"Courtyard" выглядит как огромный свадебный торт. За мраморным фасадом – желтая масса из яиц, молока и маргарина. Чуть поодаль, напротив залитого солнцем кремового свода, выдыхая сигаретный дым, стоит, ссутулившись, наша пластиковая невеста, смещенная с верхушки торта несколькими слоями ниже. Уставившись в землю, она в то же время смотрит повсюду. «Я знала, что это будешь ты», - загадочно говорит она, подняв голову и затушив сигарету.

Среди небольших кучек гостей, слоняющихся по ухоженным площадкам, Стюарт не удается затеряться. Даже если бы она и не была той-самой-девушкой из «Сумерек», она была бы такой же: в черных джинсах и серой футболке, курящей и смотрящей исподлобья, старающейся никому не смотреть в глаза. С ее невидимой защитной оболочкой, нарушенной моим приближением. Оборона немного смягчается лишь после небольшого вступительного знакомства.

Нервный официант, суетясь, принимает заказы на выпивку, и вся его сущность изводится в немом крике: «Я тебя знаю!».

Стюарт говорит о Шоне Пенне. Она его знает. Она снималась в его фильме «В диких условиях» несколько лет назад и только что она буквально столкнулась с ним в передней части здания. Она сказала: «Как дела?». Он полу-ухмыльнулся и сказал: «Гаити». Они старались задержаться, покурить и поговорить, но в считанные минуты набежала толпа папарацци и беседа была безнадежно испорчена.

Теперь, только что взволнованная Стюарт выглядит раздосадованной. Схватившись за шею, она вздрагивает от боли. «Должно быть, я спала в неудобном положении. Каждый раз, стоит мне посмотреть через плечо, я просто умираю от боли». (Тем не менее, она будет оборачиваться на каждый звук, возвращаясь в исходное положение с гримасой боли). Все здесь было тщательно подготовлено, чтобы Стюарт могла спокойно поговорить о всякой всячине, достойной ее ярости. Для начала, слава – беспроигрышный вариант.
«Если бы я только могла ходить каждый день на работу, не будучи преследуемой толпой долбаных папарацци, пытающихся меня сфотографировать, готовых абсолютно на все ради одного снимка… Это ненормально», - говорит она. «Смешно, что в Америке слава так высоко ценится – выше богатства, выше счастья, превыше всего. Это совсем не соответствует реальности. И я знала об этом до того, как стала знаменитой. Для меня это было очевидно. Не понимаю, как люди могут НЕ видеть это по ту сторону экрана. С этой, с моей стороны - все вышло именно так, как я и думала».

Официант вернулся с чаем со льдом и газированной водой, и извинившись за прерывание, поведал, что кухня закроется в скором времени, так что если мы хотим что-либо заказать, лучше сделать это сейчас. Стюарт вежливо отказывается, гоняя по стакану кубики льда пластиковой соломинкой. Официант растворяется в воздухе.
Дело в том, что она не пустословит. Она просто констатирует факт, не жалуясь на это. Это все так же очевидно, как облака на небе или листья на деревьях. Это те вещи, которые реально существуют в мире, и она говорит о них. Скоро ей будет 20 [прим.: интервью было взято до ДР Кристен]. Почти три года назад один фильм сделал ее самой знаменитой актрисой Америки, а теперь люди вдвое старше ее говорят о том, что ей следует чаще улыбаться. Или носить другую обувь. Или сменить прическу. Так что она права. Все это чертовски глупо.

«Это очень раздражает. Если слава – это самая оптимальная позиция, в которой вы можете себя представить, то вы, должно быть, самый счастливый человек в мире. Итак, с ними (со звездами) может случиться все, что угодно, и какое вам дело?! Почему жизнь известных людей должна каким-то образом Вас волновать или вызывать какой-либо негатив? Они знамениты!.. Я действительно ценю все в моей жизни, но это вовсе не та причина, по которой я стала актрисой».
В перерыве между второй и третьей частью Сумерек, Стюарт пыталась ослабить влияние славы, спровоцированной франшизой, играя серьезный роли в небольших фильмах. Это проверенная стратегия, но это не более и не менее просчитано, чем вся эта мания вокруг ее персонажа Беллы Свон. Это невозможно спланировать. Это словно колесо фортуны.

