— Осенью, — заявила Гермиона одним прекрасным утром, — я в школу не вернусь.

Так Гарри узнал, что продолжит учебу.

Стояло начало июля, и солнечный свет щедро заливал чердак в Норе через окна и щели в крыше. Всюду царили мир и спокойствие — разумеется, если вы поклонник хорошей погоды. На вкус Гарри, все было немного слюняво.

— Чего? — спросил Рон.

— На восьмой курс, — сморгнув, уточнила Гермиона.

— Чего? — спросил Гарри.

— Как всегда! Стоит ли подписываться на «Пророк», если вы читаете только про квиддич? — ответила Гермиона.

— Для остальных новостей у нас есть ты, — сказал Рон. — Восьмой курс? Это что, шутка? Нас не могут заставить снова учиться!

— Рон, перестань! — воскликнула Гермиона, скрестив руки на груди. — Ты что, не собираешься сдавать ТРИТОН? Без этого в авроры не берут.

Рон уставился на нее:

— Ты о чем? Мы же одолели Волдеморта!

Гермиона бросила на него свой знаменитый «Сколько-можно-повторять-Рональд» взгляд.

— Волдеморта победили не мы, — упрямо заявила она.

Рон приподнял брови.

— Ну ладно, — уступила Гермиона. — В основном мы. Но нам помогли. Сотни три колдунов как минимум.

— Нет, — ответил Рон и подмигнул Гарри. — Только мы.

— И Невилл, — тут же напомнила Гермиона. — Без Невилла ничего бы не вышло. И Снейп. И…

— Малфой, — сказал Гарри.

Гермиона осеклась. Они с Роном посмотрели на Гарри.

— То есть… Я имею в виду, его палочка. И его мама.

Тишина.

— Ну, вся эта суета с палочками, — уточнил Гарри. — Не думаю, что кто-то в ней разобрался.

Помолчав и моргнув несколько раз, Гермиона спокойно продолжила:

— Именно поэтому вам не удастся выехать на старой славе и обаянии.

— Ты считаешь, я обаятельный? — поинтересовался Рон, состроив нелепую гримасу.

— Я считаю, ты придурок, — отчетливо произнесла Гермиона. — Вы что, решили, я до конца жизни буду вам новости рассказывать? Меня месяц не было. Неужели, пока я жила у родителей, вы не могли поговорить с Джинни?

Гарри с Роном обменялись взглядами. Рон пожал плечами.

— Или, — повернулась к нему Гермиона, — хотя бы с матерью или отцом?

— Им сейчас не до того, — резко бросил Рон.

На этот раз взглядами обменялись Гарри и Гермиона.

За шесть недель, которые прошли с Битвы за Хогвартс, Рон ни разу не упомянул Фреда. Когда сквозь доски пола слышались рыдания его матери, Рон жизнерадостно принимался обсуждать шансы «Холихедских Гарпий» на победу в отборочных соревнованиях Кубка мира. Гарри не мог решить, как поступить, поэтому подыгрывал.

Рон вел себя так, будто Фред мог в любую минуту, насвистывая, войти в дверь. «Ты бы поговорил с ним, Гарри», — не раз просила Джинни, — «С нами он разговаривать не желает».

Но Гарри понятия не имел, как помочь кому-то справиться с горем. С Роном все будет в порядке, уверял он Джинни. Он заговорит, когда настанет время.

— С чего они решили, что к началу учебного года в Хогвартсе можно будет заниматься? — поинтересовался Гарри, чтобы рассеять внезапное напряжение. — После битвы там сплошные руины. Не уверен, что можно отыскать библиотеку.

— Именно поэтому, — сказала Гермиона, — и встал вопрос, чтобы мне учиться в Лондоне. Макгонаголл призналась, что из-за войны библиотека уже не соответствует прежним высоким стандартам. Слишком много книг погибло.

Рон все это время смотрел в окно на поля, окружающие Нору. При этих словах он посмотрел на Гермиону и спросил:

— Почему ты нам сразу об этом не сказала?

Гермиона сложила руки на коленях.

— Я хотела сама принять решение, прежде чем о нем объявлять. И не хотела вас тревожить, тем более знала — через пару недель мы увидимся.

— Но почему в Лондоне? — спросил Гарри. — Неужели нельзя использовать межбиблиотечный абонемент или что-то в этом роде, и посылать те книги, которые тебе нужны, в Хогвартс?

Гермиона перевела взгляд с Рона на Гарри. Она выглядела виноватой, но было непонятно, почему: потому что оставалась в Лондоне, или потому что не предупредила их об этом заранее.

— Я подумала, что после прошлого года… Вы же знаете, что случилось с моими родителями. Они задали мне столько вопросов, а когда узнали про чары модификации памяти, они… очень плохо к этому отнеслись. Так что теперь… — она прикусила губу, — теперь им требуется время, чтобы снова научиться мне доверять.

— Гермиона, — произнес Гарри.

— Могла бы нам сразу сказать, — заметил Рон.

