Название: Подходящее время

Категория: Переводы. Сумеречная Сага
Обложка: 57
Бета: -
Жанр: романтика / драма
Рейтинг: М (16+)
Пейринг: Белла, Эдвард
Саммари: Продавленный чужой диван, кинофильмы восьмидесятых и новый любовный интерес – всё, что нужно Белле Свон, чтобы встретить Новый год. АН.

---

26 декабря 2018 года

О боже, в квартире моего брата мёртвый парень.

По крайней мере, я думаю, что он мёртвый. С того места, где я стою (у входа в гостиную), парень выглядит вполне себе мёртвым. Лежит ничком на потрёпанном синем диване Джаспера. Его бледная кожа, освещённая проникающими сквозь жалюзи лучами утреннего солнца, практически ослепляет меня. На спине у парня есть тату, кельтское древо жизни – зрелище, от которого мои девичьи части слегка увлажняются. Мне вообще по жизни сносит крышу от татуировок. На нём джинсы с низким поясом, и из-под их потёртой ткани выглядывает краешек нижнего белья.

Приветик, бо́ксеры.

Ладно, может, это и не боксеры, но я воображаю, что это они. Боксеры горячо смотрятся на мужчинах. То, как их тонкий хлопок обтягивает все нужные места…

Но я отвлеклась.

Вернёмся к горячему мёртвому парню.

На диване моего брата.

Моё лицо слегка потеет. Может, из-за того, что в разгар декабря на улице всё ещё плюс двадцать [п.п.: по Цельсию], а в комнате, судя по цифрам на кондиционере, и вовсе двадцать один. Может, из-за того, что на мне поверх футболки надета ещё и кофта, а на ногах угги (которые с октября по апрель обязаны носить все приличные девушки). Может, виноват обжигающе-горячий пряный тыквенный латте [п.п.: смесь кофе, горячего молока и тыквенного пюре с пряностями плюс шапочка взбитых сливок сверху], который я залила в себя, подъезжая к дому Джаспера.

А может, из-за того, что у него на диване мёртвый парень.

Я двигаюсь вперёд, глядя на него поверх гигантской картонной коробки, которую держу в руках. Я принесла её, чтобы убрать туда все рождественские украшения. Если бы не я, то у Джаспера в доме вообще не было никакого праздничного духа. Ни ёлки, ни гирлянд. Ни снежных шаров. Ни одной фигурки Санты. Ни одного пластикового оленя, какающего шоколадными драже. Ещё в октябре я специально заехала к нему домой, чтобы поставить ёлку и повесить чулки для подарков. Джаспер, разумеется, считал безумием так рано украшать дом к Рождеству – но я так не считала. Я люблю Рождество, вот и всё.

Кстати, о праздничных украшениях: плечи мёртвого парня обвивает сверкающая серебристая гирлянда. Я кидаю пустую коробку на пол и тыкаю одним из своих ухоженных ноготков в верхнюю часть его спины. Он не двигается. Я тыкаю чуть посильнее и пытаюсь вспомнить основные приёмы реанимации, но затем понимаю, что ни разу в жизни не выполняла их. Я была на лекции по основам сердечно-лёгочной реанимации и работе с дефибриллятором, поскольку эти знания нужны в моей профессии, но моя коллега Анджела всё занятие сплетничала про Эммета из рентгеновской лаборатории, мешая мне сосредоточиться на чём-то ещё, кроме картинок того, как перекатываются мышцы Эма под медицинскими брюками в обтяжку.

Парень издаёт протяжный стон, приглушённый подушкой, к которой прижато его лицо. Моё сердце пускается вскачь, но потом понемногу успокаивается. Он не мёртвый! Живой! Аллилуйя! Я тыкаю его ещё чуть сильней и приподнимаю его руку, свисающую с дивана. Та безвольно падает обратно. Слегка тяну за гирлянду. Парень снова стонет, поворачивает голову в мою сторону и открывает глаза.

А он симпатичный. Для конопатика.

– Привет, рыжик. Как дела, нормально? – спрашиваю я, потому что ведь все рыжеволосые обожают, когда их называют рыжиками.

Это научно доказанный факт.

«Рыжик» звучит почти так же забавно, как «конопатик».

Почти.

Рыжик приподнимается на локте и пытается пальцами пригладить волосы.
– Я тебя знаю?

– Белла Свон. – Я откидываю упавшую мне на глаза каштановую прядь, поднимаю с пола пустую коробку и направляюсь к каминной полке.

Слышу, как за моей спиной скрипит диван.
– Младшая сестрёнка Джаспера?

– Я самая. А ты кто? – Некоторые из снежных шаров опрокинуты. Один разбит, вода из него давно вытекла, и хлопья искусственного снега прилипли к игрушечному деревцу внутри шара. Пытаюсь отскрести их ногтем, но безуспешно.

– Я Эдвард, – говорит он. – Новый сосед Джаспера по квартире. Слушай, давай я тебе помогу.

Эдвард присоединяется ко мне у каминной полки, и мы молча трудимся вместе, плечом к плечу. Несколько раз я ловлю на себе его взгляд, и каждый раз он улыбается. У него ровные белые зубы и чуть заметно изогнутый нос. Я улыбаюсь в ответ, радуясь, что он не мёртвый, потому что он очень симпатичный и я ничуть не против того, как он мне улыбается.

