Я тоже по-прежнему люблю тебя, Эдвард. Утром, когда я только просыпаюсь, моя первая мысль об этом сообщении, отправленном мною. Нет, это, наверное, вторая мысль. После осознания, что дверь в мою комнату приоткрыта, хотя я точно закрывала её на ночь. Может быть, заглядывала мама. Или отец. Если им что-нибудь понадобилось. Такое вполне могло быть. Я встаю с кровати, заправляю её и только потом подхожу взять телефон. Там ничего, новых сообщений нет. Но я чувствую, что Эдвард прочитал. Хочу в это верить. Правда, хочу. Время начало десятого. Точнее, 9:16. После уборки кровати и утреннего посещения ванной комнаты я спускаюсь вниз и при приближении к кухне слышу голоса родителей, что они говорят друг другу, сначала мама, а потом и отец.

- Ты его уже почти простил.

- Ему не так уж и нужно моё прощение, Рене. Он обойдётся и без этого, но занимается всем этим ради неё.

Я догадываюсь, о ком они говорят. О чём именно, нет, но про что Эдварда, да. Я вхожу на кухню.

- Доброе утро.

- Доброе утро, Белла.

- Доброе утро, дочь, - добавляет папа, когда я открываю дверь холодильника, чтобы взять молоко для хлопьев. - Как спалось? Снег шёл почти до восьми утра.

- Да? Я не знала. Я могу помочь почистить. Скажем, через час.

- Думаю, через час уже не понадобится.

Папа пожимает плечами, я поворачиваюсь уже с бутылкой в руке и моргаю. В качестве причины, почему не понадобится, мне трудно что-либо сообразить. Хотя я ведь умылась.

- Ты кого-то нанял снегоуборщиком?

- Нет. Он сам изъявил желание. Я решил, почему бы и нет. Он молодой, у него больше сил, и если ему не трудно, так и пусть. Для городского жителя он справляется очень даже неплохо.

Городской житель? Да вы шутите. Нет, не может быть. Эдвард не стал бы чистить снег у нашего дома вместо моего отца. И в такую рань.

- Пап, ты что? Ты говоришь про Эдварда?

- Я всегда знал, что ты вырастешь умной женщиной, - просто отвечает папа, а я чуть ли не краснею. Я всё ещё надеюсь, что, может быть, он, правда, шутит. Но нет, похоже, что нет. - Он приехал, мы заглянули к тебе, то есть только я, сказал ему, что ты ещё спишь, ну и он захотел подождать. Осмотрелся вокруг и предложил почистить снег оттуда, где я остановился. Он всё равно хотел ждать, Белла. Почему я должен был отказываться?

- Тебя не смущает, что это неправильно? - я отставляю молоко на разделочный стол. Поем позже. Аппетит фактически пропал. Сначала надо со всем разобраться. Я не хочу, чтобы Эдвард чистил снег для моего отца. Ему явно удобно, но мне нет. - Он уже там давно?

- Около получаса. Примерно.

Я выхожу из кухни и иду сразу к лестнице. Нужно одеться. У меня уходит минут десять на то, чтобы натянуть тёплые вещи, начиная с колготок. Я отказываюсь от шапки, ведь собираюсь выйти просто к дому и в любой момент смогу вернуться обратно внутрь. Я просто надеваю пуховик и, отпирая дверь, ступаю на уже очищенное крыльцо. Подъездная дорожка тоже почти избавлена от снега, но Эдвард чистит не её. Да, он действительно здесь. Убирает снег перед гаражом. Двигая его лопатой, но потом относя в сторону, когда лопата уже переполняется. Я представляю, сколько людей уже могло пройти мимо за то время, что Эдвард здесь, или просто видеть его от своих домов. Я совсем не понимаю отца. Раньше он бы никогда не допустил всего этого. Его всё бесило, особенно когда Эдвард всего лишь раз поцеловал меня на этом самом месте. Эдвард откидывает снег, и я подхожу ближе. Мне видно расстёгнутое пальто, сильно взлохмаченные волосы, дыхание, что паром вырывается изо рта Эдварда чаще, чем если бы он пребывал в покое и ничего не делал. Он красивый, такой красивый, что перехватывает дыхание. Я опускаю руки в карманы и подхожу к нему, как раз когда он собирается разровнять сделанный сугроб. Ну уж нет, достаточно, хватит.

- Эдвард. Отдай мне лопату.

Эдвард поворачивается ко мне, опирается на лопату или, если точнее, упирает её в тонкий слой снега под ногами правой рукой и не выглядит так, будто я напугала его своим появлением. Эдвард просто смотрит на меня, но таким всеобъемлющим, всепроникающим взглядом, что я едва не теряюсь только от него одного. На холоде глаза кажутся ярче по цвету, выразительнее и словно больше, когда кожа лица чуть покраснела на щеках, но только на них. Эдвард заговаривает со мной, снова выпуская облачко пара.

- И тебе доброе утро, колибри. Позавтракала?

- Нет. Что ты делаешь, Эдвард?

- Я чищу снег, - понятное дело, отвечает он. Какого иного ответа я ждала? Эдвард приподнимает воротник левой рукой, защищая шею от порыва ветра. Тот же самый ветер дует мне в лицо, но не особо он и сильный. - Почему ты не завтракала?

- Эдвард, это мой... наш снег. Ты не обязан этим заниматься.

- Тебе неприятно?

- Нет, я этого не говорю.

- Тогда мне можно продолжить помогать своей девушке? Я знаю тебя, Белла. Ты не останешься в стороне, когда твой отец пойдёт всё убирать, если я прекращу, - не колеблясь, говорит Эдвард твёрдым, настойчивым голосом, смотря на меня, не моргая и делая шаг ко мне. - Твой снег... Ваш снег. Какая разница. Это всего лишь снег.

- О, ну прекрати, - я почти подскакиваю к Эдварду и тянусь к его руке за лопатой. Моя ладонь смыкается вокруг рукоятки, я слегка дёргаю на себя, но тут Эдвард обнимает меня, стискивая пуховик на спине, заставляя меня фактически впечататься в мужское тело. Я ещё держусь за лопату, но правая нога внезапно проскальзывает по снегу, по открывшейся корке льда под ним, и я начинаю заваливаться назад. Подумать что-либо, кроме этого, просто нереально. Я падаю. Под спиной почему-то мягко. Не твёрдо. И я не ударюсь головой. Сугроб... Я рухнула прямо в сугроб. Я едва успеваю вдохнуть, как сверху на меня приземляется Эдвард. Ох, Боже. Я потянула его за собой. Какой ужас. Надо встать, пока не заметили. Неважно, кто. Кто угодно. - Эдвард, - я понимаю, что рядом с нами валяется ещё и лопата. Вот же чёрт. Я замечаю рукоятку, но не нижнюю часть. Я совсем не думала про лопату, но только до нынешнего момента. - Ты в порядке? Ты не ударился?

- Чем? Снегом? Он мягкий, - Эдвард склоняется ко мне, и я лежу под ним, словно заворожённая, потому что как будто вообще не хочу шевелиться. Но я же хотела. Да вот буквально только что, недавно. - Я не ударился. Ты вроде тоже. Или..? - его глаза бегло осматривают моё лицо. - Скажи, что не ударилась.

- Не ударилась.

Я смотрю на него, на его волосы, припорошенные снежной крупой. Солнце светит на нас за его спиной, я слегка щурюсь и, наверное, понимаю, почему Эдварда не испугало моё появление. Он мог увидеть мою тень. Скорее всего, так и было.

- Я серьёзно. Будешь снова моей девушкой? Я не хочу смотреть, что из этого получится, теперь не хочу. Я просто хочу быть с тобой. Если ты хочешь того же...

- Всё не будет так, как было тогда. Уже не будет так, как я себе представляла, или как ты говорил.

- Почему нет? Не всё будет так, но многое будет, Белла. Я не стану обещать, но именно сейчас всё зависит от тебя.

Я шевелюсь, слегка обхватывая руку Эдварда. От него исходит тепло, даже несмотря на низкую температуру воздуха и снег под нами и у наших ног. Согревающее тепло. Мне не так и зябко, как могло бы быть. Если бы это был Джереми или кто-то ещё, думала бы я, что это благодаря ему мне теплее? Думала бы я, что хочу задержаться в этом мгновении, продлить его на как можно больший срок и обнять ещё сильнее, вдохнуть, впитать в себя истинно мужской запах и забыть обо всём? Джереми ещё не мужчина. Не так, как Эдвард, и именно таким он никогда и не станет. Никогда. Действительно никогда в жизни.

- Я хочу, чтобы ты рассказывал мне всё. О своих мыслях тоже. Если ты думаешь о чём-то, что для тебя важно или беспокоит, но тебе кажется, что я не пойму или расстроюсь, то я хочу знать про них независимо ни от чего. Я не хочу гадать и предполагать. Я хочу знать. Если я далеко, если мы в разных городах, и ты ощутишь, что иногда это поглощает, и ты чувствуешь себя плохо в каком-либо смысле, то и об этом я тоже хочу знать.

- Ты многого хочешь, - шепчет Эдвард спокойно, не разочарованно. - Я хочу... чувствую желание исполнить всё это, быть с тобой искренним и открыться тебе, правда, чувствую, но, когда мы будем в разных местах, я не хочу, чтобы ты...

- Не хочешь, чтобы я что? Отвлекалась на тебя? Эдвард, я могу быть с кем-то, с кем общаюсь и дружу, проводить время вместе с этими людьми, но могу и не проводить и не считать при этом, что это из-за тебя, и что ты мне мешаешь. Если для тебя я важна, и ты желаешь всё исправить, то ты должен воспринимать всё так, как оно есть. Что моя занятость не означает, что я забываю о тебе, и что когда я тобой, то это потому, что в тот миг я этого хочу, а не мечтаю куда-то свалить.

- Я так рад это слышать, - Эдвард опускает прохладную руку мне на щёку. Он становится ближе, ощущается тяжелее, но я только совершаю вдох. - Давай уже встанем.

