– И помните: быть сладкоежкой не страшно!

Я со злостью выключила телевизор, не забыв с особым усердием вжать кнопку на пульте. Кто только позволяет людям с подобной внешностью вести кулинарные передачи? Я бы еще поняла, если бы из студии нам вещал милый пухлый мужичок средних лет. Который вместе с прилипшими к экрану англичанками смеялся бы над «толстыми» шутками, которые, кстати, из личного опыта ему писали бы эти самые дамочки. Который своей заражающей улыбкой на очаровательном круглом лице вызывал бы ответную реакцию, заставляющую губы растягиваться от уха до уха. Который бы пленил своим умением подбрасывать блины на сковороде так, чтобы они переворачивались в воздухе и идеально, точно в диаметр круглой посудины, приземлялись бы на раскаленную поверхность. И которые он бы потом без стеснения поливал джемом и отправлял к себе в рот.

Но нет! Все это – лишь несбыточные мечты женской половины Англии, которая каждое утро субботы, уставшая после рабочей недели, включает телевизор не чтобы отдохнуть за просмотром вполглаза какой-нибудь ерунды, а чтобы лишний раз убедиться в собственном несовершенстве. А как иначе, когда единственное, что пригодно к просмотру на местных телеканалах в начале выходного дня, – передача «Готовим вместе с Драко Малфоем»?

Кто только выпустил этого щеголя в эфир. Вы будете смеяться, но я все же скажу это: если бы еще пару лет назад, когда мы только учились в школе, кто-нибудь мне сказал, что Драко Малфой, мистер я-самая-высокомерная-задница, станет вести телепередачу для домохозяек на волшебном телевидении, я бы – да-да! – рассмеялась ему в лицо. Но вот она я, сижу с унылым лицом перед выключенным телевизором, и мне совершенно не смешно.

Не знаю как, но этот… Малфой заполонил собой, кажется, весь Уилтшир. По субботам его почти полтора часа показывают по четвертому каналу. Плакаты с рекламой его шоу украшают любую мало-мальски пригодную для этого поверхность магической Британии: двери магазинов, фонарные столбы, стены, заборы и специально поставленные высокие щиты, с которых он приторно-сладко, с особой фальшью, улыбается, посылая игривые взгляды случайным прохожим и подмигивая разглядывающим его фото девицам. И все это посвящено только ему одному. Вдобавок к этому, рекламу его передачи без остановок крутят по всем радиостанциям наряду с новым синглом группы «Метелки», который – я вам клянусь! – был написан специально, чтобы его ставили перед рекламой «Готовим вместе с Драко Малфоем», потому что носил название «Sweet boy» (прим.автора.: в данном случае идет игра слов, т.к. «sweet» с английского переводится не только как «милый», но и как «сладкий», над чем и насмехается Гермиона). Эту передачу стоило назвать «Вам не скрыться от Драко Малфоя», потому что это куда больше отражало бы действительность, ведь его лицо было повсюду!

Насупившись от собственных мыслей, я, придержав свой, увы, немаленький живот, сползла со стула, на котором сидела, и прошлепала босыми ногами в сторону спальни, громко при этом топая, тем самым пытаясь хоть как-то избавиться от накопившегося с утра пораньше раздражения. На самом деле, мне совсем не нужно было в ту сторону, но и сидеть на кухне, в обители прожорливого разврата, не было ни малейшего желания. Встав в проходе и уперев руки в боки, я задумалась, чем бы мне заняться. Негодование после утреннего свидания с телевизором все не проходило, подкидывая в голову мыслишек, как бы разделаться с злосчастным героем моих горестей.

Нет, ну вы только подумайте!

– Быть сладкоежкой не страшно, – вслух передразнила я, отпнув ногой лежащий на пути к ванной тапок, который отлетел к противоположной стене спальни, побеспокоив мирно спящего Живоглота. Низзл недовольно что-то промяукал мне в спину и с гордым видом, подняв хвост трубой, вышел из комнаты. Очевидно, решил сменить мой пост на кухне и примоститься к миске со своим лакомством, потому что… быть сладкоежкой не страшно, черт возьми!

Конечно не страшно, когда ты кот или выглядишь как модель, которой место не в кулинарном шоу, а на съемках нового ролика рекламной кампании нижнего белья.

