…Мой урок куда ценнее сейчас,
Хоть он суров, как правила чести.
Ответ из книг — он пресен для вас,
Не так ли?
Ответьте, профессор…
Лора Бочарова «Малфой окончил школу (Тик-Так)»

Ох, черт!.. И ведь в Лондоне не было ни тучки, ни намека на такой-то ливень! Гермиона едва не захлебнулась потоками воды — будто аппарировала прямо в Ниагару. Отплевываясь и протирая глаза, она затрезвонила в старинный латунный звонок у ворот Малфой-мэнора. Спустя минуту, которая тянулась для нее вечность, ворота загремели, открываясь. Чьи-то руки укрыли ее от ливня плотной тканью, крепко обхватили за плечи и стремительно повлекли вперед.
Вбежав под спасительную крышу, Гермиона сообразила: хозяин изволил лично встретить ее у ворот, и он же укрыл ее от сокрушительных струй дождя — собственным пиджаком. Теперь Драко выглядел не лучше нее: волосы облепили лицо, насквозь промокшая рубашка… Подумав о своей белой майке, Гермиона немедленно залилась краской — до корней волос — и поспешно обхватила плечи руками. Драко ухмыльнулся:

— Сексуально выглядишь, Грейнджер, — и встряхнул головой, точно мокрый пес, — только брызги полетели.

— Привет, — выдавила Гермиона. — Чем язвить, лучше будь любезен, покажи, где можно привести себя в порядок?

— Обижаешь, — протянул Малфой, — это я еще могу. — Он вытащил палочку и изящно ею взмахнул: — Сэшрес!

Одежда на Гермионе моментально высохла и слегка села, обтянув тело; зато волосы встопорщились во все стороны.

— Спасибо, но мне все равно нужно зеркало, — процедила она сквозь зубы.

— Желание гостьи — закон, — Драко слегка поклонился и щелкнул пальцами. — Тоби, проводи мисс Грейнджер в ванную.

Лопоухий эльф замахал ручкой, приглашая следовать за ним, и Гермиону не пришлось уговаривать.

Когда она — умытая и причесанная — появилась в гостиной, на столике между кресел ее уже ждала чашка восхитительно пахнущего кофе. Камин пылал, маня ласковым теплом. Гермиона поспешила опуститься в кресло, вытянула ноги и с наслаждением отпила из чашки. Драко, успев высушить и свою одежду, с легкой улыбкой наблюдал, как она откинулась в кресле и прикрыла от удовольствия глаза.

— Было очень мило с твоей стороны пожертвовать своим пиджаком, — улыбаясь в ответ, произнесла Гермиона.

— Это долг каждого рыцаря: спасти прекрасную даму, — манерно вздохнул Малфой и запустил пальцы в волосы.

— А про волосы ты забыл? — удивилась «прекрасная дама», заметив, что они по-прежнему влажные. — Ты сейчас похож на себя самого на первом курсе, — хихикнула она.

И впрямь: с этими зачесанными, чтобы не сказать зализанными назад волосами он напоминал худенького белобрысого мальчишку семилетней давности, протянувшего руку Гарри Поттеру — чтобы быть отвергнутым. Вот только глаза — взрослые, жесткие, обметанные густыми тенями. И впалые щеки давно утратили детскую пухлость. Гермиона посерьезнела.

— Драко… Как мама? — Малфой выпрямился в кресле и повернулся к ней. — Что ты имел в виду в своем письме?

— Грейнджер, вчера она взяла в руки твою розу. Сама взяла, понимаешь? И улыбалась во сне… — Драко неуловимо преобразился, заговорив о матери: глаза мягко засветились, в голосе звучала нежность. По коже Гермионы пробежали мурашки. — А сегодня утром… Утром она позвала меня по имени. — Он помолчал, стараясь справиться с эмоциями. Необычное зрелище заворожило Гермиону. — Грейнджер, она не произнесла ни слова — слышишь? — ни единого слова с тех пор, как отец… как отца… — Драко судорожно вздохнул и закрыл глаза ладонью.