А также потому что быть мёртвым, наверное, полный отстой.

– Ну, и что же вы с Джаспером вчера праздновали? – спрашиваю я.

– Праздновали?

Я указываю на тарелку с горстью чипсов из тортильи и пару пустых мисок из-под [url=https://ru.wikipedia.org/wiki/Сальса_(соус)]сальсы[/url] рядом с ней. Рождественская ель опасно прислонена к стене. Из мусорной корзины торчит несколько пустых смятых банок из-под любимого Джаспером сорта пива.

– Мы праздновали свободу Джаспера.

– Свободу от чего? – Затем до меня доходит. Прикусив губу, я в предвкушении поворачиваюсь к своему новому другу. – Джаспер порвал с Марией?

Расширив глаза, Эдвард кивает.
– Джаспер порвал с Марией.

– Это уж точно стоит отпраздновать, – признаю я, а затем добавляю: – В этом доме пахнет немытой задницей.

Эдвард фыркает.
– И как же пахнет немытая задница?

– Как этот дом, – невозмутимо отвечаю я.

– Ха-ха.

Упаковав все украшения и собрав мусор, я достаю пылесос, веник и чистящее средство с запахом хвои. Удивительно, но Эдвард присоединяется к уборке. Он по-прежнему без рубашки, и я не могу не пялиться на его идеальные грудные мышцы и кубики пресса. Узкая дорожка каштановых волос тянется от пупка к земле обетованной. Я хочу разбить там шатёр и воспеть «Аллилуйя».

– Футболку надень, – ворчу я. – Ты меня отвлекаешь.

– Чем же я отвлекаю тебя? – Усмехнувшись, он прислоняется к кухонной стойке, сложив на груди руки и скрестив ноги в лодыжках. Он босиком. На пальцах ног нет волос (я проверила), а ногти чистые и идеально подстриженные.

Похоже, передо мной единственный в мире парень с сексуальными ступнями, потому что вообще-то ступни – это отвратительно. Просто отвратительно.

– Разве я не отвлекала бы тебя, если бы ходила без футболки?

Эдвард пожимает плечами.
– Не знаю. Сними футболку, тогда и проверим.

Ни секунды не медля, я снимаю свою облегающую футболку и бросаю её на кухонную стойку. Кофту я сняла уже давным-давно.

Глупая улыбка до ушей расплывается на его лице, а глаза не в силах оторваться от моей груди.
– Святое дерьмо.

– Видал, какие? – Я немного покачиваюсь взад-вперёд. – Заполучила этих малышек в шестом классе, и с тех пор они не перестают расти. Думаю, всё из-за гормонов роста, которыми сейчас накачивают птиц на птицефабриках. Хороши, да?

Он снова кивает, всё ещё не сводя глаз с моей груди.
– Спасибо боженьке за птицефабрики.

В ответ я усмехаюсь. Недавно (в «[url=https://ru.wikipedia.org/wiki/Чёрная_пятница_(распродажи)]чёрную пятницу[/url]») мы с Роуз, моей подругой, были на распродаже в «Victoria’s Secret» и купили там себе по комплекту – бюстгальтер и трусики из розового шёлка с черным кружевом по краям. Мне довольно трудно найти подходящий лифчик, обычно чашечки немного тесноваты. Судя по выражению лица Эдварда, он даёт высокую оценку щедрости, проявленной ко мне природой. Почувствовав, что достаточно наглядно проиллюстрировала свои слова, я через голову натягиваю футболку обратно на тело.

А вот теперь потеет Эдвард.

– Ты малость чокнутая, Белла Свон, – говорит он, находит собственную футболку и натягивает её на свое прекрасное, прекрасное тело.

– Да нет, не особо. Просто ещё не совсем протрезвела после вчерашнего. Тоже кое-что отпраздновала.

Эдвард берёт губку и принимается старательно чистить раковину.
– Порвала со своим парнем?

Подпрыгнув, я сажусь на кухонную стойку рядом с ним.
– Ага, вроде того.

– Ох, и тяжкий выпал вечерок у Марии и бывшего Беллы.

– А ты? Ни с кем не встречаешься? – Я слегка толкаю его в бок носком обуви. – Сексуальный, одинокий и не прочь потусоваться? – Я поигрываю бровями как старикан-извращенец.

Эдвард бросает губку в мусорное ведро, моет руки и вытирает их клетчатым полотенце, висящим на ручке духовки.
– А почему ты спрашиваешь? – Игриво улыбаясь, он приподнимает брови.

Я ощущаю, как в груди становится жарко.
– Знаешь, говорят, что лучший способ кого-то забыть – заменить его на…

– Беллз? – От дальнейшего самоуничижения меня спасает хриплый голос Джаспера. – Что ты здесь делаешь?

– Беспощадно флиртует со мной. – Эдвард подмигивает и сваливает прочь, предоставляя мне справляться с братом в одиночку.

