Рассвет.
Ненавижу это время суток.
Первые лучи солнца показываются из-за горизонта, шкодливо пробираясь в комнату через занавешенное окно, находя лазейку, просвет, в плохо задернутых шторах. Очередная бессонная ночь сменилась выходным днем, от которого все тело ощущает еще большую усталость. Хотя, должно быть наоборот. Я измученно выдохнул, чувствуя, как по всему телу разливается то самое унылое чувство изнеможения, и потер переносицу.
На часах еще 7.15…
Девочки спят в комнате наверху в нашем дряхлом, полуразвалившемся доме. Я не могу встать, потому что каждый мой шаг будет сопровождаться скрипом полов, завыванием дверей, гудением крана в ванной. Закрыв глаза и пытаясь в очередной раз заснуть, я чувствовал, как бессонница снова тихо подкрадывается, и пытается оттянуть от кровати дремоту, закладывая под глаза синеватые мешки.
- Черт - выругался я, и снова потер переносицу.
Мышцы начинали болеть от долгого нахождения в горизонтальном положении, так что каждое движение отдавалось неприятной, тянущей болью. Я попытался тихо встать, чтобы пробраться на улицу и посидеть на веранде. Свежий воздух в любом случае действовал благотворно на всех обитателей нашего дряхлого, обветшалого дома. И моя миссия почти удалась, если бы не одна предательски скрипнувшая половица. Замерев, предположительно на секунду, я в итоге простоял неподвижно минут 5, пытаясь уловить какой-нибудь звук, свидетельствующий о пробуждении двух
спящих красавиц. Но не услышав ровным счетом ничего, кроме периодически звенящей тишины, я облегченно выдохнул, решив больше не рисковать.
Добравшись до кухни, на пути к которой было меньше скрипучих половиц, я пошарил по полкам, с досадой обнаружив перспективу в скором будущем отправиться в супермаркет. Несмотря на относительно теплую погоду на улице, которая была парадоксальной для Нью-Йорка в начале октября, в доме было весьма прохладно. Стоя в одних джинсах, я чувствовал, как по телу начинают бегать армия мурашек, заставляя поежиться. В желудке предательски заурчало, пока я тщетно пытался включить газовую комфорку и случайно не обжечься.
Наивно.
Получив ожидаемый ожог, я поставил на плиту чайник с холодной водой, и достал баночку с крепким, истинно американским кофе. Не то, чтобы я был особым уж патриотом, но что-что, а кофе в нашей стране делают отменный.
Я услышал шаги еще тогда, когда Тош встала с кровати, пытаясь так же тихо, как и я пробраться вниз. Тихий скрип, легкое пошаркивание, едва уловимый звук закрывающейся двери. Все это дало мне небеспочвенные основания полагать, что я все-таки кого-то разбудил. Все еще стоя около плиты, я наблюдал, как из носика чайника густыми клубами вываливается пар, а сам думал о том, что нам всем делать дальше.

Я родился в небольшом городке Роксвелл, в солнечном штате Калифорния, совсем не далеко от города ангелов. Отец, бывший военный, работал в мастерской, занимаясь тем же, что и делал в армии - чинил автомобили. Единственная разница состояла лишь в том, что после демобилизации ему перестала угрожать перспектива подорваться на какой-нибудь мине. Будучи ветераном Вьетнамской войны, в которую отец ввязался по глупости и молодости в далеком 73-ем, он получал так же ежемесячную военную пенсию, скудную, но в совокупности к своей и маминой зарплате - она работала в небольшой закусочной, принадлежащей своей подруге - на жизнь нам хватало. Я ходил в обычную, ничем не примечательную школу, состоял в школьной команде по плаванию.
Триша появилась на свет, когда мне стукнуло 10, раньше своего положенного срока. И как это часто бывает, ничто не проходит бесследно, так что уже в первые годы жизни этого маленького чуда начались серьезные проблемы со здоровьем. По началу отдышка, усталость, жалобы на неприятные ощущения и тяжесть в ручках. Потом появление странного кашля, болей в области груди. Триша за свои первые пять лет жизни натерпелась столько всего, что сейчас, вспоминая все это, у меня волосы встают дыбом. А между тем боли нарастали, становились частыми "гостями" в нашем доме, а врачи то ли медлили, то ли просто не хотели тратить время на очередную парочку родителей, которые по их мнению, слишком щепетильно относились к здоровью своего ребенка. Мало ли, что у малышки болит.