Эдвард поднимается и заботливо протягивает руку, я берусь за неё ответным прикосновением, чтобы он мог помочь, что он и делает в ту же секунду. Я отряхиваю снег с себя. Шаги Эдварда сопровождаются хрустом белого покрова при движении в сторону лопаты, за которой Эдвард легко наклоняется и подбирает. Он идёт обратно.

- Я её отнесу.

- Или я дочищу здесь, а потом мы куда-нибудь поедем, когда ты поешь. Предлагаю в парк. Элис сказала, что там заливают небольшой каток, и дала мне свои коньки для тебя. Какой у тебя размер ноги? Как у неё? Я не знаю.

- Такой же, но я не умею кататься, Эдвард.

- Зато умею я и могу тебя научить. Не в течение одного дня, конечно, но можно начать. Или тебе неинтересно?

- Нет. Мне интересно. Я думала об этом когда-то. Элис учила Джаспера, и я думала, что при жизни в одном городе она могла бы взяться и за меня. Но я боюсь упасть, - говорю я. Мне действительно нервно на этот счёт. Лёд твёрдый, скользкий, и удариться будет болезненно. Я даже коньки никогда не примеряла. Я не хочу падать. Хотя, скорее всего, никто не хочет. Но что-то неизбежно. - Может, лучше заняться чем-то ещё?

- Можно, если ты совсем не хочешь попробовать. Но я обещаю, я не дам тебе упасть. Я буду тебя держать.

- Обещаешь... Что это означает?

- Что я не отпущу твоих рук. У меня с собой тоже коньки, - Эдвард показывает на свою машину, стоящую неподалёку в конце запорошенной подъездной дорожки. - Можем хоть целый час провести практически на одном месте. Или можешь просто надеть коньки и ограничиться тем, что встать на ноги у какого-нибудь дерева. Но нужно одеться поудобнее.

- И это говоришь мне ты?

- А что не так?

- Твоё пальто, Эдвард. Думаю, тебе будет неудобно. Но пойдём пока в дом. Оставь уже лопату. Никто её здесь не украдёт.

- Ну ещё бы, - поворачивая голову, уже было направившись в сторону дома, я вижу, как Эдвард вонзает лопату в сугроб и при этом заметно ухмыляется. Я помню его ухмылку. Ещё одна часть его, оставшаяся в памяти вместе со всеми остальными. - Я бы посмотрел на то, как кто-то грабит шерифа средь бела дня. Раз такое дело, возможно, я мог и не ставить машину на сигнализацию.

- Но ты поставил?

- Да. Когда только приехал. Я делаю это автоматически. Как и другие повседневные вещи. Наверняка ты тоже запирала пикап, не задумываясь.

- У меня не было сигнализации, - отвечаю я, идя дальше. - Да и на ключ я не запирала. Кто бы стал грабить дочь шерифа, когда в машине и нет ничего ценного? У тебя-то точно есть.

- Но кто бы стал грабить чью-то машину под окнами шерифа, который частенько смотрит в окна?

- У него это прошло. Мне так кажется.

Я поднимаюсь по ступенькам крыльца и, толкая дверь, вхожу в дом. Эдвард переступает порог, и я уже хочу закрыть дверь, но он выходит обратно, наклоняется и пальцем в перчатке выталкивает снег из левого ботинка. Я не тороплю, потому что требуется засунуть палец и с другой стороны. Может, теперь у него мокрые носки. И холодные ноги. Не будет ничего прекрасного в том, чтобы простудиться под Новый год. И он не совсем дома. Зная его отношения с Карлайлом, как бы там всё совсем не превратилось в зону боевых действий. Сообщение Эдварда касается нас, но совсем не объясняет, поговорил ли он с отцом вечером. Эдвард снова заходит в прихожую и сам закрывает дверь.

- Чёрт. Тут так тепло.

- Замёрз?

- Немного.

- Нужно носить шапку. Если носки мокрые, я повешу их на батарею.

- Ну я не знаю, - говорит Эдвард более тихим голосом, чем изначально. - В чём я тогда буду ходить? Тут твои родители. Я не хочу быть босиком.

- Да, и мой отец тоже здесь. Я попрошу у него носки для тебя. Или тапочки. Снимай свои. Я сейчас вернусь.

Я снимаю верхнюю одежду и оставляю Эдварда раздеваться, а сама иду на кухню. Родители по-прежнему здесь, но только отец выбрасывает что-то в мусорное ведро и не видит меня, пока не выпрямляется, закрывая ящик.

- Ну что? Он закончил?

- Нет. Он здесь. Ты можешь одолжить носки и тапки? Знаю, у тебя есть новые. Я о тапочках. Эдварду в ботинки попал снег.

- Твоя мама их мне только подарила, а теперь что, дать их твоему... Эдварду?

- Ненадолго, - киваю я. - Мы скоро уйдём. Разве что носки потребуются на больший период. У Эдварда мокрые. Наверное.

- Ясно. Это будут мои вторые носки, которые ты просишь.

- Сейчас по-другому. Это не навсегда. И тогда ты дал мне их сам.

- Я помню, Белла. Пойдём.

Мама нажимает на кнопку разогреть чайник. Я и сама хотела попросить. Когда я возвращаюсь в прихожую к Эдварду, папа идёт позади меня и, просто взглянув на него, направляется к лестнице. Эдвард так и стоит в носках, но без ботинок и верхней одежды. Почему он всё ещё в носках? Я рассуждаю так, будто на его месте сама бы решила, куда повесить влажные вещи в чужом доме, а не дожидалась разрешения, что маловероятно. Действовать подобным образом у меня бы также не возникло и мысли.

- Ты ещё их не снял? Хочешь заболеть?

- Не хочу.

- Прекрасно. Значит, наши мысли сходятся. Тогда снимай и...

- Белла, - отец как раз спускается обратно. - Всё, что ты просила, в твоей комнате. Ты ещё не завтракала. Эдвард, ты будешь что-нибудь, кроме чая?

- Нет, Чар... Нет, мистер Свон. Я не закончил на улице.

- Да, я уже в курсе. Но ты замёрз. Как и Белла, я не хочу портить тебе праздники и превращать дом Карлайла в зону предновогоднего карантина. Вы двое, вероятно...

- Мы поднимемся в мою комнату, пап.

- Именно это я и собирался сказать. Чай будет готов через пару минут. Спускайтесь, пока не остыл.

Папа уходит в гостиную. Эдвард же смотрит на меня, и что-то подсказывает мне, что в ином случае он смотрел бы на свои ноги. Я ступаю на первую ступеньку лестницы, ожидая, что он пойдёт за мной. И он идёт. Его шаги по звуку кажутся приглушёнными, и, по-моему, даже я поднимаюсь громче. Я вхожу в комнату спустя секунд пятнадцать и чувствую облегчение, что заправила кровать. На покрывале лежат сложенные пополам серые носки, выглядящие тёплыми и с начёсом, а рядом с кроватью стоят тёмно-синие тапки. На них ещё оставалась бирка, но, скорее всего, отец отрезал или оторвал. Эдвард останавливается в дверном проёме, только слегка поставив правую ногу впереди левой, и ёжится то ли от прохлады, то ли просто потому, что находится здесь и думает о всяком.

- Ничего не изменилось, - Эдвард медленно проходит в комнату, к комоду, на котором лежит его книга. - Ты её прочтёшь?

- Я заглянула в конец. Он депрессивный. Не думаю, что я буду её читать. Ты можешь её забрать.

- Я не хочу её забирать. Мне приятно от знания того, что она у тебя и была у тебя всё это время, - качает головой Эдвард, его голос звучит не столько резко, сколько просто жёстко, но жёстко в хорошем смысле. Я не могу сказать, что мне неприятно от такого обращения. Всё нормально. Тон меня и не обижает, и не расстраивает. Двигаясь дальше, Эдвард останавливается у стола лицом ко мне, где лежит кулон Джереми. Эдвард видит его, но быстро поворачивает голову вновь в моём направлении. - Не хочешь, не читай, но, пожалуйста, не надо снова и снова заговаривать о ней в стремлении непременно вернуть её мне. Я хочу, чтобы она оставалась у тебя вместе с письмом. Для меня это важно, Белла. Я даже не могу объяснить, насколько именно, до какой степени сильно. - Эдвард садится на стул и, выждав мгновение, наклоняется к ногам, снимая носки. Сначала с левой ноги, потом с правой. Он поджимает пальцы, и я невольно смотрю вниз, на них, на его ногти, за которыми он явно своевременно ухаживает. По-моему, кожа выглядит слегка покрасневшей, но не сильно. Эдвард сворачивает свои носки. Один в другой. - Тебе сейчас грустно?

- Из-за чего?

- Из-за воспоминаний. Из-за того, о чём я говорю. Или из-за того, что тогда мы могли бы говорить на протяжении нескольких часов, а теперь ты смотришь на меня и не спрашиваешь о стольки вещах. Я не могу доподлинно знать, но я чувствую твоё молчание внутри тебя.