И вовсе я не флиртовала с этим парнем. Никогда не была распущенной девушкой. До сегодняшнего дня у меня были пятилетние отношения с Майком Ньютоном. Он был моим первым.

И я думала, что последним.

Ладно, может быть, немного флиртовала. Кому от этого вред? Я просто повеселилась. Никогда раньше не снимала футболку ни перед кем, кроме этого засранца Майка. А теперь, сняв её перед совершенно незнакомым человеком, мне нетрудно будет сделать это и перед своим следующим любовным интересом, верно?

Это вроде как пластырь сорвать. Понимаете? Р-р-раз, и всё.

Джаспер заспанными глазами оглядывает комнату.
– Ты прибралась.

– В точку.

– И сняла все рождественские украшения.

– Снова в точку.

Джаспер щурится.
– Ты никогда их не снимаешь раньше Нового года.

Я пожимаю плечами.
– Думаю, с этого года я поменяю привычки. Скажу «нет» прокрастинации [привычка откладывать дела «на потом», тянуть до последнего].

Несколько секунд Джаспер молчит, после чего вопрошает:
– Беллз, что происходит?

– Я порвала с Майком.

– Так вот почему ты заигрывала с моим соседом по квартире?

– Я не заигрывала с твоим соседом по квартире.

Джаспер прищуривается. Я в отчаянии всплескиваю руками.

– Эй, он же такой красавчик. Конечно, я с ним флиртовала. – Я касаюсь пальцем нижней губы. – А знаешь, во мне внезапно проснулись сестринские чувства. Пожалуй, мне стоит подольше погостить у своего братишки.

– Белла…

Прочистив горло, я продолжаю:
– Кроме шуток. Я должна буду погостить у тебя, братец. Потому что теперь, когда мы с Майком расстались, мне вроде как некуда больше податься. Ты же знаешь, к папе я поехать не могу. Мы друг другу действуем на нервы.

– Как насчёт мамы?

– Я не могу жить вместе с нашей матерью бальзаковского возраста и её последним любовным интересом. Окстись, Джас.

Три года назад мама бросила папу ради другого мужчины – ради парня, который учился со мной в школе.

Если восемнадцатилетнего мальчишку вообще можно называть мужчиной.

Мы стали посмешищем всего городка. Я не могу винить Джаспера за то, что он уехал сразу после окончания школы, пусть даже всего лишь в соседний округ.

– Фил такой мерзкий, Джас. Ты помнишь, как он всегда «случайно» дёргал ручку двери в душ, когда я мылась?

– Да, парень козёл. – Джаспер потирает челюсть, покрытую жёсткой светлой щетиной. – Послушай, Беллз. Можешь ночевать здесь, пока не помиришься с Майком.

Нет ни единого шанса, что я с ним помирюсь, но не могу винить Джаса за то, что он думает иначе. За последние пару лет мы с Майком несколько раз расходились и снова сходились.

– Но штука в том, – продолжает он, – что тебе негде лечь. Тут всего две спальни, и во второй спит Эдвард.

Я открываю было рот, но он жестом меня останавливает.
– И нет, я его не выгоню. Он платит свою часть аренды.

Прижимая руку к груди, я восклицаю:
– Да я бы никогда не предложила этого. Выкинуть бедного мальчика на улицу? Кто способен на такую жестокость?

Джаспер закатывает глаза.

– Ладно уж, Джас. Я согласна поспать на диване. – Я поглядываю на гардеробную около входной двери, прикидывая, поместится ли в ней хотя бы четверть той одежды, которую я побросала в багажник своей машины. Может, и не поместится. Там ещё и на заднем сиденье куча моих вещей.

– И всё-таки, где ты нашёл Эдварда? – Я наклоняюсь под кухонную стойку, ища сковородку. – На местных соревнованиях по кроссфиту [п.п.: система тренировочных упражнений, что-то вроде ОФП или ГТО]? Или в «Craigslist» [п.п.: популярный в США сайт электронных объявлений] объявление разместил: «Ищу горячего соседа по комнате»?

– Вообще-то я действительно познакомился с ним в тренажерном зале университета в первом семестре.

– А, так он с тобою вместе учится. И что он изучает?

– Готовится на медфак.

На этот раз глаза закатываю я.
– И как же я не догадалась.

Заработав небольшую футбольную стипендию, Джаспер тоже изучает «пре-мед» [п.п.: бакалавриат, предшествующий поступлению в медицинскую школу]. К счастью, он не планирует становиться врачом.

Запас продуктов у Джаспера бедноват. В основном всякая «экологически чистая» фигня, да ещё какой-то плохо пахнущий протеиновый порошок. Наконец где-то в тёмных глубинах одного из верхних шкафчиков находится богом забытая пачка смеси для приготовления блинчиков. Так себе находка – с теми, что пекла наша бабушка, не сравнится, но для сельской местности сойдёт.

– Что готовишь?

– Блинчики. – Я поливаю сковородку растительным маслом и включаю горелку. – Сиропа, к сожалению, нет. Хотя я нашла у тебя экологически чистый мёд, на худой конец сгодится и он.

– Эдвард придерживается здорового питания, – объясняет Джаспер.

– Это объясняет его твёрдый пресс и нулевой процент жира.