— У тебя своих проблем хватало, Рон, — ответила она. — В любом случае… — В ее голос вернулась привычная уверенность. — В любом случае, даже учась в Лондоне, я все равно буду числиться в Хогвартсе, просто на домашнем обучении. И смогу подольше побыть с родителями, пока школу приводят в порядок. А потом решу, возвращаться в Хогвартс, или остаться в городе и пройти курс экстерном, чтобы весной вместе со всеми сдать ТРИТОН.

— Ты же сама сказала, что мы не должны рассчитывать на нашу эту, как ее… и обаяние. А сама их используешь.

— Вот именно, — подхватил Гарри. — Тем более, мне нравится «наша эта».

— Что я хочу сказать, — продолжал Рон, — понятно, что с тобой Гермиона, никто не сравнится. Без тебя мы бы пропали. Но если кто-то и имеет право пропустить год, так это Гарри. Ты же знаешь, что его возьмут в авроры хоть сейчас, да еще под пушечные выстрелы и духовой оркестр, исполняющий «Да здравствует Великий Герой».

— Верно, — рассмеялась Гермиона. — А потом обнаружится, что Великий Герой не может сварить Веритасерум даже под угрозой Авады.

Гарри подался вперед и ткнул ее под ребра.

— Если по-честному, Рон, — сказал он, — Гермиона может сдать ТРИТОН прямо здесь, не сходя с места. Мы с тобой — другое дело.

— Но если в Хогвартсе все разрушено, как мы сможем учиться?

— Ну, — неуверенно начала Гермиона, — ремонтные бригады делают все, чтобы успеть к началу учебного года.

— Джинни говорит, новых учеников очень мало — сказал Гарри.

Гермиона кивнула.

— И с учителями проблемы. Макгонаголл никак не может найти преподавателя трансфигурации, а самой ей, с тех пор, как она стала директором, некогда.

— Красота! — заявил Рон. — Ты будешь в Лондоне, а мы — в чертовой Валгалле.

Гермиона озабоченно нахмурилась.

— Рон, ты только не обижайся…

— Не обижайся! — подхватил Рон. — Это же девять месяцев! Гермиона, ты могла сказать мне хоть слово, прежде чем решила бросить на девять месяцев?

Гарри стал осторожно отодвигаться. Благодаря многолетнему опыту он знал, когда становится лишним. Но Гермиона заметила и бросила на него взгляд, пригвоздивший на месте.

— Я хотела сказать! — объяснила она. — Просто считала, что тебе надо дать время.

Красные щеки Рона побелели так же быстро, как вспыхнули.

— Дать время на что?

Гермиона открыла рот, тут же его закрыла, и умоляюще посмотрела на Гарри.

— Ну, — попытался вмешаться тот, — она имела в виду, что с тех пор, как Фр…

— Никогда не поверю, — Рон прервал Гарри с такой яростью, что почти полностью заглушил имя Фреда. — Может, мне тоже позабыть сообщить тебе, когда я решу вернуться в Хогвартс?

— Рон…

— Ты тянула целых два месяца! — Рон вскочил на ноги, и Гарри встал следом, радуясь, что у него появился предлог уйти. — А если бы погостила у родителей еще пару недель, может, и вообще бы не сказала? Или собиралась дождаться осени? Когда мы получим хогвартские письма?

Не успел он выговорить эти слова, как на подоконник рухнул пуховой шар размером со Свинристеля. К его лапке было привязано письмо с печатью Хогвартса.

Рон ткнул пальцем в окно:

— Видишь!

— Это от Макгонаголл, — сказала Гермиона, отвязывая письмо и укоризненно глядя на Рона. — Ничего официального.

Она передала письмо Гарри.

— Это тебе.

Сова взъерошила перышки и перепорхнула Гарри на плечо. Легкая, почти невесомая, она щекотала его шею крылышками, пока он открывал письмо.

— Это насчет Малфоя, — сказал он, просмотрев письмо. — Макгонаголл хочет, чтобы я вернул его палочку.

— Я думал, ты давно ее вернул, — заметил Рон. Они оба посмотрели на Гарри.

— Ну, я собирался. То есть…

Он замолчал. Сразу после битвы он засунул палочку Малфоя в карман. Это не означало, что он собирался ее присвоить или еще что-то. Просто казалось странно расстаться с ней после того, как столько месяцев ею пользовался.

Он так и хранил ее все это время, никогда не упуская из виду. Порой даже думал не без удовольствия, что когда явится Малфой и станет выпрашивать палочку, он увидит, что Гарри сумел позаботиться о ней лучше, чем он сам.

Но большей частью он вообще ни о чем не думал. Он как-то забыл, что Малфою может быть нужна его палочка.

— Как-то было не до того, — в конце концов сказал он.

Гермиона бросила на него выразительный взгляд.

— Он же в ремонтной бригаде, верно? Не думаю, что от него много толку без палочки.

Рон фыркнул.

— Ну да, Драко так и заходится от желания восстанавливать Хогвартс.

