Тоскливое лето продолжалось, холодное и мокрое, но для обитателей Каллен-Холла оно было самым счастливым летом в их жизни. Белла и Эдвард проводили весь день вместе со своими детьми и улучшали жизнь в своем поместье.
Одним из первых, что сделал Эдвард после возвращения – это послал за Томасом Кайме, своим социальным работником. Выражение лица того менялось от вины до враждебности.
- Я не верну ее назад, - выпалил он, как только сел на предложенный Эдвардом стул.
Герцог поднял бровь.
- Простите?
- Прошу прощения, ваша светлость, - пробормотал он. – Я не хотел проявить неуважение.
Эдвард не намекал на отсутствие последнего.
- Вы говорили о своей жене Энн?

- Да, Энн Эскью, как она называет себя. Эта упрямая женщина отказалась брать мою фамилию, выходя замуж. – И это, очевидно, до сих пор оскорбляло его. – Я предупреждал вас, Ваша светлость, что ее характер окажет плохое влияние на герцогиню.
- Она выглядела благопристойной и боящейся бога женщиной, - заметил Эдвард.
Кайме покачал головой.
- Она еретичка, ваша светлость, и упрямая, непокорная женщина. Я боюсь, что она повлияла на моих детей.
Эдвард понимал, что имел в виду Кайме. Непокорная жена, еще и еретичка была нарушением общественного порядка, женщиной, отвергавшей сами основы христианской жизни.
- Это очень плохо – держать мать вдали от детей.
Кайме нахмурился.

- Это не более чем она заслужила за свое неповиновение.
Эдвард подозревал, что Кайме не подпускает детей Энн к ней в качестве наказания, а не потому, что боится за ее плохое влияние, и слова Томаса полностью подтвердили это.
- Возможно, вы могли бы контролировать ее визиты, - попытался предложить он.
- Нет! – рявкнул Кайме. – Она увидит их, только если подчинится мне и раскается в своих грехах.
Эдвард внутренне вздохнул. Он больше ничего не мог сделать. Кайме имел право делать с детьми все, что хотел, и герцог не мог вмешиваться. В его доме мужчина был королем и сам устанавливал себе законы.
- Тогда вернемся к делу, ради которого я позвал вас. Вы получили мое письмо?
- Вы не получили мой ответ? – спросил Кайме, и Эдвард видел, что тот врет. Он не мог бы сказать, почему так решил. Возможно, какое-то легкое изменение в его поведении, но Кайме совершенно точно был нечестен и боялся этого.

- Нет.
- Мои извинения, ваша светлость. Возможно, посланник… - Кайме замолчал.
- Не имеет значения. Вероятно, даже лучше, если мы поговорим лично.
Кайме подергал края своего дублета.
- Определенно, ваша светлость. – И это тоже было ложью, как с некоторым весельем заметил Эдвард.
- У вас есть записи, которые мне нужны?
Кайме в свое время назначили управлять работным домом округа, открытым его кузеном, Питером Ландсби, и на который герцог много жертвовал. Сейчас Эдвард запросил отчет о том, как расходовались фонды, и оба мужчины, кажется, подчинялись этому с большой неохотой и тревогой.
- Это простой вопрос, - ровно произнес Эдвард.
- Но вы раньше никогда не спрашивали о них, ваша светлость. – Если Кайме не прекратит теребить край своего дублета, то порвет его.

- Но я спрашиваю сейчас. Это простое дело. Как вы тратите мои деньги?
- Э… Ум… Разными способами, ваша светлость. Затраты, сами понимаете.
- Какие затраты? - надавил Эдвард.
- Я не знаю! – взорвался Кайме. – Я уверен, что мой кузен правильно расходует фонды.
- Я послал своего брата проверить работный дом. Он сказал, что это отвратительное зрелище. Фактически Эммет пришел в ужас. Там не хватает кроватей, на полу нет места для тюфяков, и многие постояльцы спят прямо на скамьях. Там грязно, и Эммет сказал, что вонь работного дома он почувствовал еще с другого края деревни. На окнах слой окаменевшей сажи, стекла разбиты и заткнуты тряпками, крыша протекает прямо на головы несчастных жильцов.
Теперь Кайме теребил кисточки на петлях для пуговиц дублета, называемых «лягушками».
- Бедняки, ваша светлость, все время грязны. У них нет привычки к чистоте. Они разрушают все вокруг. Они воруют. Они бесполезны и…
- Я посылал деньги для восстановления всего, что было сломано и разрушено, - ровно произнес Эдвард.