– Эй, я знаю, как у тебя срывает стоп-кран, когда ты поссоришься с Майком, но я прошу тебя, притормози с Эдвардом.

– Срывает стоп-кран? Понятия не имею, о чём ты.

– Ты принимаешься флиртовать со всем, что движется. Просто напрашиваешься на секс.

– Опять же, понятия не имею, о чём ты.

– Помнишь Тайлера Кроули? Ты продинамила его по полной программе. Бедный ребёнок готов был встать на одно колено и сделать тебе предложение. А через пару дней ты помирилась с Майком.

– Ты же знаешь, весь мой флирт, он только в шутку. – Блинчик пузырится, а когда я его переворачиваю, немного липнет к сковородке.

– Да, но он-то этого не знает.

А кстати, вот и он возвращается.

Его волосы немного потемнели, они влажные и пахнут как райский шампунь, изготовленный руками богов. На нём надеты мягкие потёртые джинсы и серая футболка-хенли. Он по-прежнему босиком, но я не жалуюсь. Если бы ступни вообще были сексуальными, он по праву числился бы королём сексуальных ступней.

Сняв со сковородки последний блинчик, я выключаю плиту и разворачиваюсь лицом к своему новому соседу.

– Прошу прощения за то, что флиртовала, – говорю я ему. – И за то, что демонстрировала тебе свои потрясающие сиськи.

Джаспер роняет на пол челюсть, но я продолжаю:

– Я вела себя бестактно и пошло, за что искренне извиняюсь. Единственная причина, по которой я так поступаю – это моя чрезвычайно низкая самооценка и склонность к самоуничижению. Я притворяюсь самоуверенной и распущенной, но это лишь маска и, если угодно, копинг-стратегия – мой способ справляться с чувством опустошённости после очередной ссоры с парнем, с которым я встречаюсь ещё со школьных времён. Честно-честно, я вовсе не подкатывала к тебе. Не всерьёз.

Дежурная улыбка, с которой он вошёл в комнату, гаснет. Он задумчиво морщит лоб и выглядит так, будто хочет меня о чём-то спросить. Затем переводит взгляд на Джаспера, словно впервые заметил его присутствие.

– Что готовишь? – Эдвард кивает на стопку блинчиков с пылу с жару. Я знаю – это не то, о чём он собирался меня спросить, но он спрашивает только об этом.

– О, это блинчики. Экологически чистые. – Я делаю шаг влево, прикрывая своим торсом стоящий за моей спиной пакет с блинной смесью.

– Экологически чистые блинчики?

– Да. Сделаны из... пшеницы? Ага, из пшеницы. Я сама её вырастила. Собрала, смолола, добавила тростниковый сахар. Тростник растёт на заднем дворе. Утром подоила старушку Бесси, чтобы добавить в это тесто молока. Опять же утром, ещё до первых петухов, собрала в курятнике яйца. О, и этот кусочек масла, что лежит сверху… масло, разумеется, сбито вручную. Приятного аппетита.

~ TRT ~

27 декабря 2018 года

Проснувшись на продавленном диване Джаспера, я дожидаюсь своей очереди в душ, готовлю завтрак с высоким содержанием холестерина, углеводов и насыщенных жиров и наконец встречаюсь со своей подругой Вики у фитнес-центра.

Мы открываем стеклянные двери, и нам в лицо бьёт прохладный кондиционированный воздух и запах потных тел.
– Это ошибка, – говорю я.

– Ужасная ошибка, – соглашается она.

– Почему мы год за годом подвергаем себя этому унижению?

– Наверное, потому что нас не покидает желание стать стройными и красивыми, – предполагает она.

– Чёртовы социальные стереотипы.

Вики согласно хмыкает, но мы продолжаем идти вперёд. Находим кабинет администратора и осторожно заглядываем внутрь. Живая дышащая кукла Кена встречает нас радостным взглядом и практически перепрыгивает через стол, чтобы поприветствовать.

– Дамы! Вы готовы на решительные перемены в новом году?

Вики энергично кивает. Я пожимаю плечами и говорю:
– Она готова. Я здесь, чтобы мне выдали бесплатную футболку.

Улыбка Кена блекнет. Вики пихает меня локтем.
– Она шутит. Да, мы готовы стать стройными и красивыми.

– Вы уже красивые. – У ублюдка хватает наглости одобрительно нам подмигнуть.

– Но не стройные, – говорю я. – Ты только что ясно дал понять, что мы не стройные.

Кен по-рыбьи открывает и закрывает рот.

– Шучу, – говорю я. – Это шутка. – Но я не шучу. Такие случайные проговорки ранят. – Так ты нам дашь бесплатную футболку или как?

Шесть часов спустя мы с Вики заходим в продуктовый магазин и затариваемся смесями для приготовления салатов. Кончится тем, что они простоят в холодильнике, пока не испортятся и не превратятся в тухлое месиво – раньше, чем кто-либо из нас их съест. Дома мы усаживаемся на мою новую кровать (она же – диван Джаспера), набиваем желудки чипсами с сальсой, после чего достаем из холодильника пинту вишневого мороженого [п.п.: Пинта – ёмкость объёмом около 0,5 л, в которую вмещается примерно 0,4 кг мороженого]. На наших щеках – дорожки от слёз. Мы празднуем последние деньки обжорства, поглощая рождественские фильмы и простые углеводы.