— Я бы не удивилась, если это так и есть. Макгонаголл ему не обвести, а она вряд ли попросила бы вернуть палочку, если бы ни считала, что ее можно ему доверить.

Гарри нахмурилась.

— Кроме того, — продолжала Гермиона, — он должен понимать, как ему повезло. Ему удастся закончить школу, и при этом Министерство признает, что он отбыл свое наказание. На месте Малфоя я бы вела себе тише воды, ниже травы.

— Само собой, — пробурчал Гарри. — Пока не кончится год обязательных общественных работ.

Конечно, Гарри знал, что Малфой в Хогвартсе. Об этом писали во всех газетах. Но то, что Малфой будет в школе весь следующий год, их последний учебный год, как-то не приходило ему в голову.

Он попытался понять, какие чувства вызвала эта новость, и понял, что никаких. Он свернул письмо. Макгонаголл ждала его на неделе в любое время. Охранные чары еще не были полностью восстановлены, поэтому он мог аппарировать прямо в школу. Гарри решил, что отправится как можно скорее и покончит с этим.

Комок перьев у него на плече издал тихое уханье. Он извлек из кармана ириску и предложил сове. В ответ та снова ухнула и сбросила ириску ему на колени.

— Макгонаголл отвечает за поведение Малфоя, — сказала Гермиона. — Она имеет полное право просить, чтобы тому вернули палочку.

Она подалась вперед и предложила сове кусочек яблока. Та схватила его и одобрительно чирикнула, но осталась на плече у Гарри. Рон попытался соблазнить сову жвачкой, которую нашарил в собственном кармане, но та только ухнула и вцепилась в Гарри. Она больше напоминала сниджет, чем сову. И совсем не похожа на Хедвиг. Ему так ее не хватало!

— Похоже, решила тебя усыновить, — заметил Рон.

Гарри ласково потрепал сову по голову. Ощущение такое, будто треплешь комочек ваты.

— Ничего личного, — сказал он, — только ты немного маловата, и мне особо не нужна сова. Может, тебе стоит вернуться в Хогвартс?

Сова вонзила крохотные коготки ему в плечо. Было почти не больно.

— Чувствует, когда ей врут, — сказал Рон. Он глубоко вздохнул и добавил:

— Если ты не заведешь сову, как ты справишься со всей этой перепиской с Гермионой, пока та будет блистать в Лондоне?

Гермиона удивленно улыбнулась, а потом закинула руки ему на шею. Рон улыбнулся в ответ и подмигнул Гарри поверх ее головы.

— Ну, то есть, — неловко продолжил он, — лучше бы ты сказала мне, честно.

— Знаю, знаю. Прости меня, Рон, — пробормотала она ему в плечо.

— Ты же понимаешь, — сказал он, снова кивая Гарри, — что без тебя мы будем все время попадать в неприятности.

— Если ты имеешь в виду, что я пожалею, что оставила вас без присмотра, — ответила она, обнимая его за талию и прижимаясь к груди, — то придется мне смириться с последствиями своей ошибки.

— Вот именно, — подтвердил Рон. — Без меня тебя совсем совесть замучает. Так что нет никакой необходимости устраивать сцену, верно?

Гермиона просияла.

— Рон, ты… — начала она, и Гарри, прихватив письмо и сову, счел за лучшее исчезнуть.

В коридоре он задумался, не стоит ли пойти к Джинни и сказать ей, что собирается в Хогвартс. Может, она захочет отправиться вместе с ним.

Но Джинни в последнее время вела себя очень странно: избегала его, не желая ничего объяснять, так что он стал избегать ее в ответ. Ему вовсе не улыбалось провести следующие несколько часов в неловком молчании и непонятном напряжении. Солнечный свет наконец-то подействовал и на него, обещая чудесный день.

С другой стороны он собирался в Хогвартс, где был Малфой. Что уж тут чудесного!

К черту, подумал он. Будем надеяться на лучшее.

И просто ради удовольствия воспользоваться ею в последний раз, он аппарировал в Хогвартс при помощи палочки Драко.



Гарри оказался на полпути между входом в замок и Дракучей Ивой. Во все стороны тянулись школьные угодья, а сам замок высился над ними, залитый ярким солнечным светом. Окружавшие его холмы плыли в летнем мареве, а сияющая голубизна озера слепила глаза.

На первый взгляд, ровно ничего не изменилось, и Гарри почувствовал, как в груди что-то болезненно сжалось.

Потом он увидел разрушенные башни и подведенные к стенам строительные леса, и через просторные газоны до него донесся шум стройки.

Вокруг носились строители, и никто не обращал на него внимания. Гарри двинулся к замку. Сова так и осталась у него на плече. По дороге он заметил авроров, забирающихся на Иву, как будто это было самое обычное дерево. Кто-то даже прислонил к стволу остатки замковой лестницы. Мрамор был рассечен на две равные половины.

Кучка работников старательно засаживала выгоревшую землю рядом с хижиной Хагрида зеленым ростками. Еще кучка настилала крышу. Над квиддиным полем висела пелена воздуха, искажавшая солнечные лучи: похоже, заговоры против нечестной игры только-только привели в действие.