Гермиона боялась пошевелиться. Малфой, сидящий перед ней, был настолько живой, дышащий, настоящий… Она просто не знала, как вести себя с ним — таким. Повинуясь внезапному порыву, она протянула руку и накрыла ладонью пальцы, вцепившиеся в подлокотник. Драко вздрогнул и, взяв себя в руки, поднял глаза и внимательно посмотрел на Гермиону.

— Это благодаря тебе. Тебе — и твоим розам. Я не сказал: это мамины любимые. Forever Young. Она разводила их раньше.

Гермиона слегка смутилась: она не разбиралась в сортах роз. Просто выбрала те, что больше всего пришлись по душе. Она подыскивала слова для сколько-нибудь осмысленного ответа, когда Малфой взял ее руку и поцеловал. Гермиону бросило в жар.

— Ну что ты… — пробормотала она беспомощно и замолчала.

Драко осторожно выпустил ее безвольную руку и предложил:

— Хочешь взглянуть на нее? Она выглядит сегодня получше — увидишь сама.

Он поднялся с кресла, и Гермиона поспешила за ним, на ходу приглаживая волосы и оправляя одежду.

Нарцисса и впрямь немного изменилась.
Гермиона, робея, переступила порог голубой спальни и бесшумно подошла к креслу. Нарцисса неподвижно сидела лицом к окну, а в руках — теперь Гермионе было видно — держала красную розу, едва заметно поглаживая пальцами лепестки. Глаза, решила Гермиона, самое главное — в глазах. В них мерцало узнавание: словно она вернулась на землю. Вчера Нарцисса Малфой выглядела лишь пустой оболочкой собственной души.

— Миссис Малфой… доброе утро, — вежливо поздоровалась Гермиона, стараясь справиться с волнением. Драко невидимой поддержкой стоял за спиной: она физически ощущала его, и это придавало уверенности. Нарцисса неожиданно повернула к ней лицо, светлые глаза слабо вспыхнули.

— Гермиона… Грейнджер. Подруга Гарри Поттера… — она говорила медленно, нащупывая слова, словно слепец — дорогу. — Здравствуй, девочка. Ты… принесла розы.
Было похоже, будто Нарцисса Малфой возвращается из дальних скитаний, с трудом вспоминая родной язык. Голос ее звучал, как надтреснутый хрустальный колокольчик.
У Гермионы был такой — в детстве. Ее матери как-то случилось побывать в турпоездке по России. Там, в городке с интересным непроизносимым названием жили мастера, умеющие без палочек и заклинаний творить настоящие чудеса — из стекла. Мама привезла оттуда небольшой колокольчик, в который девочка просто влюбилась и почти не выпускала из рук, очарованная нежным звоном, что он издавал, стоил лишь чуть-чуть встряхнуть. И, конечно, уронила; и в боку колокольчика появилась небольшая, но заметная трещинка. И он больше никогда не звучал так прозрачно, как раньше: в чистом звоне появилась неуловимая печальная хрипотца.
Вот и Нарцисса сейчас звучала именно так — разбитым хрусталем.
Она прикрыла глаза и откинулась в кресле, показывая усталым видом, что аудиенция на сегодня завершена.
Драко тронул Гермиону за локоть, но прежде чем уйти, она наклонилась к Нарциссе и легонько пожала прохладную ладонь.

По лестнице Драко и Гермиона спускались молча. На последней ступеньке она оступилась и едва не упала, но Драко тут же подхватил ее за талию и легко поставил на ноги. Гермиона залилась румянцем. «Мерлин мой, да сколько можно! — безмолвно завопила она. — Я за весь первый курс столько не краснела, сколько за два дня с Малфоем!..» Вслух же пробормотала очередное «спасибо», и они благополучно вернулись в гостиную.

— Это здорово, что твоя мама приходит в себя. — Гермиона не лукавила: она действительно была рада за них обоих. О Люциусе она старалась не думать.