– Долбаная сентиментальная фигня, – всхлипывает Вики и добавляет: – Как всегда на канале «Хэллмарк» [п.п.: платный канал семейно и христиански ориентированного телевидения с традиционно богатым потоком показов, посвящённых рождественским и новогодним праздникам]. Красавчик-принц на экране увозит в прекрасное далёко бедную девушку, хозяйку почти разорившейся семейной пекарни. Принц увозит её, чтобы лелеять и холить до конца её дней в Изобилии, Дженовии или ещё какой-нибудь воображаемой стране с окончанием на «-ия».

– Думаешь, это всё из-за того, что мы не высокие? Или не блондинки? Или не тощие? – Я стираю с щеки слезу. – Потому что мы ведь тоже, как она, прекрасные и бедные, если верить нашему новому фитнес-тренеру и цифрам наших банковских счетов.

– Нам нужно покрасить волосы, – заявляет Вики, когда по экрану бегут финальные титры.

Природа одарила Вики превосходными рыжими волосами такого оттенка, какого не достичь ни в одном салоне красоты. Сколько я её знаю, она их практически не подстригает, только слегка подравнивает. И поскольку знаю я её давно, то сейчас они крупными волнами покрывают всю её спину.

– Не вздумай. – Я кручу в пальцах одну из своих каштановых прядей. – У тебя и так потрясающие волосы. А вот мои…

Спустя два часа я стою перед зеркалом в ванной уже не брюнеткой, а роскошной блондинкой.

– Святое дерьмо, – говорю я.

– Святое дерьмо, – соглашается Вики.

– Святое дерьмо, – произносит хриплый мужской голос.

От неожиданности мы с Вики хором взвизгиваем. Из зеркала на меня смотрит отражение Эдварда. Не оборачиваясь, я пихаю его локтем в грудь.

– Предупреждать надо девушку, прежде чем подкрадываться.

Я представляю Эдварда Вики, и он присоединяется к нам на продавленном диване. Я стаскиваю с диванной спинки плед бабушки Свон и накрываю им нас всех.

– Ещё один рождественский фильм от «Хэллмарк»? – спрашивает Вики.

– Нет уж. Время для «Шестнадцати свечей» [п.п.: Романтическая комедия про подростков (1983)].

Эдвард крадёт у меня из рук ложку с мороженым в тот момент, когда я подношу её ко рту. Поигрывая бровями, он смыкает вокруг блестящей ложки эти свои сладкие губы, облизывает её и снова опускает в коробку. Зачерпнув ещё одну порцию сладкого наслаждения, он предлагает его мне. Я послушно раздвигаю губы, чтобы принять то, что он мне даёт, и глотаю, как хорошая девочка (которой я и являюсь).

Это офигенно горячо.

Он улыбается, видя восторг у меня на лице.
– Я позволю себе предположить, что тебе нравятся фильмы восьмидесятых. Это так?

– Ага. Когда я была ребёнком, мы с мамой в дождливые дни укутывались вот в этот самый плед и смотрели фильмы её детства.

– Звучит мило.

– Так и было. Пока она не связалась с парнем, которого я позвала на школьный выпускной, и не превратилась в легендарную шлюху нашего городка.

Вики давится мороженым. Откашлявшись, она встаёт.
– Лады, и вот на этой радостной ноте позвольте мне вас покинуть. – Она тянется за своей толстовкой. – Звякни мне завтра, Беллз.

Вики целует меня в щёку и выходит на холод (на улице наконец-то похолодало). Я вытягиваюсь под пледом, и утыкаюсь в ногу Эдварда голыми пальцами своих ног. Собираюсь подтянуть колени к груди, чтобы дать ему пространство, но он останавливает меня, нежно обнимая за лодыжку и кладя мои ступни себе на колени. Большим пальцем он глубоко и тщательно массирует мне ступню. От неожиданности я испускаю стон, и он в ответ массирует ещё сильней и глубже. Я тут же предлагаю ему свою вторую ногу, и он усмехается. Его прикосновения стирают из моей головы все мысли о матери. Идут вступительные титры к фильму, и нежные, но сильные поглаживания его большого пальца в конце концов усыпляет меня.

~ TRT ~

28 декабря 2018 года

Следующим утром на том клочке сухой травы, который мой брат именует газоном, обнаруживается Майк Ньютон. Он стоит, держа над головой нечто похожее на старый отцовский бумбокс. Из динамиков льётся знакомая старая мелодия.

Сонно протирая глаза, Эдвард присоединяется ко мне у окна. Вчера вечером мы так и уснули вместе на диване – мои ступни у него на коленях. Когда сегодня утром я вставала, то задела ступнёй его мощный утренний стояк. Моё прикосновение исторгло из глубин его груди сонный сексуальный стон, но он не проснулся.

Эдвард смотрит в окно.
– Кто это и какого черта он тут делает?

