Эдвард сидел напротив меня в белом плетеном шезлонге, уперев локти в колени. Он проследил за капелькой конденсата на своем стакане с лимонадом, а затем застенчиво посмотрел на меня сквозь опущенные ресницы.

Миссис Каллен покинула нас, наполнив стаканы. Что-то в их огромном доме требовало ее внимания. Конечно, это лишь вежливый способ оставить нас с Эдвардом наедине. Но наедине мы, конечно, не остались. Чей-то внимательный взгляд наблюдал за нами из высоких окон дома. Скорее всего миссис Каллен. В конце концов, я ведь незамужняя.

Эдвард провел пальцем по краю стакана, прежде чем поднять его и сделать глоток. Мои глаза следили за каждым его движением. То, как высокий стакан коснулся его рта, а подслащенная мутная жидкость прошла между его губ… все это так завораживало. Теперь, когда я оказалась рядом с ним, не знала, с чего начать. Все те вещи, о которых я думала, казались мне такими несерьезными.

Я подняла глаза, решив начать с извинений, но обнаружила, что меня так же пристально изучают. Это поразило меня.

Какой-то восхитительный трепет пробежал по всему телу. Я не знала, что он значит. Это чувство, словно тебя тошнит и при этом ты паришь в облаках, как птица в кобальтовом небе над нами.

Медленная улыбка расплылась по лицу Эдварда, пока он продолжал пристально смотреть мне в глаза. Связь, которую я чувствовала во время наших встреч, росла внутри маленьким коконом. Тепло, которое я чувствовала было неизведанным. Я еще так мало о нем знала…

Нужно было что-нибудь сказать. Что угодно. Поэтому я выпалила первое, что пришло в голову.

— Ты читал что-нибудь из творчества Марка Твена?

Эдвард опустил стакан, изобразив довольную улыбку.

— Да… Да, сейчас читаю. «Принц и нищий».

Порадовавшись, что смогла задать правильный вопрос, я продолжила расспрашивать о книге. Беседа расслабила нас и утекла в безопасное русло. Эдвард, в свою очередь, тоже расспрашивал меня о жизни. Я начала с кратких ответов, но он задавал все больше вопросов, желая знать подробности. Например, какой вид открывается из окна моей спальни, или цвет чернил, которыми я пишу письма. Что мне нравится больше для утренних тостов: абрикосовое варенье или масло? Какой я пью чай?

Все мелочи, возможно, глупые для большинства, но по его выражению лица я видела, что для него это многое значит. Я смогла заинтересовать его. Ободренная, продолжала рассказывать о своей жизни, пока разговор не перешел на мои планы с тетей. Пелена меланхолии опустилась на лицо Эдварда, и я замолчала.

Каллен молча откинулся на спину с удрученным видом. Я чувствовала себя ответственной, ведь именно мои слова сделали его несчастным.

Обдумывая эту ситуацию, мне пришла в голову неожиданная мысль. Следующий вопрос заставил меня нервничать, сейчас он был наиболее жгучим.

— Эдвард… ты когда-нибудь покидал это место?

— Иногда… но не далеко, — ответил он тихим голосом, с отвращением глядя на опустевший стакан.

— Я никогда не видела тебя в городе… — прокомментировала я, но замолчала. Эдвард еще больше ушел в себя.

Депрессивное напряжение его тела доходило даже на меня. Я протянула руку, чтобы коснуться его, но Каллен отпрянул назад.

— Пожалуйста, не трогай меня!

Вспомнив о его особенности, я тоже откинулась на спинку кресла и сложила руки на коленях.

— Прости. Я не хотела показаться грубой. Мне жаль, — извинилась я, обеспокоенная тем, что расстроила Эдварда. Теперь меня прогонят и никогда не пригласят.

— Нет… нет, не надо, — попросил он, качая головой. В зеленых глазах было столько грусти. — Мы не можем касаться. Я не могу прикоснуться к тебе. Причиню боль… а я этого вынести не смогу.

— Как? — спросила я, желая знать правду.

Эдвард глубоко вздохнул и снова посмотрел на меня. Мне хотелось показать искренность своих намерений. Он пожал плечами и аккуратно поднялся с шезлонга, приглашая меня следовать за ним. Я встала и с покорным видом пошла за высокой фигурой в большую часть сада. Мы направлялись к маленькому стеклянному зданию.

Эдвард молчал, и его широкие шаги заставляли меня практически бежать, что было вызовом для моих юбок. Добравшись до строения, которое выглядело так, словно изнутри набито листьями, Каллен отпер дверь.

Хотелось ободряюще прикоснуться к нему, утешить. Мне было больно видеть, как его переполняет ненависть к самому себе.

— Эдвард?

— Иди внутрь, — приказал он тихим голосом, махнув в сторону открытой двери.

