене внуков, теперь настаёт черёд милой домашней неловкости семейства Свон.
– Похоже, твоя подруга Элис глаз с тебя не спускает, – Чарли клонит голову в сторону коридора. – Она отдала нам с матерью кое-какие твои вещи из твоего турне. Кажется, всё идёт как по маслу.
– Элис словно ракета, – улыбаюсь я. – Спасибо за серёжки. Мама сказала, что ты помогал.
– Угу, – папа хмурится в тревожной решимости. Чарли нервно берёт меня за руку, что странно. Словно он проверяет её. Ещё более странно, когда его настигают облегчение напополам со стыдом. – У тебя тёплые руки. Как ноги?
– Ещё теплее. – Неестественная тишина повисает между нами. – Пап, ты в порядке?
– Да, пустяки, просто... – Он смущённо глядит на меня, его усы немного подрагивают. – Даже не знаю, как сказать это, чтобы не показалось бредом, но слова Билли немного донимают меня... это чепуха.
– Да? – тяну время я. – И что же Билли хотел сказать?
Я без понятия, что отвечу Чарли, если он поставит вопрос ребром. Я не могу сказать ему правду, а он всегда ловил меня на вранье. Он всегда узнаёт правду. Как бабуля Свон.
– Билли... Билли рассказал мне любопытную легенду их племени.
Вот чёрт. По крайней мере, мне не придётся выставлять Чарли сумасшедшим. Нужно лишь не дать ему сложить дважды два.
– Как мило, – осторожно говорю я. – Он рассказал тебе легенду о предках квилетов, которые по желанию могли превращаться в волков? Некоторые из этих историй далеки от правды.
– Да, именно так я и сказал, – Чарли чешет шею. – Как бы там ни было, многое из сказанного было бессмыслицей и подошло бы для рассказа. Однако он попросил меня, смеху ради, убедиться, что ты не холодная, и чтобы ты держалась подальше от Калленов, поскольку, ну... В общем, он попросил меня, поэтому я должен спросить тебя, уверена ли ты на сто процентов насчёт свадьбы.
Чарли всегда вежливо игнорировал разговоры о религии и чудесах, легенды Билли тоже попадали в эту категорию. Пока это безболезненный выход из этой ситуации, безопасность Чарли намного важнее рассказов об ужасах, неподвластных нам.
– Я на сто процентов уверена, – искренне говорю я. – Да брось, ты хотя бы раз видел, как кто-нибудь в резервации когда-либо превращался в волка?
Я поднимаю бровь.
– Полагаю, нет. Я лишь говорю, может, это чувства отца, который собирается вести дочь к алтарю. Я лишь хочу знать, что отдаю свою дочь в надёжные руки.
Об этом лгать не придётся. Я бы сказала ему, сколько раз Эдвард спас мне жизнь, только вот отец психанёт, не говоря уже о том, что отложит свадьбу.
– Пап, хотя бы на секунду забудь о сказках Билли, – я смотрю ему в глаза. – Что полицейские инстинкты говорят тебе об Эдварде и Калленах? Что чует нутро?
– Они немного необычные, – признаёт он, – но они поразили меня своей порядочностью. Эдвард явно без ума от тебя.
– Я тоже без ума от него, пап. И ты прав, Каллены очень порядочные. Они всегда только помогают. Эдвард неоднократно выступал палочкой-выручалочкой. Я действительно хочу этого.
Усы в уголке рта отца начинают приподниматься, Чарли столь же смущён, как и я, похоже, бомба пока не рванула, по меньшей мере, сейчас.
– Ладно, я понял. Ты ведь скажешь мне, если это изменится, так? Только потому, что ты выходишь замуж, не отменяет того, что я твой отец.
– Знаю.

Эмоции переполняют нас, Чарли предлагает мне руку, и я благодарно принимаю её.