Малфой, пожалуй, неплохо бы смотрелся в нижнем белье на фоне палящего солнца…

Но нет, каждую субботу он появлялся на экранах и вещал о новом кулинарном шедевре, выглядя просто до отвратительности неприлично сексуально в своем белом поварском колпаке. Всегда идеально выбритый; одетый с иголочки, словно только что сошел со страниц глянцевого журнала для женщин от тридцати пяти и старше. (Это тот, в котором пишут не о блесках для губ и не о вечеринках, а как «создать свой семейный очаг» и «поддерживать огонь любви до конца ваших дней».) И всегда с улыбкой во все тридцать два белоснежных зуба. Пижон!

И, как нарочно, мерзавец действительно был хорош в приготовлении десертов. Каждый раз, выходя в эфир, он, перебирая продукты своими длинными красивыми, как у музыканта, пальцами, привораживал к экранам телевизоров весь слабый пол со мной во главе, чтобы вместе приготовить «вкусный завтрак для всей семьи» или «приятный сюрприз в постель для любимого». Не понимаю, как он выделывал все эти кулинарные штучки, но сколько бы я ни пыталась повторить хотя бы один его рецепт, у меня ничего не получалось. Так что единственное, чем я могла порадовать мужа субботним утром, – так это подносом с тостами и яичницей, который, правда, могла принести ему без рук – на своем животе.

Последняя мысль вкупе с живым воображением нарисовали на моем лице кислую мину, с которой меня и встретило отражение в зеркале ванной комнаты. Прекрасный видок: растрепанные после сна волосы, похожие, как всегда, на воронье гнездо; раскрасневшиеся от гнева на весь мир щеки; мятая после беспокойного сна белая рубашка мужа – единственная вещь, которая сходилась на моем вываливающемся животе; и босые ноги, больше напоминающие раздутые до предела воздушные шары.

Поводов для радости с каждой минутой становилось все меньше, а нервозности и раздражения каждой летающей в воздухе пылинкой – больше. А все Малфой со своей коронной фразой про сладкоежек. Послушала бы я этого индюка, если бы его идеальное подтянутое тело со всеми прилагающимися атрибутами соблазнительного самца превратились в дополнительные килограммы. Представляю его лицо, когда, проснувшись однажды утром, вместо твердых кубиков пресса, которые отчетливо проступали под его свитером, едва он тянулся к верхней полке студийной кухни, Малфой обнаружил бы огромное круглое… нечто.

Недовольно фыркнув от несбыточности этой мечты, я с остервенением выхватила из стакана щетку и выдавила на нее в два раза больше пасты, чем требовалось. С силой подтолкнув ручку крана, сунула щетку под мощную струю воды, которая смыла большую часть мятной субстанции, и на автомате начала водить мокрыми щетинками по зубам, продолжая при этом гневно дуться и фыркать с полным ртом пены от пасты.

Сегодня этот слизняк решил приготовить булочки с корицей – лучшие булочки в мире, между прочим! Воздушные, ароматные, такие теплые, когда их только достанешь из горячей духовки… Моя личная амброзия. И это было единственным, что я могла приготовить безупречно. Почему единственным? По двум причинам. Во-первых, потому что, это было той едой, с которой я бы отправилась на необитаемый остров, если бы могла взять только что-то одно в неограниченном количестве. А во-вторых, потому что, если честно, мои способности к кулинарии оставляли желать лучшего. Я всегда была первой во всем и того же Малфоя еще в школе обходила по всем предметам, но кто же, черт подери, мог подумать, что гаденыш окажется так хорош в готовке? Поправочка: окажется так хорош в готовке, в время как я могла бы взять приз «Худшая домохозяйка года».

Каждый раз он поражал мое воображение, подводя к завершению свое шоу очередным «М-м-м!», которое издавал, дегустируя приготовленное им же блюдо. И каждый раз этот стон, рождающийся в глубине его горла и выходящий из него с легкой хрипотцой, заставлял тысячи мурашек бежать вдоль моего позвоночника. Этот самый стон, я уверена, сводил с ума добрую половину адекватных зрительниц его дурацкой передачи, и это тоже очень мне не нравилось. И когда однажды в субботу, спустившись после очередного эфира Малфоя в местную бакалею, я застала кассирш, болтающих о сексуальности тембра его голоса, я поняла, что ненавижу утреннее шоу Драко Малфоя.