В первом полнометражном фильме режиссера-клипмейкера Флории Сигизмунди Стюарт берется за создание раннего панк-рокерского образа Джоан Джетт до того, как она покинула группу и прославилась, возглавляя Blackhearts. Любой мало-мальски талантливый стилист мог сделать Стюарт похожей на Джетт, но для того, чтобы по-настоящему воплотить легендарную икону, необходимо нечто большее. Здесь требуется актерское мастерство, и Стюарт выложилась по полной.

Фильм весьма посредственен, и пестрит обилием клише, знакомых зрителю из бесчисленных фильмов о взлетах и падениях. Все это из той же серии: настроение-освещение-гардероб и замедленная съемка приема наркотиков. По сути – очень смахивает на фильм, снятый клипмейкером.

Плюс ко всему, на самом деле это фильм Дакоты Фэннинг. Разукрашенная под Черри Кюрри, она заставляет любого мужчину ерзать на стуле. Но Стюарт чертовски хороша. Всего пару минут просмотра – и ты уже думаешь о Джетт, а не о Роберте Паттинсоне. А это вовсе не просто, учитывая ненасытность Сумеречной Саги, поглотившей даже вот этого официанта, вернувшегося с серебряным блюдом свежеиспеченного печенья.

«За счет заведения!», - сообщил он и тут же упорхнул, как та стрекоза.
На самом деле есть еще один новый фильм Стюарт, заслуживающий внимания. В «Добро пожаловать к Райли» режиссера Джейка Скотта, она играет Мэллори, уличную нимфу, ставшую стриптизершей волею судьбы. Она жила в Новом Орлеане, пока однажды не появляется Джеймс Гандольфини, парень с благими намерениями, и не заставляет ее разгрести ее (пардон!) дерьмо.
Вместе с Runaways фильм был включен в программу показа фестиваля Sundance этого года, удивив и вдохновив самого Роджера Эберта: «Кто бы мог подумать? Я открываю для себя новую актрису».

«Это было здорово», - говорит Стюарт о Sundance, свирепо разглядывая только что принесенную тарелку печенья, будто это туфля, свалившаяся с неба. «Это был самый полезный опыт - иметь возможность сидеть перед тремя сотнями людей, только что посмотревших фильм… Тем более фильм «Добро пожаловать в Райли», потому что моя героиня так разбита. Я не могла избавиться от нее какое-то время. Она засела во мне. Это было жутковато. А уж говорить об этом с людьми, которые только что это увидели – самый безумный опыт».

«Я так боялась идти на Sundance», - продолжает она. «Я думала, все напишут ужасные рецензии. Я думала, все поджидают момента, сгорая от нетерпения сказать мне, что мое место в «Сумерках». И никто это не сказал. Я так вложилась в это. Я могла бы умереть, работая над этим фильмом. Так что если бы кто-нибудь наговорил чего-нибудь плохого, я бы наверное просто остановилась. Но мне действительно повезло с тем, что два этих фильма оказались такими непохожими на Сумерки. Я выбираю себе работу инстинктивно. У меня не может быть никаких планов. Я бы просто провалилась. Все, что я делаю, я делаю импульсивно. Кто знает, во что ты впутаешься, и с чем тебе придется жить? Я не могу, прочитав сценарий, сказать, что он шикарен, потому что это часть меня, моего возраста. - Я не могу жить такой жизнью. Понимаешь? Это буду уже не я».

Откуда ни возьмись у столика появляется полная пожилая женщина, показывая на наше печенье: «Ооо, а эти тоже можно?»