А я, тем временем, все больше отбивался от рук. Постоянная занятость родителей новым членом семьи сначала забавляла меня, потом удивляла, потом попросту начала раздражать. Постоянное внимание к Трише выводила меня из себя, вечные разговоры о ее здоровье сводили с ума, в последствии заканчиваясь ссорой с родителями. Я был маленький и глупый, не хотел понимать всю серьезность сложившихся обстоятельств. Перестал возвращаться на ночь домой, начал пить, покуривать, и это дурацкая привычка так и не отпускает меня до сих пор. Пока мои родители бились за жизнь сестры, я пытался хоть как-то заглушить гнетущее чувство одиночества. Меня бросало из одной поганой компании в другую, которая по сути своей была еще хуже. Вместо того, чтобы быть поддержкой для своей семьи, для отца, я доставлял им еще больше хлопот, заставляя нервничать, переживать и тратиться на очередной залог в полиции. Иногда я злился на них, иногда ненавидел и хотел сбежать куда-нибудь в область Юпитера. С Тришей отношений у нас вообще не было, несмотря на то, что она тянулась ко мне всегда. И кто бы мог подумать, что именно она приведет меня в чувство.

Легкое касание к плечу отвлекло меня от воспоминаний и мыслей, вертящихся в голове. Я невольно вздрогнул от холода ладони, повернув голову в сторону Тош. Она стояла совсем рядом, в светлых джинсах и вязаной кофте, закутавшись по самый нос. Черные, отливающие синевой волосы, были собраны в высокий, потрепавшийся хвост.
- Ради бога Лекс, иди оденься, - просипела она, оглядывая меня с ног до головы. - Мне даже смотреть на тебя холодно.
Я улыбнулся, отворачиваясь.
- Хм, а я уж подумал, что смущаю тебя своим видом.
Тош презрительно фыркнула мне в ответ, и, придерживаясь за мое плечо, привстала на носочки, силясь достать с полки свою любимую кружку.
- Не говори глупостей. Я помню тебя еще в то время, когда ты голышом пешком под стол ходил.
- Какая прелесть, - тихо рассмеялся я, вызывая на лице Тош легкую улыбку.
Она поставила кружку на стол, рядом с моей, и, подперев бок рукой, облокотилась о столешницу, вглядываясь в черты моего лица.
- Ты опять плохо спал?
- Спал? Я уже и не помню, как это делать-то, - отозвался я, выключая комфорку.
Тош лишь покачала головой, похлопав меня по плечу, и жестом предложила сесть. Я послушно отошел в сторону, позволяя ей занять мое место, и начать готовить завтрак. Присев на стул за маленьким круглым столиком, я смотрел на Тош, и меня в очередной раз переполняла благодарность к ней за все, что она для нас сделала.

Тошигава Харуми была уроженкой Китая, родившейся по счастливой случайности в Америке. Ее родители иммигрировали в США, когда мать Тош находилась на восьмом месяце беременности. Таким образом, после рождения по законодательству Соединенных Штатов Тош становилась гражданкой США по рождению. Как она всегда говорила «Свезло, так свезло». Долгое время Тош жила на побережье Калифорнии, где и познакомилась с моими родителями. Их зацепила в ней тяга к жизни и легкость характера. Тош могла продать все, что у нее было, если кому-то из ее близких нужна была помощь. Она всегда была самоотверженной и любящей, и слишком сильно, на мой взгляд, привязывалась к людям. После смерти родителей, она переехала к нам в Нью-Йорк, в наш старенький дом, променяв комфортное проживание в квартире в центральном районе Лос-Анджелеса и хорошо оплачиваемую работу в одной из центральных больниц. Она помогла мне не сломаться окончательно в тот период, когда я итак был разбит и растоптан сложившимися обстоятельствами. И если бы не Тош, один Господь Бог знает, где сейчас была бы Триша, и смогла бы она выжить.

Почувствовав острую потребность покурить, я полез в задний карман джинс, выуживая почти закончившуюся пачку Мальборо. Но не успел я сунуть сигарету в рот, как Тош не поворачиваясь, остановила меня.
- Даже не думай, – женщина развела в чашке кофе, мерно помешивая содержимое стакана, и закончив с одной кружкой, перешла на другую. – Ты знаешь правило, Лекс: никакого курения в доме.
- Прости, машинально получилось, – я кинул пачку на стол, и потер лицо рукой, стараясь отогнать усталость, разливающуюся по телу.
- Иди, проведай, как там сестра, – отозвалась Тош, доставая из холодильника остатки масла. – Пока не заснул прямо за столом.
