– Давай арию из «Самсона и Далилы». – Предлагаю я, глядя на культовое изображение Марии Каллас на старом виниловом альбоме, подаренном мне Аро. – “Mon coeur s'ouvre à ta voix”.

Обожаю эту фотографию Каллас. Простое в нескольких аспектах фото: чёрно-белый снимок белолицей женщины с поразительно тёмными глазами и волосами; в её пытливом взгляде противоречиво смешаны страсть и апатичность, точно готовый извергнуться в любую минуту вулкан. Женщина заключила лицо в ладони, и мысленно я представила, как она говорит: «Дерзни».

Аро почти сделал это.

«Из неё получилась бы удивительная вампирша, как думаешь? – сожалеюще проговорил он. – Роскошный, странный голос под стать такому же артистизму. Каллас не обделена умом, но какой голос! Воистину фантастический и столь редкий. Её ни с кем не спутать. В итоге я передумал обращать её, но, разумеется, нужно помогать таким уникумам, не важно, насколько они не совершенны».

Хотя Аро наряду с остальными не рекомендовал мне подражать в открытую чужой манере пения, он часто ссылался на интерпретации Каллас, как «всегда правильные, простые в своём исполнении», оттого я вслушиваюсь в её голос.

Он странный, но выдающийся. Многие известные певцы обладают нетипичными уникальными голосовыми характеристиками, и не только в оперном мире: например, Тина Тёрнер, Стиви Никс. Моему голосу тоже присущи некоторые отличительные черты, но яд, несомненно, усилил эти особенности, добавив колокольности и неземных тонов.

Надеюсь, мой голос не чересчур отдаёт сверхъестественным.

– «Самсон и Далила»? – хмурясь, повторяет Эдвард на правильный французский манер. – Разве не меццо-сопрано обычно исполняют её?
– В том-то и дело. Сейчас я пою в нижнем регистре, а в высоком – только драматическое колоратурное сопрано, – улыбаюсь я, смотря на вампира с пола, где сижу. – Если мы будем отсылать Аро произведения, которые я пела человеком, то он обвинит меня в узости воображения и отсутствии амбиций. Если человеку вроде Марии Каллас хватило смелости петь то, что ей заблагорассудится, то и я могу.
– Всего лишь человеку вроде Каллас, верно? – Эдвард изгибает бровь.
– Нет, я не о том говорила, – протестую я, – и подразумевала иное. Приятно иметь более широкие возможности и не волноваться, что я посажу голос из-за недосыпа или болезни. Неужели предосудительно то, что я наслаждаюсь этими преимуществами?
– Вовсе нет. Однако если превратишься в примадонну... – грозит явно позабавленный идеей Эдвард. – Нет, в моей голове никак не укладывается.
– Я не знаю как, – смеюсь я. – И как вообще это делается? Закатить истерику из-за какой-то мелочи? Отказываться употреблять всё, кроме свежей крови агрессивных снежных леопардов?
– Только кровь лучших вымирающих видов, согласно твоему контракту, – хмыкает Эдвард.
Да уж, предстоит немалый путь, прежде чем я стану себялюбкой, которая гневится в гримёрке, не получив должных оваций или минеральную воду нужной марки. Никогда не понимала привлекательности этих капризов – нелепость какая.
– Я больше обеспокоен тем, что Аро прочитает между строк в нашей подборке арий, – признаётся Эдвард. – Многие из этих опер описывают свержение могущественного человека. Самсон теряет свои способности, доверившись женщине. Ария из «Искателей жемчуга» замечательна, влюблённые безнаказанно сбегают, а высший жрец не получает желаемое. С кем, по-твоему, Аро ассоциирует себя?
Я не подумала об этом.
– Почему всё должно быть так сложно? – жалуюсь я и ловлю удивлённый взгляд Эдварда по другую сторону рояля. – Ладно, ладно. Нам нужно подумать, как соблюсти баланс. Немного Пуччини, где моя героиня отдаёт концы. Хочу продемонстривать Аро немного разнообразия, показать то, что готова воплотить в жизнь его причудливые оперные фантазии.
– Не все из них, – таинственно ворчит Эдвард.
– Мне вообще нужно знать, о чём ты говоришь?
Эдвард посмеивается – значит, всё не так плохо. Надеюсь.
– Вероятно, нет. Давай запишему кучу всего, а потом пробежимся по списку вместе с Элезаром и Элис.

Спустя пару минут на второй арии тлеющее пламя уже ласкает моё горло подобно коротким свечам. Чтобы не испортить запись, я стараюсь игнорировать огонь, как и лёгкое напоминание того, что записывающее оборудование работает. Жутковатая красная лампочка блестит, словно немигающий глаз, – уместная замена Аро.

Я не смотрю на индикатор, но знаю, что он там.

В конечном счёте слабое жжение в лёгких небольшая плата в контексте нашей ситуации. Я заметно быстрее усваиваю музыку, чем в бытность человеком. Если раньше я сильно тревожилась о том, как бы держать неизменно высокую ноту, теперь я фокусируюсь на нюансах художественной выразительности: оттенках и формулировках фразы, точной регулировке громкости и тональности, которая может изменить значение конкретного слова.

Например, в партии чарующей и вероломной Далилы у певицы широкий диапазон действий. Можно обыграть тёмную сторону её личности грозным тоном в качестве предзнаменования. С другой стороны, можно уйти в соблазнение, заставить слушателей, хотя бы на мгновение, гадать, что когда Далила умоляет Самсона «наполнить её экстазом», то она, возможно, желает его так же страстно, как и возмездия.

Возможно, формально я «решила» ради забавы обыграть зловещий вариант, но стоило мне запеть и открыть сердце Эдварду, словно цветок открывающийся первым лучам солнца, как взгляд вампира встретился с моим, и началось обольщение.

