Роксана скинула школьные ботинки, и один за другим стянула гетры. Мадам Помфри была права — от ожогов не осталось и следа. Это расстраивало. Она надеялась, что ожоги будут, и как можно страшнее — может быть тогда этот говнюк побрезгует к ней прикасаться.
Хотя, надо признать, что школьная медсестра действительно творит чудеса. И одним из этих чудес было то, что даже она не могла исправить поломанный нос, расквашенную бровь и выбитые зубы за один вечер. Мальсиберу пришлось остаться в Крыле до самого завтрашнего дня. А это значит, что, хотя бы сегодня он не будет её трогать.
Роксана рассеяно закатала рукава рубашки и принялась смывать с лица макияж. Когда она в очередной раз намочила ватный тампон, в гостиной что-то разбилось.
Роксана вздрогнула и резко обернулась. Она до сих пор жутко дергалась от резких звуков и движений, но уже потихоньку приходила в себя. Эти раны заживают медленнее, чем ожоги от сока тентакулы, или синяки, которые Мальсибер оставил на её шее в тот страшный день…

Когда он закончил и свалился с неё, еще пару минут просто лежал рядом и тяжело отдувался. Лицо у него было красным и потным. Потом он поднялся, запахнул халат и пошел к столу, где стоял графин с водой, по пути небрежно взмахнув палочкой. Чары, сковывавшие Роксану, спали, но она не вскочила, и не накинулась на Мальсибера с кулаками. Просто начала вздрагивать в такт своим рыданиям. До этого плакала неподвижно — слезы просто накапливались и стекали на подушку, образовав на ней два мокрых пятна. Словом, она лежала, как её оставил Мальсибер, даже не потрудилась натянуть трусы, просто лежала и всхлипывала.
Напившись вволю, Мальсибер вернулся к кровати, окинул Роксану равнодушным взглядом и бросил что-то на тумбочку. Её палочку. А потом сказал:
— Одевайся, птичка. И приведи себя в порядок. Пойдем обрадуем моего отца.
Роксана не пошевелилась, и тогда он силой сдернул её с кровати и вытолкал в соседнюю комнату, которой оказалась ванная. Там Роксана пришла в себя, на неё накатила ненависть, и она добрые десять минут билась об закрытую дверь, орала проклятия и сбивала об эту дверь ладони и колени.
А потом вдруг заметила свое отражение в гигантском старинном зеркале. Собственные глаза были первыми, которые она увидела после того, как четверть часа барахталась во взгляде Мальсибера, как в смоле. И тогда гадливость нахлынула на неё с новой силой.
Она сама не помнила, как забилась в этот угол. Просто сидела, сжавшись в комок, тряслась от омерзения и рыдала, обняв руками колени в разорванных колготках. Боль, унижение, стыд, чувство вины перед Сириусом, боль за то, что она так жестоко и глупо его предала, ранили её хуже каленого железа. Больше, чем немедленно и безболезненно умереть ей хотелось, разве что, оказаться рядом с ним. В Блэквуде. В его постели в спальне Гриффиндора. На ледяном мотоцикле на Ярмарке Фей. Осознать, что все случившееся было идиотским кошмарным сном.
Неизвестно, сколько она просидела там, может быть час, может быть два. Сама того не осознавая, она царапала свои руки, шею и плечи ногтями, так, что их исполосовали вспухшие розовые ленты — так ей хотелось содрать с себя прикосновения Генри Мальсибера.
Она не представляла, как выйдет из этой комнаты и снова увидит его лицо. Почувствует его запах. Не представляла, как сможет хотя бы взглянуть на Александра Мальсибера, и не выхватить палочку.
Совершенно не представляла, как будет жить дальше.
Пока вдруг не услышала насмешливый, хриплый голос:
«Что, боишься?»
На секунду Роксана даже решила, что у неё просто крыша поехала от пережитого, так отчетливо он прозвучал. Она даже огляделась, но в ванной, кроме неё, конечно же, никого не было.
«Это твое решение — ехать туда. Ты можешь отказаться прямо сейчас. Но если уж решила, то не будь такой трусихой, а то я тебя разлюблю»
Роксана почувствовала, как ускоряется сердце, а ледяные ладони сжимаются в кулаки.
Она — не трусиха.
Не трусиха.
Не трусиха!
Она — Малфой. Не деревенская аристократка и тупая трусливая курица, а завоеватель, как её отец, как дед, прадед и еще-черт-знает-сколько-их-там-было.
И если какой-то вшивый безродный засранец Мальсибер решил, что размазал их всех в её лице по этой вонючей кровати — хрен ему!