Я не стала давить, сделала так, как он просил, и шагнула через деревянную раму в теплую комнату.

Вдоль каждой стеклянной стены стояли длинные столы, уставленные растениями, цветами и фруктами, которые я никогда раньше не видела. Медленно прошла по дорожке между столиками, чтобы получше все рассмотреть. У одного из растений были уникальные лепестки, расходившиеся в стороны. Они были похожи на детский рисунок коричневой звезды. Подойдя ближе, я услышала, как захлопнулась дверь и испуганно подпрыгнула.

— Не трогай!

Я обернулась. Эдвард стоял в нескольких футах от меня, прислонившись к двери, и наблюдал за мной.

— Зачем ты привел меня сюда? Какое отношение ты имеешь к этому место? — спросила я. Влажный жар давил на меня.

— Вот кто я, — просто ответил Эдвард.

— Не понимаю.

— Родители долго пытались завести детей, но не смогли. Мой отец — блестящий врач. Он пытался найти способ довести здорового ребенка до положенного срока, но после пятого выкидыша мать сильно заболела. Отец лечил ее всеми способами, которые могла предложить современная медицина, но ничего не помогало. В конце концов он обратился к другу-ботанику, который предложил заваривать чай с использованием различных цветов и корней. И один из тех чаев помогли ей.

Я слушала голос Эдварда, он начал с шепота, а теперь его переполняли эмоции. В особенности гнев и беспокойство. Все, что он сказал, было важно, но не завершало ответ. Я открыла рот, чтобы задать вопрос, но Эдвард уже продолжил.

— Отец ушел из больницы и пошел учиться к ботанику, помогающему матери. Они проработали вместе несколько лет, отец помогал ему с растениями, открывая для себя их многочисленные свойства — от целебных до смертоносных. Они создали метод исцеления физических ран и болезней, которые годами ставили врачей в тупик. Они пытались поделиться своими открытиями, но им отказали. Медицинский совет в больнице сказал, что все их исследования — бред сумасшедшего.

Я — яд.

В памяти всплыло лицо Эдварда с нашей последней встречи. Его ответ был таким загадочным. Я пыталась понять, но не смогла, хотя он ответил единственным известным ему способом, чтобы не поддаваться печали.

— Прости, — это все, что я смогла сказать, видя глубокую боль на его лице.

Эдвард покачал головой, отрицая мои извинения.

— Нет… Это не твоя вина. Люди боятся того, чего не понимают. Работа моего отца была не для людей без чувств, а для тех, кто верит, что существует большое множество путей исцеления. И все же… Уверен, что есть те, кто думает, что он поступил безбожно, и за это уже наказан тем, что получил. Своим сыном.

— Что? Но как ты можешь так думать? — воскликнула я, видя, что он верит в эту теорию.

Эдвард поднял руку, призывая меня к молчанию.

— Мои родители и ботаник уехали с Востока и переехали в этот район. Они хотели спрятаться от осуждения на Западе, чтобы начать все заново. Поселившись здесь, они построили стену вокруг сада около двадцати одного года назад. Ботаник прожил с моими родителями несколько месяцев, а затем решил вернуться на Восток. Отец хотел уйти с ним, но обнаружил, что мама беременна. Она была полна решимости родить здорового ребенка, и отец помогал ей всем, чем мог. Мать смогла выносить мальчика до положенного срока, и когда он родился, они были счастливы. Отец считал, что превзошел традиционный метод медицины и получил окончательное доказательство, что ботаника имеет в ней большое место… но вскоре родители заметили, что со мной что-то не так.

— Твое прикосновение? — осторожно спросила я.

Эдвард кивнул и отвел глаза.

— Да. Когда мне было около года, служанка купала меня, и я обжег ее. Не так сильно, как Майка Ньютона, но тем не менее она получила ожоги. Отец работал над лекарством для меня, чтобы я мог контролировать яд с помощью специальных тоников, но с возрастом эта особенность прогрессировала. Вскоре никто не мог прикоснуться ко мне, не пострадав. Каждый будет гореть… — Эдвард замолчал, казалось, закончив свой рассказ.

Я ждала продолжения, но он молчал. Интересно, проснусь ли я после этой истории? Она больше принадлежала книге сказок, нежели реальности. Когда тишина затянулась, я шагнула к Эдварду, который отказывался на меня смотреть. Я медленно подходила ближе, будто приближалась к дикому животному. Он открыл дверь и прижался к деревянному столу, стараясь быть как можно дальше от меня. Я остановилась в открытом дверном проеме и наблюдала за его измученным лицом. Он стоял в тени больших растений.

— Эдвард…

Каллен вздрогнул, когда я произнесла его имя, и посмотрел на меня так, словно хотел, чтобы я убралась отсюда куда подальше. Сердце подпрыгнуло в ужасе от его возможного отказа. Я сделала еще один шаг из маленькой оранжереи, намереваясь дать ему то, что он хотел.