Какие-то авроры накладывали заклятья на опушку Запретного Леса, и Гарри не сумел сдержать улыбку, понадеявшись, что «Запретный» наконец-то будет означать «недоступный для маленьких детей». У входа другие авроры занимались охранными чарами: пока что замок был почти беззащитен. Гарри задумался, удастся ли сделать чары такими же могучими, как раньше. Гермиона говорила, что Хогвартс умеет восстанавливать себя сам, но, похоже, сейчас ему не помешала бы любая помощь.

Гарри приблизился к замку. Сова ухнула и переступила с лапки на лапку. Гарри скормил ей пару крошек, которые обнаружил в кармане мантии. Сова снова взъерошила перышки, неуклюже подпрыгнула, мотнулась в воздухе, потом обрела уверенность и по кривой дуге полетела в совятню.

— Кажется, меня раздумали усыновлять, — сказал Гарри и вошел в замок.

Полтора месяца назад замок был полон алой яростью войны, а потом застыл в неподвижности. Он все еще стоял в развалинах, но въевшийся повсюду запах крови и гари выветрился. По словам Джинни, при Снейпе Хогвартс был мерзким, бездушным местом. При Макгонаголл он так и бурлил. То, что он видел снаружи, даже сравнить было нельзя с тем, что творилось внутри. Мадам Пинс конвоировала вереницу отбившихся от библиотеки книг. Преподаватели левитировали остатки мебели обратно в классы. Над его головой пронеслась стая школьных досок и скрылась в коридоре, ведущем в подземелья. Мчавшийся следом Пивз вытряхнул на голову Гарри сразу несколько меловых тряпок, и захихикал, когда тот зашелся в кашле. Авроры заставляли лестницы двигаться в правильным направлении. На стены вешали отчищенные картины. У входа в Большой зал появились пустые рамы. А в самом Зале потолок убеждали вспомнить, как выглядит небо над замком.

Гарри стоял и смотрел. Впервые он почувствовал, что Гермиона права и Хогвартс умеет восстанавливать себя сам. Хотя бы потому, что в час нужды может призвать на помощь всех, кто его любит.

Он был настолько поглощен этим зрелищем, что едва не врезался в профессора Флитвика. Во главе бригады домовиков, нагруженных гигантскими стопками книг, тот поднимался по главной лестнице в библиотеку.

— Обязательное чтение, профессор? — поинтересовался Гарри. Книги были едва ли не толще самого Флитвика.

Флитвик просиял:

— Только не для вас, Поттер! Это все исторические труды. Сами понимаете. Расширены и исправлены, чтобы включить подъем и падение Темного Лорда. — Он широко взмахнул руками и осекся, увидев, что Гарри так и не улыбнулся. — Так всегда бывает, — сказал он торопливо. — Такие важные события нужно сразу оценивать с правильной точки зрения. Само собой, книги направятся прямиком в Запретную Секцию. Нельзя, чтобы про Тома Риддла мог прочесть всякий, кому в голову взбредет. Сами понимаете, к чему это может привести.

Гарри удивляло, почему даже сейчас, когда Волдеморт был мертв без единого шанса на воскресение, его имя все еще внушало ужас людям, которые с ним сражались и видели, как он погиб. Все избегали называть Темного Лорда по имени, предпочитая любые иносказания.

— Верно, — сухо сказал он. — Любопытство — дело опасное.

— Вот именно, Поттер! Вот именно! — пропищал Флитвик и заторопился следом за вереницей домовиков.

Гарри заглянул в кабинет директора, весь заставленный какими-то ящиками. На стенах дремали портреты, самой Макгонаголл не было. Тогда он отправился в ее старый кабинет и обнаружил ее там. Она была окружена пустыми книжными полками, кипами канцелярских дел и облаками пыли, которые и не думали оседать. На письменном столе высилась толстая пачка нераспечатанных министерских посланий.

— А, Поттер, вот и вы! — сказала она, поправляя очки. — Спасибо, что сразу откликнулись. Сами можете вообразить, как мне сложно приспособить мистера Малфоя к делу, раз у него нет палочки.

Она приподняла брови. Гарри опустился на стул напротив стола и сказал:

— Я ждал, чтобы он сам за ней пришел.

— Поттер, Малфой отбывает наказание по решению Визенгамота, — резко заметила Макгонаголл. — У него нет времени наносить визиты.

Гарри кивнул и вытащил палочку из заднего кармана. Он подтолкнул ее к Макгонаголл по гладкой поверхности стола. Ему не хотелось с ней расставаться. Глупо — это же чужая палочка! Но он привык к ней. Она был с ним все эти месяцы в лесу. Она давала ему силу тогда, когда он в этом нуждался. Она защищала его. Интересно, а Малфою она служила так же верно?

Макгонаголл прикоснулась к палочке, и Гарри услышал собственный голос:

— Вы уверены, что нет никакого риска?