По идее, моя кожа должна реагировать на изменение температуры, но каждый раз при внимательном взгляде Эдварда и моей жажде, мне кажется, будто мы в сауне. Мы естественно меняем темп, синхронно, как музыканты на одной волне, и воздух между нами будто вибрирует в созданной колонне.

Клянусь, она живёт самостоятельно, точно плющ, оплетающий дом и превращающий его из человеческого строения в нечто зелёное, яркое, живое. Колонна подрагивает и после того, как спето последнее слово и сыграны последние ноты рефрена, а Эдвард убрал ногу с педали, а я остановила запись.

Стоит «красному глазу Аро» потухнуть, Эдвард обвивает руками меня за талию, притягивает к ближе к себе и плавно, чувственно кружит.

Я приникаю к нему и встаю на цыпочки, когда он касается своим лбом моего и еле слышно, как неуловимый сон, говорит:

– Накрой меня, Белла, пожалуйста?

Эдвард всегда хочет находиться под моим щитом. С его слов, ему нравится уединённость, возможность не слышать мысли окружающих так же, как читать мои мысли. Эдвард говорит, что мой разум сродни зависимости, смешение игривости и артистичности, как в тайном цирке.

– Помоги мне, – я подаюсь лицом кверху.

Губы Эдварда накрывают мои, и я теряюсь в поцелуе, что невозможно сказать, где заканчиваюсь я и начинается он. В такие интимные мгновения легче передвигать мой щит, окутывая нас им, словно одеялом. Я проигрываю в памяти последние минуты нашей практики, заполняя разум роскошной музыкой и красочными образами. Прекрасный каменный дом, поглощаемый быстро растущими винными лозами, сердцевидными листьями и насыщенно пурпурными вьюнками, которые открываются и закрываются в такт ритму.

– Ещё, – улыбается мне в губы Эдвард.
– Ты алчный, – дразню я, пробегая пальцами по его отменной шевелюре.
– Не могу насытиться, – бессовестно сознаётся Эдвард. – О чём ещё ты думаешь, когда мы записываем музыку? Покажи мне другую картинку.
Моментально в памяти всплывает фирменный взгляд Эдварда, от которого мне хочется перелезть рояль и освободить любимого от одежды.
– Освободить меня от одежды, – посмеивается он, наглаживая мои ягодицы. – Как-нибудь поддайся этому порыву.
– Когда будем записывать, – шаловливо настаиваю я, – и, кроме того, я не могу каждый раз набрасываться на тебя. Вокруг нас люди.
Я прочно держу щит над Эдвардом, размышляя: «Посмотри на меня так ещё раз, и я осуществлю это».
– Вот так? – Эдвард слегка отодвигается, расстёгивая молнию моих джинсов.

Его лицо приобретает серьёзное выражение, взгляд голодный и напряжённый, губы приоткрыты, словно он хочет что-то сказать. Или, возможно, кое-что сделать своим прекрасным ртом.

Клянусь, у меня даже пальцы ног поджались, и я кидаюсь на Эдварда, обвивая его талию ногами и не прерывая поцелуй. С превеликим трудом я удерживаю щит на Эдварде, и каждый раз как у меня возникает эротическая мысль, он издаёт необычайно сексуальные звуки, углубляя и без того отчаянный поцелуй. Я провожу ладонями по его телу под одеждой, очерчивая мышцы под превосходной гладкой кожей, пока не осознаю, что у нас по-прежнему маленькая проблема. Я отстраняюсь от губ Эдварда, силясь сфокусироваться.

– Нам нужно уйти куда-нибудь, – шепчу ему в шею. – Наверху в нашей комнате – мне всё равно. Я хочу уединиться с тобой.
– Мы одни, – Эдвард отвлечённо смотрит на лестницу, – но в постели будет намного удобнее.
Мой разум заполоняют картинки наших переплетённых бледных конечностей, и как низкое зимнее солнце едва отсвечивает на коже Эдварда, отчего моё сердце изнывает по нему, даже когда любимый вокруг меня, во мне.
– Я понимаю, о чём ты, – глухо говорит он, приподнимая волосы с моей шеи. Тяжёлой завесой они ниспадают на нас. – Люблю, когда ты единственное, что я вижу, пробую на вкус, осязаю и трогаю. Даже тогда этого недостаточно.

Эдвард ведёт меня наверх. Мы уже переплелись руками и ногами, тормозя наше восхождение жадными поцелуями, пока руки заняты пуговицами и застёжками. Мы полностью обнажены, когда забираемся под одеяла – не ради согревания, а чтобы создать кокон вокруг нас и отгородиться от мира. Полуприкрытые глаза Эдварда притягивают подобно глубокому чёрному космосу, в то время как он проникает в меня. Его губы не отрываются от меня дольше чем на миг, пока он не погружается в меня целиком, замирает, кладя ладонь на моё некогда бившееся сердце.

– Ты скучаешь по нему? – Обращаюсь к нему, смутно припоминая нашу брачную ночь. Эдвард так же нежно взирал на меня тогда.
– Да, – тихо признаётся он, начиная мучительно неторопливый ритм движений, – но я люблю и тишину. Это хоть что-то значит?
Да, думаю я. Мне нужно от Эдварда всё – и не только идеальная внешность. Я хочу знать его тайны и проступки, что понудило его скитаться в потёмках. Хочу знать обыденные, глупые вещи, о которых Эдвард не прочь забыть.
– Никто не желает подобного, – мрачно хмыкает он, отвечая на мои мысли между долгими и неспешными поцелуями.
Эдвард отвлекает меня своим телом, реагируя на мой разум, ошеломляя меня. Моё сознание фрагментируется, и когда я собираюсь с мыслями, то удивлена щиту, всё ещё висящему над нами.
– Разве это не лучше обыденности? – Взгляд Эдварда горит возбуждением. Он близок к краю, постанывая, когда, двинув бёдрами, я даю ему более глубокий доступ.