– Это Майк, мой бывший. И он безуспешно пытается воссоздать кульминационную сцену между Ллойдом и Дианой [п.п.: герои фильма «Скажи что-нибудь» (1989), ещё одной романтической ленты про подростков].

– Что ещё за Ллойд и Диана?

– Герои фильма восьмидесятых, одного из моих любимых, – объясняю я и разочарованно вздыхаю. – Было б романтично, если бы вместо «Love Will Conquer All» [п.п.: песня 1986 года] играла «In Your Eyes» [п.п.:«нужная» песня из фильма], но выбрать абсолютно не ту песню – это так типично для Майка.

– Может, у него с ней связано что-то личное?

– Нет, он просто невежественный олух.

Мы стоим и молча наблюдаем за ним ещё несколько секунд.

– Ты планируешь в ближайшее время положить конец его страданиям?

– Нет, пока его руки не устанут и он не сможет больше держать свой бумбокс.

Должно быть, песня стоит на повторе. Она играет ещё дважды, прежде чем руки Майка наконец устают. Он ставит бумбокс на капот своей машины и впивается взглядом в окно. Через стекло ему отлично видно, что мы на него смотрим.

– Думаю, мне лучше отвести его на задний двор и пристрелить там.

Эдвард изгибает бровь.
– Что ты сказала?

– Я сказала, думаю, мне лучше выйти и поговорить с ним.

– Хочешь, я пойду с тобой?

Вместо ответа я качаю головой.

Я выхожу на улицу и пересекаю газон. Раздражённое выражение на лице Майка сменяется на понимающую ухмылку. На мне всё ещё толстовка и трикотажные хлопчатобумажные шортики, в которых я спала. Холодный воздух посылает по коже мурашки. Обхватив себя руками, я медленно, словно раненый пес, подхожу к Майку.

– Неплохо выглядишь, Беллз. – Его взгляд скользит по моему телу, останавливаясь на недавно осветлённых волосах. – Ты мне нравишься блондинкой.

На заметку: срочно вернуть волосам невыразительный коричневый цвет.

– Чего ты хочешь, Майк?

– Ты знаешь, чего я хочу, детка. Я хочу тебя. – Он кладёт мне на щеку ладонь и поглаживает по челюсти. Прикосновение большого пальца к щеке нежное, но остальные пальцы под челюстью напрягаются, когда я пытаюсь отстраниться.

– Прекрати, Майк. Держи свои руки при себе. Джаспер дома.

– Твой брат – трусливый засранец, мне до него нет дела.

Майк и Джаспер никогда не ладили. После того как Джаспер получил аттестат и уехал в колледж, в школе его помнили ещё долго. Три года спустя Майк занял место Джаспера в школьной футбольной команде, однако и близко не смог заменить его там.

Джаспер был капитаном три года подряд, и всё это время команда побеждала в чемпионате штата.

Майку такое не по зубам.

Но всё же Майк был популярным парнем – симпатичный, из состоятельной семьи. Иногда мне кажется, что он выбрал меня из всех девчонок нашей школы по одной-единственной причине – из-за моего брата. Джаспер был популярным, вот и я стала популярной – по ассоциации с братом.

Вокруг Майка всегда вертелись красивые девушки. Умные. Стройные. Те, чьи семьи не имели такой плохой репутации, как наша.

И всё же он предпочёл им меня.

Но сейчас я уверена, что он выбрал меня из-за Джаспера – из-за того, что я была ближе всего к «легенде школы». Что-то вроде попытки примазаться к его славе за мой счёт.

Но мы окончили школу три года назад.

Пора повзрослеть и двигаться дальше.

По выражению моего лица Майк догадывается, что до меня кое-что дошло, поэтому он слегка ослабляет хватку и снова гладит меня по щеке.
– Мы можем помириться.

– Я так не думаю.

– Мы всегда миримся.

Я качаю головой.
– Уже нет.

В его глазах вспыхивает злость.
– Это ты начала спорить. Сама виновата.

– Ты делаешь мне больно, – шепчу я. – Снова.

Недовольство на его лице сменяется отчаянием.
– Пожалуйста, Белла. Я исправлюсь. Это не повторится. Ты же знаешь, я тебя люблю. Никто никогда не полюбит тебя так, как я.

Устав слушать эту заезженную пластинку, я делаю попытку уйти, но он притягивает меня к себе. Его глаза темнеют, злые и голодные. Страх тонкой струйкой вливается мне в вены. Я толкаю его ладонями в грудь, но он не трогается с места и пытается повернуть моё лицо к своему. К моему горлу подступает желчь.

– Эй, эй! – кричит кто-то.

При звуке громкого мужского голоса хватка Майка немного слабеет. Этого достаточно, чтобы я смогла вырваться. Не успеваю я понять, что происходит, как мимо меня проносится Эдвард. Его кулак летит вперёд и сталкивается с челюстью Майка. Майк падает на задницу, одной рукой хватаясь за пострадавшую челюсть, а другой упираясь в землю, чтобы не грохнуться на неё всем телом. Эдвард нависает над ним. Майк по-крабьи отползает назад.

– Ты больше не притронешься к ней, ты меня слышал?!