«Нет», - безучастно отвечает официант, также появившийся из ниоткуда.

«А они – что, особенные?» - пожилая леди улыбается и заговорщицки подмигивает Стюарт, которая, слегка скорчившись, снова хватается за шею.
Видимо, она нащупала защемленный нерв (ну, или что это), подавляющий ее острое чутье на подобного рода любопытных варвар. Мы подвигаем блюдо ближе к женщине, и ее глаза расширяются. Удовлетворенная, она отходит.

Вероятно, это послужило своеобразным началом, потому что вот и черный усатый мужчина в желтом поло, заправленном в отглаженные брюки, нервно сжимает и разжимает ладони, явно поджидая своей очереди. «Извините. Я просто хотел сказать, что я - действительно Ваш большой фанат. Это Ваш агент? Я не хотел вам мешать. Я просто большой фанат. Привет!».

«Спасибо», - говорит Стюарт, излучая убедительную доброжелательность, и даже слегка улыбаясь.

Мужчина стоит еще некоторое время, небольшую вечность, сводящую все к неловкому тупику. Наконец он пятится назад, почти кланяясь, и возвращается к своему столику. (Позже официант шепнет мне: «Простите за это. В последнее время у нас ним проблемы». Что означает это загадочное «проблемы», боюсь, мне никогда не узнать).

«Во всяком случае, он был любезен».

«Он был», - соглашается она. «Он не попросил сфотографироваться. Это хорошо, потому что потом они размещают фото на твиттере, и таким образом папарацци узнают, где я нахожусь. И начинается какое-то сумасшествие. Твиттер превращает мою жизнь в кошмар. Потому что люди постят в блоге: «Сейчас я сижу рядом с Кристен Стюарт», и папарацци тут как тут. Я вижу людей, роющихся в телефонах и мне хочется взять это печенье и… швырнуть его в них. Что-то вроде: «Бросьте свои долбаные телефоны и возвращайтесь к нормальной жизни!» Меня это так бесит. Представь, что ты, не задумываясь, растаптываешь чью-то жизнь. И это принимает угрожающие размеры. Сейчас каждый может это сделать. Стоить тебе купить камеру – и ты уже папарацци, заведи аккаунт на Твиттере – и ты уже информатор. Это так раздражает».
Итак, мы опять вернулись к тому, с чего начинали. Наверное, этого нельзя избежать, если сидишь под солнцем в Беверли Хиллз, где 50% людей знамениты, а другая половина просит пожать им руку или дать интервью. Ну, или гребаное печенье.

«Ты когда-нибудь била кого-либо по лицу?»

«Нет!», - смеется она. «Я била людей, но еще никому не вмазала по лицу».

«Люди считают, что ты куришь много травки».

«Люди всегда говорят это. Еще лучше: «Да она сидит на коксе. Или на героине».

«Как ты набираешься сил, чтобы выйти из дома?»

«Нужно просто перейти в режим Мне-На-Все-Пофиг. Иначе…» И это слово просто повисло в воздухе… Иначе что? Кому-то заедут по лицу? Или кто-то словит свою дозу печенья? И возникает еще более очевидный вопрос: «Почему ты сидишь здесь, отвечаешь на вопросы и позируешь для фотографий? Как можешь ты оправдать свои жалобы, если сама принимаешь в этом участие?»

«Все правильно», - она делает паузу. «У меня нет ответа на этот вопрос. Мне кажется, люди просто настолько хотят, чтобы ты была в таком восторге от своего положения, чтобы у тебя не было никаких принципов и никакой связи с окружающим миром; чтобы ты жила в сказочной стране звезд. Это то, чего все хотят, не правда ли?»
Я пожал плечами. Я мог даже кивнуть.

«Ну, а я не хочу быть такой. И они могут говорить что им угодно. Просто это страшно».

