- Ты ведь помнишь нашу договорённость, что всё это лишь до конца учебного года? - спрашивает Белла с тихим стоном, вновь оказываясь в кровати, в которой вообще не должна находиться. Но если уж понимание этого не остановило её пару месяцев назад, когда ей впервые довелось ощутить шёлк постельного белья, а вскоре после этого и тяжесть обнажённого тела своего ученика, то сейчас об этом и тем более нет смысла думать. Она знает, что пропала задолго до этого, и просто пытается сохранять относительный контроль. Это значит постоянно держаться за обозначенные временные рамки и то и дело снова и снова напоминать о них не столько Эдварду, сколько, наверное, самой себе.

- Трудно забыть о чём-то, когда вы повторяете это почти при каждой нашей встрече, мисс Свон, - хрипло отвечает он с оттенком неясной грусти, нежными и отточенными движениями избавляя притягательный стан от чёрно-белой юбки, светлой блузки и колготок. Свой пиджак Белла повесила на спинку стула, когда только пришла и поднялась в комнату подростка, и теперь остаётся лишь в одном нижнем белье. Её заводит официальное обращение. Хотя ничего другого она и не знает. Эдвард никогда не обращается к ней по имени. Невзирая на то, что вполне мог бы это делать, когда они наедине. Но нет, он даже ни разу не пытался. Границы, проведённые в классе, сохраняются и у него дома. Да и вообще везде.

- Почему же это правило не работает на моих уроках? - улыбается Изабелла и иронично закатывает глаза. Её ученик лишь смеётся в ответ и продолжает свои ласки.

- Потому что там вы одеты, мисс Свон.



Впрочем, это не имеет значения. Это всё равно лишь секс. То, из-за чего она лишится работы и, вероятно, возможности преподавать в целом, если о них вдруг станет известно. Казалось бы, зачем так рисковать из-за сиюминутного удовольствия, но Белла и сама не может себе этого объяснить. Ведь здесь нет и не может быть ничего большего. Не то чтобы Белла этого хочет, ведь она рационально смотрит на мир и на восьмилетнюю разницу в возрасте, но Эдвард оказался искусным любовником. Она почему-то думала, что он не особо и сведущ, даже если не девственник, но их же первый раз опроверг это предположение за доли секунды. Парень однозначно знал, что делает. Пожалуй, ей будет этого не хватать. Его уверенности, настойчивости и в чём-то даже наглости. Он проявил их сполна, ещё когда впервые её поцеловал.

Белла стягивает с Эдварда ярко-красную майку и дотрагивается до пояса его джинсов, чтобы расстегнуть молнию и пуговицу. Он помогает ей и, надев презерватив, легко скользит во влажность прекрасного и отзывчивого тела. И, не найдя желания противостоять, в какой-то момент позволяет толкнуть себя на спину. Если Белле этого хочется, то ему и тем более. Он давно мечтал о ней сверху. И теперь чувствует себя победителем. Не устояв перед нескончаемым соблазном, его правая рука расстёгивает лифчик и, стащив бретельки с нежных рук, откидывает более ненужную вещь куда подальше. Синий цвет, конечно, красивый, и Эдварду нравится, как он смотрится на бледной коже, выгодно оттеняя её, но созерцать подпрыгивающие полушария ему нравится гораздо больше. Они не большие, но и не маленькие. Как раз такие, как он любит. Идеально помещающиеся в ладонь. Можно обхватить совершенно полностью, что впоследствии Эдвард и делает, и двое становятся лишь ближе, когда, сев, он смотрит на место их слияния, а потом прижимает Беллу к себе так, что теснее просто некуда. Её движения становятся всё более быстрыми и хаотичными, и, врезаясь в неё с не меньшими страстью и темпом, Эдвард чувствует характерный жар внизу живота, захватывающий, кажется, всё тело, и буквально следующий же толчок заставляет их обоих окончательно раствориться друг в друге.

- Было здорово. Впрочем, как и всегда, - Белле хочется задержаться в его объятиях, но, даже не попытавшись сначала отдышаться, она отстраняется практически мгновенно. Никак иначе вообще-то и нельзя. Переехав сюда вместе с сыном вскоре после Нового года, его родители могут приехать домой каждый со своей работы буквально с минуты на минуту. Не то чтобы Белла совсем не должна быть в этом доме, но они платят ей за индивидуальные занятия, а не за развращение их в скором времени девятнадцатилетнего отпрыска. Хотя ещё до своего очередного Дня рождения он уже закончит школу, и они автоматически перестанут быть вместе. Но что это за дурной вздор только что проскочил в голове у Беллы? Вместе? Какое ещё, Бога ради, «вместе»?