Конечно, он слышал. Весь район слышал. Любопытная соседка высовывает голову на крыльцо. Мистер Смит из соседнего дома застывает рядом со своим пикапом и пялится на нас, прижимая к груди пакет с продуктами.

Хватаясь для устойчивости за автомобильную ручку, Майк с трудом встаёт на ноги, садится за руль и сдаёт назад по подъездной дорожке. Бумбокс его папочки соскакивает с капота на землю и разбивается о бетон. Я жду, что он немедленно смоется как трус (которым он и является), но прежде чем свалить, он опускает окно с пассажирской стороны и кричит:
– Я всё равно бросил эту жирную суку!

Вместо горячих слёз обиды, текущих по щекам, я чувствую лишь онемение стыда. Эдвард, всё ещё босиком, бежит за ним по подъездной дорожке. Майк скрывается вдали, оставив после себя лишь облако выхлопных газов. Эдвард возвращается туда, где я сижу на земле. Он протягивает мне руку, но я, игнорируя её, встаю сама, отряхиваю шорты сзади и возвращаюсь в дом.

– Не слушай его, Белла, – говорит Эдвард. Его голос звучит достаточно сердито, чтобы заставить меня остановиться. – С тобою всё в порядке. В отличие от него.

Я открываю рот, но мне впервые в жизни нечего сказать.

~ TRT ~

29 и 30 декабря 2018 года

Следующие два дня я заставляю себя доползти до работы, а покончив с ней, валяюсь на диванчике в крошечной квартирке Вики.

Что-то полюбила я диваны.

Джаспер пару раз звонит, чтобы узнать, как у меня дела, но не упоминает Майка, из чего я делаю вывод, что Эдвард не рассказал ему о случившемся. Иначе у Майка пострадала бы не только челюсть.

Мысль об Эдварде, прикрывающем меня, пока я прячу от всех свой стыд, согревает моё холодное мёртвое сердце.

~ TRT ~

31 декабря 2018 года

После двух дней избегания Эдварда и Джаспера и сбрасывания звонков Майка я, завершая рабочий день, решаю, что пора возвращаться на уютный, пусть и продавленный, диван Джаспера.

Фонарь на крыльце его дома горит, гостиная освещена знакомым приглушённым тёплым светом торшера, но в остальном дом выглядит подозрительно пустым. Пикап Джаспера отсутствует, но добропорядочный семейный седан Эдварда припаркован сбоку покрытой слякотью подъездной дорожки. Интересно, гадаю я, дома ли он?

Один ли он там?

Или где-то рядом с ним мой брат?

А ещё – когда я увижу Эдварда, станет ли мне снова стыдно за то, что произошло между мной и Майком, или это чувство полностью исчезнет? В любом случае, я не могу избегать Эдварда вечно.

Дверь в дом не заперта, поэтому я вхожу внутрь.

И сразу замираю как вкопанная.

В гостиной висит парочка разрозненных дешевых новогодних украшений. Плакат с надписью «2019 год». Воздушные шары – белые, серебристые и золотые. Бросив сумку на диван, я направляюсь к кухонной стойке. Там грустит в одиночестве шляпа для вечеринок, умоляя о том, чтобы кто-нибудь её надел. Что я и делаю. Беру пищалку и принимаюсь в неё дуть. Она издаёт звук, громкости которого хватит, чтобы разбудить мёртвых.

– Тут что, самая печальная новогодняя вечеринка в мире? – кричу я, потому что знаю, что он где-то здесь. Я чувствую запах его шампуня.

Из коридора, ведущего к его комнате, доносится смешок.
– Я думал, ты оценишь мои усилия, учитывая твою любовь к праздникам и украшениям.

– Ты сделал это всё для меня? – восклицаю я. – Как ты узнал, что я вернусь сегодня вечером?

– Я не знал. Решил рискнуть.

Улыбаясь, я кладу пищалку обратно на стойку, захожу в коридор и иду в направлении его комнаты.

Большая ошибка.

Святые ахиллы и коленные сухожилия, да у него не только ступни сексуальные.

Он стоит ко мне спиной в одном лишь низко повязанном на бёдрах полотенце, под которое убегают рельефные спинные мышцы, и роется в комоде, по-видимому, в поисках носков или трусов.

Пожалуйста, не надо ничего этого. Грех скрывать такую красоту.

Он замечает отражение моего лица с отвисшей челюстью в зеркале комода, и его щёки приобретают очаровательный розовый цвет. Пробормотав извинения, я выхожу в коридор и возвращаюсь к кухонной стойке.

Между ног у меня покалывает. Ощущение желания, давно забытого. Забытого с тех самых пор, как Майк почти год назад начал распускать руки.

Не нахожу ничего сексуально возбуждающего в склонности мужчины к насилию.

– Прости, что так вышло. – Входит Эдвард, свежепричёсанный и прилично одетый. Он указывает на мои медицинские брюки и склоняет голову набок. – Не знал, что ты медик.

Смена темы помогает избавиться от неловкости, возникшей несколько минут назад.
– Да, я работаю помощником физиотерапевта.

– А почему ты выбрала именно это направление работы?