Кайме покраснел, то ли от ярости, то ли от смущения, Эдвард не мог решить, почему. Возможно, по обеим причинам.
- Это дом бедняков, а не дворец.
- Тогда куда шли деньги, если не на ремонт?
Кайме замялся, и Эдвард встал. Он устал от этого фарса.
- У меня есть ощущение, что я точно знаю, куда ушли деньги. На вас прекрасный дублет, и подозреваю, что, если я посещу вашего брата, то увижу на нем такой же. Ищите себе другое поместье, Кайме. Мне не нужен работник, который распределяет мои пожертвования в собственный карман.
Кайме, с глазами, полными ненависти, неловко поклонился. Он покинул комнату, и Эдвард вздохнул. Герцог сел на свой стул и потер болевшие виски. Ему нужна была Белла. Ему нужны были ее нежная мягкость и успокаивающие ласки.

Он посмотрел на стопку бумаг на своем столе. Все их требовалось прочитать, подписать и принять решения. «Завтра», - решил он. Все может подождать до завтра. Если бы его отец сейчас смотрел с небес на него, то в ярости рвал бы на себе волосы из-за небрежности сына. Но Эдварду было наплевать.
Он нашел свою жену в комнате маленькой Элизабет. Она учила детей читать, хотя необычными методами. Белла рассказывала историю, и каждый раз, когда дети точно идентифицировали слово, начинающееся с этой буквы, они получали кусочек марципана, любимого лакомства Элизабет. Как более маленькие дети, Уорд и Маргарет еще не очень хорошо играли в эту игру, поэтому Элизабет шепотом подсказывала им. Белла делала вид, что не замечает этого, и дети визжали, лепетали и хлопали в крохотные ладошки, когда шелки клала кусочек марципана им в ротики.

Она улыбнулась, увидев Эдварда, и жестом пригласила его присоединиться к ним. Он сделал несколько ужасных ошибок, заставив рассмеяться свою дочь, и она оказала ему любезность, поделившись заработанным кусочком марципана.
Белла спустила детей с коленей и присоединилась к Эдварду в их спальне.
- Ты выглядишь встревоженным, - прокомментировала она.
- Я встречался с Кайме, - ответил он. – И рассчитал его.
Белла кивнула.
- Нам не нужен кто-то, чтобы распределять за нас деньги на благотворительность. Мы сами можем это делать.
- У всех есть такой человек, - сказал он. – Я уничтожил традицию, существовавшую в поместье герцога Каллена более трехсот лет.
Она покачала головой.
- Я никогда не понимала вас, людей, и вашу приверженность традициям. Только из-за того, что поколения делали что-то, не означает, что это надо делать до скончания веков.
Эдвард пожал плечами, пытаясь найти нужные слова, чтобы объяснить гигантскую цепь рангов и служб, формирующую их общество.

- Наш дом должен быть гораздо больше, чтобы нанять на работу сотни людей вместо дюжины или около того, как нанимаем мы. У тебя должно быть не меньше полудюжины фрейлин: графини, баронессы, маркизы – леди, которые, в свою очередь, нанимают своих фрейлин, жен рыцарей или мелких лордов, и эти леди, в свою очередь, имеют служанок. Кроме того, еще есть мальчики-у-вертела и помощницы на кухне.
Белла сморщилась.
- Я никогда не думала, что наша нелюбовь к церемониям и роскоши так обижает людей. А мы должны…
Эдвард покачал головой.
- Нет, Белла, я обнаружил, что мне нравится простая жизнь, но она вызывает некоторое негодование.
- И получается, что мы можем изменить…
- Белла, мы не должны привлекать внимания, - предупредил Эдвард. Девушка дернулась, и он тут же захотел взять свои слова обратно. Ей все еще снились кошмары о сожжениях. – Мы и так сделали множество переделок, что приводят к пересудам.