«Однако я хочу, – думаю я, – хочу всё, особенно недостатки, которые составляют тебя». Я показываю Эдварду все способы, благодаря которым он раскрывается передо мной, и каково любить каждую его сторону. Я наводняю сознание образами нас вместе: сочетание красоты и удовольствия, граничащие с болью, и бесчисленными картинками наших интимных моментов. Все действия Эдварда притягивают меня ближе к нему.

Наслаждение нарастает долгой и мощной волной, настигая меня и посылая Эдварда в чувственную нирвану. Мы синхронно вскрикиваем, а кровать шатается.

Закончив, мы лениво лежим в обнимку. Я не хочу покидать новообретённое уединение. Эдвард невероятно горд собой, и я удерживаю щит ради последней, крайне интимной мысли, которую не произнести вслух.

Идеализируя кого-либо, вы любите не человека, а идеал. Любовь, основанная на одной безупречности, холодна и хрупка; кажется, нас испытывали и будут испытывать. Я волнуюсь, что уже не та, в кого влюбился Эдвард, теперь же я не та... личность. Моя человеческая память немного туманна, но я чётко помню, как Эдвард любил оберегать меня, любил мою теплоту и мягкость. Помимо физических изменений, я знаю, что уже не столь мягка, и меня пугает, что это значимо для Эдварда. Любопытно, насколько я изменилась, и тревожит ли это Эдварда. Я борюсь с желанием утаить эту мысль от него, а Эдвард крепко обнимает меня, словно я до сих пор хрупка.

Я хочу узнать его, изучить заново, как он изучает меня, пока наши недостатки не смешаются. Эдвард понимает, каково быть неестественно тихой крепостью, как я понимаю ревность человека, знающего и видящего чересчур много.

– Я вижу тебя, – говорит Эдвард, нежно заправляя прядь волос мне за ухо. – Тебе не о чем беспокоиться. Первый год новорождённого насыщенный, но за всей вампирской мишурой ты по-прежнему моя Белла.



– Ты не могла бы прекратить, Белла? – вежливо просит Джаспер, передвигая своего слона по доске и выжидая, пока Элеазар сходит на доске Гарретта. – Это равносильно мигающим огонькам. Эдварду, кстати, это тоже досаждает.

Эдвард не выказывает ни тени раздражения, за исключением плотно сжатых губ и угрюмой сосредоточенности. Он не вступается за меня, что даёт мне подсказку. Со стороны кажется, будто я просто сижу и заплетаю косички Элис, пока она витает в облаках.

Аро обязательно назвал бы это «притворяться человеком», но мне нравится. Многочисленных родственников у меня не было, однако подобную картину можно было бы лицезреть на полотнах Нормана Роквелла, улови он динамику нашей группы. Кармен с Эсме рассматривали массивный альбом в кожаном переплёте, лежащий на их коленях. Головы женщины соприкасаются, в то время как они то и дело смеются над ретромодой тех фото или историями за ними, как, например, над периодом, когда Розали пыталась содержать домашних животных.

Не могу представить столь домашнюю сцену в Вольтерре, вопреки беспокойству Джаспера.

– Тебя донимает щит, которым я накрыла Элис?
– Да, – в унисон отвечают они.
Элис наклоняется назад и закрывает глаза. Непривычное действие для вампира.
– Почему бы тебе не поэкспериментировать, как долго ты сможешь продержать щит надо мной? – тихо просит она. – Если хочешь.

Плетение косичек из густых, чернильного цвета, волос Элис приятно отвлекает меня физически, в то время как ментально я методично укрываю её щитом; соседство тел тоже помогает. Элис кажется спящей, почти человеком. Её черты столь изящны, что почти не верится, насколько могуч её дар, и как умело она защищает им всех нас.

Мне остаётся надеяться, что я смогу отплатить тем же.

– Ты устала? – вполголоса, тихо даже для вампира, интересуюсь я.
В её открытых глазах читается вопрос.
– Тебя не напрягает постоянно наблюдать за всем? Тебе не хочется иногда взять передышку?
– Иногда. Порой кажется, что я чересчур сильно всё контролирую, – неторопливо соглашается она. – Плохо, когда я упускаю что-то, а затем случается нечто ужасное. Порой я нервничаю, что мой дар одолеет меня. Однако, по большей части, мне везёт. Я вижу много трагических исходов – вероятных и произошедших.
– Разве это не давит? – я стараюсь говорить как можно тише. – Неужели это никогда не перенапрягает тебя?
Элис выглядит немного печальной, на миг – даже вымотанной, но потом мотает головой.
– Я обладаю даром, способным оберегать нашу семью, как и ты. Безусловно, это большое давление, однако альтернативу никто из нас не рассматривает. Может, однажды мне не придётся быть чересчур бдительной, и выискивание периодических «ухабов» станет своеобразным семейным маяком.
Приятная мысль. Я не возражаю, если Элис точно будет знать, облажаюсь ли я.
– Вдруг я не дотяну до твоего уровня? Вдруг Вольтури придут раньше, чем я научусь контролировать свой щит? – Шепчу я, вытаскивая на свет свои страхи и зная, что благодаря моему дару Джаспер пока не чувствует моё волнение. – Это же возможно, не так ли? Разве у нас нет запасного плана?
У Элис перехватывает дыхание и стекленеет взгляд.
– Что такое? – говорит Эдвард.
Его низкий требовательный тон сбивает мой фокус – я теряю контроль, а мой щит съёживается. Лицо Эдварда светлеет, и он тихонько постукивает пальцем по шахматной доске.
Элеазар смотрит через плечо на Кармен с Эсме и один раз кивает Эдварду после того, как они обмениваются многозначительными взглядами. Я нервничаю.
– Думаю, Белла проголодалась, Эдвард, – Элис сжимает мою руку, опередив меня с ответом. – Мы с Джаспером не прочь поохотиться.
– Не задерживайтесь, – напутствует Карлайл.