Мы присоединяемся к остальным в коридоре, где Элис с Розали, неземные, словно русалки, ждут. Я жадно рассматриваю изменения в Элис, когда она подмигивает мне, и я представляю Розали человеком, а себя – вампиром.

Хор исполняет на латыни простое и великолепное произведение о том, как благотворительность и любовь сближают людей под божественной эгидой. Мы с Элис решили, что она явно о Калленах, и я теряюсь в сияющей «колонне». Там примерно десять-двенадцать хористов, но их голоса звучат так роскошно и ангельски, шёлком сплетаясь в гармонии; архитектура их голосов прекрасным эхом отражается от каменных арок – структурный контраст вперемешку с нежным журчанием фонтанчика во внутреннем дворике.

Мелодия заканчивается, Элис кому-то кивает, и хор начинает петь ту самую песню, которую я умоляла Элис найти для церемонии. Слова простые, взятые из «Песен Соломона». Именно они выгравированы на памятнике совместной могилы бабушки и дедушки Свон. То было их любимым библейским изречением, и, как приговаривала бабушка, каждый человек должен познать настоящую любовь. Любопытно, мой «щит» – наследственная черта?



Мы движемся, и, выглянув из-за угла, я вижу отсюда свою любовь в человеческом и вампирском обличье, хотя столько наших жизней контролируются страхом. Я благодарна и смущена таким скромным собранием мужчин и женщин, которые столько отдали любви, чтобы защитить меня, и мне не терпится стать вампиром, чтобы защитить их всех.

Вслушиваясь в слова и мысленно следя за партией сопрано, я ошеломлена глубиной слов о любви и смерти и всех их оттенках за последние два года. Я силюсь запомнить, что иду под руку с отцом. Однажды этот момент станет затухающим воспоминанием, в то время как мой разум будет формировать и собирать новые воспоминания, не важно сколь обыденные. Я почти жалею, что моя рука оказалась тёплой для Чарли, поскольку этот миг я хочу запомнить навеки.

Свободной рукой Чарли накрывает мою и наклоняется прошептать мне:

– Ты выбирала эту музыку? – его голос переполняют эмоции.
– Мы пели её в школьном хоре, – и я шепчу. – Бабушке она нравилась, и мне захотелось, чтобы она тоже присутствовала тут.

Чарли крепче, точно благословляя, сжимает мою руку, и сквозь двойные ряды поющих мы размеренно выходим к моему будущему, появляясь в красивом внутреннем дворике. Мы надёжно укрыты каменными сводами и защитными серыми облаками, подёрнутыми розовым. Я смутно воспринимаю, насколько идеальными выглядят обстановка и окружающие, сосредоточившись целиком на Эдварде в центре.

Чарли со своим фирменным «красноречием», взяв мою руку, вкладывает её в ладонь Эдварда и хлопает его по плечу – послание, которому не нужны слова. Сейчас всё зависит от Италии.

Представитель мэрии, высоковатый мужчина со светло-каштановыми волосами и лёгким французским акцентом, начинает говорить, позабыв, что присутствующие не итальянцы. Он произносит короткое вступление, затем дежурно зачитывает итальянскую юридическую заумь, словно голос за кадром, перечисляющий побочные эффекты нового дорогого лекарства. Элис предупредила меня, что гражданское бракосочетание в Италии будет сухим и что мы не сможем провести церемонию на английском или произнести другие клятвы. Предпочитающий венчание Карлайл отказался давать взятку священнику, и мы согласились, что тихая, уединённая свадьба подойдёт всем.

Когда совершающий ритуал человек упоминает, что оглашение брака должно быть опубликовано публично за пятнадцать дней до официальной церемонии, я немного тревожусь. Отчасти потому, что я утаила свою свадьбу от Вольтури и отчасти потому, что я не так давно обратилась к Элис за помощью. Либо она начала заниматься бумагами, как только я стала обдумывать замужество, либо мы шли в обход достаточно серьёзных правил.

