Ну что, родные мои. Я решила порадовать вас пораньше и не дожидаться выходных. Наслаждайтесь =)
И давайте поблагодарим нашу потрясающую бету O_Q!

---

Глава 22

POV Emmet

Замах. Рывок. Удар.
Замах. Рывок. Удар.
Замах. Рывок. Удар…
Я вытер пот, заливающий глаза, тыльной стороной руки, и взгляд снова уткнулся в свежий рубец, бегущий от локтевого сгиба до самого запястья. Пластический хирург в Западном Лос-Анджелесском медицинском центре предлагал мне убрать шрамы. Полностью удалить их было невозможно, но они хотя бы не выделялись бы на моих руках выпуклыми багровыми рубцами. Я отказался. Это меньшее, что я мог оставить в память обо всех погибших по моей вине. Пока меня снова не захлестнула волна гнева и горечи, я покрепче перехватил большой тяжелый колун и снова замахнулся. Ударил. Расколол.
- Эй, братец! – окликнул меня Мерфи. Я обернулся и увидел, как ко мне вразвалочку приближается один из старших братьев. – У нас всего один камин в доме, а дров ты уже наготовил на ближайшие лет пять.
- И это при условии, что топить мы его будем круглосуточно, семь дней в неделю, - подхватил Аластер.

Мои братья были погодками, но выглядели и вели себя как близнецы. Два здоровых обделенных умом детины. Не обращая на них внимания, я вернулся к своему занятию. Когда мне исполнилось пять лет, родители продали нашу квартирку в Портленде и мы переехали в пригород на Северо-Западе. Наш дом стоял в отдалении от Северо-Западной Макнейми роуд и был окружен густым диким лесом. Когда я приехал сюда, то обошел весь лес вокруг, в радиусе нескольких километров, срубил все засохшие или поваленные деревья, и вот уже третий день с утра до глубокой ночи я колол дрова. На очереди была смена забора, а дальше… А дальше посмотрим.

Прошел уже месяц, как я очнулся в госпитале в Афганистане. И если мои раны упорно заживали, то со своими мыслями я поделать ничего не мог.


В мое сознание откуда-то издалека вторгался звук равномерного высокого писка. Я как будто поднимался из толщи воды, и чем ближе к поверхности находился, тем отчетливее его слышал. Постепенно к этому ощущению прибавилась боль. Сначала я не мог понять, где именно у меня болит, казалось, ныло все тело. Но через некоторое время острая пульсация обосновалась где-то у меня в ребрах. К ней постепенно добавилась тянущая боль в спине, шум в ушах, и, хоть я определенно находился в горизонтальном положении, моя голова кружилась. Мысли разбегались, как тараканы при включенном свете. Я с трудом сконцентрировался на жжении и чувстве стянутости в руках. Я постепенно выныривал из толщи моего сна, и в конце концов непроизвольно открыл глаза. Всего на несколько секунд. Мне удалось пару раз моргнуть, но меня снова одолела слабость и я погрузился в теплый сон. Так происходило несколько раз, пока я наконец не оклемался.

Но стоило мне открыть глаза и осмотреться, несмотря на мутное зрение, как на меня, словно ушат ледяной воды, вылились воспоминания последних дней. Самым ярким было не то, как меня пытали в одиночке, оглушали или ослепляли, не последний вдох Роджера, раздавшийся в маленькой сырой каморке, как раскат грома. А мечущаяся и орущая Белла. Когда меня порезали, она словно с ума сошла. Она вырывалась и выдергивала руки из оков, не замечая хруста собственных суставов. Она кричала сиплым надорванным голосом с такой силой, что повредила пересохшее горло и захлебывалась кровью. Последнее, что я видел, погружаясь в спасительную темноту, – ее обезумевший взгляд. Последнее, что слышал, - ее мертвый шепот: «Хорошо. Я буду дышать».

Эти мысли промелькнули за долю секунды, и я тут же зашевелился. Тело было словно налито свинцом, а многочисленные трубки и датчики опоясывали меня, не давая сдвинуться, поэтому все, что оставалось мне делать, это закричать.
- Белла, - позвал я, но из пересохшего горла вылетел лишь шепот.
«Господи! Малышка моя, сестренка, где ты?» вопрошал я, пытаясь подняться на ослабших перебинтованных руках.
- Белла… - снова просипел я, рухнув обратно на кровать, и спину пронзила боль.