Так, сам того не подозревая, Сириус снова вытащил её из-под раковины.
Она приняла душ, она заново накрасилась, сдержанно и просто, и тщательно причесалась, оставив в расческе целый пучок, похожий на кусок ваты. Туда же, в ванную, эльф Расти принес ей новую, чистую одежду. Роксана осмотрела её и велела принести другую — обтягивающий черный свитер с высоким горлом, чтобы скрыть синяки, и узкую серую юбку из твида до колен.
Такое сочетание очень часто носила её мать.
На Мальсибера, который поджидал её, сидя в кресле и закинув ноги на быльце, она посмотрела коротко и холодно — как на неизбежность в виде червя в теплый дождливый день. Он никак не выказал удивления от её неожиданного каприза — ему было наплевать.
Старший оказался более эмоционален. Проще говоря, Александр Мальсибер чуть не пролил на себя свой дурацкий коньяк, когда сынок поведал ему радостную новость. Для Роксаны его реакция стала истинным утешением. Та, прежняя Роксана выцарапала бы этому высокомерному ублюдку глаза, эта же вежливо улыбалась и смотрела ему в глаза. Абраксас утверждал, что внешне она была его копией — он не видел лица Александра Мальсибера в тот момент, когда более юная копия Эдвин Малфой (которую он же и убил), вошла в его кабинет, в качестве его будущей невестки.

После потянулись дни. Роксана уже не могла выехать из Мальсибрука, теперь она была связана обязательствами. Ей выделили комнату, причем не самую плохую и не самую уродливую. Пока Александр вел экстренную переписку с её отцом, Роксана сутками сидела на мягком, заваленном бархатными подушками подоконнике и наблюдала, как бесконечная череда гроз снова и снова обрушивается на это проклятое поместье. Она с детства боялась грома. А сейчас ей было наплевать. Внезапный стук в её двери — это было хуже грома.
В начале она думала, что Мальсибер успокоился и насытился, а оказалось нет. Всю ту неделю, что она прожила в Мальсибруке, он приходил к ней в комнату и повторял то, что сделал в первый день. Первые несколько раз, от осознания того, что они вдруг остались наедине, на Роксану накатывал ужас, самоконтроль ломался, она пыталась вырваться, убежать, дать сдачи…
Всё заканчивалось одинаково. Заклятие, кровать и двадцать минут дикого отвращения и попыток сосредоточиться на чем-то: балдахине над головой, собственных сцепленных зубах, словах старой, забытой песни, еще какой-то бессмысленной хрени, которая не давала Роксане сойти с ума. Потом — полночи в ванной, и под утро Роксана забывалась тревожным сном на диване. А на следующий день все повторялось.
Так было первые несколько раз. Но однажды, когда Мальсибер, как обычно, вошел к ней и посмотрел на поднос с нетронутой едой, а потом на саму Роксану, спросил, насмешливо и презрительно:
— Мне сразу применить заклинание, или ты хочешь для начала немного побиться в истерике?
В тот день прежняя Роксана умерла окончательно и бесповоротно.
«Мирный договор» Малфои и Мальсиберы подписывали на нейтральной территории, на Дне Рождения какой-то общей родственницы, в каком-то поместье, где-то на юге. Встреча с родными слегка пошатнула равновесие, которое Роксана с таким трудом восстанавливала. За совместным ужином она сидела на стороне Мальсиберов, между Мальсибером-младшим и его младшей сестрой, Генриеттой. Во главе стола с одной стороны сидел Александр, с другой — Абраксас. Они были похожи на враждующих братьев-перестарков. Рядом со спокойным, как скала, Абраксасом сидели белый от злости Люциус (откуда это взялось, Роксана не знала, но у неё сложилось впечатление, что до того, как приехать сюда, Люциус разбил вазу и пригрозил, что убьет младшего Мальсибера), и Нарцисса, сильно похудевшая и вообще какая-то немного другая. Кажется, она уже пришла в себя, но тоже выкинула прежнюю Нарциссу, как порванное платье.
После ужина Мальсибер при всех надел Роксане на шею «слезу вейлы», которую привез Абраксас. Все сделали вид, что очень рады. Какая-то тетушка даже всплакнула и назвала Роксану "совсем взрослой", хотя видела её впервые в жизни. Весь оставшийся вечер гости усиленно улыбались и любили друг друга. А Роксана разглядывала закрытые платья некоторых женщин в зале и думала о том, многие ли из них так же, как и она, прячут под ними синяки. Думала о том, что сама родилась на свет только потому, что её отец когда-то также поступил с её матерью. Думала о том, что из этого круга нет выхода. Думала о том, что родители были правы, когда говорили, что она все поймет, когда вырастет. Кажется, этот момент наступил.
