Илльера шагнула к краю эшафота, но задержалась на мгновение и положила руку на плечо Рихи, которая все еще не шелохнулась.

— С нами вам идти не стоит, — вполголоса проговорила воительница. — Здесь будет безопаснее, а там прольется слишком много крови. Держите под рукой кинжал.

Рихь едва заметно кивнула, и Илльера сунула ей в ладонь снятое с пояса оружие. А затем сбежала в толпу, вслед за Эрвином. Откуда-то из немыслимых резервов нашлись еще силы не опуститься на землю и не потерять сознание от усталости. Сердце колотилось быстро и ровно. Последний рывок, последнее усилие. Теперь, когда столько пройдено, уже ни отступить, ни оступиться. И она шла за ним, след в след, не отводя взгляда от его прямой спины и обнаженного меча. За ним шли и остальные, с яростной решимостью в глазах.

Эрвин поднял клинок вверх, подавая знак остановиться. Дворец Аубреля стоял перед ними словно вражеская крепость. Ворота заперты, и даже следы огня от предыдущего штурма не давали усомниться в их прочности. Труп Воларэ по-прежнему висел на перекладине. Осматривая стену, Винтер заметил в бойницах движущиеся тени. Арбалетчики, выжидающие сигнала, или просто не до конца уверенные, что готовы стрелять по своим согражданам… В следующий момент пара особо ретивых ребят, первыми бросившихся к воротам, упали с болтами в шеях. Нет, арбалетчики не сомневались. Канцлер подготовился к обороне.

— Назад! — рявкнул Эрвин. — За баррикады!

Прежде, чем стрелки успели снова спустить тетиву, первые ряды наступающих укрылись за обгорелыми обломками возведенных Воларэ баррикад. Впрочем, двигались они недостаточно быстро, выучки не доставало. И еще нескольких человек ранили.

— Принесите доски и топоры, — велел Эрвин, оглядываясь. Штурмовать укрепления ему доводилось. Не доводилось только делать этого во главе войска из горожан и давно позабывших воинское ремесло поселившихся в столице поближе к двору мелких дворян.

Его приказы исполнялись быстро, насколько это было возможно. Но здраво оценивая возможности пошедших за ним мирных обывателей, схвативших оружие от отчаяния и бессилия, Винтер понимал, как ничтожно малы их шансы против тренированных солдат гвардии. Учитывая то, как начался бой, люди канцлера собирались драться всерьез, и печальная участь товарищей на площади ничему их не научила. Или же напротив, научила слишком многому…

Внезапно Эрвин услышал стук копыт и быстро обернулся. Из бокового переулка на площадь выезжала кавалькада из нескольких десятков всадников. Впереди скакал…

— Арно! — Винтер не рискнул подняться в полный рост, отполз в сторону и только там выпрямился. Эберт увидел его и, резко осадив коня, спрыгнул на камни.

— Ваше величество? — губы офицера тронула легкая усмешка, но поклон был отдан точно по этикету. — Мои солдаты в вашем распоряжении. Четыре дюжины, не считая меня самого.

— Дело найдется для каждого, — отозвался Эрвин. — Перекрой все выходы из дворца, ты должен знать их расположение. Аубрелю не уйти.

Арно коротко кивнул и пошел раздавать приказы солдатам. Эрвин пристально всматривался в стены дворца, а в памяти стояло искаженное злобой лицо Леннарта, выкрикивающего обвинения. А ведь он некогда питал к канцлеру искреннее уважение…

Под стук топоров и стоны раненых тем временем уже сколачивали щиты, которые должны были прикрыть нападающих от арбалетов. Стрелки не дремали, да и болтов имелось, похоже, в достатке. Доски дрожали от попаданий, когда Эрвин, вместе с несколькими добровольцами, подбежали к воротам и начали исступленно рубить их. В отряде Арно к дворцу подоспело также семь или восемь стрелков, и завязалась дуэль. Беркут слышал щелканье тетивы, скрип арбалетных рычагов, слышал, как вскрикнул еще один раненый. И слышал, как трещат ворота под ударами нескольких топоров.