Я мельком смотрю на Эдварда, желая понять его реакцию, но он так очарован процессом, что не замечает подобные мелочи. Я немного теряюсь и просто гляжу на него, пока монотонная речь не прекращается и тон мужчины не понижается, когда он начинает говорить о более значимых вещах.

– Signor Эдвард Каллен, intende prendere in moglie la qui presente Изабеллу Свон?
Это почти точь-в-точь, как «вы берёте Изабеллу Свон в законные жёны?».
Разве что на итальянском это звучит роскошно.
– Si. – Подтверждает Эдвард, чей богатый баритон звучным эхом разносится вокруг.
– Signorina Изабелла Свон, intende prendere in marito il qui presente Эдварда Каллена?
Я смотрю Эдварду в глаза, и моё «si» звучит некстати громко, но мне всё равно, потому что я знаю, насколько беспечно и счастливо выглядит Эдвард.
– A seguito della vostra risposta affermativa io, Ufficiale dello Stato Civile del Comune di Torino, dichiaro in nome della Legge che siete uniti in matrimonio.
(П. п.: «После вашего обоюдного согласия я, служащий отдела гражданского состояния города Турина, именем закона объявляю вас мужем и женой».)
Не верится, что пара слов – и дело в шляпе. Представителю мэрии не хватает волшебной палочки, поскольку теперь, когда мне пришло это на ум, разве что только магия нужна, чтобы официально провозгласить Эдварда моим.
– Anelli di nozze, – говорит брачный «волшебник».

Закатные облака над нашими головами пылают персиковым и золотым цветом, когда мы надеваем кольца друг другу.

Что если я никогда не смогу снять его? Что если «никогда» равнозначно «вечно»? В Вольтерре нам придётся снять кольца. Я, правда, не хочу.

– Si può baciare tua moglie. – Велит этот чародей, и Эдвард наклоняется ко мне.
– Слышала, что он сказал? – Эдвард не ждёт моего ответа. – Он сказал, что я могу поцеловать свою жену.
Эдвард трётся носом о мой нос, от его сладковатого дыхания у меня слегка кружится голова, пока он демонстративно и нежно целует мой лоб, губы, каждую щёку и затем, наконец, мои губы. Я ещё никогда не чувствовала себя столь обласканной и обожаемой.
– Моя Белла, моя. – Говорит Эдвард едва слышно, безошибочным тоном того, кто наконец-то получил желаемое. – Моя жена.
– Только не говори, что теперь в тебе проснулся ещё больший собственник? – Дразнюсь я, хотя немного обеспокоенно. – Ты так и будешь твердить «моя жена» и «моя Белла» в течение всего банкета?
– Ну, у тебя есть любимое библейское изречение, и у меня тоже, – Эдвард целует мой нос. – Мне нравится от Иеремии: «И подумал я: не буду я напоминать о Нем и не буду более говорить во имя Его; но было в сердце моем, как бы горящий огонь, заключенный в костях моих, и я истомился, удерживая его, и не мог».

(П. п.: Ветхий Завет, Иеремия, 20:9)

У меня нет слов, а лицо горит от пронизывающего взгляда Эдварда.

Его сухой, тихий смех подсказывает мне, что худшее ещё впереди, но рот Эдварда накрывает мой, и я прогоняю переживания.



– Банкет прошёл весело, – шепчу я.

Эдвард медленно расстёгивает пуговички сбоку моего платья, запечатляя нежные, невесомые поцелуи вдоль оголяемой кожи. – Кто знал, что Эмметт может произнести такой простой тост.

Эдвард плавно проводит ладонями по моим рукам, пока не достигает широких шёлковых лямок моего платья. Он целует мои плечи, шею и наконец жаркое местечко за моим левым ухом.

– Ты разве не слышала, что сказала Розали? – шепчет Эдвард, посылая бесконтрольную дрожь по моему позвоночнику. – Эмметт чёртов гений.
– Полагаю... о боже, полагаю, так и есть? – отвлечённая, задыхаюсь я.
Платье облаком собирается вокруг моих ног.
– Знаю, – говорит мне в другое ухо Эдвард.