— О да, я до сих пор поверить в это боюсь!.. — Драко выглядел слегка взбудораженным. Его глаза тоже изменились: в них замаячила надежда. — Не думаешь, что это можно отпраздновать? — он поглядел на нее, склонив голову набок. Длинная челка упала ему на глаза, и Драко нетерпеливо отбросил ее назад. И снова от этого жеста у Гермионы заныло сердце.

— Как — отпраздновать?

— Ну, например, вместо кофе выпить вина? Эльфийское игристое. А? — в глазах Малфоя плясали искорки: не иначе как от огня в камине. — Соглашайся. В этом доме чертовски давно ничего не праздновали, — в его голосе послышалась горечь, и Гермиона вскинула на него тревожный взгляд, но Драко снова улыбался.
«Да почему бы нет? — ею вдруг овладела какая-то детская бесшабашность. — Хочу! Хочу выпить хорошего вина в интересной компании за радостное событие… к тому же я вроде как его причина».

— Уговорил, — Гермиона притворно вздохнула и, не выдержав, рассмеялась. — Давай, угощай.

Драко довольно ухмыльнулся и кликнул Тоби. Через пять минут эльф уже выставлял на низкий столик бутылку, бокалы и большую хрустальную пепельницу.

— А кто будет курить? — с любопытством разглядывая резную вещицу, спросила Гермиона.

— Курить буду я, — добрым, доверительным тоном колдомедика из Мунго пояснил Малфой. — Если, конечно, ты не против.

— О! Нет, не против, все в порядке. Просто я не подумала, что ты куришь, — она смутилась. — Ни разу не видела тебя курящим.

— Ну, ты меня вообще давно не видела. Никаким, — Драко взял с каминной полки длинную коробочку и снова устроился в кресле, протянув ноги к огню. — Смотри, Грейнджер: вот эти коричневые трубочки, — он вытащил из коробочки сигариллу и продемонстрировал Гермионе, — вставляют в рот… — зажав сигариллу губами, он прикурил и невозмутимо продолжил: — …поджигают и втягивают дым. А потом выпускают обратно. Вот так, — Малфой выдохнул в сторону сизую струйку душистого дыма и взглянул наконец на Гермиону.

Та готова была уже разразиться гневной тирадой, но, поймав его взгляд, расхохоталась.

— Малфой, мантикора тебя раздери, перестань разговаривать со мной, как с идиоткой!

Драко довольно ухмылялся.

— Что за выражения, мисс Грейнджер? Фи, — притворно поморщившись, Драко разлил вино.

— За тебя, — он отсалютовал ей бокалом и пригубил вино, не отрывая от нее глаз.

Гермиона опустила глаза и отпила из бокала. Драко помолчал и продолжил уже без смеха, тщательно подбирая слова.

— Ты должна знать: я очень тебе обязан. Не знаю, что и как будет дальше, но она — заговорила. Она улыбается. Она по-прежнему любит розы. Ты вернула Нарциссу к жизни, Грейнджер, я этого не забуду.

Гермиона слушала его, пристально изучая вино в своем бокале, и пыталась собраться с мыслями. Как непредсказуема все-таки жизнь: всего за пару дней ей довелось перевернуть жизнь давнего врага. А теперь они вместе пьют вино за это событие. В его доме. Мерлин, и что с этим делать дальше?..

— Грейнджер? — негромкий голос вернул ее к реальности.

— Да? — отозвалась она, снова отпивая вина. Оно было терпким и очень ароматным, в голове слегка шумело, внутри разливалось приятное тепло.

— Хочешь, прогуляемся? Я показал бы тебе сад, но от него мало что осталось, — Малфой скривился. — Зато дождь закончился. А после дождя чудо как легко дышится.

Он со вкусом потянулся, выгнувшись всем телом, и легко вскочил на ноги.

— С удовольствием. — Гермиона последовала его примеру, но вдруг замерла: — Драко!

Он вопросительно обернулся к ней.

— Я совсем забыла: у меня ведь есть для тебя подарок.