Когда створки с пронзительным скрежетом начали медленно поддаваться, Эрвин оглянулся. Хотелось отыскать взглядом Илльеру прежде, чем шагнуть навстречу врагу. Она была там. За баррикадами, за щитами. С мечом в руке и огнем в глазах. Когда ворота наконец распахнулись, Винтер крикнул «В бой!» — и воительница рванулась вперед, увлекая за собой людей.

Во дворе их ждал новый арбалетный залп, и щиты спасли далеко не всех. Но Илльеру стрела миновала, давая возможность прорваться к колоннаде, в которой укрывались стрелки. Зазвенела сталь. Гвардейцев было немного, но каждый бился насмерть. А никогда не рубившиеся в настоящем бою юнцы падали на мозаичный пол, заливая мелкие камешки своей кровью. Илльера скользила между дерущимися словно призрак смерти, легкая, быстрая, в шуме сражения не слыхать цокота каблуков… Только свист стали и предсмертные хрипы. Искать взглядом Беркута она боялась. Не смела отвлечься. Не смела упустить хоть что-то из виду. Один раз Ауберль от нее ускользнул. Это не должно повториться.

На плечах отступавших солдат Илльера и еще несколько человек, среди которых и пара бойцов Арно, ворвались внутрь. Строгая выверенная роскошь, темное дерево, редкие проблески позолоты, витражи… Илльера шла из комнаты в комнату, оставляя за собой раненых и убитых. Теряя спутников. И кровь струилась по лезвию меча. Она спешила и не всегда тратила время на то, чтобы проверить боковые коридоры. Но она знала, что по пятам за ней идут другие. Идет Эрвин… С мечом в руке, окруженный солдатами Арно — полдюжины Эберт поставил хранить короля. Позади раздавался шум битвы, трещала разламываемая мебель, звенели клинки. Но Илльера была впереди, шагая навстречу затаившейся тишине. На острие атаки. Она сама была острием разящего клинка.

За дверью затаились двое. И напали слаженной парой, одновременно, отвлекая и выгадывая момент для смертельного удара.

— Ты все еще жив? — поверх скрестившихся лезвий на Илльеру смотрел Генрих.

— Я не так наивен, как твой приятель, — тот хмыкнул, разрывая контакт и норовя подвести ее под удар своего напарника. — Или он был твоим любовником?

— Не твоего ума дело, — в другой раз упоминание о Кристофере в самом деле причинило бы боль, обожгло бы жаждой мести и крови. Но сейчас рассудок оставался спокоен, чист и ясен, насколько это вообще было возможно после безумной гонки со временем, которой обернулись для воительницы последние несколько дней. Она не чувствовала ничего, кроме понимания своей цели. И целью был отнюдь не Генрих.

Они бились у подножья лестницы, ступая между опрокинутыми креслами и осколками ваз. Кинжал из сапога, молниеносно оказавшись в руке, ударил за спину, поражая второго гвардейца. Тот закашлялся, захрипел и повалился куда-то назад. А Илльера стремительным броском оказалась рядом с бывшим товарищем по оружию. Ложный выпад, удар каблуком в колено, скользнувшее под подбородком лезвие…

— Я мечтала это сделать с тех самых пор, как ты меня предал, — выдохнула воительница, отталкивая от себя захлебывающегося в крови рыцаря. — Тот, кого ты упорно защищаешь ценой собственной шкуры, умрет вслед за тобой. А ваши имена навек заклеймят позором.