Я демонстративно отдал честь левой рукой, и, сказав «Есть мэм», направилась прочь из комнаты. Поднимаясь по лестнице, я умудрился чуть не слететь с нее, но добравшись живым до второго этажа, стал пробираться к единственной комнате. Аккуратно толкнув дверь, я ступил на порог небольшой комнатки. Одна средняя по ширине кровать справа от двери, две подушки, два теплых одеяла, две тумбочки по бокам с одинаковыми, ничем не примечательными лампами. Напротив, у стены стоял шкаф для вещей, и письменный стол с несколькими полками с книгами над ним. На полу большой пушистый ковер молочного цвета, с краю которого сидел большой плюшевый заяц, прислонившись к спинке кровати. Большое окно напротив двери было занавешено прозрачной тюлью, через которую просачивалось слишком много света. Около окна, опираясь о подоконник, виднелся хрупкий силуэт, который словно пытался спрятаться за тюлью. Я улыбнулся, глядя на сестру, и тут же вспомнил, сколько всего нам с ней пришлось пройти.

Это был вечер одного из выходных, месяцев за три до смерти родителей. Я возвращался с очередной вечеринки, подвыпивший и прокуренный. Погода стояла слишком хорошая для того, чтобы ехать на машине, и, наверное, именно мое нелепое желание прогуляться, спасло мне жизнь. Я шел по широкой улице, на которой стоял наш дом, слегка пошатываясь из стороны в сторону. Кое-где горел свет в окнах, где-то лаяли собаки, стремясь сорваться с цепи на волю. А я шел, и думал о том, что пора сваливать из родительского дома, да и из этого штата к чертовой матери. Глубокий вдох, и кровь пресыщается кислородом, заставляя голову слегка кружиться. Я дошел до нашего дома, и постояв немного у забора, плюнул через плечо, направившись к двери. Пинком вышиб дверь, готовясь к очередному шквалу обвинений в мой адрес, но вместо этого натыкаюсь взглядом на Тришу, сидящую на лестнице. Она свернулась клубком, притягивая ноги к груди и покачиваясь их стороны в сторону. Из глубины ее тела, откуда-то из легких вырывались отчаянные хрипы, похожие на шварканье еды на раскаленной сковородке. Я нахмурился, склоняя голову на бок, и пытаясь понять, что все это: очередной спектакль, или мне уже звонить в ритуальную службу. И тут сестра подняла на меня свои серые, прозрачные глаза, в которых плескалось столько паники и отчаяния, что хмель в одночасье выбило у меня из головы. Я подлетел к Трише, сгребая ее в охапку, и усаживая к себе на колени. Руки тряслись, сердце колотилось в груди так, что из-за этого частого ритма закладывало уши.
- Эй, Триш, что с тобой? – я стал убирать с ее лица прядки волос, а она в это время так отчаянно хваталась за мою куртку, словно боясь, что я уйду.
- Болит, – прохрипела она в ответ, так что я еле смог разобрать слоги, слетающие с ее пересохших губ.
- Где? Где больно, Триша?
- В груди. Больно. Лекс…
Из глаз этого маленького хрупкого создания стали скатываться слезинки, а я вдруг люто возненавидел себя за то, что все это время так погано обращался с сестрой.
В тот вечер Тришу забрали в больницу. Два костолома в белых халатах забрали мою маленькую сестренку у меня из рук, а потом битый час не пускали в палату. Спустя какое-то время подъехали родители, которые, оказывается, отправились искать меня. Встретив меня в коридоре, разбитого, и еле стоящего на ногах, мама просто обняла меня, и сказала «Все будет хорошо». Они никогда не винили меня в том, что случилось, но в глубине души я знал, что отчасти сам виноват в том, что у Триши случился приступ. Она, в отличие от меня, питала ко мне самые сильные сестринские чувства, пытаясь наладить со мной контакт, и ничуть не меньше переживая за меня, чем родители. А я… я плевал на все, кроме себя самого и своей гордости.

Я облокотился о косяк, скрещивая руки на груди, и пытался понять, о чем же думает это маленькое создание. Врачи поставили сестре ишемическую болезнь сердца, которая приобрела катастрофический характер после смерти родителей. У Триши случился обширный инфаркт миокарда, который вызвала острую сердечную недостаточность, и я до сих пор удивляюсь, как ей удается вставать на ноги.
- Эй, кнопка, – ласково повал я, заставляя Тришу повернуться ко мне – Ты сегодня бодра, как никогда?
Девушка улыбнулась, и двинулась в мою сторону, еле переставляя ноги. Кажется, я погорячился со словом «бодра». Оторвавшись от стены, я в два шага оказался рядом с сестрой, позволяя ей придерживаться за мою руку. Триша практически повисла на мне, уткнувшись носом в плечо. Я
чувствовал, как колотится ее больное сердечко, я слышал, как тяжело она дышит.
- Что-то я не рассчитала свои силы, - тихо пожаловалась Триша, и я почувствовал, как она начинает оседать на пол.