Малфой изумился:

— Подарок? Мне?!

— Да, да — тебе! — Гермиона заволновалась, перетряхивая сумку. — Вот! Нашла, — она бережно вытащила наружу сверток и протянула Драко. Тот недоверчиво взял его в руки и, осторожно развернув, замер.

Гермиона выжидающе буравила его глазами. Малфой молча взглянул на нее и снова уставился на портрет.

— Откуда это у тебя?

— Из Хогвартса. Нашла, когда разбирали руины. Даже не знаю, чей он был… — Гермиона в волнении терзала прядку волос, накручивая ее на палец. — А сейчас подумала: наверное, здесь ему самое место.

Драко, не поднимая головы, погладил рамку — точь-в-точь, как она сама утром — и что-то прошептал.
Гермиона тихонько вздохнула. Она все сделала правильно. Внезапно накатила усталость. День опять оказался перенасыщен эмоциями, а она успела отвыкнуть от такого ритма.

— Драко…. Мне, наверное, пора домой, — неуверенно напомнила она о себе.

Малфой оторвался наконец от портрета и отсутствующе посмотрел на нее.
«Этим двоим, должно быть, найдется, что обсудить, — мелькнула у Гермионы мысль, — а мне и в самом деле пора».

— Я пойду, — повторила она. — Спасибо за вино.

— Не за что… Гермиона. И тебе — спасибо.

Она не ослышалась: он назвал ее по имени. И в самом деле — пора домой, пока мир окончательно не сошел с ума.

— Ты держи меня в курсе состояния миссис Малфой, хорошо? — попросила она. — И не забудь, что я говорила о зельях.

— Да, я тебе напишу, как только будет о чем, — Драко отвечал машинально, думая о чем-то своем, но тем не менее предложил: — Я провожу.

Словно прочел ее мысли Легилименсом и знал, что Гермионе не хочется отбывать через камин. Вспомнив вчерашний вечер, она поежилась: дважды ей так легко не отделаться.

До ворот они дошли молча.

— Ну… пока, — нерешительно произнесла Гермиона.

— Спасибо за приятно проведенное время, — Драко учтиво поклонился и подмигнул. Она невольно улыбнулась в ответ. — С меня подарок, не забудь, — он сдул с лица непослушную легкую прядь. — Не могу же я позволить тебе два дня подряд безнаказанно украшать мою жизнь.

Гермиона зарделась — в который уже раз! — и хмыкнула.

— Как скажешь. Ну, я пойду, — она вышла за ворота и зашагала по дорожке вдоль ограды, не оглядываясь, но ощущая спиной внимательный взгляд.

А воздух после дождя и впрямь был сладок и упоителен.

* Secheresse (фр.) — высушивающие чары для просушки мокрой одежды по Harry Potter FRPG



…Кружит холодный пепел у стекла,
Ружья стреляли в два ствола.
Ты плачешь, ступая в двери тьме.
Мальчик, не вздумай верить мне.
Кому это нужно?..
Лора Бочарова «Шоколад»

Будние дни полетели безликой чередой. Гермиона не признавалась себе, что ждет филина с запиской от Малфоя — каждый день. За прошедший уик-энд ее жизнь так переплелась с судьбами обитателей Малфой-мэнора, что теперь — без новостей — она ощущала тянущую пустоту и грустила.
Нарцисса тем временем быстро приходила в себя: появились аппетит, и блеск в глазах, и наконец желание выйти на улицу.
В пятницу утром, после завтрака, осторожно — с помощью Драко — она одолела лестницу.

— Мерлин, — вздохнула Нарцисса, ступив на молодую траву. Словно ребенок, делающий первые шаги, она жадно оглядывалась по сторонам, опираясь на руку сына. Тот не сводил с матери глаз: боялся, что она лишится чувств или замкнется, уйдя обратно в свой неведомый мир, из которого с таким трудом вернулась.

— Драко, как хорошо… — прошептала Нарцисса со слезами на глазах. — Меня словно… из Азкабана выпустили.