И, если в то время просмотр телевизора прерывался на готовку, уборку или просто бесцельное шатание по квартире, то теперь он превратился в ритуал, требующий безраздельного внимания. И, глотая каждое слово, слетающее с экрана, я взращивала в себе эту ненависть, каждый раз отыгрываясь на муже, когда тот возвращался вечером домой. Ну, едва ли он жаловался, когда я с особым порывом хватала его за лацканы пиджака и толкала на кровать, но все же… Или заедала свое горе фисташковым мороженым, которое, кстати, перестала покупать в том магазине, где застукала сплетничающих продавщиц. Но, даже несмотря на то, что теперь за ведерком холодного наслаждения мне приходилось бегать к черту на куличики, это не помогло мне спастись от неминуемой участи – стать толстой. Вот поэтому теперь я могу, открывая дверь курьеру, ставить чашку с теплым чаем на свой живот, пока подписываю формуляр, а не тащиться с ней к тумбе, задвинутой в самый темный угол коридора, и обратно. Хоть какой-то плюс во всей этой ситуации.

Закончив с банными процедурами, я услышала громкое урчание собственного пуза. Ну конечно, ему все мало. И его совсем не волнует, что думаю я!

Недовольно пыхтя и бурча себе под нос о прожорливых животах, я вернулась на кухню и подошла к холодильнику, настойчиво игнорируя словно бы с грустью взирающий на меня выключенный телевизор. Схватив пакет молока с полки и хлопья, стоящие на стойке рядом, я вернулась к столу, где еще совсем недавно, подперев обе щеки руками, с завистью и любопытством взирала на процесс приготовления Малфоем очередного вкусного шедевра. Для зависти у меня тоже было две причины. Первая, потому что, как и говорила, никогда не могла – и явно не смогу – повторить его рецепты. И вторая, потому что, даже если очень постараюсь и повторю хоть часть его сложных манипуляций, не смогу нагнуться к духовке, чтобы поставить туда противень с заготовкой. Ну а с любопытством, потому что задавалась вопросом, приготовит ли мой благоверный мне такие же булочки – если уж все равно это не повредит фигуре, то почему нет? Хотя порхающие над столешницей сильные руки Малфоя увлекали мое внимание ничуть не хуже.

Тяжело вздохнув, я водрузила пустую тарелку и столовую ложку рядом с будущим завтраком и с тоской перевела взгляд на стоящий рядом стул. Еще когда я была маленькой, я мечтала, что на кухне у меня будет не обеденный стол, а высокая стойка, рядом с которой будут стоять барные стулья. Тогда я еще не подозревала, что мечта моя сбудется, но будет доставлять мне столько огорчений. Готовить я практически не бралась, а потому называть эту территорию своей не поворачивался язык. И в довесок: теперь и залезть на это высокое сиденье было для меня настоящей проблемой. Никакая магия не поможет взобраться на эту высотку, если, входя в комнату, сначала появляется твой живот, и только потом, спустя долгое время, ты сама.

Сделав еще один глубокий вдох, я постаралась собраться с силами и настроиться на успех. Уперевшись руками о мраморную столешницу, я встала спиной к стулу и отклячила пятую точку назад, пытаясь на ощупь зацепиться за краешек мягкой сидушки, чтобы потом подтянуться и сесть как нормальный человек. Пока я кряхтела и сопела, Живоглот, оторвавшись от своего ежечасного умывания, сел поближе, чтобы из первых рядов наблюдать за картиной «Гермиона и барный стул». Картина из ситкома, ей богу. Если бы меня в такие моменты снимали на камеру, то я вполне выгодно смотрелась бы в кадре сразу после шоу Малфоя. Он был бы олицетворением человека «до», который еще не попробовал все съедобные изыски из эфиров «Готовим вместе с Драко Малфоем», а меня подписывали бы внизу экрана как человека «после».

Наконец впихнувшись широким тазом на узкую поверхность стула, я слегка расслабилась. Мне было жарко, щеки обдавало жаром, а дыхание сбилось, но я не могла ни включить кондиционер, ни использовать магию, чтобы решить свою проблему, потому что оставила палочку на прикроватном столике в спальне. Решив, что единственный мой шанс остыть – залить холодным молоком свой завтрак и съесть его, я потянулась к коробке с хлопьями, как вдруг...