Ну а позже, в чуть менее торжественной обстановке Люциус Малфой передал Генри Мальсиберу флакон с воспоминаниями-компроматом. Мальсибер проверил его и уничтожил. Дело было сделано.
Перед сном к Роксане в комнату явилась Нарцисса. Не та, которая весь вечер притворялась безмолвной тенью Люциуса, улыбалась и потягивала шампанское. А обычная, нормальная Нарцисса. В дверях она остановилась и оглядела темную комнату, с неразобранной постелью и задернутыми шторами.
Роксана сидела с ногами на диванчике и разглядывала «слезу вейлы». Когда в дверь постучали, она затравленно оглянулась — именно это выражение и досталось Нарциссе.
— О, Мерлин… — выдохнула она, закрыла дверь, стремительно пересекла комнату, размахивая своей черной шифоновой шалью так же, как это делала Эдвин, а потом порывисто заключила Роксану в объятия.
— Роксана, милая, мне так жаль, — проговорила она, кажется, вполне искренне.
На миг Роксана окаменела, а потом повела плечами и высвободилась из её рук. Объятия, тем более спонтанные и крепкие, она теперь любила еще меньше, чем раньше.
— Не надо, — сдержанно попросила она, хотя на самом деле, была почти рада Нарциссе — впервые в жизни. Просто была рада видеть родного человека. Хотя и не настолько, чтобы с ним обниматься.
Следом за Нарциссой явились отец и Люциус. Оба все еще в черном, как и Роксана.
Встречи с отцом Роксана ждала больше всего. На приеме он был в бешенстве, Роксана видела это, хоть он и пытался скрыть все под маской учтивости. Она знала, что отец ненавидит Мальсиберов, что помолвка с одним из них — это плевок ему в лицо, страшное предательство, перевешивающее все благородные начала.
Но все же она надеялась, что он даст ей возможность объяснить.
Не дал.
Оказавшись с глазу на глаз с дочерью, он несколько секунд просто смотрел на неё сверху-вниз, заложив руки за спину. Его губы вздрагивали, как будто он подыскивал нужные слова, но в конце концов, он их не нашел — просто влепил Роксане пощечину.
Это было неожиданно. Больно. И до хрена обидно, учитывая, на что она пошла ради него.
Люциус попытался заступиться за неё, но Абраксасу достаточно было просто глянуть на сына, чтобы тот завял и отступил подальше.
— Что, во имя Мерлина, мне нужно сделать, чтобы ты, наконец, начала меня слушаться? — гневно выдохнул он, глядя на глотающую слезы обиды дочь. — Как тебе в голову могла прийти такая омерзительная, такая безумная идея, как брак с этим безродным выскочкой?
Роксана молчала.
— Он, что, вынудил тебя? — Абраксас требовательно сузил глаза. — Заставил?!
Роксана покачала головой.
— Тогда что? Что могло заставить тебя пойти на такое… — его губы задрожали, он пытался найти достаточно ругательное слово, но не нашел и выплюнул обычное: — …безрассудство?!
— Они собирались убить вас.
— По-твоему, такой позор для меня предпочтительнее?!
— Что позорного в том, чтобы победить соперника на его поле? — не выдержала Роксана. Надо сказать, ей до черта надоело, что мужики распускают руки и орут. — Ты сам говорил, что я — хозяйка своей судьбы! Я уже достаточно взрослая, чтобы самостоятельно исправлять свои ошибки!
— Это ты называешь исправлением?! — загремел Абраксас указал пальцем на дверь. — Обет, который вы дали, связывает нам руки до самой шеи!
— А вот и нет! — наступала Роксана. — Да, компромат на Мальсибера, который собрал Люциус, уничтожен. Да, вы официально начали все с чистого листа! Но победит тот, кто первый возьмется за перо!
— Что ты имеешь в виду? — Абраксас гневно раздувал ноздри.
Роксана достала из своей сумки флакон.
— Здесь — мои собственные воспоминания. Когда Мальсибер предлагал мне сделку, он сам признался в убийстве той маглы. И еще много чего наговорил! Кроме этого, там есть… — она сглотнула. — … доказательства его неадекватного поведения. Только… не смотрите их до тех пор, пока не уедите отсюда. — добавила она, старательно отводя взгляд. Абраксас приподнял подбородок. Теперь и он смотрел на Роксану так, словно не узнавал. — Позже будет больше. Я буду передавать все Люциусу через…одного человека. Будем собирать компромат до тех пор, пока смещения Мальсибера-старшего не захотят… обе стороны. Посмотрим, что с ними будет тогда.