Я двигаюсь к Эдварду, босому и тоже молчащему о многом, не больше моего, но всё равно это так и есть. Он отодвигает ступни в сторону, когда я подхожу. Мне не грустно, скорее просто тоскливо. Теперь мне тоскливо от того, что его столько не было здесь, а теперь он прямо передо мной, и можно делать всё, что хочется. Ну почти всё. Я наклоняюсь к нему, едва ли задумываясь и анализируя. Как раз-таки анализировать мне совсем не хочется. Точно не сейчас. Эдвард опускает руки к себе на ноги и чуть отклоняется, после движения его глаза смотрят точно в мои, но неуверенно и робко. Будто на самом деле он бы смотрел куда угодно, лишь бы не на меня. Будто ему неловко. Тогда всё было по-другому, он ощущал себя, как дома, а теперь он сидит едва на краю стула, и чувство такое, что и это для него уже трудно. Я обхватываю его свободную от носок руку. Именно кожа к коже, не поверх его синего свитера, а всего лишь близко к нему. Кончиками пальцев я чувствую его мягкость, но больше обветренную кожу ладони. Губы Эдварда тоже кажутся нуждающимися в увлажнении, но сомневаюсь, что он оценит, если я предложу ему пользоваться помадой для ухода. Я прикасаюсь к его губам своими, немного помедлив. Эти несколько секунд позволяют осознать, действительно ли я этого хочу. Я хочу даже сильнее, чем в тот вечер на улице. Сейчас всё иначе. Это уже не просто имульс изнутри, это истинное, всеобъемлющее желание. Я обхватываю мужскую руку, протягиваю её к своей талии. Меня подчиняет необходимость, чтобы Эдвард коснулся, сжал и притянул к себе. Но он не прикасается. Он отвечает на поцелуй, и только. Тогда я обнимаю его за шею левой рукой, и наконец Эдвард пододвигается ко мне, его ноги соприкасаются с моими, и я наклоняюсь ещё ниже. Мои глаза открыты, как и его. Он смотрит на меня неотрывно. И в это мгновение прижимает руку к моему животу. Касание лишь через одежду, но и от него всё моё тело словно лихорадит. Эдвард целует меня чуть сильнее, слегка проводит языком по моей нижней губе, и я чувствую, что мы можем всё наладить. Вместе, не по отдельности. Только вместе. Эдвард слегка прихватывает мою кофту в момент окончания поцелуя с тихим выдохом.

- Белла.

- Да?

- Я написал то сообщение вчера не потому, что был расстроен после разговора с отцом. Я написал его, потому что после разговора захотел сказать только сильнее.

- Ты не обязан...

- Нет, я обязан объяснить. Это не из нужды в том, чтобы ты ответила как-то особенно, и я смог переключить своё внимание с отца.

- Но ты был расстроен?

- Не так, чтобы очень, - отвечает Эдвард. - Отец сказал, что не всё делал правильно для меня и тогда, когда это было просто связано со мной, в том числе. Он не считает возможным извиниться за моё детство по-настоящему лишь посредством слов. Если цитировать, то прошло много времени, но он извинился передо мной по поводу тебя. Он действительно обращался к тебе, рассчитывая, что ты мне позвонишь?

- Не думала, что он расскажет.

- Я горжусь тем, что ты, так сказать, его послала. Наверняка звучит неправильно, но так и есть.

- Я не посылала твоего отца, Эдвард, - я немного провожу вверх по его шее, по кончикам волос, чуть более длинным, чем я помню, что они были. Они слегка закручиваются наружу. - Мы не достигли согласия, но буквально я не говорила ничего подобного.

- Я знаю. Я использую переносный смысл. Ты хорошая для того, чтобы выразить всё буквально.

- Так как он? Ему что-нибудь нужно?

- По-моему, нет, - Эдвард медленно качает головой, отпуская моя кофту, но продолжая смотреть на неё и дышать скорее сбивчиво, чем ровно. - Ему не нужны лекарства, он сказал, что всё есть, и что всё под контролем, насколько это возможно. По-моему, ему в большей степени нужно лишь то, чтобы я не обсуждал что-либо с Элис. Я вроде понимаю это. Она тоже не сразу узнала, да?

- Всё было, как с тобой. Она узнала от меня, - я отхожу от Эдварда. - Иногда я кажусь себе похожей на отца всё больше и больше с каждым годом. Порой я просто не могу промолчать и не лезть куда-то, где могут разобраться и без меня.

- Это не самая ужасная человеческая черта, Белла. Итак, куда мне повесить свои носки?

- На батарею в ванной. Не забудь сухие носки.

Эдвард поднимается со стула и, подойдя, протягивает руку за ними. Я поворачиваю голову, как только Эдвард идёт в мою ванную и закрывает за собой дверь. Я не против. Может быть, ему нужно особенное уединение. Я просто ожидаю в комнате. Дверь ванной открывается немногим позже, Эдвард выходит в носках, и они сидят на нём вполне хорошо. Не идеально, не как влитые, но хорошо.

- Ну, что скажешь?

- Что у вас с моим отцом примерно одинаковый размер.

- Они мне маловаты.

- Да, это очевидно, но не слишком. У тебя сорок третий? У отца сорок первый.

- Сорок второй скорее, но ношу я сорок третий. Пойдём на кухню.

Эдвард просовывает ноги в тапки, когда я настаиваю. Из-за них его шаги на лестнице звучат по-другому, чем по пути наверх. Уже после последней ступени с ноги Эдварда слетает правая тапка и, отскочив от пола, ударяется об него же в сантиметрах тридцати от меня. Я переворачиваю её ступнёй и подталкиваю обратно к Эдварду, прежде чем пройти на кухню первой. Из тостера как раз выпрыгивают поджаренные кусочки хлеба, и мама вытаскивает их, рамещая их на той же тарелке, где уже лежат два тоста. Тарелку она переставляет на основной стол. Папа смотрит на Эдварда, когда он садится рядом с ним. Может быть, папа не очень и готов с этим мириться. Но он ничего не говорит, даже когда я наливаю Эдварду чай и ставлю бокал перед ним.

- Джем будешь?

- Нет, я ел.

- Ладно.

Я всё равно достаю банку персикового джема из ящика с консервацией и открываю крышку. Неловко находиться на кухне при родителях. Тем более что я отхожу и отворачиваюсь, чтобы пожарить себе яичницу, и не могу видеть, что происходит у меня за спиной. Как смотрит на Эдварда и моя мама, севшая за стол напротив отца и наискосок от моего уже вроде бы снова парня. Я только чётко слышу, как именно он отпивает чай, пока у меня на сковородке трещит растительное масло, разогреваясь и превращая сырые яйца в приготовленную еду. Я выкладываю их на тарелку и слегка солю из солонки, уже когда сажусь на стул.

- Ты пересолила, - вдохнув, Эдвард двигает левую руку к краю стола, чтобы отодвинуть локоть ещё дальше от столешницы. - Я точно знаю. Ты уже ничего не сделаешь, да, но это больше на будущее.

- Мне нравится солёное.

- Мне тоже, но соль не так уж и полезна. Как и сахар. Я не указываю тебе или кому-либо, как питаться, просто это вроде важно.

- Важно, Эдвард, - отец смотрит на меня мягко, но его выражение лица какое-то строгое. Отец, как обычно, не мастер светских бесед, и если со мной он ещё как-то старается, то с другими всё даётся сложнее, и вообще тогда у него едва ли есть желание реально шевелить мозгами, подбирая тему. - Карлайл мне это тоже говорил. И не раз. Извини, что я это сказал.

- Не извиняйтесь, мистер Свон.

Эдвард отвечает спокойно. Воцаряется молчание, и я доедаю свой завтрак в тишине, если не считать звука того, как я зачерпываю джем ложкой и наношу его на тост. Мне достаточно одного тоста, но их можно есть в любое время суток. Я не сомневаюсь, что к вечеру или даже к обеду их уже не останется. Я встаю помыть посуду и протягиваю руку за бокалом Эдварда.

- Ты всё? Или хочешь ещё?

- Нет, спасибо, Белла.

- Тогда мне собираться?

- Если ты хочешь. Я пригласил Беллу на каток. Просто попробовать. Обещаю привезти Беллу целой. С целыми руками и ногами, без сотрясения. Элис одолжила мне коньки для Беллы.

- Ты умеешь, Эдвард? - спрашивает мама. - Ты должен знать, что в детстве мы пытались поставить Беллу на коньки, мы купили ей их, но у нас ничего не вышло. Она почти расплакалась, что ей жмёт. Белла, я не пытаюсь тебя смутить. Просто эта информация, по-моему, не повредит.

- Ну хорошо, - отвечаю я, оборачиваясь, прежде вытерев руки и убрав посуду по местам. - Спасибо за экскурс в историю, но это было давно. Эдвард, ты идёшь?

- Да, пойдём. Но я подожду внизу, наверное.

Я одеваюсь более тепло, надеваю ещё две кофты и старую куртку вместо пуховика и спускаюсь к уже одетому Эдварду. Он только обувается, и, крикнув родителям про уход, я отпираю дверь. Эдвард выходит и идёт по ступеням с крыльца. Мама появляется за порогом, когда я уже тяну за дверную ручку для закрытия.

- Белла. Будь всё-таки осторожна. Скоро Новый год, но главным образом учёба. И напиши, если не вернёшься к обеду.

- До обеда ещё много времени. Что мне делать на катке столько времени? Я точно вернусь. Пока, мам.

Я притягиваю дверь и слышу, как её запирает мама. Эдвард уже у своей машины, из выхлопной трубы различимо струится дым, а Эдвард очищает лобовое стекло от местами налипших снежинок. Я подхожу и останавливаюсь, наблюдая, как он обходит автомобиль спереди, чтобы пройтись щёткой по второй половине стекла перед местом водителя.

- Яркая щётка. Отчего не чёрная?

- У неё черный ворс. Можно считать, что она чёрная.

- Она оранжевая.

- Да, если смотреть на ручку. Но я и не хотел чёрную щётку. Достаточно чёрной машины. Вообще я... - Эдвард перестаёт сметать снежную крупу. Он передёргивает плечами и концентрирует взгляд на мне после взгляда, брошенного вскользь на капот вольво. - Вообще я иногда жалею, что перекрасил её. Я не думал об этом полноценно, как о чём-то, что может перестать мне нравиться через сколько-то месяцев или лет.

- Можно и продать. Со временем. Когда перестанет нравиться. Не перекрашивая снова для себя. Кто-то наверняка любит тёмные машины.

- Ты права насчёт того, что можно продать, - Эдвард снова ведёт щёткой по стеклу от его середины к краю. - В машине уже должно было стать теплее, я её прогреваю. Садись, сейчас поедем.