Повернув голову, я замечаю его с беспокойным лицом в дверях своего кабинета.

Похоже, не только я заметила странный молчаливый разговор.



Луна низко висит на небе и мерцает подобно ослепительному прожектору, подчёркивая великолепный, еле различимый блеск снега и нашей холодной кожи. Мы поохотились: формально это жалкий перекус кроликами и разделённым пополам овцебыком – вонь пристала к нашей одежде, хотя мы давно похоронили громадную смердящую тушу.

Я ненавижу зловоние овцебыка, но выбор был невелик. Мне нравится вид этих животных, словно они прогневали Господа и взамен получили рога, напоминающие нелепую причёску Мэри Тайлер Мур в 60-х, чем опасное оружие. Овцебыки достаточно крупные для совместной трапезы и хорошо приживаются в арктических холодах.

Я растираю снегом руки, пока мы быстро идём – на истинно нечеловеческой скорости, но, разумеется, снег не тает. Запах не смывается, а все реки и ручьи скованы льдом.

– Пробежимся? – Предлагаю я в надежде, что ледяной воздух преуспеет в том, что не под силу ледяной воде.

Эдвард безмолвно берёт меня за руку и мягко тянет бежать за собой. Решительный и уже не такой угрюмый. Один взгляд на Элис с Джаспером подтверждает мои подозрения: охота лишь предлог для вылазки, а не главная цель.

Воздух хлещет меня по лицу и волосам, и несколько блаженных секунд я чую хвою вместо вони, пока не улавливаю дуновение чего-то знакомого. Мы замедляемся до шага и ступаем на полянку, где нас ждут Элеазар с Кейт.

Хрустящий под ногами снег звучит неприятно громко. Лунный свет зловеще отражается в каждой пушистой снежинке, мерцая на сугробах и намётях низко пригнутых веткок, которые вот-вот сломаются под тяжестью снега.

– Так в чём дело? – я поворачиваюсь к Элис. – К чему эти уловки?
– Главным образом для безопасности, – тихо говорит Эдвард, сжимая мою ладонь. – Чем меньше вампиров знают об этой встрече, тем лучше.
– Я не хочу лгать Карлайлу.
– Он в курсе событий, – поясняет Элис. – Он считает, что, вопреки нашим подозрениям, Аро не будет отсиживаться в тени.
– Даже после всех событий? – я поворачиваюсь к Эдварду. – Ты сказал Карлайлу, как функционирует разум Аро?
– Карлайл помнит много хорошего об Аро, – растолковывает Эдвард. – Он знает, что Аро иногда жесток, а под всем этим кроется некоторая доля алчности, трезвого рассудка и... добра.
Эдвард едва не давится на последнем слове.
– Карлайл до конца верит, что Аро даст жить нам в мире, – берёт слово Элис. – Аро отпустил Карлайла два века назад, как Элеазара и Кармен, несмотря на его полезный дар. Карлайл искренне полагает, что с нами Аро поступит так же.
– Если Карлайл прав и Аро заподозрит нашу автономию, то всё, что мы обсуждаем тут будет не важно, – добавляет Элеазар. – Однако было бы неразумно с нашей стороны не планировать альтернативы.
Я гляжу на Элис:
– Аро принял какие-либо решения?
– Не всё так просто, – говорит Элис. – Он многое не знает. Многие решения зависят от того, что он узнает и когда.
– Белла, – начинает Элеазар, – что именно ты помнишь об Аро, когда жила в Вольтерре?

Амнезия после обращения коварна и варьируется от вампира к вампиру. Травма из-за огня и дезориентации от обострённых чувств поначалу подёргивает память дымкой, но некоторые моменты выделяются среди остальных. В моём случае человеческие воспоминания расплывчаты в отношении людей, встреченных один-два раза, вроде Элеазара, но по фотографиям я помню своих родителей.

Когда я закрываю глаза и думаю об Аро, он выходит подозрительно ясным. Я вижу его в музыкальной комнате, как в один миг он хвалит меня, а в другой – угрожает. Помню его глаза, хищные и умные, всегда наблюдающие и оценивающие.

Определяющие мою ценность.