Брови Макгонаголл поднялись еще выше.

— Ну, то есть, вы ему доверяете? — неловко продолжил Гарри.

Макгонаголл осторожно спрятала палочку в складках мании и, прежде чем ответить, молчала так долго, что Гарри успел пожалеть, что вообще открыл рот.

Наконец она заговорила. Просто спросила:

— Собираетесь вернуться в Хогвартс, мистер Поттер?

— Честно говоря, толком не задумывался, профессор. Как-то не до того было, — ответил он.

Она кивнула, как будто ожидала чего-то в этом роде.

— Могу вас уверить, что у Драко Малфоя времени на раздумья было в избытке. Вы знаете, сколько слизеринцев вернется этой осенью в Хогвартс, Поттер?

— Ну… — промычал Гарри.

— Нисколько, — сказала она. — Только Малфой.

— Ох!

— Именно, — заметила Макгонаголл. — Поттер, полагаю, что если вам хватило ума пережить войну, то хватит ума не влипать в неприятности во время учебы. Даже без слизеринцев через месяц здесь появится три сотни студентов, многие из которых провели последний год, подвергаясь пыткам со стороны преподавателей.

Она наклонила голову и взглянула на него сквозь очки.

— Мне хватит хлопот и без Драко Малфоя. Надеюсь, вы меня поняли.

— Да, профессор, — сказал Гарри. Тут он сморгнул и сообразил, что ничего не понял. Ровно ничего.

— Постойте, — продолжал он. — Вы что, имеете в виду, что я должен присматривать за Малфоем?

Он изо всех сил постарался скрыть ужас в голосе, но потерпел полную неудачу.

— Ничего подобного я в виду не имею, Поттер, — ответила Макгонаголл. Гарри полагалось бы почувствовать облегчение, но он все еще пребывал в ужасе. — Думаю, у мистера Малфоя нашлось бы, что сказать, вздумай вы учинить такую явную глупость.

— Конечно, — согласился Гарри.

Она вздохнула.

— И вы, и мистер Уизли, и мистер Малфой — вы все взрослые, — сказала она. — И я ожидаю, что вы будете вести себя как взрослые.

Гарри вышел от директора, пообещав ей стать образцом поведения. Каким-то образом в ходе разговора его возвращение в Хогвартс стало само собой разумеющимся. «Учитывая предстоящий ТРИТОН, так оно, вероятно, и есть», — тоскливо подумал Гарри.

Покидая замок, Гарри обнаружил, что на лесах, паривших рядом с одной из разрушенных башен, устроился Малфой. Тот скинул мантию и закатал рукава поношенной рабочей робы почти до плеч. Солнце светило Малфою в спину и даже с земли Гарри видел, что роба промокла насквозь. Волосы прилипли к шее, а руки блестели от пота.

На мгновение к Гарри вернулось воспоминание о горящей от жара коже, о руках Драко, сжимающих талию, и о животе, вжимающемся в спину.

Он раздраженно отвернулся. Малфой даже не поблагодарил его за спасение. Но это же Малфой! С тем же успехом можно требовать луну с неба.

Гарри как раз собрался аппарировать, когда ему на плечо с энергичным уханьем опустилась крохотная сова.

— Похоже, так просто от тебя не отделаться! — сказал Гарри, угощая ее лимонной долькой, которую стащил в директорском кабинете.

Сова снова ухнула, потом взъерошила перышки и щелкнула клювиком в направлении замка.

— Ну да, — подтвердил Гарри. — От Хогвартса тоже так просто не отделаться.



Дни до возвращения в Хогвартс летели стрелой. К собственному удивлению Гарри обнаружил, что рад вернуться. Он не сознавал, каким бесконечным стало лето, пока снова не нашлось, чем заняться (а именно, подготовкой к школе). Он делил время между Роном с Гермионой и Тедди, который рос так быстро, что Гарри стал задумываться: может, магия метаморфов порождает супер-младенцев?

Он радовался, что проведет последний месяц с семьей Уизли, хотя гибель Фреда оставила зияющую рану. Джордж с головой погрузился в работу. Он проводил в лавке столько времени, что Гарри сумел повидаться с ним только однажды. Отец Рона мрачно молчал, его мать плакала, а Рон по-прежнему жизнерадостно отказывался признавать, что у него больше нет брата.

Гарри и Джинни оставались наедине всего на несколько минут в день. Он сознавал, что проводит с ней гораздо меньше времени, чем с Роном и Гермионой, но когда пытался начать разговор, она замыкалась и отказывалась объяснить, что не так. И так раз за разом.

Теперь, когда Гермиона собиралась в Лондон, она ссорилась с Роном даже чаще, чем обычно. Порой у Гарри возникало ощущение, что им проще, когда он рядом, потому что тогда всё становилось на свои места и казалось нормальным. Он как-то попытался выяснить у Гермионы, не уезжает ли та в Лондон еще и потому, что устала от ссор. Но так и не смог толком спросить. Гермиона покачала головой и взяла его под руку.