Люди уже и так второй год подряд обсуждали приспособление для подъема зерна, сделанное Эдвардом, и тот факт, что он назначал ренту только тогда, когда фермеры благополучно собирали урожай. (Эдвард сухо пояснил Белле, что его люди могли бы быть более состоятельными, если бы он мог предсказывать события и перейти на выращивание овец вместо возделывания полей. Из-за холодной погоды они, возможно, получали бы густую и хорошую шерсть). Он поддерживал бедных фермеров и работников занятыми, ремонтируя здания на своих землях, включая коттеджи своих крестьян.
- Я сегодня собиралась в деревню, - сказала Белла, садясь в середине их кровати.
- Что еще нужно исправить? – покачал головой Эдвард, сухо улыбнувшись.
- Помнишь ту мельницу, которую сломали три года назад? Теперь крестьяне вынуждены возить зерно для перемола за семь миль, в соседнюю деревню.
- Ты говорила с Джоном Миллером?
- Да. Он сказал что-то о сломанном чем-то-непонятном.

- Очень информативно, дорогая. Хорошо, давай восстановим ее.
Она улыбнулась, и эта улыбка сама по себе стала достаточной ценой за восстановление мельницы. Белла искренне интересовалась людьми, проживающими на их землях, и, возможно, была первым из семейства Калленов за всю историю существования семьи, которая знала по именам всех жителей деревни, их семьи, их нужды и семейные драмы. Недостатком являлось то, что леди их социального класса начали отдаляться от нее, словно бы влечение Беллы к ее крестьянам могло каким-то образом испортить девушку. Белла еще не замечала их отсутствия, но Эдвард видел его, и это волновало мужчину, хотя еще недостаточно для того, чтобы прекратить ее активность.
- Я видела отца Джейкоба, - изрекла шелки. - Он проводил последний обряд над старой вдовой Летти.
Эдвард попытался вспомнить, кто это, и сдался.
- Боюсь, я не слышал, что она умерла.

- Она и не умерла. Но уже месяц вбила себе в голову, что умрет от малейшего недомогания или боли, хотя здорова как корова. Не сомневаюсь, что она еще переживет нас всех.
- Он говорил с тобой?
Белла покачала головой.
- Он вел себя очень странно.
Эдвард думал то же самое. Они приходили на мессу три раза в неделю после отъезда из двора, сидели в фамильной часовне, крохотной комнатушке в дальнем углу церкви. Их скрывала надежная деревянная ширма, и Эдвард, как и его дядя, король Генри, использовал это время для бумажной работы. Краем уха он следил за церемонией, и пытался не очень громко шелестеть бумагами.

Во время восстановления церкви проповеди отца Джейкоба медленно превращались в драматические диатрибы (резкая обличительная речь) против грешников, которых он видел вокруг себя. Он не называл имен – не смел заходить так далеко – но, когда напыщенно разглагольствовал о блудницах и женщинах, связавшихся с дьяволом, его взгляд останавливался на крохотной комнатушке, где сидела Белла. И после службы отец Джейкоб преувеличенно радостно приветствовал Эдварда, но делал вид, что Беллы не существует.
Герцог не мог не замечать, как сильно Белла не нравится отцу Джейкобу. Какой грех, по его мнению, она совершила? Белла была скромной, добросердечной (а отец Джейкоб мог сказать о себе то же самое, когда отправлял к ним Энн Эскью?) и прекрасно вела себя на публике. Если бы Эдвард не питал такого отвращения к любым разговорам со священником, то, возможно, переговорил бы с ним, но, в конце концов, решил, что неважно, любит отец Джейкоб Беллу или нет.

В дверь постучали, и герцог пригласил гостя войти. Через порог робко перешагнула одна из их служанок, не поднимая взгляда от пола. Эдвард поприветствовал ее.
- Вашасветлость, - пробормотала она, сливая все в одно слово. – Вам привезли послание. – Она протянула письмо дрожащей рукой.
Белла с нежной улыбкой взяла его.
- Спасибо, Дженет, - сказала она, взяла со столика монетку и протянула ее служанке. – Пожалуйста, передай ее посланнику. Ты можешь идти.
Девушка присела в реверансе и вылетела за дверь. Белла без малейшего интереса протянула Эдварду письмо, но радостно задохнулась, когда он открыл его и произнес:
- Боже милостивый, это от Джаспера!
- Что он пишет? Что он пишет? – вскрикнула Белла, чуть сжавшись от предчувствия.
- Он пишет, что они прибыли в Кале и намереваются двигаться в Женеву, где проживает община английских протестантов. – Эдвард замолчал и читал, слегка нахмурившись и сжимая губы.
- Что? – потребовала Белла.