Разрезавший тишину квартиры телефонный звонок был подобен грому средь бела дня. И одновременно с тем – моим личным наказанием. С горестным стоном, который внутри меня был куда громче, чем вышел в действительности, и пораженно опущенной головой, я стала аккуратно сползать со своей Джомолунгмы. К моменту, когда мне удалось добраться до телефона, я уже начала паниковать: никто не держал бы вызов так долго, если бы это не было действительно что-то срочное. Думая так, я и не подозревала, как ошибалась.

– Добрый день! – радостным голосом пропели с того конца трубки. – Меня зовут Стелла, и я являюсь представителем фирмы «Ловкость рук и никакой магии». Вы просили перезвонить, когда у мастера появится свободное время. Пожалуйста, запишите информацию, которую он оставил для вас.

– Эм, подождете секундочку? – спросила я, чудом уловив паузы между словами звонившей и оглядываясь в поисках ручки, но согласно Великому закону всех ручек, который старше самой Земли, ни одной из них под рукой не оказалось. Ни одна не нашлась ни в прихожей, где стояла телефонная база, ни у холодильника рядом со стопкой бумажек для записок, ни в моей бездонной сумке, с которой я ходила на работу, и даже на столе в кабинете мужа не оказалось ни ручки, ни карандаша. В итоге, плюнув на поиски, я просто приклеила в качестве напоминания незаполненный стикер на зеркало у входа. Пропустив половину сказанного торопливым писклявым голосом Стеллы, я с облегчением распрощалась с ней и поплелась обратно на кухню.

С тоской поглядев на высокий стул, я поняла, что не повторю недавний подвиг, так что оставила покорение «барного Эвереста» Живоглоту, который только и ждал, когда я потеряю бдительность, чтобы ловко запрыгнуть на стойку и полакать из моей тарелки молоко, так и оставшееся не заправленным сладкими хлопьями. И хотя нечто ниже моей груди утробно урчало, требуя свершить съедобное жертвоприношение, я упрямой настойчивостью развернулась и вышла с кухни, где буквально через секунду раздался причмокивающий звук поглощения молока.

Остаток дня я слонялась из угла в угол, не занимаясь ничем особенным. Работа, взятая на дом, не радовала, как это бывало обычно, а только раздражала, поэтому и вернулась обратно в портфель. Наличие палочки автоматически освобождало от занятия уборкой. И даже если бы у меня ее не было, я элементарно не смогла бы наклониться, чтобы вытереть пыль под кроватью или диваном. Единственным полезным делом за весь выходной стал разговор с матерью, но Джейн Грейнджер не была бы собой, если бы спустя пару минут дежурных фраз не начала заваливать меня советами. Когда спустя почти сорок пять минут своего монолога и моих «да», «конечно, мам», «я помню», «знаю» она перешла к теме растяжек на моем огромном животе, я тактично сослалась на срочные дела и, не дав матери вставить и слова, положила трубку. И на всякий случай выдернула провод из розетки.

Поэтому теперь я сидела на диване, стоящем аккурат напротив видневшейся через проход входной двери, и сверлила взглядом, висящие над этой самой дверью часы, нервно подрыгивая левой ногой. Рядом примостился довольный Живоглот, мурлыкаюший во сне, с оставшимися от молока белыми разводами на длинных рыжих усах.

Наконец, спустя, кажется, целую вечность, послышался звук открываемого замка. Я уже было подорвалась, чтобы встать и занять воинствующую позу: руки уперты в боки, брови сведены к переносице, взгляд горящий едва сдерживаемой яростью, потопывающая правая ступня, чуть отставленная вперед для пущего эффекта – но…

Но не смогла даже подняться со слишком мягких подушек дивана. Черт, да я просто потонула в них, неловко размахивая руками и катаясь с боку на бок. Мое недовольное кряхтение и неловкие пируэты в очередной раз спугнули Живоглота с насиженного места, и этот предатель, с легкостью соскочив с дивана, кинулся к ногам моего мужа. И когда только эти двое спелись? Пушистый дезертир.

Отвлекшись на очередную попытку встать, я пропустила момент, когда муж подошел ко мне и, обхватив крепко, но бережно за то, что когда-то называлось талией, подтянул мне к своей сильной груди, помогая встать на ноги и удержать равновесие. Теперь была моя очередь капитулировать, потому что весь тщательно копившийся в течение дня гнев улетучился, стоило мне вдохнуть терпкий запах ненавязчивого одеколона и почувствовать, как его щека прижимается к моей макушке, пока ладони расслабляющим движением поглаживают уставшую от тяжелого груза спину.