Бережно подняв девушку на руки, я направился к кровати, и аккуратно уложил ее на правую сторону кровати. Это было ее любимое место, именно справа. Я прилег рядом, закинув руки за голову и уставившись в потолок. Мысли снова закрутились в привычном ритме, мелькая в голове слишком быстро, не давая сосредоточиться на чем-то одном. Я слышал тяжелое дыхание сестры рядом, чувствовал, как она периодически ерзает на кровати, пытаясь найти более удобное положение. Ее слегка раздраженное сопение забавляло меня, и я пытался скрыть играющую на лице улыбку.
- Если ты не прекратишь улыбаться, я тебя ударю, - буркнула Триша, делая небольшую паузу в середине предложения, чтобы слегка передохнуть.
Я лишь улыбнулся шире, не в силах сдержать умиление, а потом встрепал ей волосы. Триша что-то недовольно промычал, но краем глаза я заметил, что она все же улыбнулась.
- Знаешь, чего мне бы хотелось? - после недолгого молчания, спросила сестра.
- Мм?
- Мне бы хотелось еще раз побывать в Лос-Анджелесе. На побережье, - задумчиво сказала Триша, глядя куда-то сквозь меня. - Не знаю почему, но мне думается, что там очень красиво. Мне иногда даже сняться те места. Видимо, детские воспоминания всплывают.
Я тяжело вздохнул, прикрывая глаза.
- Да, там красиво, - отозвался мой голос, словно со стороны, кажущийся каким-то далеким и плоским. - Особенно в середине мая или сентября, когда уже не так жарко.
Триша подвинулась чуть ближе, и уткнулась лбом в мое плечо.
- Расскажи мне?
Мысленно простонал про себя, осознавая, что вновь придется возвращаться в прошлое, которое отнюдь не было радужным, я чуть повернул голову в сторону сестры. Она казалась такой крохотной, когда сворачивалась клубком. Бледная кожа казалась почти прозрачной, едва защищавший ее организм от внешних факторов. Длинные темно-русые волосы были заплетены
в косу и слегка спутались после сна. Я улыбнулся, глядя на единственное родное для меня создание, и начал свой рассказ.
- Калифорния вообще странное место. У нас поговаривали, что название Калифорния произошло от имени воительницы Калифеи, которая когда-то жила на этой земле и возглавляла армию амазонок. Тянется вдоль побережья Тихого океана, с севера на юг, до самой границы с Мексикой. Представляешь себе, какое это расстояние? Потребуется как минимум неделя, чтобы доехать от севера до юга - я усмехнулся своим словам, на мгновение замолчав. - В нашей местности был самый жаркий климат. Почти все лето температура переваливала за отметку в 30 градусов, а зимой опускалась до -25. Холод стоял собачий, было невозможно к окнам подойти, казалось, что мороз схватит тебя своими цепкими ручонками и превратит в ледяную статую.
А летом сухие ветра приносили из глуби материка палящий зной. Когда я был маленький, мы с отцом приходили на побережье, выбирали какой-нибудь дикий пляж, и разыгрывали сценки из вестернов. Я, естественно, всегда был Клинтом Иствудом. И вот когда я практически ловил очередного негодяя в лице нашего отца, мама прерывала наши игры и буквально требовала,
чтобы мы возвращались к обеду.

Я прикрыл глаза, позволяя себе окунуться в воспоминания. Чистое синее небо разбавлялось парочкой облаков, имевших формы причудливых животных. Солнце всегда стояло в зените, когда мы с отцом выходили на пляж. Иногда, задирая голову к небу, и жмурясь от яркого света, я представлял, что оказался посреди пустыни, в поисках сокровищ египетских фараонов. А потом отец раскладывал на песке покрывало в тени какого-нибудь маленького деревца, ставил в тень чемоданчик с легким перекусом, и мы начинали нашу игру. Я улыбнулся, воскрешая в памяти эту дурацкую шляпу с широкими, почти огромными полями, которую мы купили в каком-то парке развлечений. На мне была коричневая и размера на четыре больше моей головы, прямо, как у Блондинчика, а у отца черная, размера на два меньше, похожая на шляпу Туко (Блондинчик и Туко – персонажи вестерна Серджио Леоне «Хороший, плохой, злой» - прим. автора) . Из-за этого ему приходилось придерживать ее рукой во время нашей беготни, и иногда сдвигать на лоб, чтобы предать себе грозный вид. А потом, к нам на пляж выходила мама. Я до сих пор помнил черты ее чистого, светящегося изнутри лица. Черные сильные волосы никогда не пребывали в беспорядке, всегда находясь в красивой прическе, которую она придумывала себе каждое утро. В жаркие дни она носила длинное легкое платье молочного оттенка, которое словно крылья развивалось на ветру. В такие минуты она казалась мне ангелом, опустившимся на грешную землю. Она подходила к маленькому дереву, и, прислоняясь к стволу, пыталась напустить на лицо хмурое выражение. Но глядя на нас, главных и единственных мужчин в ее жизни, на лице мамы появляясь сдержанная улыбка. Какое-то время, наблюдая за нами, она позволяла нам доиграть до самого захватывающего момента, а потом своим мягким ласковым голосом говорила, что пора закругляться. Отец, словно по мановению волшебной палочки останавливался, снимал эту дурацкую маленькую шляпу, и прищуриваясь, смотря сначала на меня, потом на маму. И уже через секунду, закинув жену на плечо, с криками «Туко похитил прекрасную миссис Брендон» бежал в сторону океана. Как мама не пыталась сопротивляться, визжать и смеяться, отец дотаскивал ее до воды, заходил в океан поглубже, и они вместе падали, уходя на глубину. А я прыгал на берегу, пытаясь получше разогнаться, чтобы произвести как можно больше брызг. Должен же был я произвести впечатление на родителей.