В палату вошла женщина средних лет в в униформе медсестры и, увидев, что я беспомощно барахтаюсь, безуспешно пытаясь встать или позвать кого-нибудь, тут же подошла ко мне.
- Успокойся, милый, ты в безопасности, - мягко произнесла она. – Все хорошо, ты в госпитале, уже идешь на поправку.
Я как безумный помотал головой и хрипло прокаркал:
- Белла… где она? Она жива? Спасли ее? Девушка, двадцать пять лет, рост около ста шестидесяти, длинные темные волосы, карие глаза...
- Тихо-тихо, не говори так много, - снова принялась меня успокаивать медсестра, протягивая мне стакан с водой. – Она тоже тут. Жива. Уже пришла в себя. Говорить пока не может, просила отвезти ее к тебе. Хотела увидеть.
Я в облегчении откинулся на подушку и прикрыл глаза. Жива. Не всех я погубил.


- Мерф, Ал, отстаньте от брата! – послышался с крыльца гневный голос моей матери. Я всегда удивлялся, откуда в этой низенькой пухлой женщине столько внутренней силы? Ростом она была около ста шестидесяти сантиметров, но все ее мужчины – трое сыновей и муж – зачастую чувствовали себя нашкодившими котятами, когда по дому разносился ее властный голос. Каким-то чудным образом она могла одним словом заставить моего отца, который, к слову сказать, был еще выше, чем я, втянуть голову в плечи и торопливо кивать со словами: «Да, дорогая».

Я с удовольствием думал о своей семье, которую не посещал уже несколько лет, и истязал свое тело нагрузкой. Я не хотел возобновлять тренировки, но моему телу необходимо было выбросить всю кипевшую в нем энергию. К тому же это давало возможность надеяться, что хотя бы первую половину ночи меня не будут мучить кошмары.

Когда же мне не удавалось удержать мысли под контролем, разум застилали воспоминания. Все как один твердили, что я не виноват. «Это была засада, ловушка», «так или иначе группу все равно уничтожили бы»… Но я твердил на допросах, на дебрифингах, в беседе с доктором Вебер, в разговорах с Гарретом, с Беллой, что это я отвечал за людей. Их жизни были в моих гребанных руках! Что мне стоило посмотреть в тепловизор? Это стандартная ситуация. Но нет… мне хватило голосов, раздававшихся из хижины, и агентурных данных, которым я слепо поверил.

Все протокольные мероприятия с сектором безопасности, что проводятся в случае возвращения домой побывавшего в плену агента, прошли хорошо. Меня признали «стабильным». Я прошел все уровни проверки, тестирование на полиграфе, несколько плановых бесед, чтобы убедить мое начальство в том, что я не потерял веру в себя, в свою страну и руководство. Пребывание в плену не сделало из меня обиженного на США вояку, склонного к терроризму. Мне дали добро на продолжение моей агентурной деятельности. Осталось только восстановительное лечение и сессия с психологом.

Но я не хотел восстанавливаться, не хотел, чтобы мое тело так быстро излечивалось. Я заслуживал того, чтобы мучиться и страдать. Шесть семей лишилось своих мужей, сыновей, братьев… Пятеро детей лишились отцов. Белла порвала голосовые связки, изувечила руки. И все из-за меня.

Когда меня выписали из больницы, первым делом я поехал по знакомой дороге к небольшому домику. Дому, который только недавно был наполнен счастьем и смехом. Дому, который мы украшали и обустраивали к приезду нового маленького жителя. «Моя принцесса» с трепетом произносил Ли, говоря о своей дочурке...

Я медленно ковылял по дорожке, ведущей к парадному входу, сжимая в кулаке маленький серебряный обгоревший овальчик. Раны еще довольно сильно болели, но я сцепив зубы, наслаждался этой болью — душевная в такие моменты немного отступала. Я стукнул в дверь пару раз, и внутри послышался собачий лай. А через минуту-другую дверь отворилась и передо мной предстала осунувшаяся, поблекшая женщина. Я заставлял себя не отводить взгляд от ее покрасневших глаз, не замечая даже, что из моих собственных давно текут слезы. Мы так и молчали, стоя друг напротив друга на ее пороге.
- Рада тебя видеть, Мак, - с грустной улыбкой прошептала она, нарушая молчание. «Мак»... так называли меня только старички отдела... я повалился на колени перед этой разбитой женщиной, не в силах больше выдержать свою вину.
- Саманта... прости меня, - зашептал я, смотря на нее снизу вверх. Ее глаза удивленно расширились, и Сэм наклонилась, чтобы поднять меня, но я схватил ее за руки и лихорадочно зашептал:
- Сэм, прости! Это все я виноват... лучше бы я пошел в здание... лучше бы меня... он не заслужил... ВЫ не заслужили... я ведь даже на похоронах его не был... никого из них не проводил...
Я еще долго просил ее о прощении, говорил что-то, как в бреду, обещал помогать, умолял ее позволить мне хоть иногда с ними видеться. Саманта молчала, не перебивая меня, а когда силы наконец во мне иссякли, она опустилась рядом со мной, положила свою холодную ручку мне на щеку и, глядя в глаза, с улыбкой ответила:
- Я прощаю тебя. Я, Ли и наша малышка, вся наша семья — мы прощаем тебя. Отпусти и ты.