Если Генрих и пытался что-то ответить, Илльера этого уже не слышала. Она торопливо поднималась по широким ступеням, шатаясь от вновь накатившей усталости и едва ли слыша гул сражения. Гвардейцев оказалось меньше, чем могло бы быть, но больше, чем хотелось. И каждая комната давалась с боем. Илльера не думала об этом. Ноги подкашивались от утомления, голова снова закружилась. Пришлось ухватиться за перила, чтобы не упасть. Но она упорно шла вперед и наконец распахнула двойные двери. За дверями открылся круглый зал с большим витражом под потолком. Зал совета. Массивный стол, низкие кресла вокруг, и только одно — похожее на трон с высокой спинкой, точно напротив дверей. Скрестив руки на груди, в кресле сидел человек.

— Ты все же явилась сюда, Эрсель, — голос Аубреля звучал насмешливо. — Наивное дитя, верящее, что я чудовище и что так ты спасешь мир.

— Не отрицайте очевидного, вы предали страну ради свои корыстных интересов, — Илльере оставалось сделать десяток шагов, не больше. И она знала, что сделает их несмотря ни на что.

— Смерть от моей руки будет легкой, хотя вы этого и не заслужили, — половина пути пройдена. Аубрель не пытался бежать — понимал уже, что отступать некуда.

— Ты думаешь, что спасешь Альрахен, — Аубрель рассмеялся. — Но ты его погубишь. Винтер умеет только убивать. Он утопит страну в крови. Такого будущего ты хочешь? За такое сражаешься?

Илльера сделала последний шаг и остановилась на расстоянии вытянутой руки, вытянутого клинка от Леннарта. Тот смотрел на нее не отрываясь и в глазах его горел огонь безумной уверенности.

— Довольно разговоров, — острие меча без труда пропороло камзол, рубаху, прошло сквозь сердце и вонзилось в спинку кресла-трона. Аубрель затрясся в предсмертной судороге, хватаясь за лезвие дрожащей рукой.

— Я сражаюсь за него. И этого мне достаточно, — договорила воительница, глядя, как багряная струйка сбегает с губ канцлера на воротник темного дорогого камзола. Затем она с усилием рванула меч, высвобождая тело и позволяя ему рухнуть на пол. Судя по затихающим голосам и грохоту, сражение шло на убыль. Илльера медленно стерла кровь с клинка и тяжело оперлась о стол.

Первым в зал совета вошел Эрвин. Глаза горят огнем битвы, губы плотно сжаты, волосы налипли на лоб. Их взгляды встретились, и воительнице показалось, что Беркут вздохнул с облегчением. Илльера кивнула на мертвеца, растянувшегося подле стола. Шаги на лестнице, множество шагов — постепенно к залу сходились солдаты, горожане, мальчишки и зрелые мужчины, с окровавленным оружием в руках и напряженными лицами. Все, кто пережил последнюю, яростную, безумную в своем ожесточении схватку.

Эберт поднимался по лестнице, видя перед собой спины десятков людей. Перед ним посторонились, узнавая офицерскую форму, и Арно наконец смог пройти в зал и увидеть то, что и… предполагал. Аубрель замертво лежал в луже крови у своего кресла. Того кресла, сидя в котором во время долгих тайных совещаний рассказывал своим сторонникам, в какую пропасть завел страну Адалард, как импульсивен и чересчур горяч Аланир, и как они общими усилиями смогут спасти Альрахен, если заговор удастся.

Эрвин стоял над поверженным канцлером, выпрямившись, словно и не было нескольких часов сражения. Он смотрел на прибывающую толпу, в глаза каждому — и поверх голов, суровый и недосягаемый, так что Арно даже показалось на мгновение, будто человек с мечом в руке ему вовсе незнаком. Будто не сидели они никогда за одним столом, не пили вино, не обсуждали женщин, командиров и суровый горный край. Но затем Эрвин заговорил, и наваждение рассеялось.

— Вы все сегодня проявили чудеса храбрости и героизма. Я благодарен вам за жертвы, принесенные ради нашей страны. Канцлер Аубрель, изменник и подлец, мертв. Смуте конец, и Альрахен снова воспрянет. Нам предстоит много работы, чтобы навести порядок и искоренить последние ростки заговора, но дорогу осилит идущий.