Улыбнувшись своим воспоминаниям, которые хоть и были приятными, отзывались болезненной болью в груди. Вздохнув, я открыл глаза, думая, что еще рассказать Трише про Калифорнию. Это было сложно сделать. Чтобы понять всю красоту наших жарких мест, нужно было самому увидеть ее. Побывать на пустынных пляжах, усыпанных крупными зернышками ракушек, которые ос временем перетирались и превращались в мелкую песчаную пыль. Почувствовать на своем лице порывы сухого ветра, от которого перехватывало дыхание, и который приносил вместе с собой резкий, но приятный запах соленой воды. Жизнь так походила на праздник, потому что те годы, проведенные на побережье, были самыми счастливыми и беззаботными за все время моего существования. И мне бы хотелось, что бы и сестра могла хоть на день окунуться в эту спокойную, умиротворяющую атмосферу.
Я повернул голову в сторону сестры, абсолютно не удивляясь тому, что она уже сладко спала. Слабое сердце не давало Трише возможности чем-то заниматься более трех часов, а иногда даже встать с кровати стоило огромных усилий и требовало затрат всех сил. Я приподнялся на локте, накрыл одеялом это маленькое чудо, похожее на Алису из сказки, и поцеловал ее в лоб. Медленно встав с кровати, я и сам почувствовал сильное истощение, которое отзывалось эхом в ушах. График моей жизни точно не способствовал нормальному функционированию организма, но я ничего не мог поделать. Работа на кирпичном заводе днем, разгрузка вагонов ночью истощали меня физически, а бессонница и депрессия добивала эмоционально, но в данной ситуации выбор у меня был не большой, ведь за лекарства для Триши приходилось платить и платить много. Я инстинктивно бросил беглый взгляд на тумбочку со стороны сестры, которая вся была заставлена пузырьками и колбочками. Сердце невольно сжалось. Помимо меня работала и Тош, но умудрялась делать это дома. Я никогда особо не интересовался, чем она вообще занимается, у меня не было на это сил, да и она особо не горела желанием рассказывать мне. Она тоже уставала, тоже переживала, тоже мучилась вместе с нами. Иногда мне казалось, что она переживает каждый приступ вместе с Тришей, и от этого чувство собственной беспомощности возрастало.
Я вышел из комнаты сестры, аккуратно закрывая за собой дверь, и почувствовал острую потребность покурить.
Срочно!
Спускаясь по лестнице, я параллельно пытался нащупать в карманах своих джинс пачку сигарет, но потом вспомнил, что я оставил их на кухне. Спустившись вниз, я прихватил свою футболку, валяющуюся на диване, и направился на встречу с любимой пачкой Мальборо. Зайдя на кухню, я
обнаружил лишь две чашки крепкого кофе, от которых клубами поднимался пар, закручиваясь в причудливые фигурки. Мельком бросив взгляд за окно, я не мог не заметить старый Кадиллак 67 года выпуска, и тоненькую фигурку Тош, которая уперла руки в бока. Покачав головой и усмехнувшись, я направился к выходу.
С удивлением обнаружив, что на улице действительно градусов на пять теплее, чем дома, я устало потер глаза, идя по небольшой протоптанной дорожки. Дойдя до Тош, я уловил на себе её гневный взгляд, которым она полоснула сначала Майка, а потом и меня в придачу.
- Что он тут делает? – голос Тош был хоть и спокойный, но в нем отчетливо слышались нотки холода и недовольства. Предельного недовольства. Кажется, я получу сегодня подзатыльников.
Я перевел взгляд на друга, человека, который единственный из всех оставался со мной всё это время. Майк хоть и был не самым примерным человеком на планете (а по мнению Тош он был тем еще мерзавцем), в нем сочетались те качества, которые я смог оценить. Наверное, именно такого
друга мне не хватало, хотя ему бы точно не помешало быть более законопослушным.