Это так и продолжает крутиться в её мыслях, пока она собирает свою одежду и принимается одеваться, внезапно нервная и странно взвинченная. Она же не могла действительно привязаться к этому юнцу, который сказался не успевающим усваивать новый материал и до сих пор иногда продолжает эту глупую игру, лишь бы, как выяснилось значительно позже, видеть её не только на школьных уроках и в коридорах на переменах?



Снаружи доносятся звук шин и шум двигателя автомобиля, когда Белла открывает дверь и уже собирается спуститься на первый этаж. Но её останавливает рука Эдварда. Это обычное прикосновение к правому плечу, совершенно поверхностное и как будто нерешительное, что вообще на него не похоже, но Белла чувствует себя так, словно её снова раздели, да ещё и заглянули в душу. Глаза на юном лице выглядят серьёзными и вполне взрослыми.

- Ты чуть не забыла портфель, - говорит их обладатель своим бархатистым и приятным голосом и буквально пихает упомянутую вещь ей в пальцы. Белла сжимает их вокруг коричневой кожаной ручки и отворачивается с осознанием собственной глупости внутри себя, и, так ничего и не ответив, устремляется прочь от Эдварда. Она здоровается с его родителями, заверяет их, что он делает успехи, и что уже совсем скоро его оценкам станут завидовать все остальные одноклассники, и прощается с Карлайлом и Эсми до вторника. Ей кажется, что они смотрят на неё как-то странно, хотя она, как могла, уложила волосы с помощью расчёски Эдварда, но Белла говорит себе, что это просто паранойя, и отъезжает от особняка, не дожидаясь, пока любящие родители скроются внутри здания.

Она не слышит ничего от Эдварда все выходные, но это и неудивительно. Они не поддерживают связь вне школы и физической активности за её пределами дважды в неделю. Просто в какой-то момент Белла ловит себя на нелепой мысли, что хотела бы получить от него хотя бы одно сообщение. Ей подошло бы даже короткое. Состоящее из одного слова. Например, привет. Она ничего не может делать. Только думать, думать и ещё раз думать.

В первую очередь в памяти невольно всплывает тот день, когда ей совершенно случайно, а скорее наоборот сознательно открылась вся правда. Шёл конец февраля. Это была пятница, двадцать первое число. Их с Эдвардом занятия длились уже целый месяц. Но с каждым разом Белла чувствовала лишь всё большее бессилие. Хотя по идее всё должно было быть совсем наоборот. На деле же перечень тем, что они изучали всем классом уже не первую неделю, Каллену давался по-прежнему далеко не лучшим образом. Иногда он её удивлял, справляясь с домашними заданиями почти на высший балл, но такое случалось крайне редко. Белла уже неоднократно подумывала признаться в собственной несостоятельности в качестве преподавателя и прекратить бесполезные занятия, стыдясь брать деньги за труды, которые всё равно не приносят желаемого результата, но каждый раз, стоило ей открыть рот, чтобы, наконец, поговорить с его матерью, её будто бы что-то останавливало, и этот самый рот тут же закрывался сам по себе.



Белла объясняла это тем, что просто не привыкла сдаваться и опускать руки, но в глубине души в ней лишь множились подозрения, что парню не хватает заботы и участия со стороны самых близких людей, а ей в свою очередь как бы хочется их ему заменить. Она чувствовала жалость и симпатию, умноженную на понимание того, что в случае ухода её замучает совесть, и, тем не менее, была готова биться головой о ближайшую стену. Белла не ожидала от своего ученика правильных решений задач и в ту их встречу, но, подойдя к столу с компьютером на нём и взяв в руки тетрадь, буквально обомлела, когда не нашла ни единой ошибки. Ничего такого не выявила даже более тщательная и скрупулёзная проверка. И тогда Белла резко всё поняла. Не на основании ответов, в классе потянувших бы на превосходную оценку, а из-за взгляда Эдварда, который он поднял на неё спустя пару минут. Там были знания, уверенность в них и интеллект. Прежде, чем Белла действительно осознала происходящее, её губы уже выдохнули очевидную истину:

- Ты всё это знаешь. И всегда всё понимал. Просто зачем-то строишь из себя дурачка, - Эдвард продолжал смотреть на неё так, как будто не его только что поймали с поличным, ничего не говоря и не отрицая, и вообще фактически не двигаясь, и его молчаливая реакция лишь окончательно убедила Беллу, что она абсолютно права. Она не была уверена, что хочет знать, зачем ему в действительности это нужно, но всё-таки не смогла не спросить, - таким образом ты хочешь привлечь внимание родителей? Выставляя напоказ свои плохие отметки? Или что? Иначе я просто не знаю, зачем...