Но все же остановилась.

Сердце считало мое нахождение в этом волшебном месте привальным. Мне не хотелось оставлять Эдварда.

— Я вижу, ты не хочешь моего присутствия, но, пожалуйста, позволь мне кое-что сказать, и я уйду, — попросила я, не в силах смотреть на него. Зеленые глаза были холодны. — Не думаю, что ты в чем-то виноват. Не думаю, что твоя мать сожалеет о том, что ты есть в ее жизни… не жалей и ты, что есть в моей. Моя жизнь похожа на карту, которой нужно следовать. Ее мне выложили родители и остальная часть этого города. Единственная надежда на изменения — продолжить образование, но даже это имеет свои ограничение. Здесь, с тобой, за то короткое время, что мы провели вместе, я почувствовала себя личностью, а не продуктом чужих ожиданий.

Эдвард тихо ахнул, но я проигнорировала его, желая закончить.

— Даже когда увидела, что случилось с Майком, я знала, что ты сделал это не из злого умысла. Знала, что не это определяет тебя как личность. Видела в тебе нечто большее. Меня не волнует эта твоя особенность. Я не считаю тебя ядом или наказанием за работы твоего отца. Я думаю о тебе как о друге, единственном настоящем друге.

Я не могла продолжать из-за неистовых рыданий, рвавшихся наружу. Сердце словно освободилось от тяжести и при этом разбилось на тысячи осколков. Прислонившись к дверному косяку, я пыталась отдышаться. Корсет сжимал мое тело и заставлял чувствовать слабость.

— Много лет назад отец ожидал посылку, которую доставили на городскую почту. Я умолял его взять меня с собой. Конечно, я остался в карете, но и это было прекрасно. Тогда я увидел красивую девушку, вприпрыжку бегущую по обочине дороги, ведущей в город. Она была вся в оборках и бантах. И она была такая счастливая… Девушка пела, но я не могу сказать, о чем была та песня, потому что мое внимание привлекла именно она. Я всегда думал, что моя мать — самая красивая женщина, но это девушка разбила мои ожидания. Она была невероятной.

Повернувшись к нему спиной, я стояла, завороженная рассказом и голосом, которым он говорил о той девушке. Волна ревности пробежала по моим венам. Мне не нравилось, как он говорил о ней… но во мне также зародилась надежда. Были моменты, когда я погружалась в свои мечты, скакала по дороге и пела… Могла ли я быть той девушкой, которую описывал Эдвард?

О, пожалуйста, позволь мне быть ей.

— Она перестала прыгать и петь, как только приблизилась первому зданию на Главной улице. Радость исчезла с ее лица, движения стали жесткими. Помню, как почувствовал между нами связь. Она была так похожа на меня. Девушка скрылась в офисе шерифа, но я сильно задумался об увиденном. Она скрывала то, кем является, чтобы принадлежать миру. Старалась следовать чужим ожиданиям.

Я обернулась и увидела Эдварда, стоящего в нескольких шагах от меня. Он держался за деревянный стол, словно пытался сдержать себя от необдуманных поступков.

— Понимаю.

— Понимаю, — прошептал он в ответ. — Каждый раз, когда видел тебя, я понимал твои чувства. Понимал, каково это прятать себя настоящего.

Эдвард осторожно поднял на меня глаза, не скрывая ни мыслей, ни эмоцией. Я могла видеть его душу и сердце.

— Я видел тебя и мечтал о нас. О том, как бы могли бы быть счастливыми вместе.

Слезы неуклонно текли по щекам, обжигая и без того чувствительную кожу. Казалось, что сердце вот-вот выскочит из груди, так сильно оно билось от счастья. Эдвард стоял передо мной, словно раздетый догола, без каких-либо скрытых намерений. Никто никогда не давал мне столько честности.

— Не хочу, чтобы ты уходила… но если это слишком, — Эдвард указал на себя, а затем на растения вокруг. Мокрые дорожки текли по его щекам. — Я все пойму. Эта жизнь нелегка… но если скажешь «да», я сделаю все, чтобы ты была счастлива.

— Спасибо… спасибо, Эдвард, — ответила я с улыбкой. Его слова подарили мне столько радости, что я не смогла не рассмеяться от легкости, которую ощущала в каждом дюйме своего тела.

На лице Каллена появилась надежда, когда он увидел мою реакцию Я шагнула почти вплотную, больше всего желая к нему прикоснуться.

Его брови поднялись в замешательство. Он стоял неподвижно, глядя на меня сверху вниз, и даже не осмеливался сделать вдох.

— Почему? — спросил Эдвард.

— Потому что… ты понимаешь меня, — прошептала я, положив руку на мягкую полосатую ткань на плече.