С Майком я познакомился, когда мне было 18. Будучи на пять лет старше меня, Ньютон взял меня, малолетнего сосунка, под свое крыло, стараясь как можно сильнее оградить от тех переплетов, которые могли бы сулить продолжительный, или пожизненный срок. Сам Майк промышлял мошенничеством и кражей, стараясь хоть как-то выжить. Его родители жили где-то в Техасе, но с ними Ньютон не контактировал с тех самых пор, как в 15 ушел из дома, устав от постоянной ругани и рукоприкладства отца, который грешил парочкой бутылок водки в день. Парень автостопом проехал пол страны, и обосновался в Нью-Йорке. В своем деле Ньютон был действительно хорош, поэтому довольно быстро нашел себе работенку, хоть и не самую законную. Заказы были разные, начиная от краж бумаг и заканчивая перегоном левых автомобилей. Так его и занесло на какое-то время в город ангелов, где мы и познакомились.
Я улыбнулся Майку, который снял черные солнечные очки и демонстративно закатил глаза.
- Тош…
- Я уже лет тридцать Тош, – процедила женщина, и полоснула меня яростным взглядом. – Что этот тип делает в моем доме?
- Я пока еще не в доме Тош, – парировал Майк, разводя руками и прислоняясь к капоту своего Кадиллака. – Это дорога – не частная собственность. Так что я могу хоть палатку тут разбить. А именно это я и сделаю, если ты не выпустишь этого сосунка ко мне.
- Тош, иди в дом, – мягко сказал я, погладив женщину по спине в успокоительном жесте. – Я сейчас приду.
Тош со смесью гнева и волнения посмотрела на меня, стрельнула взглядом в сторону Майка, и тяжело вздохнула.
- Десять минут, – отозвалась она, разворачиваясь. – Потом я вызываю полицию.
- И я рад тебя видеть, Тош, – крикнул ей в след Майк.
Я улыбнулся, слушая торопливые шаги женщины, заменившей мне мать, а потом направился к парню, нетерпеливо скрестившему руки на груди.
- Мамочка позволила тебе чуть-чуть погулять? – насмешливо вопросил Майк, за что получил от меня недобрый взгляд. – Смотрю я на тебя, и сердце щемит. Под каблуком у бабы, – Майк покачал головой, а потом глянул в сторону дома, мечтательно протянув, – Но какой бабы…
- Заканчивая уже, – сморщился я, и приземлился рядом с Ньютоном на капот машины.
Парень вытащил из заднего кармана пачку Мальборо и зажигалку, и протянул мне. Я выудил одну сигарету, и прикурил, глубоко вдыхая разъедающий сигаретный дым. На ум сразу пришли темные лос-анджелесские вечера, когда ни черта не видно, даже собственного носа, и мы с Майком вот так сидим на капоте его любимого Кадиллака и покуриваем. Каждый размышляет о своем, но при этом мы чувствуем такое необходимое присутствие друг друга.
- Как твои дела? – наконец прерывает молчание Майк, и слегка поворачивает голову в мою сторону, оглядывая с ног до головы. – Паршиво выглядишь.
- Вынужден с тобой согласиться, – нервно усмехаюсь я, и делаю еще одну затяжку.
Сигаретный дым медленно проходит через горло в легкие, оседая серой, почти черной пылью на их поверхности, словно пепел. И мне кажется, что я даже чувствую тяжесть этой пыли.
- Слышал, ты теперь у нас примерный гражданин? – как-то странно улыбается Майк, словно гордый за своего ребенка отец. – Отдаешь долг родине, зарабатывая честным трудом?
- Приходится, – пожимаю я плечами.
- Триша, – кивает Майк. – Как она?
- Плохо, – качаю я головой. – С каждым днем все хуже и хуже. Спрашивала про тебя.
Краем глаза я заметил, как Майк улыбается. За все 7 лет нашей дружбы он так же сильно привязался в Трише, как и она к нему. Я до сих пор удивлялся, как они смогли найти общий язык.
- Я тоже соскучился по кнопке, – все еще улыбаясь, отозвался Майк, но на этот раз его улыбка не затронула глаз. – Хотелось бы повидаться с ней. Но боюсь, эта мегера не подпустит меня близко.
Покачав головой, Майк недоверчиво взглянул в сторону дома, словно прикидывая, что ему сделает Тош, если парень решит прорваться.
- Даже не думай, - прочитав его мысли говорю я, и добавляю. - Она тебя лично покусает.
Майк обреченно вздохнул, и вновь посмотрел на меня. По его взгляду не трудно было догадаться о дальнейшем развитии разговора. Да к тому же, я слишком хорошо знал Майка.