Я открываю дверцу автомобиля. Сначала я сажусь на сидение, оставляя ноги снаружи, чтобы постучать сапогами друг о друга, часть снега слетает с подошв, и тогда я ставлю ноги на коврик. Пара секунд, и я захлопываю дверцу, которая закрывается легко и мягко. Эдвард ещё раз проводит по стеклу в самом низу, прежде чем потереть ворс о левую перчатку и сделать два шага до своей двери. Эдвард садится в машину, стягивает перчатки и левой рукой отправляет щётку в дверной карман. Эдвард собирается как будто уже поехать, он потирает руки о брюки, после чего опускает их на руль. Я двигаю ногой внутри сапога, ненадолго поджимая пальцы и снова расслабляя их.

- Ты не пристегнулся.

- Сейчас исправлюсь.

В подтверждение Эдвард защёлкивает ремень. После Эдвард переводит взгляд на фиксатор моего ремня и, проверив, как всё у меня, вновь обхватывает руль. Мы сворачиваем на дорогу под шум печки и двигателя, хотя печку, конечно, слышно сильнее. С минимальной скоростью Эдвард включает дворники. Те двигаются по стеклу туда-сюда, подняться, вернуться в исходное положение, и потом цикл повторяется. До парка ехать не меньше десяти минут.

- Так ты... Как прошло твоё сегодняшнее утро до того, как ты приехал? И как прошла ночь?

- Нормально. Вчера мы проговорили примерно час. В том числе и о матери, как у неё дела, - Эдвард так и едет прямо, но снижая скорость, потому что машина впереди не настолько быстрая. - Он не особо часто спрашивал у меня о ней. Я имею в виду, в последние годы. Я тоже не горел желанием, чтобы он расспрашивал про неё, но теперь кажется приятным то, что он помнит, что моя мать всё-таки где-то да есть. И сегодня мы позавтракали все вместе. В предыдущие дни я вставал не слишком рано, и либо Эсми, либо отца уже не было дома, да и Элис уже занималась своими делами. Она тебе не звонила?

- Нет. Она часто с Джаспером, ты и сам наверняка знаешь.

- Знаю. Это действительно так. Но я не сомневаюсь, что Новый год она встретит дома. Эсми уже сказала это ей. Что с Джаспером можно встретиться позже, но в полночь всё будет по-семейному.

- Эсми может быть строгой.

Я смотрю в боковое окно, скорость машины снижается ещё и ещё, пока Эдвард совсем не тормозит перед светофором. За окном я как раз вижу своих бывших одноклассников и одноклассниц. Они как раз идут неспешным шагом к переходу, и я отворачиваюсь от окна, чтобы не быть замеченной. Если меня и увидят, не хочу об этом знать. Чёртовы светофоры. Или всему виной каникулы. Не я единственная, кто приезжает на праздники из университета. Приезжают все, у кого есть возможность и желание. Компания пересекает дорогу спереди машины, стоящей первой на светофоре. Им всем явно весело. Они смеются над чем-то, чуть ли не останавливаясь при движении, но им сигналит автомобиль с другой полосы дороги. Мне кажется, что кто-то может и показать водителю средний палец. Однако они ускоряют шаг и убираются с проезжей части, поворачивая направо по тротуару. Я выдыхаю, и Эдвард спрашивает, когда смотрит на меня и одновременно нажимает на педаль газа.

- Если не готова, чтобы нас видели вместе, лучше поговорить об этом сейчас.

- Я уже не в школе, Эдвард. Но это не значит, что я бы хотела общаться с ними при встрече на улице.

- Прости, что сразу подумал вот так.

- Незачем извиняться за мысли. Передо мной точно не нужно.

Вскоре мы подъезжаем к парку. До катка нам предстоит идти пешком. Все территория огорожена, и нет ворот, через которые можно было бы заехать на машине. Я выбираюсь из автомобиля и поправляю куртку, одёргивая вниз. Эдвард направляется к багажнику наверняка за коньками. Так и есть. Он притаскивает две пары. Чёрные и белые. Чёрные заметно больше и массивнее. Даже не знай я, что коньки у Элис именно белого цвета, я бы сразу различила, что чёрные точно мужские. Просто исходя из размера. Эдвард щёлкает по кнопке на брелке. Фары мигают при активировании сигнализации.

- Пойдём?

- Пойдём, - я схожу с места и направляюсь в сторону входа в парк. Снег хрустит под ногами и проваливается под давлением моего веса, поблёскивая на солнце. Я поворачиваю голову к Эдварду, потому что не хочу говорить со снегом. - Ты давно умеешь кататься?

- Где-то с девятнадцати. Получается, что уже около пятнадцати лет. Это так давно.

- Кто тебя учил?

- Не отец, - Эдвард проводит левой рукой по лбу. - Это было на первом курсе. Зимой, конечно же. Меня научила девушка. Первая, с кем я встречался. Её как раз научили родители. Вдвоём.

- Значит, девушка.

- Да, - только и отвечает Эдвард. Он также смотрит на меня. Не на снег или утратившие листву деревья, или небо. - Она была просто первой девушкой. Не любовью всей жизни. Вероятно, нам стоит поговорить об этом. Необязательно сейчас. Но когда-нибудь.

- Я помню, сколько девушек у тебя было. Две. И про первую ты уже рассказывал. Ещё тогда. Что первоначально она приезжала к тебе в Нью-Йорк, но потом вы расстались. Она тебя и обучила всему?

- Чему всему?

- Кататься на коньках. Сексу. Ещё чему-то.

- Белла.

- Она была у тебя первой, может, и ты был у неё первым. После ты встречался с кем-то ещё. Потом со мной. А между кем-то ещё и мной... Я не четырнадцатилетняя девственница. Если ты просто занимался сексом ради удовольствия, мы можем поговорить и о тех женщинах, с кем ты делал это. Ты можешь...

- Ты не девственница, но ты и не женщина, которая согласилась бы на такое. Я знаю, что ты не хочешь, чтобы я рассказывал об этой стороне жизни.

- Это не вопрос моего желания, Эдвард. Это вопрос, насколько сильно... Насколько сильно ты стремишься ко мне, и насколько правда всё то, что ты говоришь. Если правда, то мне следует знать и остальное.

- Правда, - Эдвард останавливается на несколько мгновений, отчего приходится встать и мне. Я не могу идти, когда он прямо передо мной. - Я расскажу про них. Обо всех. Но не сегодня. Не сейчас. И никаких разговоров про секс. Не про то, каким он был с ними. Я... - Эдвард берёт паузу, в течение которой смотрит на коньки, но потом, собираясь продолжить, поднимает глаза и даже сокращает расстояние между нами на маленький шаг правой ногой. - В свою очередь я не хочу знать о тебе и том парне.

- Это что-то вроде условия? Что не спрашиваю я, и тогда не спрашиваешь и ты?

- Никакое это не условие, Белла.

- Тогда что это? Может, я хочу знать подробнее или задумаюсь, что хочу. Ты мне не ответишь, если так? Знать подробнее не про секс, а о том, как ты отличал, что является лишь им, а что серьёзнее.

Эдвард проводит рукой по пальто. Я наблюдаю за движением. Эти самые руки столько раз касались меня, обнимали, сжимали, изучающе двигались по изгибам моего тела. Через одежду и без. При самых разных обстоятельствах. Я любила каждую секунду этого. Я не могу не думать об этом прямо сейчас. Это происходило, и, несмотря на то, что у него это могло быть и с другими, это скорее отличалось от того, что было у нас. Я хочу верить.

- Я отвечу, если ты спросишь. Но я бы не желал говорить о подобном прямо сейчас, на этом самом месте. На катке. Я надеялся, мы проведём время иначе.

- И мы проведём его так, как ты запланировал. Пойдём.

Я располагаюсь на заснеженной лавочке близ катка. Там катаются не так и много людей, как это было бы в мегаполисе вроде того же Нью-Йорка. На первый взгляд, лично мне никто незнаком. Эдвард опускает коньки Элис у моих ног и отдаляется на шаг назад. Почему он не садится рядом со мной? Он может и должен сесть. Я хочу этого, его сидящим так близко, как только можно.

- Тебе помочь? - спрашивает Эдвард. - Вообще раньше я ни разу не зашнуровывал коньки кому-то другому. Наверное, потребуется сначала разобраться, как начать. Но это не должно быть очень трудно.

- Я скажу, если возникнут трудности. И я не кусаюсь. Эта лавочка вполне уместит и выдержит двоих. Мы проводили ночи в одной кровати, Эдвард.

Эдвард подходит обратно, секунда кажется минутой, но он садится и наклоняется снимать ботинки. Молча. Я тоже молчу, занятая правым сапогом. Снять его, застегнуть замок, хотя вряд ли это сохранит тепло обуви на холоде, просунуть правую ногу в коньки. Вроде не жмёт. И вполне комфортно. На первый взгляд. Полагаю, потом должно стать понятнее. Эдвард уже начинает шнуровку, когда я только продвигаю ступню дальше. Его рука в кратковременном случайном контакте соприкасается с моей ногой. Через брюки и сапоги всё не так, как было у нас раньше. Но и не напоминает мои ощущения с Джереми в отсутствие всякой одежды. Касание Эдварда иное. Эмоционально оно острее, чем с моим парнем-почти ровесником, но недостаточно потрясает меня. Оно не намеренное. Только в этом всё и дело. Я убеждена. Покачивание Эдвардом головой едва заметное. Однако я замечаю, вижу пар в воздухе и слышу предваряющий слова вдох.

- Иногда, как сейчас, мне непросто поддерживать разговор с тобой. Ты так часто говоришь что-то, чего я раньше и представить не мог. Используешь определённые выражения и не стесняешься.

- Секс. Кровать. Удовольствие. Ты об этих выражениях?

- Да, - Эдвард завязывает шнурки, с одним из коньков покончено, и он приступает ко второму. Я пока не справилась и наполовину. Всё так медленно. Я поднимаю голову, два или три человека, проезжая по катку, успевают взглянуть на нас, прежде чем покатиться дальше. Эдвард не видит. Он сосредоточен на шнуровке. Его пальцы действуют стремительно. - Ты стала более раскрепощённой. Ты...