- Джаспер остается Джаспером, - покачал головой Эдвард. – Он переживает, что предал свои обеты Богу.
- Но Энн говорила, что целибат священников не прописан в их библии.
Эдвард побледнел.
- Белла! Ты изучала веру протестантов?
Белла выглядела обескураженной, хотя, очевидно, не понимала, почему.
- Я просто задала ей несколько вопросов, Эдвард. Никаких уроков, как с отцом Джаспером.
Эдвард с заметными усилиями успокоил свой голос.
- Белла, в наше время опасны даже легкие вопросы.
- Прости, - ответила она, побледнев. – Мне просто было любопытно.
- Понимаю. Но пожалуйста, Белла, не обсуждай подобного рода вещи ни с кем, кроме меня. Даже с Эмметом, понимаешь? Я люблю своего брата, но боюсь пути, которым он идет.
Она кивнула.
- Как скажешь. – Ее ужас перед костром заставлял девушку согласиться на все, и его сердце сдалось. Существо, подобное Белле, не должно жить в страхе.
- Но, отвечая на твой вопрос, не имеет значения, говорил Бог о целибате или нет. Джаспер дал ему обеты, и для него они священны.

- И он нарушил их ради Элис, - мягко сказала Белла. – Надеюсь, он не обвиняет ее из-за этого.
Эдвард покачал головой.
- Элис ни к чему не принуждала его. Он принял решение сам и дал ясно понять, что несет за это полную ответственность. Но это все еще угнетает его. В соответствии с его верой, Джаспер не может быть прощен, пока не искупит свой грех и не вернется к своей пастве.
- Ты думаешь, он может стать протестантом? Элис была такой, пока королева Мэри не заставила ее переменить веру. Элис может рассказать Джасперу о ней.
- Нет, не думаю. Он не переменит веру только потому, что другие не разрешают ему делать то, что он хочет. Джаспер не протестант в сердце, скорее сбившийся с пути католик, и чувствует вину за то, что вынужден присоединиться к общине протестантов.
- Мы сможем навестить их? – спросила Белла.
Эдвард заколебался.

- Не могу сказать, Белла. Возможно, как-нибудь, но ты же знаешь, что королеве не понравится, если мы посетим отлученного от церкви священника. И Элис, оскандалившуюся женщину из ее собственного окружения. Все знают, что ее помолвка была аннулирована до свадьбы из-за прелюбодеяния. И это так же сильно волнует церковь.
- Я скучаю по ней, - призналась Белла. – Энн дружелюбна, но она… Ну, она не Элис.
Эдвард ничего не сказал. Он обнял Беллу, предлагая ей единственное успокоение, на которое был способен.
- Ваша светлость?
Белла услышала голос, который не слышала уже год, с момента рождения Уорда.
- Розали?
Шелки находилась в мансарде, разбирая груды одежды, оставшейся от семьи Эдварда. Слишком старой, чтобы ее можно было перешить, но слишком хорошей, чтобы ее можно было выбросить. И наряды просто сваливали в сундуки. Белла разбирала ее, чтобы определить – можно ли отдать что-нибудь бедным людям в деревне, но большинство тканей, из которой она была сшита, не подходили для этого.
Девушка отряхнула пыльные руки и встала, поворачиваясь лицом к Розали. Та склонилась в низком поклоне. Белла приподняла ее и тихо сказала:
- Ты не должна быть со мной настолько формальной, Розали. Зови меня «Белла» или «сестра», что больше понравится.

- Но я не хочу недостойно вести себя, - заявила Розали. – Белла, я должна сказать тебе… я… я ошибалась. – Ее голос был тихим, и она не сводила взгляда с пола, пока говорила.
- Все забыто, - бросила Белла. – И я тоже прошу прощения. Я вышла из себя в день нашей встречи и всегда жалела об этом.
Розали покачала головой и неясно отмахнулась. Белла услышала тихий всхлип. Плечи Розали начали трястись. Шелки привлекла ее в свои объятия, и та зарыдала. Белла ласково гладила Розали по спине и успокаивающе шептала ей на ухо.
Жена Эммета вырвалась из ее объятий и убежала из мансарды, стуча каблуками по ступенькам лестницы.
Белла проследила, как та бежит, и задумалась – а что теперь ей делать? Она вздохнула. Люди всегда такие странные со своими взрывными эмоциями. Белла подумала, что, возможно, отдает должное их подавлению.
- Но это нездорово.
В мансарду вошла Энн, неся большую пустую корзину.
- Что с виконтессой, которая чуть не сбила меня на лестнице?
- Ох, - вздохнула Белла.