Несмотря на недомолвки и недоговоренности, в день отправления Хогвартс-экспресса они поехали в Лондон вместе. На перроне их встретила Флер. Она ласково придерживала Гермиону за плечи все время, пока со слезами на глазах прощалась с Гарри и Роном. Джинни вцепилась в руку Гарри. Мама Рона плакала, но она всегда плакала, когда они уезжали в школу. Когда она обняла Гарри на прощанье, в ее улыбке промелькнуло что-то прежнее. Впервые за очень долгое время он почувствовал себя как дома.

Гарри, Рон и Джинни устроились в первом же свободном купе. Путешествие было спокойным. С первого взгляда было видно, что в поезде достаточно мест, а те, кто возвращался в школу, не хотели расставаться. Никто не бродил по вагонам и не искал знакомых. И, само собой, подумал Гарри, ни одного слизеринца, так что вынюхивать некому. Ведьма с тележкой так и не появилась, и Гарри это огорчило, хотя он не мог вспомнить, когда ему в последний раз хотелось всевкусных орешков или кровяных леденцов.

Он сидел в купе, держась за руки с Джинни, и пытался сообразить, о чем они обычно разговаривали по дороге в Хогвартс. После нескольких неудачных попыток все молча уставились в окно.

Наконец Джинни поднялась и вздохнула:

— Это просто смешно! — сказала она. — Пойду, поищу сестренку Майкла. Она первый раз идет в школу, и родители чуть не оставили ее дома.

Гарри резко сжал ее руку. Майкл Корнер погиб в последней битве. А еще он был первым мальчиком Джинни.

— Ты бы тоже сходил, Гарри, — заметила она.

Гарри поднял глаза. У нее было усталое, изможденное лицо.

— Тебе не кажется, что получится неловко? — спросил он, и тут же понял, что этого говорить не стоило.

— Почему это?

— Я просто…

Джинни выдернула руку.

— Тебе виднее, — сказала она.

— Я пойду, — ответил Гарри и стал приподниматься.

— Да нет, все в порядке.

Ее взгляд сказал ему, что все как раз наоборот. И она ушла.

— Ну ладно, — пробормотал Гарри, и посмотрел на Рона, который вяло его разглядывал.

— Знаешь, друг, — сказал Рон, — похоже, годик будет тот еще.

Когда поезд подошел к Хогсмиду, в купе стояла мрачная тишина. Вокруг тестралов столпилось столько учеников, что одна упряжка рванула прочь, и возчик с трудом ее утихомирил. Наконец, кареты двинулись в путь. Джинни осталась с другими гриффиндорскими семикурсниками. Гарри это вполне устроило. Они с Роном нашли Невилла и Луну, которые рассказали, что кроме них четверых, на восьмой курс решили вернуться сестры Патил, брат и сестра Броклхерст, двое хаффлпаффцев (они не знали, кто именно, но с везением Гарри — почти наверняка Джастин и Эрни). И Малфой.

— Они же не засунут нас всех в одно место или вроде того? — поинтересовался Рон, искоса поглядев на Гарри. — В Слизерине вообще пусто, так?

— Это было бы славно, — рассеянно заметила Луна. — Всегда хотела увидеть накосвечники.

Все уставились на нее.

— У русалочьего народа они вместо копий, — пояснила та. — В Слизерине их видно, потому что у них окно под водой.

— Верно, — согласился Рон и улыбнулся, впервые за день. — Прости, Луна, но даже ради накаблучников я не готов жить вместе с Драко Малфоем.

Гарри попытался вообразить, каково это — жить вместе с хаффлпаффцами и Малфоем.

— Тут я с Роном согласен, — сказал он.

— Вот как, — ответила Луна. — Ну и ладно. Может, их на самом деле и нет.

Гарри улыбнулся — тоже впервые за очень долгое время.



Первая неожиданность подстерегала их сразу при входе в замок. Фасад успели большей частью привести в порядок. Временами еще попадались обломки и строительный мусор, но лесов не было, а над оградой светились и переливались охранные чары. В свежем воздухе было что-то бодрящее, и, заходя внутрь, Гарри ощутил, как нарастает радостное возбуждение.

И тут они увидели портреты.

Портреты в высоких резных рамах темного дерева. Тис или вишня? Примерно с дюжину, прямо у самого входа. Гарри видел рамы, когда последний раз был в Хогвартсе. Они были развешаны по мраморным стенам, ведущим в главный зал.

Но тогда рамы были пусты.

Первое, что подумал Гарри, было: «Почему никто нас не предупредил?». И сразу же он понял, что не было способа подготовить их к такому.

Двенадцать рам. Двенадцать портретов. Двенадцать жизней, отданных в битве за Хогвартс.

Двенадцать учеников вернулись в школу.

Гарри стоял, оцепенев. Кто-то метнулся мимо него, и он внезапно осознал, что это Джинни.

— Майкл?