Воздух приятно ощущается там, где раньше был мой лифчик.

Что-то прохладное и приятное скользит по моей спине, по позвоночнику, Эдвард загадочно смеётся, а у меня подкашиваются колени, и ему приходится поддерживать меня. Я зарываюсь пальцами в волосы Эдварда, на что он глухо рычит, пока я наконец не таю, а мой рассудок в последний раз пытается связать мысль воедино.

– И Рене... Я думала, она тоже потребует брачную ночь с тобой... Святая Матерь Божья, что ты делаешь со мной, негодяй?
Эдвард отстраняется и невозмутимо водит носом, словно его язык только что не вытворял нечто необъяснимое и чудесное с моими сосками.
– Мне нравится это платье, – Эдвард аккуратно кидает его поверх кресла. – Не хочу порвать его.
– Я подразумевала не это. – У меня округляются глаза, когда Эдвард повторяет приём. – Ладно, да, это! А что это было?
– Лишь начало подсказок чёртовски гениального Эмметта, – подмечает Эдвард, вскидывая бровь при виде моих красивых свадебных трусиков. – Люблю того гения, который пришил ленточки сюда, словно подарок. Счастливой мне свадьбы...

Да, Эдвард поёт. Я бы засмеялась, но взамен заворожённо наблюдаю, как, проговаривая каждое слово, Эдвард легко и плавно водит губами по моей коже. Один рывок, кусочек гладкого шёлка, ещё один, и я обнажена. Извожусь – сильнее с каждым нисходящим поцелуем любимого.

Пупок.

Прищёлкивание языком.

Тазовые косточки.

Я никогда не издавала такой звук.

Нижняя «Белли».

Эдвард подхватывает меня под бёдра, отчего я рефлекторно выгибаю спину. Я не молчу, однако меня заверили, что мы достаточно далеко от главного здания, что даже вампиры не услышат нас.

Эти новые приёмчики. Определённо новые, мучительные, восхитительные вампирские приёмчики.

– На тебе ещё костюм, – идиотски шепчу я. – Мне очень нравится этот костюм. Тебе стоит, эмн...
Мозг твердит, как мантру: «Эмметт чёртов гений, Эмметт чёртов гений», но я психую. Вдруг Эдвард продолжит?
А если остановится?
– Не думала, что мы сможем заняться этим, пока ты не обратишь меня.
– Прошу, не спрашивай, откуда Эмметт знает это. – Признаётся Эдвард, торопливо избавляясь от одежды, опережая меня с помощью. – Карлайл клянётся, что мой яд не навредит тебе, если не задействовать зубы.
Я теряю равновесие, падая на громадную кровать, – Эдвард плавно устремляется за мной, нацеливаясь довести начатое до конца. Его талантливые руки раздвигают мои колени, и я чувствую себя крайне уязвимой и обнажённой.
– Твой аромат, Белла. – Стонет от удовольствия Эдвард, и холодный кончик чего-то касается меня – нос? – Твой вкус, ощутить его, подарить наслаждение своей жене.

Моя последняя полусвязная мысль: Карлайл тоже чёртов гений. Затем я знакомлюсь с чудесным языком Эдварда и едва не подскакиваю от радости. Мне не сравнить этот опыт с человеком, но он не может быть настолько хорош. Рассудок исчезает, когда бессловесная эйфория волна за волной захлёстывают меня, я словно раскачиваюсь на волнах удовольствия и желания.

Отойдя от экстаза, я слышу мольбу... Эдвард смеётся: это я.