— Роксана, ты с ума сошла? — Люциус подошел ближе, посмотрел сначала на отца, потом снова — на неё. — Отец! Это же настоящее безумие! Это все равно, что тыкать палкой в глаз спящего дракона! Роксана, ты хоть отдаешь себе отчет в том, как это опасно?!
Роксана взглянула на брата и слабо улыбнулась. На секунду она вдруг почувствовала себя старше Люциуса лет на десять.
— Отдаю.
— А ты понимаешь, что если пострадают они, пострадаешь и ты? В первую очередь ты! Или, думаешь, он такой идиот, что не догадается, откуда взялась информация?
— Вы меня выручите, — спокойно сказала Роксана и посмотрела на отца. — Ведь так?
— В этом ты можешь не сомневаться, — спокойно подтвердил Абраксас. К нему уже возвращалось его прежнее, холодное спокойствие. — Если ты не боишься и уверена, что справишься, можешь пока собирать свой компромат. А я тем временем постараюсь найти лазейку в этом вашем… Обете. Подключу своих старых знакомых-невыразимцев из Отделе Тайн. Все Обеты фиксируются, чисто теоретически должен быть способ как-то его уничтожить, — Абраксас бережно спрятал флакон во внутренний карман парадной мантии. — К тому же, я сомневаюсь, что этот сопляк предусмотрел все варианты. А до тех пор… — он замолчал, явно не зная, как сказать. Но Роксана и так все поняла. Он — отец, у него связаны руки, и он не может попросить свою дочь совершить еще одно безрассудство и шагнуть в горящий дом. К счастью, она достаточно времени провела с самым безрассудным человеком в своей жизни, чтобы перенять у него тягу к такого рода поступкам.
Роксана кивнула. Завтра Малфои должны были вернуться домой, а значит наступил тот момент, которого она так боялась — надо было попрощаться и готовить себя к тому, что теперь родственники еще очень долго будут далеко и никак не смогут помочь.
Сдержанный, как и всегда, Абраксас поцеловал её в лоб и ушел. Следом за ним ушла Нарцисса.
Люциус остался.
Остаток вечера Роксана провела, рыдая у него на груди.

Перед возвращением в школу Мальсибер напридумывал кучу правил: что она должна делать, как себя вести, как одеваться, что говорить. Все её старые вещи, всю одежду и косметику он уничтожил. Ну или почти все. Кое-что Роксане удалось спрятать, хотя она и сама не понимала, зачем это сделала.
Себя Мальсибер никакими правилами не ограничивал и творил все, что только в голову взбредет. Днем, на глазах у всех он играл роль милого и обаятельного парня, который нежничает со своей невестой, чуть что — лезет к ней целоваться и трогает её волосы. Но по вечерам он превращался в законченного подонка, и издевался над ней на глазах у довольных слизеринцев. Ну а ночью неизменно раздавался этот паршивый, насмешливый стук в дверь, после которого начиналось самое мерзкое. Мальсибер не получал удовольствия без боли и всяческих унижений. Ему нравилось распускать руки, оскорблять её, пускать в ход всякие гадкие чары. Стоило Роксане оказать сопротивление — и в ход шла палочка, так что большую часть времени она просто лежала пластом и ждала, когда этот урод закончит и свалит к себе.
— Понятия не имею, что нашел в тебе Блэк, — презрительно бросил Мальсибер как-то раз, перед тем, как свалить. — Я такого бревна еще не встречал.
Роксана молчала. Она вообще редко с ним заговаривала. Но его непонятные и постоянные напоминания о Сириусе причиняли куда больше боли, чем руки и чары. Роксана до черта боялась встречи с Сириусом — и почти так же сильно её ждала.
Когда она увидела его возле теплиц, ей вдруг показалось, что не было этих двух недель. Броситься к нему с громким писком, запрыгнуть на него, обхватить руками и ногами, зарыться в его волосы, и сказать, как она, мать его, скучала — вот все, чего она хотела в тот момент.
А потом она увидела, как он медленно и тяжело поднял палочку. Увидела выражение его лица.
И все поняла. Сама не знала, как, но поняла, и чуть не потеряла голову от страха. Он, похоже, совсем спятил! Если Блэк и готов был рискнуть собственной свободой и жизнью ради мести, то она — нет! Она не могла позволить, чтобы он угодил в Азкабан.
Из-за неё.
От одной только мысли, что они вообще больше не увидятся, желудок стягивало жгутом.
Хотя, с другой стороны, может быть, так было бы даже лучше. Когда он посмотрел на неё, Роксане показалось, что земля под ней треснула.
Предательница.