- Не настолько, как ты себе представляешь.

Ещё несколько отверстий, и я добираюсь до крючков. И что теперь? Я не знаю. Эдвард тем временем уже оправляет брюки, вставая. Он стоит уверенно в идеальном равновесии, ставший ещё выше, и я сомневаюсь, что смогу так же. Что смогу сделать хотя бы шаг просто среди снега, не упав вперёд на руки. Эдвард вдруг присаживается прямо в коньках, и не проходит и мгновения, как он протягивает руку к моей правой ноге, обхватывая ниже брюк и сдвигая штанину чуть выше. Нога словно сокращается в ответ на прикосновение.

- Я помогу.

- Да, давай.

Эдвард запускает шнурки вокруг каждого крючка. По схеме крест-накрест. Он не тянет слишком сильно, ему, должно быть, виднее, но я хочу понять. И просто задумываюсь, отчего он шнурует недостаточно туго.

- Нужно оставить пространство. Если затянуть плотно, ты не сможешь полноценно сгибать лодыжку. А теперь сделаем обычный бант. Как на обычной обуви.

- И он не развяжется?

- Да, если всё сделать не совсем в точности, а более надёжно. Я скрещу один шнурок над другим, - Эдвард говорит, устанавливая со мной зрительный контакт и сохраняя его в течение нескольких секунд. Мне хочется куда-то деть руки, которые просто лежат на лавке и обхватывают край. Он холодный, холодное, мёрзлое дерево, и мне должно стать холодно без перчаток. Я чувствовала, как кожу пощипывает лёгкий мороз, но со времени прикосновения Эдварда меня словно лихорадит от жара. Эдвард опускает глаза обратно к моим ногам. - Они всё ещё длинные, и можно вернуться на два крючка назад. Обернуть шнурки вокруг них снова, - движениями рук Эдвард действительно возвращается к предыдущим крючкам, обматывая их повторно. - Шнурки станут короче. Вот так. И теперь завязываем бант с внешней стороны.

- Да ты эксперт.

- Всего лишь парочка обучающих видео. Они не делают меня экспертом. Если ты не против, зашнурую тебе второй.

- Зашнуруй.

Эдвард справляется быстро. Хоть и говорил, что завязывать шнурки другому человеку предположительно труднее, чем самому себе. Мы молчим в течение пары минут, Эдвард только дышит между моими вдохами, пар из его рта клубится в воздухе, пока не растворяется в нём. Потом Эдвард передвигает свои ботинки под лавку, туда, где уже стоят мои сапоги, и отклоняется посмотреть на меня.

- Готова?

- Относительно.

- Попробуешь встать?

Я ставлю ноги на расстоянии друг от друга, смотрю на них, и мне мерещится дрожь в коленях. Надеюсь, что только мерещится. Я не слабачка. Я встану с этой лавки, даже если тут же начну заваливаться обратно. Лавка никуда не денется. Я могу быстро опустить руку к ней и удержать себя. Представляю, как всё будет выглядеть со стороны. Но вроде никогда не поздно. И люди среднего возраста катаются на коньках. И маловероятно, что они научились ещё в молодом возрасте. Коньки тогда не продавали на каждом углу. Бог ты мой. Что я здесь делаю, и зачем мне всё это? Это всё равно коньки Элис. Эдвард вернёт их ей, а мне вскоре в Сиэтл, и не будет у меня там никаких уроков с парнем, вроде взявшимся за моё обучение. Я медленно отрываю попу от лавки. Реально медленно. Пожалуй, медленнее передвигается только улитка. Меня покачивает с первой секунды, словно пьяную. Можно стоять, только упираясь руками в колени в полусогнутом положении. Хоть какое-то равновесие. Иначе я не могу.

- Прости, - я чуть приподнимаю голову, но мне видно Эдварда по большей части в районе туловища, нежели его лицо. Мне нервно крутить шеей, чтобы посмотреть именно в глаза. И у меня уже что-то вроде паники, хотя под ногами лишь снег, а не блестящий и скользкий лёд. Шапка нависает над глазами, а я даже не могу её поправить, не думая при этом, что сразу неизбежно свалюсь, едва убрав одну руку от ноги. - Насколько по-дурацки я выгляжу?

- Не так по-дурацки, как выглядел в первый раз я. Я был испуган, хотя меня очень сильно держали за руку, а взятые на прокат коньки выглядели такими изношенными, что меня до сих пор удивляет, как не лопнули шнурки при шнуровке.

- Почему ты не рассказывал о том, что ты умеешь кататься, и тебе это нравится?

- Я не рассказывал о многом, - Эдвард неторопливо подходит ко мне. Если можно назвать неторопливой походкой ту, когда нужно сделать всего лишь шаг до объекта. Я отзываюсь о себе, как о неодушевлённом предмете, но забываю об этом за долю секунды, понимая, что Эдвард вот-вот прикоснётся ко мне. Он не спрашивает, просто поднимает руки одну за одной и протягивает их в мою сторону, к моим локтям, обхватывая чуть выше них и побуждая довериться ему. Я вздрагиваю от касания, от того, как оно волнующе и рождает столько противоречивых ощущений внутри. По телу словно устремляется волна тепла, но, кроме того, кожу как будто пощипывает холодом. Мурашки, это они, определённо они. - Я не жалею, что не рассказывал. Я жалею, что считал время неподходящим. Ты уже стоишь, не заметила?

- Ох. Я, правда, не заметила.

- Что чувствуешь?

- Головокружение. Не в буквальном смысле. Но у меня перед глазами летают мошки, а сейчас зима. Мошки и прочие насекомые точно погибли.

- Мухи могут уснуть на всю зиму в какой-нибудь щели, а весной проснуться и полететь. Кто-то прячется среди листвы или под землёй, а божьи коровки, например, собираются вместе и также засыпают на время холодов. Неужели вам не рассказывали в школе?

- Наверняка рассказывали. Но я больше по литературе, нежели по биологии. Собственно, у меня перед глазами уже прояснилось. Можем двигаться дальше.

Чуть опуская взгляд, Эдвард перемещает правую руку по шуршащей ткани куртки непосредственно к моей ладони, обхватывая её. Я без перчаток, он тоже. Наверное, так даже лучше. Надёжнее. После первого шага Эдварда я переставляю правую ногу. Успешно, потому что я продолжаю оставаться в вертикальном положении. В горизонтальном не пришлось бы прилагать столько усилий. По-моему, я явно не про катание на коньках. О Боже. Меня куда-то ведёт при втором шаге. Я сама сильнее цепляюсь за мужскую руку. Эдвард без проблем удерживает меня. Наши тела недолго контактируют друг с другом в области бока. Действительно недолго. Лёд уже совсем близко. Я вздыхаю и поправляю шапку свободной правой рукой. Теперь не так страшно прикасаться к себе. Эдвард переступает на лёд со снега.

- Иди ко мне.

Эти слова не приказ. Эти слова звучат ласковым прошением. Надеюсь, Эдварду не придётся пожалеть, если я рухну на него прям сразу. Вдруг это ему понадобится гипс или иная медицинская помощь, а не мне. Родители считают, что он ответственен за меня, но я переживаю и за него. Я ставлю правую ногу на самый край льда. И без промедления, не позволяя себе колебаний и нерешительности, приставляю левую почти сразу. Меня словно что-то толкает в спину, и ноги начинают расползаться, разъезжаться в разные стороны. О нет. Нет. Я даже задыхаюсь.

- Эдвард.

- Спокойно. Я здесь, - он смотрит на меня, а я на него. Автоматически. Невольно. Отвлёкшись от своих ног. И вдруг я понимаю, что они больше не скользят, куда им вздумается. Причина в том числе и в ногах Эдварда. Они стойко размещены по обеим сторонам от меня. К тому же тактильно прочной хваткой он обхватывает мою ногу сбоку и спереди, чтобы я, видимо, не покатилась и вперёд, и сильнее сжимает мне руку. Его пальцы такие тёплые. Расстояние между нами минимальное. Почти как при поцелуе. Будет враньём, если я скажу, что совсем не думаю о том, насколько теплее пальцев губы Эдварда, или же они наоборот холодные. Я совершаю глубокий вдох. - Ты стоишь. Я тебя держу. Нормально, если ты хочешь вернуться на лавку. Можем и вернуться.

Совсем близко от нас люди так и катаются. Круг за кругом. Какая-то девочка лет шести или семи уверенно скользит по льду без взрослых рядом и тормозит неподалёку, засмотревшись на меня. Или на Эдварда, что тоже возможно. Она одета в лыжные штаны и лёгкий пуховик, на руках у неё синие перчатки, а сбоку от зарумянившегося лица из-под шапки выглядывают рыжие волосы. Девочка подъезжает чуть ближе и для малолетнего ребёнка изрекает очень даже уверенно.

- Чтобы научиться правильно перемещению по льду, нужно в среднем три занятия. Но если ты будешь так её держать, то вам не хватит и пяти. Лучше научи её правильному падению. Когда я училась, у меня были наколенные щитки и шлем. Я могу показать тебе, где их купить. Ты, конечно, хорош, но если ты её любишь, то надо приобрести. Меня, кстати, Айрис зовут.

Господи. Что ей только скажет Эдвард? Я без понятия, как он относится к детям, видя их в разных общественных местах и, может быть, слыша истерики. Только бы он никак её не обидел. Эдвард слегка поворачивается, но оставляя руки на моём теле.

- Привет, Айрис, - неожиданно тёплым и мягким голосом заговаривает Эдвард. Для меня это неожиданно, потому что я не знаю эту его сторону. Отталкиваясь от того, что он был не вот прям-таки счастлив быть старшим братом и иметь младшую сестру от второго брака отца, я бы скорее предположила, что Эдвард может и нагрубить девочке, но этого не происходит. Эдвард даже немного улыбается уголками губ. - Наверняка их можно купить в единственном спортивном магазине на весь город. Я же прав?