Сердце Драко ухнуло вниз.

— Мама… — осторожно начал он, покрепче взяв ее под локоть, но она прервала его:

— Драко, милый, не пугайся: я в своем уме, — она ласково взглянула на встревоженного сына, — и покидать его более не намерена.

В голосе Нарциссы прорезалась знакомая Драко твердость: тонкий и прочный как сталь стерженек. Драко боялся, что этот стержень сломался-таки с окончанием войны, но сейчас он снова его чувствовал. А все потому, что явилась Гермиона Грейнджер и за какие-то два дня перевернула его мир с ног на голову, а точнее, наоборот: вернула кое-что из утраченного. Кое-что важное — смысл жить.

Северус Снейп с Гермиониного портрета общаться с Драко не желал, лишь мрачно мерил его взглядами в ответ на попытки заговорить. Драко это злило. Ему не хватало друга и наставника, советчика и критика… не хватало отца. Получив от Гермионы старый портрет Снейпа, он ухватился за эту соломинку в отчаянной надежде, что вот теперь — пусть в виде портрета — Северус Снейп вернулся. Драко надеялся получить если не совет и поддержку, то хотя бы собеседника. А в том и другом он отчаянно нуждался.
Но профессор Снейп отчего-то игнорировал своего бывшего подопечного, и Драко бесился, ругался, поворачивал портрет лицом к стене — а хотелось разбить, разломать и стереть в порошок. Но рассудок — пока — побеждал чувства. Поэтому после очередной бесплодной попытки разговорить бывшего учителя Драко аккуратно клал его портрет лицом на каминную полку, покидал поместье и — бежал. Бежал в луга, в изобилии окружающие Малфой-мэнор, не разбирая дороги; бежал, пока хватало сил. А когда ноги подкашивались и легкие грозили разорваться — падал прямо в траву и кричал. Выкрикивал проклятия в адрес отца, Снейпа, Поттера; поносил Темного Лорда, авроров и Министерство, не делая никаких различий. Потому что там, в лугах, валяясь в траве, которая почти смыкалась над головой, оставляя глазам лишь кусок неба, он ненавидел их — всех. И Гермиону Грейнджер он ненавидел особенно. За то, что видела его слабость, но не использовала шанса добить — он бы использовал. Хотя бы из соображений будущей безопасности. Еще Драко ненавидел ее за то, что подарила ему надежду: что мир таки не стал монохромным, где черные — чужие, их абсолютное большинство; белые — свои, и их надо спасти любой ценой. Он весь послевоенный год наращивал броню, стараясь превратить свою бледную кожу в драконью шкуру, чтобы просто выжить и не сломаться. Он никого ни о чем не просил и никому не жаловался. Просто честно принял условия, навязанные ему победителями — признавая за ними это право. И вот является Грейнджер — вся такая кудрявая, румяная и в цветах — и за пару дней в пух и прах разносит тщательно выстроенную стену между ним и послевоенным миром. Походя творит чудо, возвращая к жизни мать; будоражит его душу, заставляя чувствовать себя школьником. Самим фактом своего существования утверждая, что мир по-прежнему — цветной.
А Драко совсем не был уверен, что не разучился жить в цветном мире.
Накричавшись до хрипоты, он скулил и всхлипывал, оплакивая свою вселенную, канувшую в Лету, свою нынешнюю жизнь и свое невозможное будущее. Потому что именно сейчас как никогда остро чувствовал, что его настоящее будущим может и не стать.

В пятницу вечером Гермиона вернулась с работы совершенно разбитой. День выдался нудным и тяжелым: без эксцессов, хвала Мерлину, обошлось, но рутина вымотала до донышка. Даже любимые зелья не увлекали, а лишь вызывали желание кого-нибудь отравить. Едва переступив порог, она услышала в гостиной голоса и скривилась, разобрав среди гомона голос Рона.
«Мерлин, ну почему именно сегодня?..» — мысленно простонала Гермиона и, призвав на помощь остатки хладнокровия, с натужно-приветливой улыбкой вошла к друзьям.