Потом я достал из кармана маленький медальон, который прошел через столько рук, чтобы попасть к своей хозяйке.
- Он был с ним...
- О Боже! - ахнула Сэм, прикрывая свой рот рукой. Она боязливо взяла из моих рук кусочек серебра и прижала к груди.

Мы еще полчаса просидели на полу крыльца, оплакивая Ли, Роджера, остальных ребят. И себя.


Когда на улице совсем стемнело и начал накрапывать холодный дождь, я воткнул колун в верхнее полено, вытер пот, стекающий по лицу, и побрел в дом. Вся семья уже разошлась по комнатам. Отец затушил сигарету в ржавой консервной банке, стоящей на одной из ступенек крыльца, и, пожелав мне спокойной ночи, скрылся в родительской спальне.

Мамино жаркое, наверное, как всегда, удалось на славу, но я не почувствовал вкуса, все казалось пресным и безвкусным. Быстро запихнув в себя ужин, я тоже отправился в свою комнату. Здесь все было почти так, как в мои юношеские годы. Письменный стол, односпальная кровать, небольшой шкаф и стены, увешанные постерами. Не было лишь всяких безделушек, собирающих пыль.

Я распахнул глаза и на пару секунд уставился в потолок. Сердце билось, как безумное. По лицу градом катились капли пота. Или это были слезы? Я вытер глаза, повернул голову и взглянул на прикроватный будильник. Четыре утра. Это уже становится закономерностью. Каждую гребанную ночь я просыпался от ночного кошмара. Только вот для себя я так и не решил, кошмар ли это…


- Вам снится один и тот же сон, или он имеет вариации? – спросила меня доктор Вебер.
- Нет, это разные ситуации.
- И что вам снится? – попросила она уточнить.
- В основном это горячие точки, - ответил я, глядя на свои колени. – Я в эпицентре боевых действий. Вокруг слышны выстрелы, крики, люди бегут, что-то кричат. И в какой-то момент в меня попадает пуля. Одна, другая, третья… И я как решето. Либо это граната, взрыв, розовый туман.
- Розовый туман? – удивленно переспросила Анжела.
- Так саперы называют попавших в радиус действия бомбы. Человек был, а потом пух!.. и он разлетается брызгами и кусочками плоти. Не остается ничего. И во сне я чувствую, как мое тело разделяется на миллионы микроскопических частиц и разлетается, смешивается с воздухом…
- И на этом моменте обычно вы просыпаетесь?
Я кивнул, продолжая внимательно рассматривать свои колени.
- Что вы при этом чувствуете? Ваша первая реакция при пробуждении.
Я взглянул на темноволосую женщину, сидящую напротив меня. Посмотрел ей в глаза и ответил:
- Облегчение.

На минуту повисла тишина. Психолог быстро что-то строчила в своем клипборде, потом попросила меня продолжить.
- Когда я просыпаюсь, первое, что я чувствую – это облегчение. А потом я понимаю, что это сон, что я жив, а весь мой отряд нет, и на меня снова наваливается все это…


Именно этот мой ответ заставил руководство отстранить меня от работы. Они были удивлены, что плен и истязания никак на мне не отразились. А вот потеря шести человек, один из которых был истерзан насмерть у меня на глазах, «так на меня повлияла».

А как еще? Я виноват! И я жив. А они нет.

Да, потеря связи на задании – дело нередкое. Да, я пытался связаться со штабом, пока мы шли к селению, перед началом операции, и потом, когда мы с Беллой и раненным Роджером отсиживались в горах в ожидании ночи. Да, я пытался связаться с военными, базирующимися на территории Афганистана… Но это не отменяет того факта, что я не обратил внимания на тишину в селе. Там должны были быть мирные жители. Больше охраны. Патруль. Как я мог не обратить внимание на то, что все складывается слишком легко? Всего трое охранников. Трое! Для такой важной для террористов встречи. И, мать его, тепловизор! Как я мог не посмотреть в тепловизор?! Это даже не ошибка новичка. Я слышал голоса, я видел тепловые снимки этой местности с орбиты, и мне этого хватило. Хватило для того, чтобы убить практически всю группу.