– Привет, – спустя несколько минут, которые я провела, нежась в объятиях любимого супруга, произнес он. Произнес своим восхитительным голосом, отдающим так любимой мной легкой хрипотцой.

– Привет, – тихо выдохнула я, боясь ляпнуть что-то, что разрушит очарование момента.

– Как прошел день?

Это был опасный вопрос, учитывая все, что я думала о сегодняшней субботе. Но как было сказать мужу о том, что полдня я провела в жгучей ревности? Причем не только из-за собственных фантазий, но еще и из-за собственной неидеальности, которая начиналась неумением вкусно готовить и заканчивалась тем, что теперь мешало мне обнимать мужа не боком, а передом.

– Нормально, – уклончиво ответила я, надеясь, что дальнейших вопросов не последует, но плюсом и одновременно минусом моего мужа была его чрезмерная забота. Которая теперь проявлялась особенно остро.

Приподняв мое лицо, он вынудил меня посмотреть на него и в течение нескольких долгих секунд гипнотизировал меня силой своего взгляда, прищурив при этом глаза. Не прошло и десяти секунд, как я сдалась.

– Ладно, день паршивый. Как всегда, – недовольно добавила я, скорчив рожицу.

– Опять смотрела четвертый канал? – с пониманием спросил он и, получив в ответ утвердительный кивок с моей стороны, хмыкнул, словно и не ожидал ничего другого, чем вывел меня из себя и вернул к тому состоянию, в котором я планировала его встретить.

Встав в позу, я начала свою пламенную речь:

– А чего ты, собственно, ожидал? Ты, между прочим, сам виноват.

– Я?

– Да! Ты виноват!

– Позволь спросить, в чем же я виноват? – все так же ухмыляясь спросил муж, поворачиваясь ко мне спиной и направляясь в сторону спальни.

– А в том!

– В чем же? – все так же ровно бросил он, слегка оглядываясь через плечо, сгибая правую руку в локте, чтобы левой расстегнуть ремешок элегантных часов. При этом мышцы на его спине под пиджаком напряглись, натягивая ткань. А покончив с часами и отложив их на столик, что стоял у кровати, он повернулся ко мне лицом и начал медленно наступать в моем направлении, попутно развязывая изумрудный галстук на шее.

Я уже переступила порог спальни в обратном направлении, когда он, откинув галстук в сторону кровати, прислонился к косяку и скрестил руки на груди, явно чего-то от меня ожидая. Я чуть склонила голову, безмолвно спрашивая, чего он хочет. Его ухмылка стала еще шире, а глаза потемнели, словно он едва сдерживался от того, чтобы наброситься на меня прямо в проходе. Не выдержав напора, я не сдержалась и выпалила:

– Ну что? Я не понимаю!

– Ты не ответила на мой вопрос.

– Вопрос? – не поняла я. – Какой еще вопрос?

Оттолкнувшись от косяка, он снова начал наступать на меня, пока не прижал к противоположной стене коридора. Наклонившись к моему ушку и проложив по нему цепочку невесомых поцелуев, которые, если бы не поддержка его накаченных рук, подогнув мои колени, дали бы мне упасть, он хрипло выдохнул:

– О вине.

– Вине?

– Да. О моей вине, которая испортила весь твой день, – прошептал он еле слышно и мягко всосал мочку уха между своими губами.

Наваждение одновременно спадало и слепило вновь, когда электрические разряды от его манипуляций посылали ток через все мое тело к сосредоточению желания где-то внизу моего огромное живота. Живота – точно! Вспомнила.

С трудом оттолкнув мужа, больше прикладывая усилий на борьбу с собой, чем на сражение с его напором, я сложила руки на груди, стараясь унять дрожь в ногах, и выпалила:

– Ты виноват, потому что сделал меня толстой!

Слегка опешивший, он смотрел на меня как на умалишенную, поэтому я решила пояснить причину своих обвинений:

– И мало того, что я толстая, так еще и эта передача, где только и делаются, что всякие сладости! На мне уже ничего не сходится, а там одни лишь пирожные, торты и десерты! А вот уже неделю как не могу влезть в свои любимые джинсы! – чуть не плача закончила я. Последние дни в принципе выдались тяжелыми, но сегодняшний добил меня окончательно. Если бы не весь этот стресс, я никогда бы не призналась в чем-то столь постыдном своему мужу. Подумать только, какая дурость!