Она подбежала к одной из двух висевших в центре картин. Юноша с копной светло-каштановых волос с улыбкой смотрел на первокурсницу, скорее всего, свою сестру. Джинни пробилась к ней и встала рядом, среди гриффиндорцев, которые толпились у соседнего портрета.

Все новые ученики входили в замок и видели портреты. Гарри замер, не зная, куда смотреть. Рядом застыл Рон.

И тут поверх шума и радостных выкриков он услышал хорошо знакомый голос. Тот звал его по имени:

— Гарри! Эй, Гарри!

На мгновение его охватило радостное тепло, и тут же стало еще холоднее.

— Привет, Колин! — с натянутой улыбкой сказал он, поворачиваясь к портрету Колина Криви.

Тот выглядел в точности так же, как всегда: аккуратная школьная мантия поверх рубашки с жилетом, гриффиндорский галстук через левое плечо. Вот только с правого плеча не свисал ремень фотоаппарата.

— А фотоаппарат где? — спросил Гарри. И мысленно дал себе пинка, увидев, как погасла улыбка Колина.

— Я так просил, чтобы его нарисовали! — сказал тот. — Но художник заявил, что знал бы — нарисовал бы мне рот в последнюю очередь.

Пока он говорил, Гарри не сводил глаз с полотна. Кожа Колина светилась здоровым блеском, он двигался так, как будто у него были мускулы и сухожилья. Но на щеках и волосах видны были следы мазков, и когда он шевелился, вокруг что-то мерцало, как будто он все время пытался и не мог вырваться в третье измерение.

— Да ладно, неважно, — заявил Колин. — Я так рад, что вернулся в Хогвартс и смогу присмотреть за… Деннис! Эй, Деннис!

Он изо всех сил замахал руками, мерцание усилилось, и Гарри обернулся, ожидая, что сейчас на него налетит младший Криви.

Он увидел, как на лице Денниса промелькнуло узнавание. Тот на мгновение застыл, потом с каменным лицом двинулся в Большой зал.

Гарри торопливо произнес:

— Он, наверное, не расслышал.

— Точно! — слишком быстро согласился Колин. — Ну да. Но у нас же целый год впереди, верно, Гарри?

— Э-э-э… Верно, Колин, — ответил Гарри, и подумал, что если сам Колин стоит в раме только в двух измерениях, голос его передает всю полноту чувств. — Конечно.

В полукруге у входа в зал рама Колина была крайней слева. Когда Колин подозвал Гарри, тот выпустил из вида все остальные портреты. Но мысленно он продолжал перебирать погибших, и вспомнил только восьмерых: Лиза Турпин, по итогам выпускных окончившая школу третьей; рэйвенкловец с шестого курса, который приходился родней Чоу; хаффлпаффский загонщик Джейкоб Салонга; Соблесса, семикурсница с Рэйвенкло и приятельница Джинни; крохотный гриффиндорец Адам Аллен — третьекурсник, которому вообще было не место в Хогвартсе, но который сумел спрятаться и сражался так отважно, что, по слухам, понадобилась пара Пожирателей, чтобы его заавадить; шестикурсница с Хаффлпаффа Тиранэ Спаркс, которая только в предыдущем году перевелась из Кении.

Гарри обвел полукруг глазами. У каждого из портретов толпились студенты в цветах того или иного Дома. Только у двух портретов перемешались всё.

У крайнего портрета справа в полном одиночестве стоял Драко Малфой. И Гарри вспомнил еще одного погибшего.

Этот портрет висел в самом дальнем конце, так что свет, падавший из проема Большого зала, до него не доходил. Малфой стоял спиной к раме, небрежно — слишком небрежно — засунув руки в карманы. Рядом не было никого. Полотно тоже пустовало, как будто у того, кто на нем изображен, имелись дела поважнее.

Полотно пустовало, но Гарри и так знал, что написано на табличке, привинченной внизу рамы: «Винсент Крэбб, 1980 — 1998».

Малфой выглядел лучше, чем когда Гарри видел его вблизи в последний раз. Он пополнел, и настороженное, загнанное выражение, которое, казалось, застыло на его лице, немного ослабло. И учитывая, что когда Гарри видел его последний раз, тот был весь в пыли и поту, он, безусловно, стал гораздо аккуратнее.

Гарри задержал на Малфое взгляд на секунду дольше, чем следовало — тот почувствовал и понял, кто на него смотрит. Руки из карманов он не вынул, но слегка расправил плечи и спустя мгновение коротко кивнул. Гарри ответил тем же.

Гарри подумал, что, вероятно, это был их первый обмен вежливыми приветствиями за много лет.

Гарри уже собирался вернуться к Колину, когда осознал, что Рон так и стоит на пороге и вид у него такой, будто его ударили Оглушающим. Гарри перевел глаза и увидел, что тот смотрит на портрет, висящий в самом центре, рядом с Майклом Корнером. Толпа рядом с ним была такая густая, что Гарри сначала не сообразил, кто это, тем более, что тот, кто был на портрете, наклонился вперед, чтобы лучше разглядеть первокурсников.