Толпа шепотом передавала слова Винтера дальше, на лестницу и вниз, во двор, где собрались не успевшие попасть внутрь. Все глаза были устремлены на Эрвина.

— Пост канцлера упраздняется. Я беру власть в свои руки и клянусь вам, что не позволю больше случится подобному бесчинству. Я объявляю о создании новой гвардии — прежняя запятнала себя участием в интригах и будет расформирована. Капитаном гвардии назначается… — Эрвин пристальнее скользнул взглядом по лицам собравшихся… — Арно Эберт.

Арно замер, чувствуя, как на лицо норовит наползти улыбка. Расчет оказался верным. Чутье не подвело. Ну что же, остается принять и удержать оказанную честь.

— Капитан Эберт, есть ли после боя пленные?

— Да, ваше величество, — поклон и открытый взгляд глаза в глаза. Пусть Эрвин знает, он все понимает. — Одиннадцать человек.

— Они нарушили присягу. Арестовать всех. Раненым оказать в тюрьме необходимую помощь, через три дня повесить на площади, — синие глаза короля смотрели холодно и уверенно. Арно внутренне усмехнулся. Он и прежде знал, что Винтер суров, но только теперь увидел, что прежний друг может быть безжалостным. Оспорить приказ никто и не помыслил.

Баррикады перед дворцом канцлера разбирали. Солнце уже перевалило за полдень. Эрвин остановился посреди площади и глубоко вздохнул. Пахло гарью и кровью, ветер еще не скоро унесет запахи бунта и убийств. Но хотелось верить, что эти напасти позади. Четверо солдат Арно застыли по бокам молчаливыми тенями, не мешая королю размышлять. Рядом медленно, тяжело дышала Илльера.

— Ваше величество, нам нужно поговорить.

— Не зови меня так, — тихо отозвался Эрвин. — Меня бы уже никак не звали, если бы не ты.

— Я рада, что самое страшное позади, но поговорить все равно нужно, — голос воительницы дрогнул. И Эрвин снова за этот невыносимо долгий день поразился тому, как она находила силы не то что сражаться, а хотя бы держаться на ногах.

— Поговорим во дворце. Тебе нужен отдых, — решительно сказал он и подал ей руку. Илльера почти сразу оперлась на нее, не попытавшись возразить.

Весть о случившемся уже достигла дворца. Придворные встречали нового правителя в первом дворе, поклоны, уверения в преданности. Эрвин кивнул и пообещал выслушать всех желающих вечером, после заката, после чего направился в королевские покои. Дорогу он помнил — не единожды приходилось стоять у двери на часах. Теперь часовых на посту не было, и только телохранители от Арно следовали по пятам. Эрвин не спорил.

Прикрыв за спиной дверь, Винтер оглядел идеально прибранный малый кабинет. Большие мягкие кресла манили сесть и дать отдых натруженному телу.

— Эрвин, — голос Илльеры прозвучал негромко и утомленно. — Эрвин, сегодняшний день изменил все. В тебя поверили, тебя превозносят, за тобой пойдут. Но порыв восхищения легко может смениться сомнениями и разочарованием. Угодить всем не получится.

— Я и не стану никому угождать, — Беркут оперся бедром о стол и скрестил руки на груди. — Те, кто не примет новый порядок, поплатится. Плести интриги и делить власть за спиной короля я больше никому не позволю.

— Я не сомневаюсь в этом, — устало усмехнулась воительница. — Но кроме страха и казней есть еще один инструмент, способный укрепить твою власть.

Их глаза на мгновение встретились, и Эрвину почудилась скрытая боль.