– У меня есть дневники, – вздыхаю я, – а мои человеческие воспоминания не совсем точные, но Аро явно впечатлил меня. Думаю, он способен заполучить всё, что пожелает. Даже опустится до явного убийства.
– Боюсь, ты права, – сокрушается Элеазар. – Аро известен лжесвидетельствованием, чтобы казнить талантливых вампиров. Я часто задавался вопросом, а что стало с его сестрой. Никогда вслух, до сегодняшнего дня. До сих пор неясно, а не убил ли он её.
– Мог, и, думаю, так и поступил, – утверждает Эдвард, – однако показная культурность критически важна для Аро. Как ты ушёл от него, Элеазар?
– Было нелегко. В сущности я пообещал ему помогать с чем угодно, – Элеазар горестно смотрит на Джаспера. – Что, к несчастью, не всегда было справедливо к окружающим. До настоящего дня это была невысокая плата за свободу. На беду, Аро стал жаден в требованиях, а я словно хожу по лезвию ножа.
– Ты о чём? – я с ужасом жду ответа Элеазара.
– Ты помнишь Амуна, египетского вампира? – обращается ко мне Эдвард.
– Имя смутно знакомое, – извиняюсь я.
– Он навещал нас вместе со своей женой Кеби. Мы выступали для них во дворце Вольтури.
В памяти всплывает образ замкнутого вампира с оливковой кожей и тихой женщины за его спиной.
– Он не давал Аро дотрагиваться до себя! – повышаю голос я. – Ты сказал, что он параноил.
– Он не параноил, он был прав, – разъясняет Эдвард. – В тот день, когда Аро отослал меня на охоту, он так же поручил мне шпионить за Амуном. Он хотел выяснить, что тот утаивает.
– Однако ты ничего не обнаружил, – суплю брови я, вспоминая довольно длинный пассаж из своего дневника за тот день. – Твой визит туда был кратким, не так ли?
Судя по лицам остальных, я сильно заблуждалась в этом.
– Я так и не сказал Аро о своей находке, – вполголоса произносит Эдвард, – но я поделился ей с Элеазаром.
– Аро послал меня вместе с членами своей стражи, чтобы закончить начатое Эдвардом, – подхватывает разговор Элеазар. – Амун прятал созданного им вампира – Бенджамина, и его вторую половинку. Бенджамин может контролировать ветер, огонь и дождь, и даже вызвать землетрясение.
– В сущности, всё связанное с природными стихиями, – обобщает Эдвард. – Завораживающе читать его мысли, когда он применяет свой талант, это всё равно что проникать в разум физика-ядерщика, только масштабнее.
– Я пытался предупредить Амуна с глазу на глаз, – продолжает Элеазар, – но он не послушался. Думал, я пытаюсь его обхитрить. Он достойно дрался, но не смог сравниться со стражами Вольтури.
– Да ты шутишь? – У меня закружилась голова от последствий такого поступка. – Теперь Аро может контролировать погоду и вызывать природные катастрофы?
– Нет, не совсем, – сухо усмехается Кейт, – но мы можем, если хорошенько попросим. Бенджамин очень сговорчивый.
– Мы? – меня мутит. Эдвард поглаживает мою спину, пока я перевариваю эту информацию. – Разве мало того, что мы и так скрываем от Аро? Разве это не опасно?
– Сделанного не воротишь, – Джаспер обращается ко мне. – По нашим данным, Аро пока не в курсе Бенджамина. Тот живёт со своей женой и парой Амуна, Кеби, неподалёку от Денали. Нас беспокоит то, что Аро до сих пор ищет меня.
Элис отводит взгляд в сторону.
– Что ты видела? – я обращаюсь к ней. – Аро пошлёт кого-то за нами?
– Нет, однако он справляется о нас, – осторожно говорит она. – Наше преимущество в том, что пока мы с тобой и Эдвардом, Вольтури не могут послать Деметрия, который не может приближаться к тебе. Это нам только на пользу.
– Спасибо хотя бы на этом, – говорю я. – Тем не менее что ты подразумевала, сказав, что они интересуются нами, а не только Джаспером?
– Всеми нами, – озирается по сторонам Кейт. – Несколько месяцев назад Деметрий наведался к Денали в поисках Джаспера.
– И Элис, – мрачно добавил Джаспер. – Он показал им наши свадебные фотографии, взятые из нашей квартиры в Сиэтле. Он предполагает, что я либо убил её, либо обратил.
– Думаешь, он накопает что-нибудь, связывающее нас?
– Мы так не думаем, но Вольтури знают, что мы учились в одной академии, – произносит Элис. – Я не предвидела ничего подобного, а большую часть вещей мы увезли оттуда. Также мы умудрились в некоторой степени спрятать Кейт.
– Деметрий принял меня за Ирину, так как мы схожи внешне и дали ему неверные имена, – в голосе Кейт слышится явное удовлетворение. – К тому же он не утруждается поиском бесталанных вампиров.
Эдвард привлекает меня плотнее к себе, и я интуитивно делаю шаг навстречу ему.
– Это вопрос времени, – Эдвард берёт меня за руки, – пока Аро не забеспокоится о скоплении талантов в этой области, даже не зная об Элис.
– И всех нас на этой поляне. – Наконец я осознала, кто тут отсутствует. – Вдобавок к Бенджамину.
– Другие тоже охотно присоединятся к нам. – Воодушевлённо кивает Элеазар, пока я складываю два и два. – Ты, наверное, помнишь Мэгги. И её соратницу по клану Сиобан, которая тоже одарена. Мы убедили их пока задержаться в Ирландии, но они переживают о мести Вольтури за провал Мэгги.
– В глазах Аро, – продолжает Эдвард, – мы опасная комбинация талантов, которые не должны долго сосуществовать в тесном кругу. Мы не можем позволить себе дальше накапливать тут одарённых вампиров, иначе вызовем подозрения, что хотим низвергнуть Аро.
– Он видит в нас угрозу? – изумляюсь я. – Он хочет наши таланты для собственных целей, но я не думала, что он считает нас опасными. Аро очень могущественен.
– Разумеется, он видит в нас угрозу, – ровно произносит Эдвард. – Наверное, ты заметила, с тех пор как он пытается принудить нас войти в свою стражу, он уже потерял двух одарённых вампиров, и наполовину ещё одного, если считать Деметрия.
– Мы в курсе, что он отслеживает других талантливых вампиров, – говорит Элеазар. – Тех, о которых ему известно. Как и нам, впрочем. Аро будет продолжать терять членов стражи, если продолжит вмешиваться в наши дела. К счастью, он по-прежнему доверяет мне в определённой степени.
– Аро знает, что ты здесь? – я обращаюсь к нему.
– Он попросил меня оценить твой щит, – признаётся Элеазар. – По словам Элис, будет лучше для нас, если Аро сочтёт это своей идеей. Я по-максимуму преумолю значение твоего щита, но вскоре он пошлёт стражу за вычетом Деметрия. Они придут под предлогом послания, но будут проверять нас и постараются запугать.
Вот вам иллюзия свободы. За исключением моих проблем личностного роста, она казалась отдыхом. Эксцентричным, жестоким отпуском со смертями многих лесных животных.
– Они пошлют Джейн? – я адресую вопрос Элис.
Та кивает.
– Джейн и Феликса точно, – уточняет Элис. – Алек пока под вопросом.