Не договорив всё, что собиралась, Белла невольно отступила на шаг назад, едва Эдвард поднялся со стула и в мгновение ока оказался выше неё почти на две головы. Конечно, она знала, что он высок и даже очень, но, кажется, лишь теперь поняла, насколько именно велика их разница в росте. Это внезапное откровение неожиданно напугало её, чего она вообще никак не ожидала, и заставило отойти ещё дальше, но всё, что Белла получила, это исключительно ощущение ловушки, и всё из-за поверхности стола за своей спиной.

Эдвард тем временем подошёл совсем близко и решительным движением правой руки очертил её пленившие его ещё в самую первую встречу в классе губы. Все эти недели он мог думать только о том, как целует их и вкушает будоражащую разум сладость и мягкость. Эдвард почти лишился сна, аппетита и покоя, воображая всё это и не только, и в итоге не придумал ничего лучше, кроме как испортить свою успеваемость, сознательно держась в районе едва удовлетворительных отметок. Родители посчитали, что у него стресс и апатия из-за переезда и расставания с привычными вещами и кругом общения, и потому без всяких возражений согласились оплатить услуги мисс Свон, как репетитора, когда она сама предложила себя ему. Конечно, не своё тело, но свою помощь и индивидуальные занятия в том количестве, в каком ему необходимо. У него не было запасного плана, поэтому он несказанно обрадовался, как только его стратегия благополучно сработала.

Наверное, Эдвард думал, что чем больше времени он будет проводить с мисс Свон, тем скорее она ему примелькается и надоест, и тогда желание её тупо трахнуть исчезнет само собой, но на деле с каждой проходящей неделей он лишь увязал всё глубже и глубже и более не имел сил притворяться. А может, просто не хотел. Ему истинно нравилась его учительница. Так, как не нравилась ни одна из тех девушек, с кем он набирался сексуального опыта, живя в Нью-Йорке, и он чувствовал себя достаточно взрослым, чтобы иметь способность признать, что это всё-таки не просто похоть и желание залезть под юбку женщины постарше.



Он поцеловал мисс Свон трепетно и ласково, но уверенно и без колебаний. Удостоверился, что на вкус она именно такая же, какой он её себе и представлял, и даже лучше. Ваниль, манго и персик. Эдвард ощутил их нотки в том числе и в её волосах. И сразу же отстранился, переживая, что мисс Свон и так уже борется с желанием его ударить. А потом схватить свои вещи и, выскочив из комнаты, рассказать его родителям всю правду об их якобы мгновенно поглупевшем сыне. В случае чего это не заняло бы у неё много времени. В тот день они как раз были дома. Оба сидели внизу. В гостиной.

Но Белла не сделала ничего из того, чего так боялся Эдвард. Ей понравился его поцелуй, и она захотела ещё. Она сама поцеловала его со всей страстью, которая вмиг захватила Каллена, и позволила отнести себя в постель. Дальше всё произошло настолько стремительно, что она чуть не позабыла спросить про презерватив. Он достал его из тумбочки, фактически не глядя в сторону ящика. После Белле составило огромного труда не думать, с кем ещё он может использовать их, если отыскал необходимое столь быстро и совершенно вслепую. Когда она начала интенсивно сжимать его своими внутренними мышцами, что лишь подстегнуло и ускорило его собственное удовольствие, он приглушил издаваемые ею звуки своей ладонью. Белла поняла, что он сделал это, чтобы их не услышали, и ощутила безмолвную благодарность. Но наравне с этим это её ещё и сильно завело, и когда всё закончилось, она тут же стала мечтать о том, чтобы всё повторить.



И вот теперь, спустя два месяца, он впервые отказался от официального «вы» в пользу неформального «ты». Белла понимает, что у него это наверняка просто вырвалось, но вместе с тем осознаёт, что в эмоциональном плане с ней однозначно что-то не то, и уже в понедельник, когда одноклассники Эдварда начинают покидать её кабинет после урока, внезапно для себя самой просит его задержаться. В своих чёрных джинсах и белом свитере со свисающей с правого плеча сумкой он выглядит традиционно превосходно, даже, пожалуй, красивее, чем в вечер пятницы с её более домашним внешним видом, но его взгляд и поза подчёркнуто вежливые и наполнены безграничным уважением к ней, как к преподавателю. Она старается не думать о том, что он дьявольски соблазнителен, и что под всей этой маской скрывается порочный искуситель. Кажется, Белла даже едва ли смотрит в его направлении, сосредоточенная на перекладывании письменных принадлежностей и тетрадей, которые необходимо проверить.