Потом он услышал незабываемый смех и слова: «Вот что бывает, если гной бубонтебюра применить для Взрывного дурака!». И Фред Уизли выпрямился во весь рост.

Кто-то распорядился нарядить изображение в гриффиндорскую мантию, которая смотрелась так, словно сама понимала свою неуместность, но в остальном Фред выглядел в точности как в последний раз, когда Гарри видел его живым. Гарри не мог отвести взгляда. Джинни стояла рядом с портретом, по лицу ее текли слезы, но Гарри, как и Рон, был не в состоянии сдвинуться с места.

Гарри провел с волшебными портретами почти десять лет, но никогда раньше они не казались ему такими странными. Ему пришлось напомнить себе, что Фред никогда не выйдет из рамы, чтобы побродить по школе, потому что Фред — настоящий Фред — мертв. Гарри бросил ошеломленный взгляд на Рона, который впился ногтями в ладони. Он двинулся было к другу, чтобы объяснить… Учитывая, что Рон так и не признал, что его брат мертв, Гарри не очень-то понимал, как вежливее об этом напомнить.

Он все еще всматривался в портрет, когда Джинни его заметила и улыбнулась слабой, дрожащей улыбкой. Фред перевел взгляд и помахал обоим.

— Гарри, Рон! — закричал он, перекрывая гул голосов. Ученики толпились у его портрета словно паломники, добравшиеся до святыни. — Чего стали столбом, давайте сюда!

Гарри на негнущихся ногах подошел к Рону и подтолкнул того к портрету. Они, спотыкаясь, приблизились.

Фред улыбался все той же улыбкой. Веснушки, волосы, косая ухмылка, быстрые движения рук — мельчайшие подробности, которые Гарри неосознанно запомнил за многие годы и о которых никогда не думал, пока внезапно они не обрушились на него снова. Все в точности.

— Ничего себе! — вот все, что он сумел произнести. По сравнению с Роном, застывшим с широко открытыми глазами, и это было достижение.

— Что называется, влип в раму! — сказал Фред и подмигнул. Точно так, как раньше. — Говорил, что в жизни не вернусь в Хогвартс, но они сообразили, как меня обойти, — он снова рассмеялся. — Лучше сознавайтесь! Это все Амбридж придумала?

— А правда, что ты взорвал хлопушку прямо у нее над головой? — благоговейно поинтересовался какой-то малыш, в первого или второго курса.

— А правда, что ты превратил ее в надувную куклу из игрушечной лавки? — спросил другой.

— А папа говорит, что ты запустил шутиху в Корнелиуса Фаджа прямо на министерском банкете! — добавил третий.

На Гарри обрушился разноголосый шум, но Фреда это, похоже не смущало. Гул у входа в Большой все нарастал, и было очевидно, что в центре его — портрет Фреда. У остальных портретов толпились друзья и родственники, лились слезы и обменивались объятиями. Но уход близнецов Уизли из Хогвартса уже превратился в легенду, и для учеников помладше даже великая война с темными колдунами не могла затмить сияния фейерверка, устроенного в Большом зале. Вокруг портрета толпились целыми спальнями, и Фред уже вовсю рассказывал о том, как они с Джорджем трансфигурировали миссис Норрис в кролика, и донесли Филчу, что кто-то роется в капустных грядках.

Гарри потянул Джинни прочь из толпы. Она не могла отвести глаз от Фреда, и Гарри был почти уверен, что Рон так и не закрыл рот.

— Ты не знала? — спросил он. — Отец с матерью тебе ничего не говорили?

— Нет, — выдохнула Джинни. — Ох, Гарри, он такой… такой настоящий!

— Да, — сказал Гарри, не в состоянии выразить, что его так тревожит.

— Я слышала, как папа говорил, что Министерство собирается увековечить битву за Хогвартс, но он не знал подробностей. Почему он здесь? Он же к тому времени бросил школу.

— Может, потому что он ее не закончил, его решили вернуть обратно?

Насколько Гарри мог судить, Фреда раздражало не столько то, что он мертв, сколько то, что он снова в Хогвартсе, и даже это не слишком сильно — так он был погружен в воспоминания о славных школьных подвигах.

Кто-то потянул Гарри за руку. Рон наконец-то ожил, и первое, что он заявил, было:

— Это на самом деле он! Это Фред!

Позже Гарри часто думал, что именно тогда и надо было вмешаться. Он чуть было так и не поступил. Он уже открыл рот, чтобы сказать: «Нет, друг, это не Фред. Фред мертв».

Но Рон и Джинни не сводили с портрета сияющих глаз, и Фред, улыбаясь, рассказывал полусотне восторженных слушателей о том, как Джордж подсунул рэйвенкловской команде канареечные пастилки как раз перед матчем с Гриффиндором.

— Через четверть часа полкоманды обернулось птичками. Здорово получилось! Снитч так и не нашли.

Если честно, подумал Гарри, даже на портрете Фред был более живым, чем Волдеморт за все свои годы.

Он улыбнулся Рону, обнял Джинни и сказал:

— Да, это он.