Нет, то, что действительно страшно – так это то, что взрослый мужчина (по крайней мере, в два раза старше ее) поднялся из-за стола, чтобы сказать Кристен Стюарт, что он большой фанат. Фанат чего? Полагая, что он имеет в виду ее фильмы – а можно смело держать пари, что он видел пару фильмов Сумеречной саги – чего он ожидает в обмен на свое приветствие? Возможно, какую-нибудь историю.
Что-нибудь, что можно еще кому-нибудь рассказать, что повысило бы собственную значимость, чуть-чуть склонив весы жизни в его сторону. Ну, или что-то вроде этого. Но если бы я был на его месте и мог бы прочитать мои мысли, я бы послал меня куда подальше. (Ну, или что-то вроде этого).

Но дело в том, что молодая девушка, сидящая за столом (тем самым, из-за которого пропало печенье) действительно привлекательна, харизматична, умна и симпатична. Ее пренебрежительность и общий энтузиазм заразительны. Она заставляет тебя перейти на свою сторону. Конечно, насмешки и глумления по поводу этих вампирских фильмов неизбежны, но каждый, кто говорит, что его не развлекло хотя бы рвение создателей развлечь зрителя – лжец (или ему недостает жизненно важной легкомысленности).

Но прежде всего, каждый раз когда она смотрит через плечо и морщится, ты поневоле морщишься тоже. Та энергичность, с которой она цепляется за любое подобие достоверности, пробуждает желание помочь ей держаться за это. Да, конечно, прежде всего она – та девушка из Сумерек, мысль, которую она справедливо ненавидит, но и факт, которому она кажется признательной. И будет более чем, если «Добро пожаловать в Райли» послужит подтверждением чего-либо.

Вот оно: если мир полон порхающих официантов, воров печенья и онемевших фанатов-мальчишек во взрослых обличьях, то пусть ее воля не будет сломлена. Ах, к черту. Теперь я тоже фанат. Извините. Бросьте меня в костер вместе со всеми.

«Да, я определенно действую по-разному. Я определенно пытаюсь бороться со всем этим. И меня преследует параноидальная мысль о том, что кто-то смотрит на меня, даже когда никто не смотрит», - признает она, снова схватившись за шею от боли, борясь с нескончаемым желанием оглянуться. «Мне нравилось выбираться из дома и гулять, но теперь мне приходиться смотреть под ноги, а не вокруг. Иначе каждые тридцать секунд. Но не везде так. Еще остались места, куда я могу пойти. Это не печально, а просто… то, как есть».
«Я люблю то, чем занимаюсь. Это совершенно другая жизнь», - заключает она, давя пальцами на сухожилия над лопаткой. «Я перехожу в оборону, и наверное это и провоцирует мнение людей о том, что я никогда не улыбаюсь. Я частенько трясу ногой, так что людям кажется что мне всегда некомфортно. Я понимаю, почему люди говорят, что я депрессивна. Я не умею притворяться. Я люблю писать. Актерская игра, жизнь и творчество: это все одно и то же. Это просто внимание к себе и другим людям».

«Та часть тебя, которая хочет писать и играть, вызвана твоим интересом к людям?»

«Будучи одной из них, да!»

Кристен Стюарт улыбается. Она наконец-то убирает руку с шеи, поднимает глаза и улыбается. Никого вокруг. Ресторан закрыт. Никто не чатится и не пишет блоги. Все, у кого есть камера, сейчас скорее всего преследуют Шона Пенна. Но черт возьми, если девушка только что улыбнулась и никто не увидел… Мы оба огляделись и молча решили, что пора и честь знать.

«Ну, больше не буду заставлять тебя проходить через такую боль».

«Да, это было ужасно», - говорит она, вставая, чтобы уйти.

Улыбка и шутка? И никого вокруг, чтобы удостовериться. Ну и где это гребаный официант, когда он действительно нужен???


Перевод Асеньки __out_of_Moзг__ Baibulatova специально для Twilight RussiaTM Оfficial community Vk