Мой вампирский ум складывает мозаику воедино, и я вижу возможные исходы, словно в шахматной партии или при даре предвидения Элис. Аро не поверит в нашу неопасность, пока в том или ином ключе мы не станем ему принадлежать. Я знаю его достаточно хорошо: он способен подталкивать нас к тому, чтобы претворить в жизнь его больные, параноидальные иллюзии, заставив обороняться. Это накликанная беда, как кончина Дидим.

– Всё же мы можем организовать устранение Джейн для Аро, когда она придёт? – предлагаю я.
– Это зависит от неё, – спокойно отвечает Элеазар. – Если Джейн и остальные, если уж на то пошло, решат не трогать нас и уйти, то мы оставим её в покое и отпустим восвояси.
– Если же она покажет себя отвратительной садисткой? – гну своё я.
– Как ты сказала ранее, нам нужен запасной план, – говорит Эдвард. – Вот зачем мы собрались тут.
– То есть мы тут, чтобы придумать расклад, которого опасается Аро? – наконец, спрашиваю я, смеясь над иронией ситуации. – Мы что, свергнем Вольтури, как Аро полагает?
– Ничего подобного, – решительно говорит Джаспер. – По крайней мере, до этого ещё не дошло. Однако при худшем раскладе мы можем и станем защищаться. Я припас парочку рабочих идей.
– Джейн и есть худший сценарий, – сжимаю ладони в кулаки. – Я в деле.



Наш разговор в лесу мы больше не упоминали. Наши жизни вернулись в прежнюю колею, за исключением того пресловутого сидения как на иголках и чувства исключительной подготовки.

Мы охотимся и упражняемся в наших талантах. Наполняем дом музыкой и снова охотимся, стараясь не забывать, что в лучшем случае это временный образ жизни. Мы отсылаем Аро запись арий и ждём его действий. Ответ приходит быстро, и, как обычно, Аро удивляет нас.

Я читаю, в то время как продолжается шахматный турнир. Поскольку никому не обыграть Элис и Эдварда, которым бессмысленно играть друг с другом, они решают сыграть скрипачный дуэт, который, похоже, так любим Джаспером.

Посреди одного изумительного пассажа Элис роняет смычок.

– Чёрт подери, – нездорово усмехается Эдвард. – Полагаю, Аро понравилась наша запись.
– Не смешно, – зыркает на него Элис, изучая ущерб своего смычка.
– Что? – встрепенулась я. – Что задумал Аро?
– Полагаю, он пошлёт очередное загадочное сообщение, – веселится Элеазар.
– Он отправляет цветы в знак благодарности, – шипит она.
– Он всегда так делает, – машинально отвечаю я.
– Да, но кто доставит их? – Интересуется Джаспер, который словно кол проглотил. – Стража?
– Нет, человек. Аро заплатит больше за удалённую доставку, – тяжко говорит Элис. – Всем, кроме Карлайла и Роуз, придётся уйти. Аро хочет, чтобы Белла лично расписалась за цветы. Он считает это забавным и хочет дать ей повод отведать человеческой крови.
– Розы, с дополнительными шипами, – поясняет Эдвард. – Две дюжины, с личным вручением.
– Разве можно заказать дополнительные шипы? – сомневается Эсме. – Бедная Белла. Такому напору сложно устоять для любого новорождённого вампира.

Мой рот наполняется ядом при одной мысли о раненом человеке на нашем пороге, а Джасперу некомфортно. Он уже лучше переносит людское общество, однако собственную жажду он чует в довесок к остальным, и при любом знаке о приближающемся грузовике доставки нам придётся убраться отсюда как можно дальше.

– И ты по-прежнему думаешь, что Аро уважает тебя, Карлайл? – в сердцах бросает Розали. – Мне так не кажется. Я могу остаться и получить цветы, но вытирать кровь не буду.
– Аро никогда не поощрял мой образ жизни, – говорит разочарованный, если не удивлённый Карлайл. – Однако я надеялся, что он питает ко мне больше уважения, чем показывает. Слава богу, у нас есть ты, Элис. Нам стоит приготовиться к визиту?
– К довольно скорому визиту, – вздыхает она, – зато у нас есть время. Думаю, пара недель.



– Знаешь, что мне нравится? – спрашивает Эмметт несколько дней спустя.

В синеватом отсвете экрана ноутбука его лицо выглядит жутко. Читающая книгу Роуз ухмыляется, а Эдвард, бесспорно, получает масштабную мысленную трансляцию. Должно быть, привык уже.

Я пытаюсь читать, сидя под роялем, пока Эдвард экспериментирует с композицией, перебирая вариации прелюдий Рахманинова. Звучит отлично. Эдвард останавливается, повторяет снова и снова, и, пусть я могу абстрагироваться от мелодии, комментарии Эмметта начинают докучать мне.