– Когда я была маленькой, бабушка перенесла односторонний инсульт. Она не могла поднять стакан с водой своей слабой рукой. Не могла почистить зубы. Не могла без посторонней помощи пересесть с кресла-коляски на унитаз. Я помню, как персонал реабилитационного отделения помогал ей снова научиться всему этому. Их самоотверженность вдохновила меня. Это и стало толчком. А ты? Почему тебе захотелось стать врачом?

Эдвард опускает глаза к кухонной стойке, затем поднимает взгляд и смотрит мне в глаза.
– У меня была сестра. Умерла, когда ей было шесть лет. Лейкемия.

– Боже мой, Эдвард. Мне так жаль. – Моя ладонь ложится поверх его ладони, и я сжимаю его пальцы. Он смотрит на наши соединённые руки до тех пор, пока я не начинаю убирать свою. Но он останавливает меня – берёт мою кисть и рисует круги у меня на ладони. Всё теми же глубокими чувственными поглаживаниями большого пальца.

Боженька милосердный.

– Хочешь пить? – Он меняет тему так внезапно, что я теряю нить происходящего. – Я положил шампанское охлаждаться.

Шампанское? Охлаждаться? О чём это он?

Я действую в своём обычном стиле – использую юмор как костыль:
– А разве это вписывается в твою строгую диету?

Он улыбается мне дразнящей улыбкой, и его взгляд устремляется к моим губам. Прежде чем я успеваю понять, что он делает, он наклоняется вперёд, прижимается губами к моему рту и поглощает мой удивлённый вздох. Это не настоящий полноценный поцелуй – лишь лёгкое касание губами. Обещание чего-то бо́льшего, когда и если я буду к этому готова.

А затем всё заканчивается.

Хлопнув пробкой от шампанского, Эдвард наполняет бокал и с улыбкой подносит его к моим губам. Нерешительно я делаю глоток. Пузырьки ударяют в нос. Он отнимает бокал от моих губ, но я останавливаю его и пью до дна.

Затем тянусь за бутылкой.

Пью прямо из неё.

Наблюдая за мной с удивлённой усмешкой, он опирается на стойку и играет кончиками моих недавно осветлённых волос.

– Мне нравится оттенок «тёмный шоколад», но «блонд» тоже хорош.

– Вот и Майку понравился «блонд».

Эдвард прикрывает глаза.
– Пожалуй, тебе стоит вернуться к прежнему цвету.

Смеясь, я вытираю губы тыльной стороной ладони и отставляю бутылку в сторону.
– Ревнуешь к Майку?

Жду, что вот сейчас он возьмёт и улыбнётся, но его лицо остаётся серьёзным.
– Только тебя.

Ух ты, вот же чёрт.

– Да ладно. – Пытаюсь усмехнуться, но получается не очень. – Я же не в твоём вкусе.

– Откуда тебе знать мои вкусы? Мы знакомы-то всего ничего.

Хмыкнув, я говорю:
– Сомневаюсь, что твой тип – стеснительная помощница физиотерапевта с лишним весом.

Эдвард медленно обходит кухонную стойку, обнимает меня за плечи и прижимает к себе. Удивлённая, я издаю тихий писк.

– Все чего-то немного стесняются. Роста, веса. Того, как ходят или говорят. – Его глаза бродят по моему лицу. – А насчёт твоего тела… Знаешь что? Твоё тело охренительно божественно.

Святое дерьмо, опять это покалывание.

– Эдвард…

Он проводит носом вдоль моей челюсти, осыпая мою шею лёгкими как пёрышко нежными поцелуями, и шепчет мне на ухо:
– Однажды, когда ты будешь готова, я покажу тебе, насколько оно божественно. Я хочу поклоняться алтарю твоего тела. Показать тебе, как мужчина на самом деле должен обращаться с женщиной.

Его длинные пальцы двигаются по моей спине всё ниже и ниже, под пояс моих брюк. На мгновение я напрягаюсь от незнакомого прикосновения – не Майка, а кого-то другого. Стремясь предвосхитить мою реакцию, он замедляет движение, внимательно следит за выражением моего лица, ищет в нём любой проблеск сомнения – и не находит.

Когда его губы касаются моих во второй раз, мои глаза широко распахнуты. Его рука скользит мне в трусики, и у меня перехватывает дыхание. Он охватывает пальцами мою голую попу и слегка сжимает её. Наши языки встречаются, и остатки моей нерешительности тают. Мы обмениваемся жаркими поцелуями, не спеша изучая, что́ нравится другому.

Я на мгновенье замираю, впервые замечая, что гостиную наполняет негромкая музыка из беспроводного динамика. Тихим фоном играет «In Your Eyes». Должно быть, Эдвард почувствовал мою реакцию. Он прикасается лбом к моему лбу, и улыбка трогает его губы.

– Прости. Возможно, я тороплю события. – Его голос тих, нежен и… неуверен? – Это слишком рано?

Я перебираю шелковистые пряди его волос у воротничка рубашки и медленно покачиваюсь в такт песне. Часы в гостиной бьют двенадцать раз. Я целую его в губы. Впервые в жизни я с нетерпением смотрю в новогоднее будущее.

– Нет, не слишком. Самое подходящее время.