А потом? После взрыва у меня были подозрения, что это засада, что информация слита. Какого черта я повел Свон и еле дышащего Стивенса в точку эвакуации? Контузия? Шок? Да мы же могли пойти на все четыре стороны в поисках военного патруля!.. Правильно говорят – история не терпит сослагательного наклонения. Сейчас можно сколько угодно рассуждать и думать о том, что можно было изменить, чтобы не умерло столько талантливых агентов, чтобы не пострадало столько хороших людей, чтобы Белле не нужно было делать операцию для восстановления голоса. И Элис бы не пришлось ввязываться во все это.

Доктор Вебер предписала мне сменить обстановку и пройти курс бесед с ней. И я приехал сюда. К родителям, к братьям. Я помогал им по дому, по хозяйству, но мыслями был не здесь. Я был нигде.
Поскольку я не был восстановлен на службе, я не мог попасть в отдел. Я не мог даже увидеться с Элис…

Моя малявка. Господи! Даже Элис пострадала из-за меня! Я не знал подробностей, потому что мне так и не дали с ней увидеться. Она нарушила правила, спасая нас. Она находилась под стражей из-за этого. Как какая-то преступница. Сидела в камере, одетая в тюремную робу, ожидая суда.

У Беллы сохранился доступ к информации, поэтому она была более осведомлена, чем я. Она рассказала, что никто не знал, куда нас увезли. Что спасательная операция была полностью сфабрикована нашей крохой. Что она явилась в отдел после того, как мы оказались в военном госпитале, и сама во всем созналась. И ее арестовали… заключили под стражу. Ей предъявили такой длинный список обвинений, что Белла расплакалась, пока говорила. Гаррет всячески помогал нашей гениальной малышке. Он ходатайствовал о смягчении наказания за ее заслуги. Обивал пороги военного трибунала, директора ЦРУ и остальных инстанций, куда только мог обратиться.

Я увидел ее лишь в день вынесения приговора. Нас с Беллой не пустили внутрь, поэтому мы ждали кроху около зала суда. Ее конвоировали пятеро вооруженных охранников! Пятеро! Она шла между ними, съежившись, как воробушек. А когда увидела нас, расплакалась. Белла рванула к ней, но как только она оказалась в метре от Элис, охрана наставила на Беллу оружие и их старший приказал ей отойти.

- Простите… - прошептала Элис, когда ее выводили из зала суда. Она смотрела на нас с такой горечью, что хотелось выть.

Тогда я видел ее в последний раз.

Мне хотелось орать! Крушить, ломать, подохнуть… Я вскочил с кровати и, не одеваясь, выбежал во двор. Мелкий дождь так и продолжал идти всю ночь, и земля под ногами раскисла и превратилась в грязное месиво. Я рухнул на колени и припал лбом к холодной сырой глине.

Несмотря на хаос мыслей и взвинченное состояние, я расслышал тихие шаги по дорожке, ведущей к дому. Слишком тихие для обычного человека. Я вскинул голову в сторону незваного гостя. Он замер, когда увидел, что я смотрю на него.

- Доброй ночи, агент Маккарти, - поздоровался мужчина.
Я смотрел на него и не знал, как реагировать. Злиться, радоваться, бояться, нападать или защищаться…
- Сочувствую вашей утрате, - тихим отстраненным голосом продолжил он.
Я продолжал молчать, все так же стоя на коленях на мокрой земле. По голой спине катились холодные капли дождя.
- Я ничего не могу поделать с вашим чувством вины и горя, но… Но могу предоставить вам шанс отомстить.
- Что? – в неверии прохрипел я.
- Отомстить тем, кто повинен в смерти ваших товарищей, кто ответственен за пытки Стивенса. Из-за кого Элис Брендон…
Я взмахнул рукой, чтобы остановить его. Просто не мог слышать окончание этого предложения.
- И речь идет не об исполнителях, не о мелких шестерках. А о тех, кто отдавал приказы.
Я внимательно посмотрел в глаза этому человеку, поднимаясь с колен.
- Буду готов через десять минут. Только попрощаюсь с семьей.