- Вы о чём-то хотели поговорить, мисс Свон?

- Да, Эдвард, хотела. Я думаю, что мне не нужно больше приходить. В наших индивидуальных уроках уже давно нет никакой необходимости. Мы оба знаем, что ты умный и способный ученик, поэтому давай ты просто скажешь родителям, что мы закончили.

- Хочешь, чтобы я прекратил учиться хуже, чем могу, хорошо, но как же наша договорённость?

- Прежде всего я бы хотела, чтобы ты обращался ко мне на «вы». Я всё-таки твой преподаватель и к тому же старше тебя.

- Посмотри на меня, и тогда, быть может, я сделаю это.



Эдвард понимает, что, вероятно, ведёт себя возмутительно и ходит по грани, но ничего не может с собой поделать. Он не дурак, пусть и поддерживал соответствующую видимость довольно долгое время, и ему почти очевидно, что с Беллой что-то произошло. Что три дня назад она всё равно что сбежала от него так, будто увидела в нём бешеную собаку или же хищника вроде льва или тигра. А он ведь всего лишь протянул ей её портфель. И вот теперь это. Полнейшее отстранение и желание избегать, словно он какой-то прокажённый или может передать ей другое не менее опасное заболевание. Какого чёрта она вдруг хочет расстаться? Разве ей больше не хорошо с ним? Но это не так. Ничего не изменилось. Они по-прежнему словно созданы друг для друга. Эдвард ощущал это в ней и не мог ошибиться. Поэтому ему нужны ответы, и он знает, что не уйдёт отсюда, пока не получит их.

Но когда Белла не выдерживает и резко поднимает свои глаза, её переполняют гнев и негодование, и его это почти пугает. Впрочем, он остаётся стоять на месте и надеется, что не выглядит не знающим, что делать. Даже если всё именно так, пожалуй, и обстоит.

- Да что ты себе позволяешь? Ты кто вообще такой? Просто сопливый малолетка.



Эти слова задевают его за живое и наносят глубокую рану прямо в сердце. Там словно неоднократно проворачивается острый нож, и Эдварда буквально тянет сделать больно в ответ. Ну, хотя бы постараться. Ведь он совсем не уверен, что ему под силу сравниться с женщиной, что стоит перед ним и учащённо дышит. Прямо, как тогда, когда они…

- Сопливый малолетка неоднократно отымел тебя так, как прежде тебе наверняка и не снилось, а ты только и делала, что просила быстрее и глубже, - невзирая на всё возрастающую ярость, помимо неё, Белла чувствует ещё и огромное облегчение. Оно вызвано знанием того, что камеры, установленные в кабинетах, записывают исключительно изображение, но никак не звук. Если она вдруг не начнёт импульсивно швыряться вещами в своего ученика, а он не попытается обойти стол и приблизиться к ней вплотную, то всё будет в порядке. Никто в случае чего не расценит эти кадры, как провокационные и требующие расследования на предмет того, что здесь происходило. С виду это обычный разговор между преподавателем и его учеником. Пусть и слегка затянувшийся, но в остальном вполне мирный и спокойный.

- Пошёл вон.

- Белла.

- Я тебе не Белла, а мисс Свон, и я требую, чтобы ты пошёл прочь, - её терпению приходит окончательный конец, и Белла закрывается в своей раковине, как только замечает что-то, напоминающее скорбь, на обычно всегда заряжающем оптимизмом лице Эдварда. Она помнит его исключительно беззаботным и счастливым, и ей совершенно невыносимо видеть иное и осознавать собственную причастность к происходящим изменениям. В выразительных и глубоких глазах поселяется затравленное выражение, и Белла едва сохраняет в себе силы смотреть. Ей кажется, что если отвернуться и не выдержать этот взгляд, то Эдвард точно подойдёт и сделает в их случае нечто опрометчивое и крайне недопустимое. Да даже объятие может быть опасным и истолкованным превратно. Ученики не имеют права как бы утешать своего учителя, даже если ему в той или иной степени визуально нехорошо.