- Я ведь тоже не просто так приехал, - задумчиво протянул друг, смотря куда-то сквозь меня. - Ты же в курсе?
- Догадывался, - нехотя признал я.
Майк взял в рот сигарету, сделал еще одну глубокую затяжку и одним щелчком отшвырнул бычок в сторону, засунув руки в карманы.
- В общем, у меня есть работенка для нас. Займет чуть больше недели, но оплата будет весьма и весьма высокой.
Ньютон замолчал, а я продолжал смотреть перед собой и периодически затягиваться, словно пытаясь распробовать вкус сигаретного дыма. В воздухе отчетливо чувствовался запах грядущего дождя, и на душе было соответственно паршиво.
- Что за работа? - наконец спросил я, сам прекрасно зная, какой ответ услышу.
- Нужно присмотреть за одной барышней, - осторожно начал Майк. – Пока она будет у нас в гостях.
- В гостях? - переспросил я, издавая смешок - То есть, ее нужно похитить? Называй вещи своими именами.
- Что-то типа того, - тише проговорил Майк, словно он уже был и не рад, что вообще заговорил со мной.
Я докурил сигарету, и кинул на землю, секунд пять наблюдая, как ее остатки догорают. В голове не укладывалось, что Майк после всего произошедшего четыре года назад, вновь предлагает мне связаться с криминалом. Как будто мне не хватило двух лет, выпавших из моей жизни из-за своей же глупости. Я оторвался от капота машины, и развернулся к парню.
- Прости Майк, но мне хватило двух лет тюрьмы, чтобы набраться уму, - я слегка шокировано развел руками, молча удивляясь тому, как Майк вообще вздумал предлагать мне подобные вещи.
Ньютон, молча смотрел себе под ноги, скрестив руки на груди. Он словно и сам прекрасно понимал, в какую игру собирается ввязаться, но тогда зачем вообще рассматривать подобные варианты работы, если это можно так назвать? Я покачал головой, и развернулся спиной к Майку, направляясь обратно к дому.
- Заказчик предлагает помощь, - чуть повышая тон, крикнул мне вдогонку парень.
Я инстинктивно сбавил ход, чуть разворачиваясь к Майку.
- Он предлагает взять на себя хлопоты по лечению Триши.
Я тут же замер. Имя сестры отозвалось болезненным эхом в голове, отдавая в сердце. В разуме вспыхнули картинку приступов Триши, ее испуганное и бледное лицо, и внутри все похолодело. Руки непроизвольно сжались в кулаки, так что кожа на костяшках пальцев побелела. Я медленно развернулся к Ньютону лицом, стараясь держать себя в руках и унять гнев, вскипающий изнутри.
- Не смей впутывать сюда Тришу, - процедил я.
Майк прекрасно знал, что сестра - больное место, и давить на это с его стороны было не просто подло. Парень выругался себе под нос, и, оторвавшись от капота машины, стремительно стал сокращать расстояние между нами.
- Слушай, я не могу представить, каково стебель наблюдать, как она медленно сгорает...
- Замолчи, - огрызнулся я, но Ньютон продолжил.
- Но поверь, я тоже хочу ей помочь.
- Мы делаем все возможное, чтобы...
- Да-да, я в курсе, - жестом прервал меня Майк. - Но я так же знаю, что таблетки и уколы уже не помогают, и что приступы становятся чаще, и что нужна операция на сердце. Но черт подери, Лекс, - парень замолчал на секунду, чтобы перевести дух. - Кому как не тебе знать, насколько велика эта очередь в списке на трансплантацию сердца. И ты-то должен понимать, что Триша может просто не дожить.
Майк замолчал, остановившись в паре ярдов от меня. Мы молча буровили друг друга взглядом, и самое паршивое было осознавать, что он, черт подери, прав. Сколько дней я пытался отогнать эту мысль, сколько раз хотел закрыть глаза, и больше никогда не думать о смерти единственного
близкого мне человека. Сделав еще шаг, Майк оказался напротив, и положил руку мне на плечо. В его глазах я видел не только жажду наживы, но и искреннее желание помочь. Этот парень отлично умел врать, но не до такой степени и только не мне.
- Если ты соглашаешься, то все проблемы связанные с болезнью Триши будут решены, - тихо сказал Ньютон, сочувствующе гладя куда-то в сторону дома. - Как только девушка окажется у нас, на другом конце города будет заказана операционная для Триш. Просто подумай над этим, ладно?
Не дождавшись моего ответа, парень направился обратно к своему Кадиллаку. Мотор взревел, словно взбесившийся хищник, и машина дернулась назад, пытаясь вырубить из узкого переулка. Когда габаритные огни Кадиллака скрылись за холмом, я устало поплелся домой.