– Смотришь в Интернете сношения животных? – Пора бы кому-нибудь припомнить ему это.
– Эй, эти черепахи ненормальные, – спорит он. – Полагаю, Эдвард всем делится с тобой, да?
– Зачем мне рассказывать Белле об этом? – хмурится тот. – Я даже не хочу знать, о чём ты думаешь. Зачем мне опошлять свой брак подобным образом?
– Серьезно, Эмметт, ты знаком с Эдвардом? – недоверчиво говорю я.
Стопа Эдварда в носке слегка толкает меня в плечо, и я слёту ловлю её, слегка пробегаясь по подъёму стопы, пока он не начинает смеяться и выворачивается из моей хватки. Бросив чтение и вынырнув из-под рояля, я встаю за Эдвардом и ерошу ему волосы. Он приподнимает лицо ко мне, и наши губы встречаются в перевёрнутом поцелуе.
– Постоянно оставляешь видео включенным, – жалуется Роуз. – То ли ты мне намёки посылаешь, то ли у тебя компьютерное недержание.
– Эмметт не умеет намекать, Роуз, – подмечает Эдвард, привнося лениво-беззаботные нотки в мелодию. – Я голосую за недержание.
– Ты видела змей? – бестрепетно продолжает Эмметт. – У них два пениса, Роуз. Ты должна это увидеть.
– Меня мучает жажда, – меняю тему я. – Я бы не прочь поохотиться одна, если никто больше не хочет.
Эдвард мрачнеет. Он почти всегда охотится со мной, но музыка льётся из него в редкой форме – свободно и легко; в остальных случаях это кажется работой. Такой композиторский настрой нельзя ничем прерывать.
– Честно, я могу справиться самостоятельно, – обращаюсь к любимому. – Жаль, не могу дослушать, но мне нужно попить. Оставайся, если у тебя раж. Наслаждайся им.
– Тебе ещё рано охотиться одной, – протестует он. – Можешь подождать час?
– Правда, я не вижу причины, чтобы напрягать остальных на этой стадии. Я отлично владею собой.
– Забудь об этом, – велит Роуз, собирая волосы в тугой пучок. – Ты не пойдёшь в одиночку. Да и мне не помешал бы свежий воздух.
Бессмысленно возражать Роуз, когда в ней говорит командир. На выходе я посылаю Эдварду воздушный поцелуй, даже не удосужившись надеть обувь. Босиком проще карабкаться по деревьям – ступни всё равно не поранить.
– Давай наперегонки? – предлагает подбоченившаяся Роуз, изучая лес. – Как насчёт той развилки на реке, где растёт причудливая ель?
– Ты о той, что напоминает сварливого старика в сползшей чародейской шляпе? – улыбаюсь я. Роуз кивает. – Она довольно далеко. Думаешь обогнать меня на этот раз?
В беге мой единственный конкурент – Эдвард, и то не намного.
– Ты слабеешь с каждым днём, – дразнит Роуз, переходя на быстрый шаг. – Рано или поздно я выиграю.

Я хохочу и начинаю бежать, наслаждаясь прохладным воздухом и снегом под ногами. Сейчас почти всегда темно, и я надеюсь вновь увидеть северное сияние.

Оно не наскучивает.

– Ты могла бы выиграть и не жульничая, – окликает она меня.

Я же призадумываюсь об этом на секундочку.

Некоторое время я даю Роуз форы на метр-другой – пусть думает, что у неё есть шанс, – но на ветреном ночном воздухе хочется летать. Оттолкнувшись от валуна-трамплина, я высоко прыгаю над деревьями, оторвавшись от Роуз и игнорируя её протест. Уловив запах оленя-мула, я решаю дождаться конца забега. Этих оленей можно поймать влёгкую.

Ноги кажутся мне ножницами, рассекающими лес. Найдя ещё каменную глыбу, я получаю очередное преимущество в расстоянии. На этот раз мне не повезло с приземлением. Я промахнулась, взметя в воздух снежные наносы с оголённой лесной куртины; ветки прогибались и ломались под моим весом. Спешный осмотр своей одежды показал, что она пойдёт на выброс, разве что я решу заделаться панком. Кто знает, что с волосами на моей голове. На ощупь они напоминают львиную гриву.

Мой нос чует смутно знакомый аромат животного, и я пытаюсь определить его местоположение. Вампиром я ещё не натыкалась на него – значит, запах впечатался в мою человеческую память. Может, я натыкалась на него в зоопарке или цирке? Он порождает у меня слабое удивление напополам с предвкушением.

Запах не так привлекателен, как еда, но немного заманчив. Разум распознаёт аромат: определённо травоядное, явно крупное животное. Самое любопытное, что этот запах утраченной памяти. Мне знаком этот аромат, но не как вампиру, и от попыток вспомнить, мой разум безумствует. Ветер меняется, и я нападаю на след в опаске потерять его источник.

Ещё один прыжок в нужную сторону, когда в полёте я слышу грузные дижения животного, слабое ржание. В голове звенит набат – поздно разворачиваться.

Мне очень, очень надо развернуться. Я не могу, при этом вижу, что приземлюсь примерно в метре позади животного и смогу разве что сдержать дыхание, когда зверь повернётся ко мне.

Лошадь.

Лошадь с наездником. Человеческим наездником, закутанным столь плотно, что я даже не различила его запах поверх землистого и конского. Уверена, это мужчина. С виду высокий и широкоплечий. Помимо этого он в зимнем комбинезоне.

Мои ступни с громким хлопком касаются заснеженной земли, к несчастью, привлекая внимание и лошади и всадника. Мужчина поворачивается в седле, его широко распахнутые глаза едва видны сквозь маску с оранжевыми стёклами. Могу лишь гадать, о чём он думает при виде босоногой, полураздетой женщины в лесной чаще Юкона тёмным зимним днём.

Если подумать, то вряд ли мужчина может хорошо меня рассмотреть. В подтверждение моей теории он направляет на меня фонарик в металлическом корпусе; желтоватый свет едва ли в подспорье человеческому зрению. Думаю, снег больше отражает лунного света.

Лошадь, однако, без проблем распознаёт во мне угрозу. При виде меня она встаёт на дыбы, раздувает ноздри и в ужасе громко ржёт, скидывая своего наездника кулём – почти мне в ноги. Мужчина тотчас же вскакивает на ноги и делает пару шагов вслед перепуганному животному. К счастью, он не ранен. Пока.