- Ну да, он единственный, - Айрис смотрит на небо, прежде чем ответить. - Я никогда не думала об этом раньше. Будешь падать...

- Мы разберёмся сами, Айрис. Спасибо, - я не хочу, чтобы девочка рассказывала мне, как тормозить, или что при катании нужно скользить, а не идти, как будто я по-прежнему в обычной обуви. Девочка кажется милой и общительной, хотя ради её же блага родители, надеюсь, научили её, что с незнакомцами нужно быть настороже. Никуда с ними не уходить и не садиться в их машину одной ни под каким предлогом. Я не испытываю неприязни к Айрис. Просто хочу узнать разные вещи, которые могла бы поведать она, от Эдварда. То, что он ещё не говорил про технику безопасности, не означает, что он совсем не собирается поднять эту тему через минуту или две. - Твои родители где-то здесь?

- Отъехали в магазин. Заберут меня в течение часа. Это на случай, если вы передумаете, и вам понадобится совет.

Айрис отъезжает в центр льда. Я улыбаюсь от её уверенности и ощущения, что в будущем эта девочка будет способна разбить немало мужских сердец. Если она держится так в разговоре с тем, кому за тридцать, уже сейчас, то что же произойдёт лет через двадцать в ходе превращения в роковую красотку? Рыжие иногда бывают особенно привлекательными и завораживающими. Эдвард толком и не смотрит вслед девочке. Он смотрит только мне в лицо, убирая руку от моей ноги и беря меня за вторую руку.

- Есть в её словах смысл. Я как раз думал сказать, что если будешь падать, то опускай подбородок к груди и старайся выставить руку вперёд так, чтобы упасть на кисть, не на локти.

- Когда буду падать. Видимо, это мне гарантировано. Ты меня провезёшь?

- А ты готова?

- Вполне.

- Доедем до противоположного конца. Постарайся немного согнуть ноги в коленях и наклоняться корпусом вперёд, - я пытаюсь делать так, как говорит Эдвард, но, по-моему, я вообще не представляю себе, что нужно, чтобы согнуть ноги и одновременно наклониться телом, и в то же время остаться способной смотреть под ноги. Хотя вряд ли последнее что-то изменит. Если на коньках я фактически не владею собственными движениями и уже покатилась бы непонятно куда, если бы не сила, заключённая в руках Эдварда. Может, и нет мне особого смысла смотреть на лёд. Это как посмотреть на землю, застряв на каком-нибудь аттракционе в ожидании спасателей, недооценив высоту и вспомнив, что ты вообще-то её боишься. Я поднимаю глаза к Эдварду и киваю, что поняла. Вроде бы. Осталось только воплотить. Кажется, мне удаётся в той или иной степени, потому что тело принимает другое положение. Это незримо, но ощутимо. И хватка Эдварда на моих руках становится чуть слабее прежде, чем он направляет наши руки на уровень пояса. - Хорошо. Уже лучше. Поехали.

Эдвард везёт меня за собой. Очень медленно. Как будто со скоростью сантиметра в минуту. Понятно, что это не так. Длина лезвия-то больше сантиметра. Я зажмуриваюсь не столько из-за страха, сколько из-за потока воздуха в лицо. Эдвард притормаживает, и я открываю глаза, видя его нахмуренные брови и то, как он сглатывает. Хотя мне не видно непосредственно его шею, прикрытую свитером, я уверена, что Эдвард сглотнул.

- Ты в порядке?

- Мне показалось, ты не в порядке. Зажмурила глаза, дрожишь.

- Нет, в порядке. Давай поедем дальше.

Эдвард осматривается, нет ли кого сзади. Айрис проезжает мимо и заходит на круг в противоположной части катка. Мы сдвигаемся с места уже не так медленно, как в первый раз. Всё идёт хорошо. Лучше ожидаемого. Я вроде не заторможена. Я двигаюсь за Эдвардом, он надёжно обхватывает мои руки, и остаётся примерно метр до снега, окружающего лёд, когда лезвие правого конька натыкается на неровность. И этого достаточно, чтобы потерять равновесие. Меня ведёт в сторону. Это срабатывает, как импульс, и всё ускоряет. Эдвард скользит спиной, я понимаю, что он не сможет устоять, что не выйдет. Не устоит он, упаду и я. Всё просто. Проще, чем удержаться. Эдвард ускользает от меня. Он упадёт на спину. На спину падать небезопасно. Я цепляюсь за него, но он уже падает. Я могу что-то сделать. Я наклоняюсь и думаю, что можно рухнуть не на Эдварда. Тогда ему будет не так больно. Звук падения просто ужасен. Это как скрежет металла, что и логично, когда лезвия сделаны из него. И всюду поднимается искрящаяся на солнце снежная крошка. Я и не думаю о том, что надо как-то прижать подбородок к груди, только успеваю кое-как выставить руки и приземляюсь в снег, но только верхней частью тела, а колени как раз ударяются о жутко твёрдый лёд. Кажется, что что-то треснуло, то ли кости, то ли лёд. По-моему, подо мной Эдварда нет, совсем никакой части его тела. Где он? Он в сознании? Я поворачиваюсь к нему, точнее, туда, где по моим представлениям он может быть. Налево, приподнимая голову и подползая, подтянув свои ноги. Они точно целые. В коленях отдаётся боль, но я бы почувствовала перелом, будь это он. Эдвард вроде дышит, тёплый пар немного виднеется проникающим в воздух между губ, но глаза закрыты. Я касаюсь пальто на уровне живота. Тот поднимется и опускается. Значит, точно жив. Но почему тогда закрыты глаза?

- Эдвард. Эдвард. Ты цел? Скажи что-нибудь.

- Если хочешь проверить меня на сотрясение прежде, чем мы продолжим, то не вызывай отца. Достаточно будет фонарика в моём телефоне, и чтобы я сказал, сколько пальцев ты мне показываешь, - Эдвард открывает глаза и начинает смеяться. Действительно смеяться, подтягивая левую ногу, царапая лёд лезвием с не самым приятным звуком, но какая разница. Если бы было что-то не так, вряд ли я бы слышала смех. Но смех заканчивается быстро. Эдвард переводит взгляд на меня, глубокий и наполняющий меня воспоминаниями о наших лучших временах. О днях, что мы провели вместе, и мгновениях, что разделили. Теперь я знаю, их было мало. Недостаточно. И, может быть, никогда не будет достаточно. Но сейчас он смотрит так, как будто однажды даст мне всё, что только может. - Ты такая красивая, когда беспокоишься. Я не наслаждаюсь тем, какой у тебя сейчас взгляд, и тем, что мы упали, хотя мне доводилось падать и больнее, но ты красивая даже сейчас.

- Я валяюсь на снегу, и, может быть, над нами сейчас смеются или только надо мной, потому что мы упали из-за меня, но спасибо за твои слова. Помочь тебе встать?

- Это он должен тебе помогать, а не наоборот, - у меня над головой раздаётся голос Айрис. Снова она. Какая упорная или просто упрямая. - Вы такие странные. Мама рассказывала, что до моего рождения она учила папу кататься, хотя он всё ещё не так хорош, как она, но она никогда не предлагала ему помочь подняться. Мужчины должны быть мужчинами, и мама бы не вышла за отца, если бы он вот так разлёгся. Меня бы тогда, наверное, не было, или у меня был бы другой отец. Помогая подняться своему парню, ты можешь снова упасть.

- Мы не странные, - я разворачиваюсь на четвереньках лицом к Айрис и отряхиваю руки от снега, а потом вытираю о штаны. - Мы... ну... взрослые.

- И ещё не умеете кататься. Не такие уж вы и взрослые в этом плане.

- Мы взрослые в другом.

- Знаю. Родители уже рассказывали мне о том, что иногда именуют поиском детей в капусте.

Эдвард поднимается из лежачего положения почти на одном дыхании, поднимает руку к волосам и смахивает крупу прочь. От вдоха Эдварда по воздуху словно проходится вибрация, достигающая задней части моей шеи под волосами. Я сижу тут, краснея уже не от холода, а от того, сколько всего уже может знать Айрис в её годы, и, скорее всего, это не враньё про ту самую капусту или аистов.

- И как? Было увлекательно? - прямо спрашивает Эдвард, и вот теперь краснеет и Айрис. Я тыкаю его в бок, но поскольку смотрю не на него, а на девочку, то промазываю, и тычок приходится больше по бедру. Эдвард молчит, хотя его нога дёргается. - Пестики и тычинки упоминались? Если что, это будет в биологии. Если школьная программа не изменится до тех пор. Или, может, она уже изменилась. Я уже давно не учусь.

- Оно и видно. Ты мог бы быть моим папой. И нет, было стрёмно. Мой настоящий папа почти не говорил, объясняла в основном мама, и вечером я слышала, как они шептались, что, наверное, придётся вернуться к этому разговору ещё лет через восемь.

- Ну всё. Мне кажется, что достаточно. Лучше мы с Беллой встанем, а ты тоже... Продолжишь кататься, и потом тебя заберут, и...

- Кататься не так интересно, как наблюдать, как взрослые падают. Папа бы отругал меня за такие слова, но его тут нет.

- А ты представь, что он здесь, - командующим голосом отвечает Эдвард, поднимаясь на ноги и протягивая мне левую руку. - Вставай, Белла.