Но, невзирая на желание наплевать на всё и прижать Беллу к себе, Эдвард помнит, что не может так поступить. Её уволят, и она потеряет свой заработок. Тогда они точно больше никогда не увидятся. Она не сможет этого простить. Так что он просто смотрит на неё, вероятно, умоляющим взглядом и подкрепляет его лишь одним тихим и беззащитным словом:

- Пожалуйста…



Беллу это совершенно не трогает. Точнее она, как может, делает вид, что ей всё безразлично, и старается вести себя в соответствии с этим в надежде на то, что выглядит убедительно и достоверно. Внутри же неё в это самое время всё буквально рвётся на части. Но внешне она остаётся абсолютно холодной и невозмутимой. Невзирая на то, что это убивает и выворачивает душу наизнанку, Эдвард никак не может перестать на неё смотреть.

- Сколько раз я ещё должна это повторить? Может быть, мне вызвать охрану?

И тогда, сдавшись, Эдвард говорит нечто неожиданное, удивительное и потрясающее одновременно, и она ненавидит то, что ей придётся воспользоваться этим против него самого.

- Я тебя люблю. И я не хочу тебя терять. Ни сейчас, ни перед выпускным, ни после него, - едва он заканчивает говорить всё это, ему моментально становится легче. Правда обладает освобождающей силой. Но уже спустя мгновение…



- Любишь? Я так не думаю, - Белла смеётся над ним, и он не понимает, почему она такая. Он был уверен в их взаимном влечении, которое для него уж точно значит гораздо больше, чем просто удовлетворение физических потребностей, а теперь видит и слышит грубую насмешку, и единственное, чего ему хочется, это провалиться сквозь землю или хотя бы покинуть этот кабинет, чтобы больше ничего не слушать. Но ноги словно приросли, приклеились к полу, и Эдвард не может даже пошевелиться, не то, что уйти. - Ты просто глупый мальчишка, полюбивший трахать свою училку, ведь даже если об этом никто не знает, внутри себя ты наверняка считаешь, что это возвышает тебя на фоне других. Но ничего подобного, мальчик. Ты такой же, как все они.

Эдвард больше не может этого выносить. И, сжав зубы, чтобы ещё раз не уподобиться Белле, всё-таки покидает класс и выходит в коридор. До следующего урока остаётся буквально считанное количество минут, но Эдвард покидает школу и, игнорируя свою машину на парковке, отправляется домой пешком. Они живут в лесной зоне на значительном отдалении от основной части города, но ему плевать на то, насколько растянется его путь.



Эдвард, конечно же, рассказывает родителям, что Белла больше не придёт. Они взволнованно переглядываются между собой, но у него нет ни малейшего желания думать, что может за этим скрываться, и он просто уходит в свою комнату.

Вскоре наступает вторник. День, когда по расписанию у Эдварда нет урока математики, но он знает, что всё равно увидит Беллу не только где-нибудь в школьном коридоре, но и у себя в комнате. Точнее знал, потому что сегодня она не приходит. И во все последующие недели тоже. Поначалу Эдвард ждёт, что Белла пожалеет о своих словах, сказанных на эмоциях, и так или иначе вот-вот заберёт их обратно, и даже признается ему во взаимных чувствах, но с каждым проходящим днём эта глупая вера угасает только всё больше, пока её огонёк, наконец, не потухает совсем. Их отношения автоматически возвращаются к тому состоянию, в каком они были до всей этой интрижки, с той лишь разницей, что теперь оценкам Эдварда, и правда, завидуют все его одноклассники. Он больше не зарывает свои знания в песок, как она того и хотела, и, как следствие, не может не думать о том, что всё это лишь из-за неё. Ему должно быть абсолютно всё равно, но когда как-то через месяц он замечает очевидную грусть на лице Беллы, в то время как она отдаёт ему его проверенный тест с отметкой о высшем балле вверху листа, впоследствии Эдвард задерживается после урока и ждёт, пока в классе не останется никого, кроме них двоих.

- С вами всё хорошо, мисс Свон? - спрашивает он, неспособный просто взять и пройти мимо, невзирая ни на что. Эдвард надеется, что Белла невольно поднимет свой взор и тем самым впервые за множество недель позволит ему посмотреть на себя столь близко, но она лишь пожимает плечами и продолжает что-то усердно писать в своём блокноте.

- Да, всё в порядке, Эдвард. Да и вообще, с чего такой вопрос? В любом случае разве у тебя нет своих дел? Тебе пора на следующий урок.