В тот момент Роксане показалось, что он выжег в ней это слово взглядом, выжег где-то глубоко внутри, на том единственном живом и уязвимом месте, которое в ней еще осталось.
А потом она столкнулась с ним в крыле. Роксана как раз закончила лечить свои ожоги и собиралась уходить, а Сириус вышел из-за ширмы. Чувствуя себя последней трусихой, Роксана спряталась и подождала, пока он уйдет, но в итоге совершенно по-идиотски наткнулась на него в коридоре.
Очевидно, Сириус остановился, чтобы поправить бинт. Когда Роксана врезалась в него, он оглянулся, а увидев её, тут же отступил. Как будто ему было противно находиться рядом с ней.
Какое-то время Сириус молчал и просто смотрел на неё, холодно и насмешливо. Ждал, что она заговорит. Но она не знала, что сказать. Желание потрогать его, просто прикоснуться к нему, мучило Роксану так сильно, словно кто-то наложил на неё Империус. Не вполне осознавая, что делает, она протянула руку к ссадине у него на лице, но Сириус неприязненно отдернул голову и перехватил её запястье. Сжал его так крепко, словно хотел сломать ей кость. Роксана ойкнула и отшатнулась.
— Что, больно? — вкрадчиво поинтересовался Сириус и оттолкнул её руку.
А затем посмотрел на Роксану, так презрительно, как не смотрел еще никогда, и просто ушел.

Роксана последний раз протерла лицо и взглянула на свое равнодушное, печальное отражение.
Даже Сириус Блэк не мог ненавидеть её больше, чем она сама.
Время приближалось к часу ночи. Обычно, в это время Мальсибер как раз уходил из её комнаты и отправлялся спать. После его ухода Роксана выжидала еще примерно с час, а потом одевалась и уходила в гостиную. Там, среди диванных подушек была припрятана бутылка огненного виски, пачка сигарет, конфеты и небольшой пакет сушеной тентакулы. Не то, чтобы Роксана подсела, но последние несколько дней это было её единственной возможностью хоть как-то забыться. Иногда она брала с собой плеер, единственную магловскую вещь, до которой не добрались уничтожающие чары Мальсибера. Но чаще всего просто сидела на диване в тишине, и маленькими глотками пила огневиски, стараясь согреться и захмелеть, но не опьянеть так, чтобы это было заметно на следующий день.
Сегодня Мальсибер к ней не явится, а все слизеринцы уже наверняка разбрелись по комнатам. Значит, никто её не заметит.
В коридоре Роксана услышала, как в гостиной опять что-то разбилось, и замерла, как кошка в высокой траве.
Судя по звукам, в комнате кто-то был. Одно из двух — либо самого Мальсибера выписали раньше, либо всю его компанию. От мысли, что может произойти, если они её заметят, Роксану пробрала дрожь. Она развернулась и на цыпочках пошла обратно в комнату, но было поздно.
— Прячешься от кого-то, Мальсибер?
Роксана застыла.
— Выходи. Я тебя слышал, — добавил голос. — Выходи, составишь мне компанию.
Роксана тяжело сглотнула, зажмурилась, а потом расправила плечи, развернулась и вышла в гостиную.
Сириус захлопнул резную дверцу сейфа, где слизеринцы хранили школьную контрабанду, и оглянулся. В руке у него была початая бутылка магловского виски, волосы Блэка растрепались, он явно пренебрегал бритвой пару дней, на челюсти у него подрагивали мышцы, а глаза блестели, как лезвие какого-нибудь холодного оружия. Смотреть в них было трудно. А он, как назло, не отводил взгляд и следил за Роксаной пристально и страшно, прямо как кот за мышью.
— Присаживайся, милая, — издевательски-вежливо сказал он, когда осмотрел её с головы до ног. До её голых, босых ног, которые немедленно покрылись мурашками под его взглядом. — Нам с тобой нужно поговорить.
Роксана дрогнула, сбросив оцепенение, сделала пару шагов, а затем пересекла комнату и опустилась на скользкие диванные подушки. Все — под пристальным, немигающим взглядом Блэка. Его спокойствие вкупе с этим жутким взглядом, очень её пугало. Но даже страх не пересиливал то, другое чувство. Сириус уже успел сменить магловские тряпки на черные брюки с подтяжками и белую рубашку, в которых обычно ходил в школе. Когда-то он пошутил, что это просто его стиль. На самом деле, только он один во всей этой школе, и наверняка за её пределами, мог выглядеть в подтяжках сексуальным. В них он всегда выглядел так, как будто только что сбежал с очень важного приема и отымел дочку друзей его родителей на их же шубах, запив это дело брэнди, украденным из бара родителей. Добавьте к этому безнадежно измятую, расстегнутую на ключице рубашку и рукава, закатанные ровно настолько, чтобы было видно татуировку. Все эти мелочи Роксана фиксировала совершенно бессознательно, наверное, потому что они не виделись две долбанных недели, и она скучала по нему. В другом, лучшем мире она бы уже мурчала, как кошка и расстегивала пуговицы на его рубашке, но в этом мире, паршивом и тупом, она должна была своими руками убить то живое и настоящее, что их связывало.