Я встаю с поддержкой Эдварда. Айрис откатывается, чтобы предоставить пространство. Она стоит рядом ещё несколько секунд, точно меньше минуты, прежде чем совершить поворот и уехать по льду стремительным движением. Быстро и энергично. Мы с Эдвардом снова переступаем со снега. Эдвард первым, я после него. Айрис уже катается в центре, а тем временем количество людей на катке поубавилось. Эдвард теперь держит меня за правую руку, и левее меня только снег. Предполагаю, что так лучше. Я сама смогу метнуться туда, у Эдварда будет шанс устоять на своих двоих, и я смогу не думать, в порядке ли он. Я вроде скольжу по льду, когда Эдвард совершает небольшое движение вперёд сначала правой ногой, а потом и левой. Вроде всё не так и уж страшно. Мне хочется слегка ускориться. А то мы как улитки. По мнению Айрис так просто старые. Особенно Эдвард. Её слова про то, что он годится ей в отцы, вполне правдивы, но я думаю, не было ли ему неприятно услышать подобное. Каток впереди закругляется. Я сильнее обхватываю руку Эдварда перед тем, как он медленно поворачивает. Ноги начинают расползаться, хотя ещё секунду назад всё, казалось, было под контролем. Но сомнительно, что с новичком что-то действительно можно проконтролировать. Эдвард везёт меня за собой, а я едва отрываю ноги от льда. Я не отталкиваюсь сама, не переношу вес с одной ноги на другую. Равновесие, которого и так толком нет, совсем изменяет мне. Я поскальзываюсь на правой ноге, и левую начинает заносить. Я не хочу тянуть Эдварда за собой и отпускаю его руку. Он откатывается от меня. Это правильно. Вне всяких сомнений. Так и надо. Всё хорошо. Я сама хотела, чтобы он имел шанс не упасть, а продолжить двигаться в соответствии со своими умениями. Я приземляюсь на снег преимущественно боком. Просто лежать умиротворяет больше, чем можно было подумать. Но на боку не особо удобно. Совершив движение, перевернувшись с бока на спину, я вижу ярко-голубой цвет небес и знакомые глаза. Не Айрис, Джейка. Джейк лучше Айрис. Даже с учётом того, что она просто отпустила бы некий комментарий, а Джейк может им не ограничиться. Но всё-таки он друг. Ну или не совсем так, как раньше. Он уже видел Эдварда? Уже понял, с кем я здесь, и откуда коньки?

- Джейк.

- Привет, снежная красавица. Или лучше называть тебя снеговиком?

- Привет, Джейк. Лучше Беллой. Как и в предыдущие восемнадцать лет с тех пор, как ты научился произносить моё имя достаточно чётко.

- Давненько не виделись. Хотя бывало и дольше. Но такой я точно вижу тебя впервые. Что с нами... - Джейк протягивает руку и, как только я вытягиваю свою, обходит меня, помогая подняться. Он хотел что-то сказать. Однозначно. Но только начал. Не закончил. Я смотрю на него. На нём, в отличие от Эдварда, есть шапка, и Джейк кажется более подготовленным к катанию на коньках в горнолыжном костюме. Не хватает только самих коньков. Но Джейк не катается. Он легко мог бы научиться, потому что в одно время обожал ролики, но именно фигурные коньки ему неинтересны. - Тебе помочь, или подождёшь своего? Видимо, он решил сделать небольшой круг, увидев, что ты жива и не одна.

- Что с нами делает что? Что ты хотел сказать?

- Со мной она пока ничего не делает. Я обобщил, но говорил лишь про тебя. Любовь. Я о ней. Можем закончить этот разговор прямо сейчас.

- Необязательно, - я поднимаю руку к Джейку. Он наклоняется и придерживает меня, пока я не оказываюсь на ногах. - Слышал про всё?

- Слышал. Чарли сказал это очень тихо, когда они с Рене были у нас, но я успел услышать в самом конце, заходя на кухню. Ты снова встречаешься с Калленом?

- Не то чтобы...

- Но время вместе вы проводите, и с тем парнем у тебя всё. Не из-за Каллена, знаю. Слушай, он... Я предвзят, когда говорят, что кто-то изменился, или что изменились обстоятельства. Но ты, Белла, не глупая женщина. Ты не позволишь ему сделать с тобой то же во второй раз. Вот в этом я как раз-таки убеждён.

- Ты назвал меня женщиной. Хочешь, чтобы я, и правда, почувствовала себя старухой? - я пытаюсь свести всё в шутку. Но это не так и просто. Юмор и я всегда были вещами малосовместимыми. В данной ситуации особенно. - Мы ещё поговорим в тот день, когда ты станешь мужчиной-мужчиной, страдающим от любви.

- Замётано.

Джейк обхватывает меня за локоть крепче, когда я двигаюсь, как будто на мне обычная обувь. Я поворачиваю голову. Эдвард уже почти рядом с нами, скользит размашисто и стойко. Тормозя, он поднимает носок одной ноги на себя, а потом располагает ноги под углом сорок пять градусов друг к другу. Джейк переводит взгляд к Эдварду несмело. Эдвард тоже смотрит на него, но сначала на его руку на моём теле. Слышен короткий вдох Эдварда прежде, чем он заговаривает первым.

- Джейкоб.

- Здравствуйте, Эдвард. Или предпочитаете быть мистером Калленом? В прошлый раз мне не предоставилась возможность узнать.

- Нет. Нет, - Эдвард вдыхает вновь и просто стоит. О чём его мысли? Что скрывается внутри его напрягшегося тела, что словно сосуд, заполненный бурлящей жидкостью, которая горячее, чем кровь? Я не знакомила Джейка с Эдвардом полноценным образом. Они не взаимодействовали друг с другом. Джейк был прикрытием на моём школьном выпускном, когда на самом деле меня забрал Эдвард. Но только сейчас всё ощущается так, будто мои самые детские годы соединились с нынешним периодом моей жизни. Атмосфера словно пронизана всеобщей неловкостью. - Мистер Каллен это мой отец. Друзья Беллы могут обращаться ко мне просто по имени. Это будет... Как раз тем, что надо. Где твои коньки?

- О, ну я на самом деле не катаюсь. Точнее, катаюсь не зимой. Весной и летом да. У меня роликовые коньки.

- Тогда почему не катаешься и зимой? Я прошу прощения, если вопрос для тебя не комфортен. Просто я мало о тебе знаю.

- Точнее, совсем ничего. Без обид, Эдвард.

- Без обид, - Эдвард смотрит на меня. Я стою рядом с Джейком, не возражая против его близости и сама слегка прикасаясь к нему со спины. Меня не беспокоит, не подумает ли Эдвард чего-то не того. Он знает, мы с Джейком только друзья. - Зимой я кататься не люблю, но моя сестра любит. Её я здесь и жду.

- У меня тоже есть сестра, - Эдвард проводит рукой над глазом, может быть, утирая след от растаявшей снежинки. - Младшая.

- Да, я в курсе. Элис. У меня не младшая.

- А на чём ты добрался?

- Пешком. У сестры есть машина. У меня же только мотоцикл, а для него сейчас неподходящее время года. Хотя Белле он всегда казался опасным. Я не раз предлагал прокатиться, но она решилась вовсе не со мной.

- Решилась на что? - взгляд Эдварда, смелый и проникающий словно через всю меня, как острая игла, будто прошивает тело. - Ты садилась на мотоцикл? С кем-то каталась?

Я даю Джейку тычок куда-то в рёбра. У него перехватывает дыхание кашлем. Джейк подносит руку ко рту, кашляя в ладонь. Вот я попала.

- Ну да, каталась. Несколько раз. В университете. Можем поговорить об этом позже?

- Вы можете поговорить и сейчас, - Джейк моргает, когда я как раз смотрю ему в лицо. - Я вижу свою сестру, а она не видит меня, так что я лучше доберусь до неё. Рад был повидаться, Белла, - Джейк как будто наклоняется поцеловать меня в щёку, но самом деле шепчет раньше. - Прости за упоминание мотоцикла. Не подумал.

Я чувствую, как Джейк делает шаг от меня. Медленно рука двигается по моему телу, и я чуть покачиваюсь, но Эдвард слегка касается меня вокруг запястья, как будто просто не позволяя себя большего. Его прикосновение достаточно поддерживающее для того, чтобы я стояла, но словно отстранённое.

- Пока, Джейк.

- Пока, Белла. Пока, Эдвард.

Джейк обходит каток по кругу и встречает Рэйчел на другой стороне. Они о чём-то разговаривают, Рэйчел словно отказывается, судя по тому, что качает головой, а потом садится прямо на снег, снимая ботинки и вытаскивая из спортивной сумки коньки. Я наблюдаю только в течение нескольких секунд и возвращаю взгляд к Эдварду, выражение лица которого чуть смягчилось, но мимические морщины вокруг сузившихся глаз так и не исчезли.

- Что?

- Ты каталась с парнем, так?

- Мы не катались, просто ездили. Из одного места в другое. По-моему, ты говорил, что не хочешь знать о нас с ним.

- Говорил до того, как узнал, что у него был мотоцикл, и ты ездила на нём.

- Сомневаюсь, что великое количество студентов разъезжают по кампусу на вольво или чём-то подобном, Эдвард. И я точно не думала о поиске парня по этим критериям. Я вообще ничего не искала. Многие месяцы я жила там, посещала занятия, подрабатывала и старалась просто жить, но часть меня надеялась, что однажды ты окажешься где-то снаружи, твой серебристый вольво будет стоять рядом с тобой, и ты признаешь, что был неправ, что совершил... Нет, наверное, для тебя это не ошибка, ведь тебе это было нужно, но я...

- Ты ждала зря.

- Я не ждала, - я всё слышу, слышу все три слова, их смысл более чем ясен, но я с ними не согласна. - Надежда и ожидание это разные вещи, Эдвард. Надеясь, не сидишь у окна или под дверью. Если бы я ждала, то осталась бы сидеть в Форксе. Вышло бы дешевле. И, кроме моего и, может быть, твоего, ничьё сердце больше не было бы разбито. Я очень обидела в сущности хорошего парня.

- И ты винишь меня?

- Нет. Мы встретились, ты разделил часть своей жизни со мной, ты был в ней, и мне никогда не хотелось этого менять. Так же, как и то, что в моей жизни был тот парень. Но сейчас я была бы счастлива его знакомству и влюблённости в кого-то, кто его достоин. Я не тот человек. Я не являлась им для него. А он... - я чувствую тревожность. От неё затрудняет дыхание, словно уменьшается объём лёгких. Я сама выбрала говорить об этом. И если с Джереми кто-то и виноват, то опять же только я. Не Эдвард. Он не толкал меня забываться ни к кому. - А он столько натерпелся по моей вине. Эти недели и месяцы... И то, как подло я поступила. Я и не считала себя способной на такую подлость.