- Просто вы показались мне чем-то расстроенной, вот я и…



- Тебе показалось, - перебивая его, отвечает она, всё так же не отрывая взгляда от записной книжки перед глазами и молясь, чтобы Каллен просто, наконец, ушёл. Его голос всё ещё звучит греховно и обольстительно даже в рамках такой невинной фразы, и это совершенно ей не помогает. Потому что на самом деле ничего не в порядке. Она скучает по этому юнцу. В первую очередь именно по нему, а никак не по сексу и ощущению Эдварда внутри себя. Это оказалось настолько второстепенным, что она просто в ужасе от того, что думала совершенно иначе, когда полагала, что ей прежде всего будет не хватать лишь тела. Хотя в этом и заключается основная проблема. Если бы всё дело было исключительно в похоти, она бы давно выкинула подростка из своей головы, но правда в том, что Белле хочется гораздо большего. Ей хочется его всего, в том числе и душу, но после всего, что она наговорила, это вряд ли возможно. Она знает, что сделала ему больно, высмеяв его, возможно, первые в жизни настоящие чувства, и что он подошёл к ней чисто из вежливости, и совсем не удивляется, когда он всё-таки оставляет её одну, покидая кабинет.

Всякая необходимость притворяться крайне занятой отпадает буквально мгновенно. Белла отодвигает блокнот и пытается не чувствовать влажность в глазах. Но все эти усилия совершенно тщетны. Она заполняет их настолько обильно, что почти превращается в слёзы. Беллу терзают горечь и отсутствие возможности посоветоваться хоть с кем-нибудь. Она близко общается с Элис, преподающей литературу, и можно сказать, что они даже дружат, но связь с учеником – это не то, что допустимо кому-то раскрыть. Белла с этим один на один, и решать, делать что-то или нет, ей также придётся сугубо в одиночку. В раздумьях и сомнениях она проводит далеко не один день, в том числе и выходные, но так и не приходит ни к чему конкретному и, тем не менее, в среду, двадцать седьмого мая, набирается смелости вызвать Эдварда к себе в кабинет.

Подросток стоит в коридоре неподалёку от её двери, хотя в это время дня у него занятия совершенно в другом крыле здания, но Белла не позволяет себе и думать, что это может быть хоть как-то связано с ней. Она просто делает первый шаг в нужном направлении, собираясь отвлечь Каллена от чтения учебника, возможно, с целью повторения ранее пройдённого материала, когда вдруг замирает на месте, остановленная открывшейся её взору картиной и тут же возникающим колющим ощущением в груди и почти переставшем биться сердце. Белла видит красивую светловолосую девушку, являющуюся одноклассницей Эдварда, которая подходит к нему, и тот, разговорившись с ней и рассмеявшись, в какой-то момент, переместив книгу в левую ладонь, закидывает правую руку на девичьи плечи. Вскоре парочка пропадает из виду, скрываясь в неизвестном направлении, а Белла чувствует себя так, будто из-под её ног выбили всю почву, и та начинает стремительно оседать и проваливаться под её весом, а вскоре и вовсе совершенно исчезает. Вплоть до самой последней крупицы и песчинки.



Всё увиденное, но скорее сопутствующие этому мысли повергают Беллу в глубокое отчаяние в тот же самый вечер. Она представляет эту девицу в постели Каллена, то, как он делает с ней всё то же самое, что и с самой Беллой, а может, и экспериментирует с новыми позами, а та в свою очередь является более раскованной, чем учительница, и позволяет творить с собой абсолютно всё, что придёт в голову Эдварда.

Той ночью Белла фактически не спит, непрестанно ворочаясь с бока на бок, и по какой-то причине её бросает то в жар, то в холод, как обычно бывает при простуде, и сказать, что, проснувшись по будильнику и еле найдя в себе силы покинуть кровать, она ощущает себя разбитой, означает здорово преуменьшить ситуацию. Но работу никто не отменял, и Белла наивно надеется, что после бокала крепкого кофе и плотного завтрака ей станет настолько лучше, что она сможет провести все свои уроки без особых проблем и при этом не будет выглядеть так, словно зомби или человек, который одной ногой уже находится в могиле.

Стоит сказать, что её состояние, и правда, улучшается, но только после того, как вся только что съеденная еда почти тут же просится обратно, и Белла едва успевает добежать до ванной комнаты и поднять крышку унитаза прежде, чем склониться над ним. Она совершенно уверена, что не могла отравиться, так как определённо не употребляла в пищу ничего испортившегося, но на смену этой мысли мгновенно приходит другая. Та, согласно которой у Беллы уже значительная задержка. В последний раз всё было намного больше месяца назад, а теперь… теперь менструации нет. Хотя она всегда всю её жизнь приходила буквально по часам.