– Саша, – убирая толстый шарф от лица, вопит он вслед галопирующей лошади.
Теперь я немного чую в морозном воздухе пар, дымкой выходящий из его рта, в отличие от моего, и борюсь с желанием заманить и убить.
– Проклятье, – ссутуливается он, поднимая с земли сумку, упавшую вместе с ним. – Обычно её нелегко вспугнуть. Она вернётся через минуту, скорее всего.

Она нет, но кто-то другой – вполне, если нам повезёт. Возможно, я смогу продержаться целую минуту, а Роуз подоспеет вовремя.

По мере того как он говорит, разорачиваясь ко мне, аромат мужчины настигает меня. Закрыв глаза, я покачиваюсь, силясь побороть свирепое нечто внутри, что рвётся одолеть меня. Это не бессловесная ярость, не слепая жажда. Вовсе нет. Это нечто коварное и мощное, змеёй скользит в моём мозгу, нашёптывая: «Почему бы и нет? Теперь это твоя суть».

Затаив дыхание, я пячусь от незнакомца. Я должна сдерживать свои звериные порывы, но становится тяжелее помнить почему. Или как.

– Мисс? Мисс? Вы в порядке? – мужчина медленно двигается ко мне. Он распахивает глаза, когда оглядывает меня с ног до головы. – Боже правый, должно быть, вы окоченели! Где ваша одежда? Где обувь?
Я трясу головой и вскидываю ладонь. Он протягивает мне руку, будто пытается погладить пугливого оленёнка.
– Не надо, – шепчу я, смотря на рот мужчины.
Его губы порозовели от холода, а дыхание притягательным облачком срывается с них.
– Клянусь, я не причиню вам вреда, – утешает он. – Я лесничий, и хочу помочь. Я не знаю, как вы очутились здесь в таком виде, или что приключилось с вами, но нам нужно немедленно укрыть вас. Вероятно, у вас шок.

Он сдвигает маску с лица, и аромат мужчины, горячий и аппетитный, едва не сшибает меня с ног. Я силой заставляю себя отшагнуть назад, в то время как незнакомец идёт мне навстречу, однако земля уподобилась гигантскому магниту, а мои ноги словно отлиты из железа.

Я не могу пошевелиться.

– Вы самое красивое, что я видел в жизни, – бормочет он, загипнотизированный, как и я, но совершенно по иной причине. – Что стряслось с вами? Откуда вы, чёрт подери?
Неверно истолковав мою нерешительность, он показывает мне бейджик. На нём имя, адрес, которые навечно въелись мне в память. Нечто внутри меня осторожно, с ужасом, подмечает, что если нас прервут, то я всегда смогу навестить его вновь.
Лесничий подходит ещё ближе, и, наклонившись, я делаю глубокий вдох. Это слишком.
– Я помогу вам. Позвольте мне согреть вас, хорошо?
Он расстёгивает свой комбинезон, пока я не останавливаю его, не в силах устоять перед соблазнительным ароматом. В мыслях слышатся набат, тревоги, и едва ли не вспыхивают метафоричные красные огни, но шея мужчины обнажена, а в моём горле пожар.
– Прошу, мы теряем время, мисс, – толстой перчаткой он касается моей руки. – Вам нужно моё тепло.

«Да, нужна», – соглашается нечто, и я не в силах спорить дальше.

Кажется, моё тело движется по собственной воле – стремительно даже для человека. Глаза несчастного расширяются, и не в силах сдержаться я вонзаю зубы ему в шею, – туда, где кожа пульсирует в сводящем с ума ритме. Горячий жидкий поток обильно смачивает моё горло, и тварь внутри удовлетворённо шипит.

Так хорошо. Намного лучше любого животного, испитого мной. Божественнее человеческой крови нет.

Проблеск светлого с треском появляется в вечнозелёных деревьях, глаза приближающейся девушки полыхают гневом. При виде её неистовства я паникую и останавливаюсь; мой рот полон кровью лишь на секунду. По-прежнему не думая, я спешу запечатать рану, быстро облизнув её.

Что я творю?

Мои инстинкты конфликтуют друг с другом, мысли хаотично носятся в голове, а стыд нахлынивает на меня, хотя, скорчившись, я прикрываю свою добычу.

– Нет, нет, нет, Белла, нет! – кричит Розали, спеша ко мне. К нам.

Я бездумно рычу на неё, но изворотливая тварь во мне шипит, чтобы я защищала своё.

Розали размывает, и, не успев опомниться, я ощущаю пощёчину – крепкую пощёчину.

Ахнув, я шокированно смотрю на человека в моих руках. У него закатились глаза, но сердце всё ещё бьётся в восхитительном влажном ритме. Жажда и стыд разрывают меня, то требуя большего, то отчаянно желая обратить всё вспять.

– Что ты наделала? – воет Роуз. Её каменное лицо искажено бесслёзными страданиями. – Белла, нет! Мы не отнимаем человеческую жизнь! Никогда.

Боже, она разочарована мной – так мне и надо. Розали выглядит убитой горем, и тут меня озаряет.

Это не животное. Это не должно было стать добычей. Он не жертва. Он здравое существо, и я повела себя как демон, как они. Вольтури.

Глаза лесничего с трепетом открываются, расширяясь по мере того, как шок и осознание завладевают им.

– Я не хотела, – шепчу я, осознавая последствия своих действий. – Я, правда, не хотела. Мне так жаль.

Райли Бирс открывает рот, его губы искривлены ядом – моим ядом, и он кричит.



Как вам такой... перевёртыш? Разочарованы? Ошеломлены? Что ждёт героев, когда Вольтури так близко? Вашим версиям, эмоциям буду рада тут и на форуме. Также, кто ещё не знает, на сайте появилась функция «Жду продолжения» (доступна в мобильной версии). Сейчас на сайте проходит ежегодная премия Twilight Russia Translations Awards 2017, так что не упустите шанс выбрать лучших.

Предыдущая глава || Следующая глава