От собственного самоедства слезы все-таки брызнули из глаз, а лицо стоящего передо мной мужа побледнело еще больше. Но где-то через минуту, когда перед глазами все уже начало расплываться из-за пелены соленой влаги, я услышала его тихий смех, который вскоре перерос в громогласный гогот.

– Это совсем не смешно! – еще больше расстроилась я, топнув ногой и едва не ударившись в истерику окончательно.

– Прости! Прости, милая, но я смеюсь не над тем, что тебе плохо, – притянув меня в свои объятия, сказал он.

– Тогда что, позволь узнать, так рассмешило тебя? – нахохлилась я.

Поцеловав меня в лоб, он чуть отстранился и, слегка сгорбившись, чтобы наши глаза были на одном уровне, спросил:

– Гермиона, дорогая, ты не толстая…

– Нет, толстая! – не дослушав, перебила я. – Толстая!

– Нет, – покачал головой он. И когда я вновь хотела возразить, чмокнул меня в губы, предотвращая любые протесты. – Послушай. Да, твой животик вырос…

– И ноги стали похожи на ноги старой слонихи! – с жаром добавила я, одновременно радуясь, что он наконец признал очевидное, и огорчаясь, что, наверное, ему не очень приятно видеть меня такой.

– Да, твои ноги стали отекать, но они вовсе не похожи на ноги старой слонихи. Кстати, почему старой? – спросил он и тут же добавил: – Не важно! – И, качнув головой он, отгоняя глупый вопрос, продолжил: – Посмотри на меня. Ну же, посмотри, – просил муж, поглаживая меня по щеке прохладной ладонью. Нехотя я перевела на него взгляд, хоть и чувствовала себя неловко, стоя перед ним в таком ужасном виде.

– Моя дорогая, я не самый большой романтик, ты знаешь. Но я хочу, чтобы ты попыталась услышать меня и поняла правильно: ты прек-рас-на! – по слогам произнес он. – Ты прекрасна, и ты не толстая. Ты делаешь меня самым счастливым человеком на свете, потому что приняла на себя неудобства, которые теперь так огорчают тебя. Но посмотри на это с моей стороны. – Он положил руки на мой живот, чем вызывал недовольную мину на моем лице. Я хотела убрать его ладони, но он настойчиво покачал головой. – Посмотри, что ты делаешь со мной, посмотри, что делает со мной знание того, что в тебе растет наш ребенок, – не отрывая своих глаз от моих, говорил он завораживающим голосом. – За это, – он сделал акцент на последнем слове, поглаживая при этом мой живот, – я люблю тебя еще больше, чем думал, что смогу любить, когда просил стать моей женой.

Теперь навернувшиеся на глаза слезы я сдерживать не пыталась, а позволила им спокойно стекать по щекам, пропадая за воротом белоснежной рубашки.

– Ты слышишь меня? – обеспокоенно спросил мой супруг, вновь обхватывая своими большими ладонями мое лицо. Положив правую руку поверх его пальцев, поглаживающих висок, левой притянула его за шею к себе и крепко поцеловала. – Это значит «да»? – уже с улыбкой спросил он, когда нам перестало хватать воздуха.

– Да. Да, я слышу тебя.

– Тогда… раз теперь ты не считаешь себя толстой, может, я приготовлю для тебя что-нибудь вкусное?

– С сахаром? – с энтузиазмом поддержала я.

– С чем скажешь, любимая, – рассмеялся он.

– Хм, с чем скажу?

– Обещаю.

– Тогда…

– Что?

– Ну…

– Ты что, покраснела? – вновь начиная ухмыляться, спросил муж.

– Как насчет другого десерта сначала?

– Другого десерта? – нахмурив брови, он уставился на меня в ожидании объяснений.

– Да, другого десерта, – повторила я, подтолкнув его в сторону спальни. – Мне нужно особенно сладкое лакомство, – игриво и едва не мурлыкая, прошептала я. И уже строже добавила: – И прямо сейчас!

– Хм, думаю, я смогу что-нибудь придумать. Ведь быть сладкоежкой совсем не страшно, – выключая свет, засмеялся он.

– Ох, просто заткнись, Малфой!

Автор: Shantanel