Она хуже, чем Забини.
— Всегда было интересно, что творится в башке у человека, который выжигает у себя на коже знак того, что он ненавидит маглов, но при этом держит в шкафу лучший магловский виски, — сказал Сириус, наливая виски в стакан. Он налил много. Гораздо больше, чем она себе позволяла все эти дни. — Не расскажешь мне, пока мы будем пить? И не говори, что не хочешь.
Роксана подняла на него угрюмый взгляд, взяла стакан и, под пристальным взглядом Блэка, сделала несколько крупных глотков, таких крупных, как будто пила воду. Виски обожгло ей горло, она чуть не подавилась, но зажмурилась и не опускала руку, пока не допила все до капли.
— Что ты тут делаешь? — спросила она, вытерев рот ладонью. Голос её окреп и налился силой.
— Забавный вопрос. Я мог бы задать его и тебе, — Сириус продолжал следить за ней, как за каким-нибудь диким зверем. — Но ответ знаю и так. Ты приходишь сюда каждую ночь, пьешь, куришь, а иногда плачешь…
— Я не плачу! — мигом ощетинилась Роксана, но Сириус её не слушал.
— … это знаю, потому что мы иногда посылаем сюда Хвоста под мантией, и он тащит из этого гребаного шкафа все самое ценное, — его глаза сверкнули, как доставаемая из ножен сталь. — Похоже, с некоторых пор слизеринцы делают тоже самое.
Роксана коротко оглянулась. По-прежнему держа её на прицеле, Сириус отпил из бутылки. А потом с громким стуком поставил бутылку на ближайший столик, шагнул дивану и уперся ладонями в его спинку, так, что голова Роксаны оказалась между его рук. Ощущение замкнутости породило в ней страх, который просыпался всегда, когда она оказывалась в лапах Мальсибера.
— Ну? Может быть, расскажешь мне, как прошли похороны твоей матери? — Сириус клонил голову набок. — Ты ведь уезжала на похороны? А вернулась счастливой невестой. Хотя, «счастливой» — это громко сказано. Да и «невестой» — тоже. Несчастной шлюхой — так будет точнее.
Роксана вскочила, но Сириус легко, почти небрежно бросил её на место.
— Я не шлюха, — прорычала она, во все глаза глядя на Сириуса. Ей была ненавистна эта ситуация. Ненавистен Мальсибер. Сириус. Она сама. Гребаная жизнь, которая засунула её в этот водоворот и силой держит её голову под водой.
— Похоже, ты не в настроении рассказывать, — он приподнял двумя пальцами фамильный кулон, висящий у неё на шее. Роксана подумала, что он сейчас сорвет его, и она была бы не против, но Сириус позволил хрустальной капельке выскользнуть из пальцев. — В таком случае, давай я сам попробую рассказать эту захватывающую историю? Ита-ак. Ты действительно поехала на похороны, — он налил себе виски. — И там собралось все это гребаное общество. Тебя это общество с некоторых пор считает паршивой овцой, и поэтому никто с тобой не общался. Ты чувствовала себя несчастной и одинокой, а тут еще я не захотел тебя поддержать, и твоя семейка тебя ненавидит…
Сириус отпил из стакана. Глаза у него блестели, голос просел. Роксана смотрела на него, и её сердце разрывалось от жалости.
— …в общем, все вокруг — уроды. И тут внезапно из-за какого-нибудь кустарника, — виски заплескалось, проливаясь, — выходит этот сраный ушлепок. Мальсибер, я имею в виду.