Внутри все переворачивалось, голова гудела как тысячи сирен нескольких авианосцев, так что порой хотелось сомкнуться обо что-нибудь, да посильней. Тош уже ждала меня у дверей, запустив руки в карманы своей связанной кофты. На ее красивом слегка вымотанном лице больше не отражалось недовольство, лишь волнение, которое так отчетливо читалась во взгляде. Я слегка улыбнулся, то ли глядя на ее вид 15-ти летнего подростка, то ли чтобы успокоить ее. Встретившись с темно-коричневыми омутами, я тут же понял, что одной улыбкой я не отделаюсь.
- Что ему было нужно? - абсолютно спокойно спросила Тош, переводя взгляд с меня на улицу, словно пытаясь найти Майка, стоящего около своей машины.
- Предлагал работу, - отозвался я абсолютно плоским, бесцветным голосом, и отправился на кухню.
Стрелки настенных часов, которые тикали словно в три раза громче, показывали десять часов. Удивленно вскинув брови, я приземлился на стул, подвигая к себе уже остывшую чашку кофе. Все-таки время бежит слишком быстро.
- Что за работа?
Тош зашла на кухню бесшумно, словно передвигаясь по воздуху. Меня всегда напрягало то, что она так неслышно ходит.
- Какая разница? – отозвался я, и уже было потянулся к кружке, но Тош меня опередила, забирая спасительный кофе и выливая его в раковину. Достав почку уже почти кончившейся кофейной пыли, она зажгла комфорку, так ловко и умело. Не то, что я. Мерно помешивая ложкой содержимое, Тош думала о чем-то своем, в то время как я не мог выкинуть из головы слова Майка. Столь заманчивая перспектива прежде всего для Триши не могла меня не зацепить, к тому же Ньютон знал, за какие веревочки дергать. Теперь мне захотелось еще и выпить. Я откинулся на спинку стула, слушая, как где-то в соседнем доме играет старая запись Бена Уэбстера с песней Cotton Tail, и, не смотря на знакомый и веселый мотив, на душе становилось все паршивее.
- Лекс? – голос Тош раздался совсем рядом, заставив вздрогнуть, и вырывая меня из своих мыслей. – Не надо.
- «Не надо» что? – переспросил я, отворачиваясь к окну.
- Не надо думать над предложением, – тихо сказала Тош и положила руку мне на плечо. – Как только начнешь смаковать это в мыслях, потом будет невозможно остановиться.
Я усмехнулся ее словам. Тош всегда видела меня насквозь. Было очень мало вещей, которые я мог скрыть от нее, и мои мысли явно не входили в их число. Тош чуть повернулась в сторону плиты, и сказала смотреть за кофе, пока она проведает Тришу. Я кивнул, скорее на автомате, чем осознанно, продолжая смотреть за окно. Солнечный свет отражался от окон и стальную поверхность заборов, хватаясь за края крыш, и перебираясь в дом. На стене виднелась золотистая полоска, которая тут же исчезала, стоило мне шевельнуться. Я считал шаги Тош, когда она шла по лестнице, пытался поймать легкий шорох ветра около входной двери. Спокойствие вокруг меня, вперемешку с тишиной еще больше активировало странное предчувствие беды.
- Лекс!
Крик со второго этажа наполнил дом, окутывая меня со всех сторон. Пронзительный, истошный, наполненный каким-то отчаянием и паникой. Это все, что я успел понять. Это все, что я слышал перед тем, как адреналин выбросился в кровь, и звон в ушах стал слишком сильным, чтобы что-то понимать.
Я не помню, как вскочил со стула и взбежал по лестнице. Помню лишь, как дверь в комнату девочек распахнулась, и как Триша свернулась в комок, обхватывая себя руками, пытаясь сделать хотя бы вдох. Из ее легких вырывалось отчаянное хрипение, и перемешивалось со стонами от невыносимой боли, которую она пыталась стерпеть. Прикусывая губы до крови, пачкая свежие наволочки в алой вязкой жидкости, Триша впивалась ногтями в свою кожу, пытаясь хоть как-то заглушить эту невыносимую боль. А я словно прирос к полу, и пропускал через себя все те эмоции, которые отражались на лице сестры.
Очередной приступ. Это единственное, что промелькнуло у меня в голове перед тем, как Тош, бросив тщетные попытки дать сестре лекарство, попыталась вернуть меня в реальность. Несколько раз позвав меня по имени, Тош схватила Тришу в охапку, сгребая к себе на колени.
- Лекс, – крик вывел меня из состояния прострации, и прежде, чем я успел сфокусировать взгляд на испуганном лице Тош, она велела. – Вызови скорую…