– Так хорошо, да? – глупо улыбается он, закидывая мои лодыжки себе на плечи и готовясь войти в меня.
Причудливая позиция – похоже, Эдвард планирует заниматься любовью, пока моя задница висит в воздухе, поддерживаемая его сильными, гладкими руками.
– Так хорошо, ты не представляешь. Боже, Эдвард, погоди, – я пристыжена своим эгоизмом. – Я хочу ответить тебе тем же. Хочу, чтобы ты тоже пережил этот опыт.
– Потом, – говорит он. Я довольно громко взвизгиваю, когда движения Эдварда вызывают новый ослепительный оргазм. – Сейчас же я занят любовью со своей женой, и это превосходит все мои ожидания.

Я не смолкаю, но не могу остановиться, когда волны наслаждения начинают поочерёдно накрывать меня, сливаясь воедино. Эдвард точно сладострастный демон, но его взгляд смягчается, когда он смотрит на мои губы. Похоже, я снова говорю, только на этот раз вместо мольбы я просто повторяю «я люблю тебя», пока тепло моего разгорячённого тела не передаётся Эдварду. Мышцы сокращаются вокруг него, каждая частичка моего тела, соприкасающаяся с Эдвардом, пламенно горяча.

Думаю, Эдвард тоже чувствует это, убирает мои ноги со своих плеч, и я обвиваю его, а он кончает во мне; моё имя слетает с его губ, когда мы сходимся в поцелуе, мой вкус на его языке, и удовлетворённый рык вибрирует в моём рту. Мягкая постель окутывает нас, и воздух холодит мои расслабленные и неподвижные конечности.

– Чему, чёрт подери, они научили тебя вчера вечером? – недоумеваю я, массируя голову Эдварда.
Иногда я делаю это, лишь бы услышать довольное грудное урчание, но когда он лежит на мне покрывалом, это довольно мило.
– Лишь как заботиться о тебе, – счастливо шепчет Эдвард в изгиб моей шеи. – Теперь спи, моя Белла, и знай, что ты по-настоящему любима.



Посреди ночи рёв трейлерного двигателя выталкивает меня из глубокого, без задних ног, сна; лёгкий толчок, визг шин, и мы выезжаем с небольшой парковки виллы.

– Эдвард?
– Спи, Белла, – настороженно говорит Эдвард.
Ослепительный свет приглушён.
Осоловелая, я иду к месту пассажира и пристёгиваюсь. Лицо Эдварда под стать его голосу.
– Извини меня, – сожалеюще смотрит он. – Знаю, у нас должен был быть ещё один день.
– Элис что-то увидела?
– Любопытство, – напряжённо отвечает Эдвард. – Хотя Деметрия изгнали из Вольтерры, он всё равно следит за нашим местоположением ради Аро. Это лишь предосторожность.
– Так теперь всё будет хорошо?
Я нервно поигрываю со своими кольцами. Странно носить оба на одном пальце.
Эдвард супится, затем расслабляется. Должно быть, Элис достаточно близко для его радара.
– Похоже на то. Карлайл ушёл пару минут назад, и мы, кажется, убрались достаточно быстро, – утвердительно говорит Эдвард. – Нет причин им направляться сюда сейчас. Однажды я подарю тебе настоящий медовый месяц. Обещаю.
– Не тревожься. Разгромим в пух и прах всех нежданных гостей, – шучу я. Эдвард не проникается моим юмором. – Эй, у меня есть ты, все мои родные и близкие в безопасности. Большего меня ничего не волнует.

Я наклоняю голову и поправляю зеркало заднего вида, чтобы напоследок взглянуть на наш украденный миг счастья. Огни виллы уменьшаются, пока не становятся так же далеки от нас, как звезда в бесконечной тьме.

Примечание автора: вилла выглядит примерно вот так.



Думаю, даже нечисти уместно жениться, как вы думаете? И чем ещё занимается Деметрий? С удовольствием пообщаюсь с вами тут и на форуме. Также скоро стартует ежегодная премия Twilight Russia Translation Awards, где вы сможете выбрать лучшие истории, переводчиков и их бет, а также найти что-то новое для себя.