— Женитьба, — слово словно упало между ними тяжелым камнем. — Ты должен взять в жены Рихь. Король женится на принцессе. И вот тогда никто не посмеет усомниться в справедливости твоей коронации. Даже тот, кто не до конца принял весть о твоем происхождении. Всех не перевешаешь, за решетку не посадишь. Тебе нужна будет поддержка знати — тех немногих, кто смог пережить резню, устроенную Аубрелем. Они слишком привыкли видеть наследницу в Рихи. И твоя женитьба на ней даст людям еще больше уверенности.

— Я не хочу брать в жены эту… особу, — медленно проговорил Эрвин. — Даже ради сохранения короны. Я найду способ укрепить свою власть без нее.

Илльера вздохнула и опустила голову. Сил спорить не было.

— Как знаешь, — наконец выдохнула она. — Я могу лишь дать совет. Быть может, потом ты все же прислушаешься к нему. Ты король и решать только тебе. Мне же остается только попрощаться.

— Попрощаться? — Эрвин резко повернулся к воительнице, шагнул к креслу и пристально посмотрел ей в лицо. — О чем ты?

— Я выполнила свой долг, больше меня… ничто не держит, — она запнулась. — Пришла пора ехать дальше.

— Нет, — почти воскликнул Эрвин, внезапно ужаснувшись. — Ты не можешь. Не должна! Останься — ради меня.

Винтер опустился на колени перед креслом, в котором сидела воительница, и взял ее ладони в свои. Дыхание перехватило от отчаянного, ни с чем не сравнимого волнения. Сердце заколотилось быстро и неровно. А Эрвин словно впервые всматривался в лицо застывшей перед ним женщины, видя каждую черточку, каждую морщинку, видя тени под глазами и напряженную складку у рта. Остро захотелось покрыть это прекрасное утомленное лицо поцелуями, стереть губами печать усталости и грусти… Нечто подобное он чувствовал в ту ночь, когда она призрачным видением возникла по ту сторону тюремной решетки. Но тогда он собирался умереть и больше никогда ее не увидеть. А теперь она была здесь, рядом, а он — жив. И она жива…

— Останься! — его голос дрогнул.

— Я не могу, — Илльера отняла руки и закрыла ладонями глаза. — Не могу.

— Почему? Ты не хочешь? Если так — просто скажи мне об этом, — Эрвину внезапно показалось, что между ее пальцами блеснула слеза.

— Хочу, — в голосе Илльеры зазвучала неприкрытая боль. — Хочу больше всего на свете. Но не могу… Помнишь, тот день, когда вы с Крисом поехали искать Рихь, вздумавшую сбежать после Седых болот? Вы уехали, не сказав мне ни слова…

— Я раскаялся в своей поспешности и недоверии! — воскликнул Беркут, но Илльера лишь покачала головой.

— Дело не в недоверии. Ты был прав, сомневаясь. Но я… я боялась за вас всех. Боялась, что вы не вернетесь. И в ту ночь я заключила сделку.

— С кем? — внутренне холодея, выговорил Эрвин.

— С великим магом. Величайшим из ныне живущих. С Вейнхаардом. Возможно, ты не помнишь его имени, потому что когда ты вернулся в столицу, он уже покинул двор. А меня он знал. Я попросила у него… помощи. Я хотела спасти всех! Спасти Адаларда! В итоге мне удалось спасти хотя бы тебя…

— О чем ты? — Эрвин чувствовал, как ледяные иглы раздирают сердце на части.

— Он дал мне три желания. Первым я нашла Аланира, вторым — отыскала принцессу, чтобы выкупить твою жизнь в тюрьме. Третьим — смогла успеть достать документы и вернуться до казни.

— Что он потребовал взамен? — каждое слово воительницы резало по живому, заставляя истекать кровью.

— Взамен он потребовал меня. Я поклялась, что вернусь, когда все закончится. И он сможет сделать с моей душой и телом, что пожелает. Он сказал, я нужна ему для завершения некоего магического эксперимента. Он свою часть сделки выполнил. Пришла пора и мне выполнить свою.