— Всем привет!

— Ох, ну наконец-то! — воскликнула Джинни вскакивая с колен Гарри, чмокнула Гермиону и сунула ей в руки бутылку сливочного пива. — Наша пчелка наконец вернулась и может отдохнуть!

Глаза Джинни лучились весельем, Гарри довольно улыбался, приветствуя Гермиону взмахом руки. Рон из кресла буравил ее тяжелым взглядом.

— О да, отдохнуть — это самое то, — устало согласилась Гермиона и опустилась на диван рядом с Гарри. Тот приобнял ее за плечи и чмокнул в щеку.

— Давай открою, — он забрал у нее бутылку и с легким хлопком открыл ее зажигалкой. У Гарри по окончании Войны появилась забавная склонность к магловским привычкам. Он прикуривал и вскрывал пивные бутылки зажигалкой, брился при помощи обычного станка и пены для бритья, читал магловскую прессу… Ну, последняя слабость и Дамблдору была присуща, да только Гарри интересовали вовсе не схемы для вязания, а, например, результаты футбольных матчей. Джинни недоумевала: за каким драклом нужен какой-то футбол, если есть квиддич? Пока ее умиляли причуды Гарри, но Гермиона сильно подозревала, что со временем они начнут раздражать и, возможно, даже послужат причиной скандалов, но задумываться над этим сейчас ей не хотелось.

— Мы что-то празднуем? — благодарно улыбнувшись Гарри, она взяла у него пиво и сделала глоток.

Джинни внезапно смутилась и покраснела.

— О да, празднуем! — Гарри встал с дивана, одернул футболку и торжественным голосом объявил, обращаясь к Рону и Гермионе: — Друзья! Не умею долго и красиво говорить, поэтому… В общем, Джинни! — невпопад продолжил он, поправил очки, взъерошил на затылке волосы и, покончив наконец с этими ритуальными действиями, решительно опустился на одно колено.

В комнате воцарилась тишина, все затаили дыхание.

— Любимая, — голос Гарри дрогнул, а Джинни вперила в него широко раскрытые глаза. — Ты будешь моей женой? — и протянул ей раскрытую бархатную коробочку, в которой тускло поблескивало серебряное кольцо.

Дом огласился пронзительным визгом: — Да! Да-а-а-а!!!

И новоиспеченная невеста бросилась на шею оглушенному Гарри, повалив его на пол. Гермиона с Роном громко аплодировали и хором скандировали: «Горько!», заставив влюбленную парочку обменяться коротким, но сочным поцелуем, а Гарри, к всеобщему восторгу, исхитрился вытащить палочку и с возгласом: «Орхидеус!» уронить на голову хохочущей Джинни нарядный букет.

— Эрегуло! Эгринуло! Эроуло! — с каждым взмахом из Гермиониной палочки вылетали снопы красных, зеленых и желтых искр.

Рон незаметно направил палочку на цветы в руках Джинни и прошептал: «Энго́ргио!» В следующее мгновение все покатились со смеху, глядя, как Джинни почти утонула в своем распухшем букете.

Друзья засиделись дотемна, распивая сливочное пиво, тренируясь в заклинаниях и гоняя Кикимера за сладостями.
Гермиона пребывала в каком-то болезненном кураже: глаза лихорадочно блестели, шутки сыпались одна за другой, голос звенел. Жених и невеста были так счастливы друг другом и обществом самых близких друзей, что не замечали ни нездорового возбуждения одной, ни количества пустых бутылок возле другого. Впрочем, Гермиона почти не отставала от Рона, словно приняла перед вечеринкой антидот. Только Рон, в отличие от бывшей девушки, с каждой выпитой бутылкой становился все мрачнее и не сводил с нее изучающих глаз.

— Ронни, ты останешься ночевать? — звонко спросила раскрасневшаяся Джинни, увернувшись от очередного поцелуя.