Белла понимает, что, скорее всего, беременна, и беременна не от кого-нибудь, за кого можно выйти замуж, построить с ним красивый дом или въехать в уже готовое к проживанию жильё и нарожать ещё кучу детишек, а от своего ученика. От мальчишки, которого по всем правилам, нормам и законам вообще должна была обходить за много километров, собирающегося в университет и вряд ли предполагающего в ближайшие лет семь-десять становиться чьим-то папочкой. Он и сам ещё фактически ребёнок. Незачем ему говорить. У него своя жизнь, а у неё своя. Белла всегда это знала. Ей не хочется обрекать его на проблемы и усложнять спокойное и размеренное течение его бытия из-за оставшейся позади интрижки. Интрижки, которую она вообще-то прекратила сама, да ещё и в столь грубой и жёсткой форме. У Эдварда всё равно уже всё наверняка прошло. Эта его влюблённость, или что он там себе ещё придумал.

Белла укореняется в мысли молчать даже под угрозой расстрела, но всё резко меняется, когда, перестав заниматься самообманом, что всё как-то само собой рассосется, она не покупает тест, а просто сразу отправляется на осмотр. Она не особо что понимает в зернистой картинке на экране монитора, но ей показывают плодное яйцо, являющееся их с Эдвардом ребёнком, у которого уже бьётся сердце, и называют срок, равный шести неделям. Именно тогда они с Калленом были вместе в последний раз. Конечно, она просит распечатать фото. Отвечает, что будет рожать, и становится на учёт с назначением даты следующего посещения. И без промедления берёт все брошюры, что ей дают. А ещё понимает, что Эдвард непременно должен знать. Даже если не примет этого малыша и не захочет быть неотъемлемой частью его жизни. Она и не станет заставлять. Просто скрывать такое неправильно. Это так и будет терзать её совесть и взывать к ней день за днём.



Но на то, чтобы решиться, наконец, открыться, у Беллы всё равно уходит целых полторы недели. К тому времени для Каллена уже наступает знаменательный день выпускного. Она не лезет к нему в такой момент, но не может устоять перед тем, чтобы взглянуть на него в костюме, когда он будет уезжать из дома, и так и остаётся сидеть снаружи в своей скрытой деревьями машине, невзирая на уже давно скрывшийся из вида вольво. Белла и сама не замечает, как наступают сумерки. Но свет в окнах особняка так нигде и не включается, и она понимает, что Карлайл и Эсми тоже куда-то уехали. От длительного пребывания в одной позиции ноги затекают и устают, и Белла выбирается на улицу, чтобы немного подышать свежим воздухом и пройтись прежде, чем поехать домой. Она едва подходит к входной двери, как слышит шум двигателя и шин приближающейся машины, и вскоре та сворачивает на подъездную дорожку. Это автомобиль Эдварда, и он обнаруживает свою любимую женщину у входа в собственный дом, когда ставит машину на сигнализацию и отворачивается от личного транспорта, начиная идти в сторону крыльца. Белла ждёт, что её спросят, что она здесь делает в столь поздний час, но, застыв буквально на секунду, Эдвард быстро сокращает расстояние между ними и, прижав её к двери, фактически набрасывается на полузабытые губы, которые от этого не перестали быть желанными, и тут же ощущает ответное движение, а ещё пальцы в своих волосах. Белла не чувствовала этого столь давно, что почти теряет всякое понимание, зачем главным образом пришла, но находит в себе силы чуть отстраниться от Эдварда посредством прикосновения к его груди, но его это не останавливает, и он просто перемещается с поцелуями на скулы и шею.



И тогда слова, неоднократно прокручивающиеся в голове Беллы на протяжении всех последних дней, оказываются в воздухе независимо от того, хотела ли она произнести их вот прямо сейчас или всё-таки предпочитала подождать ещё несколько минут, лишь бы прежде насладиться страстью и ощущением того, что, по крайней мере, физически в ней-то уж точно нуждаются:

- Я беременна.



Эдвард уже намеревается признаться, как сильно скучал и что будет любить её, даже если она не чувствует того же, но все мысли совершенно улетают куда-то прочь, едва только что сказанное доходит до его затуманенного желанием сознания. Он останавливается в своих поцелуях и отстраняется с выражением недоверия на лице и во взгляде. Белла видит это даже во мраке и понимает, что её вряд ли ожидает хоть что-то хорошее. Сильные руки всё ещё сжимают ей плечи, но она не думает, что это продлится достаточно долго для того, чтобы успеть обсудить всё максимально спокойно.