— Ты не можешь… — выдохнул Эрвин, уже даже не поражаясь тому, как слабо и глухо прозвучал его голос, недавно гремевший над толпой. — Ты не можешь вот так уйти. Я не хочу тебя отпускать! Не могу!

— А я не могу остаться, — Илльера резко встала, пошатнулась, но устояла. — Я дала клятву.

Она успела сделать несколько шагов к двери прежде, чем Эрвин настиг ее и заступил путь. Их взгляды скрестились, словно клинки. Илльера подняла руку, желая пройти, но Винтер перехватил ее запястье и порывисто прижал к губам. Илльера вздрогнула.

— Останься, — прошептал Винтер, целуя ее руку все выше, — останься. Я люблю тебя. Ты одна мне нужна. Только ты и больше никто. Ты моя королева…

Воительница не смела шелохнуться. Слезы подступили к глазам — и высохли. Она положила вторую ладонь ему на плечо и всем телом подалась вперед.

— Твоя… — выдохнула Илльера, отдаваясь потоку страсти, затопившей сердце.

Их губы встретились, его ладони сжимали тело, заставляя забывать клятвы, страхи, боль и отчаяние. Она теснее и теснее прижималась к его груди, желая согреться, забыться, утонуть в его объятиях.

— Будь рядом со мной, прошу тебя… — шептал Эрвин, дыханием сдувая волосы с ее шеи.

— Ничего не говори, — закрыв глаза, произнесла Илльера. — Не надо тратить время на слова. Другого у нас не будет.

Он не ответил, покрывая поцелуями ее плечи, расстегивая и стаскивая прочь камзол и рубаху… невесомо касаясь ладонями спины и выступающих позвонков, а затем подхватывая на руки и неся до дивана у стены. Солнце начинало клониться к закату, подкрашивая золотом ее волосы, разметавшиеся по темному шелку. С негромким лязгом упало на пол их оружие. Следом стукнули по паркету каблуки сапог. Одежда ложилась рядом с тихим шелестом. И остались их тела, покрытые шрамами былых боев. А вместо слов звучало прерывистое дыхание и бешеный ритм сходящих с ума сердец.

Солнце село. За дверью постучали, и Эрвин хрипло велел не мешать, а потом перенес свою драгоценную ношу в спальню. Взошла луна. Эрвин и Илльера не спали. Глаза в глаза, кожа к коже, не в силах насмотреться, надышаться, насытиться. Лишь иногда Илльера смахивала невольную слезу, но не обращала на нее внимание. Огонь страсти грел и обжигал, и хотелось согреться этим пламенем. В первый и последний раз…

Сон настиг Эрвина, когда небо за окном успело порозоветь. Он заснул, обнимая Илльеру за плечи и чувствуя прикосновение ее волос, когда под утро силы наконец оставили обоих. А проснулся, когда солнце уже заглянуло в комнату. Кровать была пуста. Он резко сел — и увидел.

На смятом покрывале лежал меч. Ее меч, которым она сражалась так храбро и самоотверженно. Он еще хранил тепло ее ладони на эфесе. Под лезвием белела записка с расплывшимися кое-где буквами:

«Не ищи меня, я не могу поступить иначе. Я никогда тебя не забуду, любовь моя».

Несколько мгновений Эрвин смотрел на записку, не в силах заставить себя поверить в случившееся. И только взяв в руки клинок, наконец в полной мере осознал, как драгоценна была для него эта женщина. Та, которую он искренне полюбил — и которую больше никогда не увидит. Илльера отдала все, что у нее было, ради победы, даже не надеясь насладиться ее плодами. Теперь сражение окончено и оружие ей больше не понадобится.

Эрвин медленно оделся, поднял с пола ее ножны и, вложив в них меч, повесил себе на пояс. Он шел по коридорам дворца, придворные низко кланялись при его приближении. И никто не видел, какая мучительная тоска таится в глубине холодных синих глаз короля.