Эдвард придвигается ко мне, и, ощутив его ближе, ощутив его менее отстранённым, я просто примыкаю к нему. От него пахнет спокойствием, что так далеко от меня сейчас. Я смотрю в грудь Эдварду. Не поднимая головы, из своего нынешнего положения я могу видеть только её.

- Что ты считаешь таковым? - голос Эдварда вибрирует у него в груди, я ощущаю это ухом и щекой. - Не могла ты быть более подлой, чем я.

- Давать парню ложную надежду, что между нами может быть нечто большее, чем секс. Это ли не подло? И потом... Иногда я ещё прокручиваю в своей голове тот момент. Расставаться с парнем на свадьбе его друга это испортить не свадьбу, но воспоминания о ней для одного конкретного человека. Я не думаю, что он будет вспоминать только это при мысли о том дне всю последующую жизнь, или надеюсь, что не будет. Произойдёт столько других событий, ведь правда?

- Правда, Белла. Уже зябко. Не мне, тебе. - мягким, взвешенным голосом взрослого человека продолжает Эдвард. Джереми никогда так не говорил, просто не мог. У него и нет такого голоса. Его голос это голос подчас неспособного контролировать эмоции парня, обиженного, подавленного или злого. Даже когда он был вроде спокоен, я чувствовала, что должна говорить нечто большее, чем говорю, что моих слов может быть мало, и нужно сказать хотя бы ещё одно. С Эдвардом же я не чувствую, что должна говорить, лишь бы не воцарилось молчание. Он пытается позаботиться. Здесь. Сейчас. Я помню, как он заботился и раньше. Из-за отсутствия ремня безопасности у меня в пикапе. После нашего первого раза, предлагая набрать ванну и подогрев чайник, пока я ещё была в душе. Когда автомобиль сломался, и стало известно, что восстановить его будет стоить немало денег. Я так ценила каждое такое мгновение. Мне не хватало ощущать заботу. Именно заботу Эдварда. - Пойдём в машину.

Он спрашивает у меня или говорит, что мы уходим? Но идти вот прямо сейчас? Я пока не готова. Я обнимаю его, единовременно приподнимая руки. Хочу постоять так. Я прикасаюсь крепче, чуть озябшими пальцами потираю ворс мужского пальто, и меня пронизывает статическое электричество. На самом деле. Оно проходит от Эдварда ко мне, добираясь под кожу и слегка пощипывая искрой. Я вдыхаю в течение нескольких секунд, чтобы растянуть момент.

- Поможешь мне добраться до лавки по снегу?

- Да.

Снять коньки занимает гораздо меньше времени, чем надеть и зашнуровать. Можно справиться самой. Я аккуратно отставляю их, созерцая, как Рэйчел уже катается, а Джейк фотографирует или снимает сестру на видео. Эдвард обувается, но только после того, как поправляет сползшие носки моего отца с заметным из-за пара в воздухе выдохом. Я придвигаю ногу к ноге Эдварда до возникновения физического контакта. Эдвард не стремится отодвинуть её, только боком поворачивает голову ко мне, останавливая руку от касаний одежды.

- Эдвард. Всё нормально?

- Просто думаю.

- О чём? Нам будет проще, если завершать свои мысли, не обрывать их так. Я про нас обоих. Говоришь ты, говорю я. Никаких секретов.

- Ты сказала про секс. Всё это. Что дала надежду. Ты с самого начала знала, что у вас может быть только секс, или ты пыталась?

- Я притворялась. Иногда. А иногда всё было... естественно, - я опускаю взгляд к коленям и скрещиваю ноги, утыкаясь носками сапог в снег. - И порой я думала о тебе, когда мы с ним... Ты можешь сказать мне прекратить, и я подчинюсь.

Эдвард вздыхает особенно сильно, особенно пронзительно, особенно громко. По телу проходится поток его эмоций, его огорчение, которое будто стискивает мои органы, уменьшая их размер и заставляя чувствовать, что Эдвард близок к тому, чтобы проявить всё словами.

- Не надо мне подчиняться. Я твой... Я был твоим парнем и, может быть, стану им снова. Я не твой родитель, не твой начальник. Я сделал больно, я сам подтолкнул тебя в чьи-то объятия, но подчиняться мне... Мы живём не в том времени, когда девушка сразу становится женой и всё равно что собственностью мужчины наравне с домом и живностью в хлеву. Я отвезу тебя домой.

Эдвард поднимается и поднимает коньки Элис перед тем, как поднять свои. Джейк машет мне, пока мы ещё здесь. Я тоже машу в ответ ему с Рэйчел. Эдвард ждёт поблизости, но не как надсмотрщик. Он просто ждёт. Я поворачиваюсь и догоняю, хотя нельзя сказать, что он бросил меня, как родители иной раз уходят от плачущих детей. Мы покидаем парк спокойным шагом. По-моему, мне не очень хочется именно домой. Обед скоро, но всё-таки не очень скоро. Эдвард открывает машину, заводит двигатель и закрывает свою дверь, оставаясь снаружи с щёткой, очищая лезвия от снега. Я наблюдаю, как Эдвард водит ею туда-сюда. Он делает это перед багажником. Потом открывает его, засунув щётку под мышку, и кладёт коньки внутрь на расстоянии друг от друга, сначала свои, а потом те, что Элис.

- Ты так аккуратен.

- Но забыл тряпку, чтобы вытереть лезвия насухо. Ничего, от одного раза не заржавеют, - Эдвард захлопывает дверь багажника. - Поедем.

Я сажусь в машину. В ней снова холодно. Конечно, не так, как на улице, но нагретый ранее воздух остыл. Эдвард увеличивает мощность печки, пока я защёлкиваю ремень безопасности. Разобравшись с ним, я поднимаю голову и жду, когда Эдвард пристёгнется сам. Он не торопится это делать, даже просто тянуть ремень на себя. Эдвард смотрит на меня настороженно, прежде чем немного расслабиться и нежно, почти неощутимо провести пальцами от моего запястья по внешней стороне ладони. В отличие от меня, он всё ещё тёплый. А под одеждой, может быть, даже и горячий. Что со мной такое?

- В итоге ты не такой замерзающий, как я.

- А ты да. Они очень холодные.

Эдвард подносит мою ладонь к своим губам. Всё как в замедленной съёмке. Он выдыхает мне на руку согревающее тепло изо рта. Нет, фактически обжигающее. Я подаюсь к этому теплу, к Эдварду и его телу. Не знаю даже, зачем. Но не знаю только до тех пор, пока не нахожу лазейку между пуговицами пальто и не просовываю руку под него. Он очень тёплый, фактически источает жар. Под пальто ещё несколько слоёв одежды, но они не мешают ощущать... воодушевление. Температуру Эдварда. Он как зной в летний день. Эдвард пылко, рвано вдыхает, соприкасаясь носом с моим лицом. Я так взволнована. Мне хочется большего.

- Эдвард.

- Стой. Плохая идея.

- Что плохая идея?

- Касаться меня так в узком пространстве.

- А в каком месте касаться тебя хорошая идея?

Я двигаю рукой к животу Эдварда. Чувствую его отклик в том, как он дотрагивается до меня в ответ проводящим по боку прикосновением немного подёргивающимися пальцами. Приборная панель между нами едва ли ограничивает меня, но рычаг переключения передач торчит у ноги, прямо у колена. Я не боюсь сдвинуть рычаг, просто неудобно. Здесь действительно узко, мало места. На заднем сидении, помнится, было просторнее. Я пытаюсь предсказать, что ответит Эдвард. Он касается, частота его вдохов возрастает, и он беспрерывно смотрит мне в лицо, едва моргая. Не всегда в глаза, иногда на губы. Поцелуй меня, Эдвард. Я хочу этого, думаю о нём, прикасающемся к моим губам своими устами прямо здесь, но знаю, этого не будет. Прямо сейчас нет.

- Чего ты хочешь, Белла? Или чего ты не хочешь?

- Давай выпьем кофе. Может быть, ещё и возьмём по десерту. Мне... Мне не хочется расставаться с тобой так скоро.

- Это не то же самое, что тогда, - возражает Эдвард и хмурится так, что опускаются уголки губ, и подбородок кажется острее. - Когда я отвезу тебя домой, это будет лишь этим, а не тем, что ты снова больше меня не увидишь. Это не такое расставание. Не называй его, пожалуйста, так.

- Извини меня.

- И это тоже лишнее, Белла. Ты можешь думать, как думаешь. Что я исчезну снова. Это нормально, что ты ещё ожидаешь этого. Ты не должна скрывать своих чувств от меня, - Эдвард обхватывает мою руку, ту самую, которую я всё ещё держу у него под одеждой, согреваясь и ощущая, какой он худой, но не слабый, не лишённый мышечной массы. - Куда ты хочешь поехать?

- В кондитерскую. Я покажу дорогу, если ты не уверен, как добраться отсюда.

- Совсем не то слово. Я не то что не уверен, я совсем не знаю.

- Так я и думала. Просто выразилась иначе, - я убираю руку от Эдварда. Мне нужны обе руки, чтобы поправить ремень. Может, мне только кажется, но Эдвард как будто более чувствительный ниже пояса при движении моей ладони обратно между круглыми пуговицами. Медленно я отклоняюсь на спинку сидения и устраняю перекручивания на ремне. - Я готова.

- Да, вижу. Так куда нам теперь?

- Для начала сдать назад, а ещё раньше тебе следует пристегнуться, и когда ты сделаешь всё это, я скажу, что потом. По-моему, мы никуда не спешим.

- Точно не спешим.

Эдвард улыбается мне, прежде чем обхватить свой ремень безопасности. Я сажусь удобнее и предвкушаю перспективу недолго, но быть штурманом по родному городу.

Предыдущая глава || Следующая глава