- Беременна? - он смотрит на её плоский живот, по которому ещё не сильно скоро можно будет что-то определить, и делает несколько шагов назад, потому что этого просто не может быть. Только не в случае с ним и не тогда, когда они всегда предохранялись и каждый раз использовали презерватив. Презерватив, который мог порваться, и таким образом… Но, тем не менее, Эдварду совершенно не хочется об этом и думать. Несмотря на все свои обидные слова, сказанные Белле несколько недель тому назад, он знает, что действительно ещё очень молод. В его планах на ближайшие годы жизни совершенно нет детей. Даже если это дети от неё. Он любит её, но не уверен, что достаточно сильно для того, чтобы признаться родителям не только в имевшей место быть связи, уже одним этим рискуя навлечь на себя их страшный гнев, но ещё и в том, что они совсем скоро станут бабушкой и дедушкой. Разве это для него? И что будет с университетом? Променять высшее образование на подгузники это просто…

- Да, беременна…



- А я-то здесь причём? Иди к тому, с кем ты трахалась. Это не может быть мой ребёнок, - Эдвард сам не ведает, что говорит, но не заставившая себя ждать пощёчина его мгновенно частично отрезвляет. Из глаз Беллы почти брызгают слёзы, когда она наблюдает за своей рукой, резко опустившейся на лицо парня и вряд ли доставившей ему удовольствие. Но и самой Белле отнюдь не весело. Она не понимает, как он мог так о ней подумать, да ещё и высказать это вслух. Если бы она чувствовала исходящий от него запах алкоголя, она бы решила, что он просто пьян, но между тем, как он уехал на организованную в школе вечеринку и вернулся обратно неожиданно скоро, прошёл всего какой-то час с небольшим. Конечно, Белла знает, что и за это время можно прилично напиться, но Каллен выглядит совершенно трезвым, да и пахнет он, как обычно. Лишь собой и своим парфюмом. К тому же она не думает, что выпускникам вдруг стали разливать крепкие напитки. В лучшем случае это можно получить лишь на чьей-нибудь частной вечеринке. Если её, конечно, не решит проинспектировать руководство образовательного заведения, заподозрив кого-то из парней или девушек в создании запасов запрещённых напитков.

- Я трахалась только с тобой, идиот! - с глубоким разочарованием и прежде ни разу не испытываемой болью выкрикивает Белла и отталкивает Эдварда прочь со своего пути. Её ребёнку не нужен такой отец. Она и сама отлично справится. Изначально она всё равно не планировала ставить его в известность. Так что вполне легко и благополучно может вернуться к мысли о себе в роли матери-одиночки. Да, это будет трудно и временами сложно, но для женщины с интеллектом нет ничего невозможного.



Эдвард понимает, что натворил, когда видит удаляющуюся и поникшую спину Беллы. Обвиняя её в измене, он явно был словно не в себе. Хотя покинул собственный выпускной как раз потому, что больше не мог притворяться, что его распирает от эйфории и радости. Он мог думать лишь об этой женщине и больше ни о ком, кроме неё. Таня всё крутилась около него в своём чуть ли не отсутствующем платье, настолько у него не поворачивался язык называть им какие-то непонятные лоскутки, но ему было исключительно паршиво и плохо. По правде говоря, в преддверии выпускного он размышлял о том, что мог бы её трахнуть, лишь бы хотя бы ненадолго вытравить Беллу из своей головы, но в какой-то момент Эдвард невероятно чётко осознал, что у него просто не встанет ни на кого, кроме мисс Свон. Все его разгульные деньки явно остались позади, и вовсе не из-за того, что она только что сказала. Основной причиной является то, что ему без неё долго не протянуть. Оба последних месяца были просто адом на Земле.

Он обнимает её со спины и крепко прижимает к своей груди так, что вырваться совершенно не представляется возможным. Вдыхает запах, тут же заполняющий лёгкие до отказа, и шепчет на ухо лишь одно короткое, но такое важное сейчас слово:

- Прости, - Эдвард надеется, что звучит это искренне и хотя бы немного искупает его вину. Конечно, чтобы Белла и вовсе забыла о его импульсивных и опрометчивых выражениях, потребуется гораздо большее, чем банальное извинение. Наверное, она будет нуждаться в нём. Он пока не знает, как совместит её и дальнейшую учёбу, но чувствует желание максимально быть рядом вопреки всем сложностям и тому, что могут подумать люди.

- Мы к этому не готовы. Ни я, ни ты. Но я тебя ни к чему и не принуждаю. Просто решила, что ты должен знать, - отвечает Белла, ощущая на себе его тяжёлые, но внушающие исключительно странное умиротворение и покой руки. В этих объятиях ей несказанно хорошо и безопасно. Вопреки всему недавно сказанному это никуда не ушло, и она больше не может противостоять натиску множества обуревающих её чувств и эмоций. - И я… Я тоже… Я думаю, что я тоже… люблю тебя.