Энн подумала и пожала плечами, а затем подняла с пола груду одежды, которую отложила Белла.
Шелки задумалась, говорила ли Розали с Эмметом, или она пришла в детскую, чтобы увидеть свою дочь. Сейчас Эллен, наверное, гуляла с ними после сна. А вчера Маргарет назвала Беллу «мамой», как и Уорд, и сердце Беллы болело, когда она поправляла девочку.
Что бы ни взорвало сердце Розали, Белла надеялась, что она сможет это перенести. Человеческая жизнь слишком коротка, чтобы проводить ее в страданиях и сожалениях.
Энн мурлыкала гимн, складывая и встряхивая одежду.
- Энн?
- Да?
- А Эммет… Эммет все еще член вашей конгрегации?
Энн улыбнулась.
- Вы можете узнать сами, если присоединитесь.
Белла с упреком посмотрела на нее.
- Ты знаешь, что это невозможно.
- Полагаю, нет, раз ваш собственный капеллан возглавляет местный церковный суд.
Белла раскрыла рот.

- Что?
- Вы не знали? Его назначил лично Гардинер.
Белла покачала головой. Церковный суд, здесь? Тошнота подступила к ее горлу, сердце заколотилось со страшной силой.
- Энн, ты сможешь закончить здесь? – спросила она, показывая на открытые сундуки.
- Конечно, Белла. Вам плохо?
- Я просто… - пролепетала девушка и тяжело осела на старый деревянный стул. В ее ушах звучал колокол. Белла дышала настолько тяжело, как ей позволяло тело и одежда.
Энн приложила к лицу шелки мокрый платок. Белла даже не осознавала этого, пока не ощутила влажную ткань.
- Вы слишком боитесь, - мягко сказала Энн. – Белла, если бы вы только могли поверить в Бога…
Жена Эдварда отшвырнула платок со вспотевшего лба.
- Видите, Белла? Они могут причинить боль вашему телу, но не могут добраться до вашей души. Они не могут отобрать у вас самое важное.
- Единственное, что имеет для меня значение – это моя семья, - бросила Белла. – И они могут отобрать ее несколькими словами.
- Вы встретитесь с ними на небесах, - возразила Энн. – Там не будет слез…
Белла положила руку на плечо Энн.

- Я хочу быть с ними здесь. Я хочу видеть, как растут мои дети.
При упоминании о детях Энн вздрогнула, и на ее ресницах задрожали слезы.
- Я знаю, что еще увижу их. Я знаю это.
Они молча обняли друг друга в пыльном помещении.
На следующий день Эдвард нашел Беллу в детской, играющей с детьми. Шелки, бросив взгляд на лицо мужа, нарочито спокойным голосом сказала им продолжать играть с Эллен, пока она поговорит с их папой.
Белла закрыла дверь их спальни и прислонилась к ней. Ее внутренности похолодели.
- Элис и Джаспер? – спросила она, сама удивляясь тому, как спокойно звучит ее голос.
- Нет, Белла, не Элис и Джаспер, - ответил Эдвард и взял жену за руку. – Это Энн, Белла. Ее арестовали за еретичество.

Исторические заметки:

- Мальчики-у-вертела – это маленькие мальчики, которые сидели у огня и поворачивали вертел во время жарки мяса, чтобы оно поджаривалось равномерно. Это одна из самых низких должностей в замке лорда, но потенциал для продвижения вверх с ростом мальчика оставался всегда. В некоторых домах для этой цели использовали собак, которые бегали в колесе, и работа мальчиков заключалась в том, чтобы заставлять собаку бегать.



Автор: Lissa-Bryan
Перевод: amberit
Бета: LanaLuna11

Наш ФОРУМ, где мы всегда вас ждем