— Конечно, дружище, оставайся, — Гарри, совершенно разомлевший, курил, полулежа на диване, и не выпускал Джинни из объятий, прижимая к себе свободной рукой. — Ворз… возражения н-не принимаются! — тон его был твердым, чего нельзя сказать о языке.

— Не вопрос, — отозвался Рон, — покажете только — где упасть.

Джинни захихикала, пробормотав что-то о коврике в коридоре, и взвизгнула, прячась за плечом Гарри от летящей в нее подушки. Гермиона наблюдала за ними с улыбкой. Как же она их любит — сумасшедших, верных, надежных… Они — ее семья. Джинни на днях безапелляционно заявила, что Гермиона будет крестной их первенца, чем тронула ту до слез. И тут же бросилась утешать, не сообразив, что эти слезы — от радости… Гермиона очень их любила. И только Рон — Рон ее тревожил. Особенно сегодня. Она и сама не понимала, чем конкретно, но ее зацепили и его подозрительные взгляды, и то, как легко он согласился остаться на ночь. Невнятное беспокойство ознобом пробежало по коже, но она постаралась отбросить неприятные предчувствия. Не хотелось ничем портить такой славный день. Вот только с пивом она, пожалуй, переусердствовала. Похоже, у нее входит в привычку закладывать за воротник по выходным, усмехнулась она про себя: в воскресенье — вино у Малфоя, а сегодня вообще пятница… Малфой! Гермиону словно прошило током. Она ведь даже не поднималась к себе — вошла домой, будто с корабля на бал. А вдруг?..

— Ребята, я — спать: с ног валюсь! — объявила она во всеуслышание. — Я вас люблю! — Расцеловав счастливых влюбленных, утомленных друг другом и сливочным пивом, помахала на прощание Рону и отправилась прочь, заставляя себя дойти шагом хотя бы до дверей гостиной. По лестнице она взлетела быстрее лани.

Увидев на подоконнике крайне недовольного черного филина, Гермиона не сдержала облегченного возгласа и лишь волевым усилием не дала себе сползти по косяку: ноги внезапно стали ватными, будто птица атаковала ее невербальным Прахья Эмендо. Бросившись к окну, она распахнула его, стараясь не шуметь. Филин впорхнул в комнату, не преминув пройтись крылом по лицу Гермионы: о, это была настоящая птица своего хозяина — она умела выказать недовольство. Гермиона тихонько засмеялась, отвязывая пергамент. Филин терпеливо сносил неловкие движения ее дрожащих в нетерпении пальцев. Наконец записка оказалась в ее руках. В ту же секунду черный филин сорвался с места — на этот раз очень аккуратно — и растворился в темноте. Восхищенная умением норовистой птицы замечательно выражать свое мнение — притом копируя повадки хозяина, — Гермиона развернула пергамент.

«Привет.
Прости, что не писал: не хотел опережать события. Сегодня мама вышла на улицу — сама. Мы даже немного прогулялись и поговорили, и знаешь, теперь я уверен: она вернулась.
Если хочешь — приезжай.

P.S.: я забыл сказать: тебе идет белая майка.

Д.М.»

Гермиона издала непонятный звук и прижала руку к губам. На глаза навернулись слезы, а из груди рвался смех. Он невозможен! Она опять покраснела, а ведь его даже нет рядом. Она разгладила скомканный пергамент и перечитала, водя пальцем по строчкам. Тонкий летящий почерк, неуловимый аромат — горький и свежий. Его запах. Она уловила его, когда они бежали от дождя, накрытые пиджаком Драко. И когда он стоял за ее спиной в спальне Нарциссы. И когда подхватил ее на лестнице, придержав за талию. Уловила — и запомнила. Поднеся пергамент к лицу, Гермиона медленно вдохнула: да, точно. Тонкий аромат пробивался сквозь знакомый, чуть пыльный бумажный запах. Она прикрыла глаза, и вдруг громкий стук открывшейся двери ударил по нервам. Гермиона резко развернулась и оказалась лицом к лицу с Роном Уизли.

---

Розарий