Не считая открестившихся папаши и брата, он — твой единственный знакомый. Ты ждешь, что он будет издеваться, но он тебе посочувствовал. Бедная детка. Ты была удивлена. Ты и понятия не имела, что этот мудила умеет сочувствовать. Наверняка после этого вы уединились где-то в доме, неподалеку от бара. Там вы оба нажрались в дерьмо, и Мальсибер, конечно же, поведал тебе грустную историю о том, как сам потерял мать, а потом вы перепихнулись. Случайно, ведь вы надрались, и тебе было хреново, а ты — не шлюха, чтобы трахаться, с кем попало, — он салютовал ей стаканом. — И потом тебе стало еще хреновее, потому что ты ведь терпеть не можешь этого ублюдка, наверняка ты бы еще ввернула и то, как тебя стошнило прямо возле кровати. А потом, заливаясь слезами, рассказала бы о неделе совместной жизни на юге Франции и внезапно сошедшем на тебя озарении. О том, что под маской чудовища скрывался гребаный единорог, и что он — твоя родственная душа. Ведь он так хорошо тебя понимает! Намного лучше, чем тип, который снова и снова пытается оторвать тебя от семьи.
Сириус замолчал. Роксана не смотрела ему в глаза. Она смотрела на тонкую, почти и не видную глазу линию на своей правой руке. Думала о приоритетах.
— Это дерьмо ты собиралась мне продать после своего возвращения? — поинтересовался Сириус после паузы. — В это я должен был поверить?
Роксана подняла на него взгляд.
— Да, — честно ответила она.
— И ты действительно думала, что я во все это поверю? Поверю в то, что в ту ночь ты спала со мной, и до этого весь месяц мы трахались, а на следующий день ты вот так просто взяла и дала этому ублюдку, хотя мы оба знаем, что ты его ненавидишь. И не…
— Тебя я тоже ненавидела, — сказала Роксана, и Сириус осекся.
— Помнишь? И ты меня. Тогда мы и подумать не могли, что будет иначе. Но ведь все изменилось. Ты не думал, что когда-нибудь это снова может измениться?
— Нет, — коротко ответил Сириус.
Роксане казалось, что мир раскачивается, и стены рушатся. Она набрала в грудь побольше воздуха. У неё был запасной план. Запасная роль. Не менее противная, чем первая, та, которую только что озвучил Блэк.
— А оно изменилось, Сириус, — сказала она, так холодно и равнодушно, как только могла. — Я тебя больше не люблю.
Сириус едва заметно дрогнул, но больше никак не отреагировал. Стоял, как стоял, засунув руки в карманы, и просто смотрел на нее.
— Я…я не могу быть такой, какой ты хочешь меня видеть, — продолжила Роксана. Голос её подрагивал, но теперь она держала свои эмоции за глотку. У неё будет возможность дать им выход. Невидимый след Обета пульсировал, или это она просто напридумывала. Она представляла, что говорит это не Сириусу, а кому-то другому. И старалась на него не смотреть.
— Я думала, что могу. Но я не такая, как ты, Сириус. Я устала чувствовать себя виноватой за то, что люблю свою семью, и за то, что они мне нужны, — она добавила в голос ноток капризности. — Я думала, что ты сможешь это принять, что тебе не все равно, что это значит для меня, но ты дал понять, что я должна выбрать. И я… выбрала.
Сириус натужно сглотнул и повернул голову, глядя куда-то в сторону. Он часто моргал, ноздри его раздувались.
— А Генри не заставлял меня выбирать, — добавила Роксана после небольшой паузы. — Он просто оказался рядом и понял. А больше мне ничего и не было...
Договорить у неё не получилось, потому что в этот самый момент Блэк вдруг схватил со стола стакан, скакнул вперед, и швырнул его об стену. Роксана подскочила, испуганно поджав плечи. На одну безумную секунду Роксане показалось, что с ней сейчас случится что-то не менее страшное, но, когда она открыла глаза, Сириус метался туда-сюда, как цирковой тигр, который только что получил по морде плеткой. Кажется, пытался успокоиться и прикладывал все силы, чтобы не превратиться в пса и не перегрызть Роксану пополам.
Инстинкт подсказывал ей, что сейчас самое лучшее — уйти. А еще лучше — убежать. Но это подсказывал уже не инстинкт, а опыт. Сириус переносил все тяготы жизни хладнокровно. Как взрослый. Но если уж он выходил из себя, то до конца, как ребенок. Ломал вещи. Сходил с ума, как истинный Блэк. И в такой ситуации, Роксана знала, лучшим средством было погасить вспышку встречным пожаром. Сейчас это было невозможно. И она попыталась с ним заговорить, хотя и понимала, что это ошибка.
— Я не знаю, что он наговорил тебе, и мне жаль, что ты впервые услышал это от него, а не от меня, — она поднялась с дивана, стараясь держаться своей высокомерной роли. — Но, так даже лучше. Лучше, если ты опять начнешь меня ненавидеть. Так нам обоим будет проще принять, что все закончилось. И двигаться дальше.
Блэк вдруг посмотрел прямо на неё, а потом сорвался с места, большими шагами подошел к Роксане, схватил её за плечи и грубо засосал. У Роксаны вырвался сдавленный удивленный звук, мысль о том, что Блэка надо оттолкнуть, вспыхнула где-то на границе сознания и погасла. Они целовались так же, как и всегда, и Роксана, уже порядком замучанная неразберихой в собственной душе, наконец-то испытывала счастье. Пусть и длилось оно не больше минуты. Услышав свой собственный тихий стон, она опомнилась, вырвалась из рук Блэка (он не стал её удерживать), и отскочила назад.
Они оба тяжело дышали.
У Роксаны слегка дрожали руки. Блэк смеялся. Губы у него были такие же воспаленные и смазанные, как у неё самой. И он смеялся над ней.
— Что это было? — выпалила она, прижимая пальцы к губам. Голова кружилась так, словно она выпила одним махом пинту шампанского.
— Подтверждение того, что ты ни черта не умеешь лгать, Малфой, — сказал он. — Если бы не твоя маленькая легенда, ты бы позволила мне трахнуть тебя на этом самом ковре. Кстати, получилось бы чертовски символично, ты не находишь? — и он слегка потер носком ботинка ворс ковра, как будто что-то искал. — Я уже говорил тебе: не лги мне. У тебя не получается, лгунья из тебя дерьмовая. Я всегда вижу, когда ты лжешь. И сейчас видел это особенно отчетливо. Скажи, сколько еще тупых версий реальности мне надо выслушать, чтобы ты, наконец, сказала правду и рассказала, что там у вас за сделка с этим ублюдком?
— Нет никакой сделки, Блэк!
— Очень убедительно, — сказал Сириус и схватил оставленную бутылку виски, перед тем, как отвернуться. — В таком случае, ты обыкновенная шлюха, а мы вернулись к тому, с чего начали.
Еще пару мгновений Роксана смотрела в его смеющиеся, холодные глаза, а потом выхватила палочку.
Бутылка взорвалась прямо у Сириуса в руке — он едва успел её отбросить, иначе осколки исполосовали его, и без того пострадавшее лицо. Здорово охреневший, он стремительно обернулся к Роксане, но замер, потому что теперь она указывала палочкой на него.
— Если бы ты поехал со мной, как я тебя просила, все было бы иначе, — сквозь стиснутые зубы прорычала Роксана, подступая к нему. — Если бы ты был рядом, ничего бы этого не было! Как ты мог, Сириус? — она втянула в себя воздух и одна слеза все-таки сорвалась, но Роксана этого не заметила. — Как ты мог бросить меня?! Я ведь просила тебя! Я тебя умоляла! — она вдруг толкнула его обеими руками. Сириус невольно отступил на шаг, но его глаза гневно сверкнули. — Почему ты не поехал со мной? — Роксана наступала на него, как маленькая и очень злая лесная кошка. — Это ты виноват в том, что все так случилось! Ты! Ты, ты, ты! И не смей называть меня шлюхой, иначе клянусь богом, я тебя убью! — с её палочки посыпались искры.
Блэк ничего не сказал. Он просто стоял и смотрел на Роксану из-за упавших на глаза волос.
— И это всё, — хрипло сказала она. — Всё кончено. Ты сам говорил, что все рано, или поздно заканчивается. Вот и мы закончились, Блэк. Считай, что сегодня мы с тобой попрощались. Теперь я буду с ним, и ты с этим свыкнешься.
Она ждала, что вот сейчас Блэк опять бросится к ней, схватит, поцелует, или сделает еще что-то в этом духе, но вместо этого он вдруг обаятельно усмехнулся и слегка качнул головой, засунув руки в карманы.
— Все действительно закончилось бы иначе, если бы я поехал с тобой. Мы закончились бы намного раньше, потому что я не хочу иметь ничего общего с Пожирателями смерти. А ты не можешь без них жить. Но знаешь, что, Малфой? Мне теперь на это наплевать.
С этими словами он отвернулся и взял со стола стакан, в котором еще оставалось немного виски.
Несколько долгих секунд Роксана просто смотрела на него огромными, горящими глазами, а потом медленно опустила палочку, развернулась и пошла обратно в свою комнату.
Она тяжело дышала и все больше ускоряла шаг, но все равно не успела.
Блэк настиг её почти у самой двери.
Он напал на неё бесшумно, как вампир в переулке нападает на жертву. Схватил со спины, стиснул так сильно, словно хотел сломать ей ребра. Его дыхание опалило кожу, руки забрались под рубашку.
— Знаешь, если так хочешь расстаться — будь по-твоему, — прорычал он, прижимаясь к её шее сухими, горячими губами. — Но попрощаемся мы на моих условиях.