POV Белла

День стремительно подходит к своему завершению, что однозначно не может меня не радовать, ведь я практически забыла то, что мне снилось прошлой ночью. Но почему-то по стечению гребаных обстоятельств, стоит мне только вспомнить о ночи, как сон, словно чертова вторая реальность, снова обрушивается на меня, заставляя задыхаться. Но я не успеваю. Моя девочка, подобно бабочке, слишком быстро ускользает из объятий кожаного салона моей машины и, обогнув груду железа, что доставила нас сюда, за руку вытягивает меня на улицу. Я едва успеваю схватить сумочку и закрыть тачку и, ловко перебирая каблуками, стараюсь поспеть за Эллис. Подруга делает все, чтобы у меня не оставалось на раздумья и доли секунды, ведь она понимает, как меня все это убивает.
Но я все равно успеваю вспоминать и думать. Мои внутренние весы все еще колеблются под напором выбора, и где-то в глубине души я хочу верить, что мы с Эдвардом решим все полюбовно, но вериться мне в это слабо. И даже несмотря на бешеный ритм практически закончившегося дня, я успеваю усомниться и чуток пожалеть… себя.
Я прекрасно понимаю, что Эдвард Каллен сделал из меня гребаную размазню, попытался меня изменить и, не желая слушать, навязал мне свой выбор. Я до сих пор не могу понять, о чем он думал, и все же надеюсь услышать от него хоть что-то в ответ на свой единственный вопрос «почему?». Тем не менее, я вовремя открыла глаза на все это, ведь судя по тому, что отдельные фрагменты сна уже обрели вполне реальные очертания, остальное просто вопрос времени, не более того.

- Белла, малышка, хорошо вчера погуляли?
- Слишком хорошо, Питер, чтобы это было правдой, слишком, – я похлопала его по мускулистой груди и, как обычно, проскользнула внутрь мимо очереди.
И едва я шагнула за порог, в этот странный мир похоти и порока, все чувства куда-то испарились вместе с кошмаром, который до сих пор был в моих мыслях. Сейчас больше всего на свете я хотела соблюдать спокойствие. Надо быть разумной. Предельно разумной, ведь от этого зависит ВСЕ!
- Белли, Джейн уже ждет нас, - практически на ухо прокричала мне Эллис, указывая пальчиком на стройную девчонку возле бара.
Она хозяйка своей жизни и знает, чего стоит, так почему такой не могу быть и я. Прожигать жизнь так по полной, а не мелочиться. Я смогу. Осталось лишь доказать себе, что Эдвард всего лишь месть за страдания. Месть за боль. Месть за… за… за потерянные годы.
Заигралась, черт подери.

- Девочки, - Джейн ловит наше внимание своим сладким голосом и встречает нас раскрытыми объятиями. – Ох, и дали вы вчера тут жару.
Эллис подхватывает ее заразительный смех, а я всего лишь создаю видимость веселья, ведь со словом «вчера» у меня ассоциируется только гребаный сон.
Но могу ли я себя в чем-то упрекать? Человек заведомо бежит от того, что ему… не подходит, или от того, чего он боится. Это инстинкт самосохранения, и я не исключение, чтобы им не пользоваться. Я живу сегодня. Так было и так будет, по крайней мере, пока, и даже если я обречена когда-то страдать, я хотя бы буду знать то, что часть своей жизни прожила, мать ее, красиво! Я не отдам свою свободу. Не сейчас.

Флешбэк
Шесть лет назад

Удар. Еще один. И еще. Сколько злости. Сколько ярости. Сколько ненависти в глазах. А боль? Боли нет… Отголоски остались, но это уже терпимо. Теперь терпимо. Главное, что больше нет той мучительной, убивающей изнутри, выедающей здравый рассудок агонии, только слегка раздражающее, иногда ноющее состояние где-то под ложечкой.
Удар. Теперь она воспитала сталь и гордится новой собой.
Удар. Чувство собственного достоинства наконец-то появилось в ее жизни.
Удар. Но прошлое… его не изменить, и от этого хотелось упасть на колени и кричать.
Она дышала носом и рычала сквозь стиснутые зубы, едва сдерживая в себе ураган эмоций. Эластичные бинты, намотанные на ее руки, уже еле держались на ниточках, едва скрывая опухшие кулачки и кровоподтеки под молочной кожей, а она все наносила и наносила удары.
- Изи, малышка… может, хватит мучить грушу? – к девчонке подошел темноволосый парень.
Но все, что получил в ответ, это ее сбитое дыхание и парочку новых ударов. Это было таким привычным. Он улыбался при виде этой девочки, которую, словно скульптор, лепил собственными руками, закаляя в ней сталь и умение противостоять этому миру, и убивал в ней чувства, которые делали ее слабой. Она не может быть слабой, она должна уметь постоять за себя, и судьба не зря свела их вместе. Он, как мог, растил из нее сильную…
Но время шло неумолимо быстро, менялись приоритеты и ее вкусы в музыке. Кроссовки по вечерам сменялись каблуками за тысячи долларов, уикенды за городом на выходные в Италии. Он понимал, что рано или поздно его девочка уйдет из его жизни… из его уличной жизни и вернется туда, где ей и есть самое место: в мир пафоса, гламура и мальчиков в узких джинсах. Она станет красавицей... нет, она уже красавица, но станет еще лучше. И он обязан сделать ее первой… он обязан сделать ее королевой положения, ведь он не может по-другому. Судьба слишком много над ней стебалась, и эта девочка должна получить капельку счастья. И пусть это счастье будет построено на слезах других. В ее мире это уже будет неважно. Главное это он и она, и эта связь между ними, на вечность которой так надеется он.
Что бы не происходило, его девочка должна быть сильной.
А еще он должен сделать все, чтобы она перестала ненавидеть своих родителей. Пусть ее бросили. Пусть ее предали. Но они ее родители. И неважно, какие грехи они совершили, кровная связь это самое сильное, что есть в этом мире, это привилегия дана не всем. И хотя она имеет право злиться, она всеми силами пытается переключить свою злость на что-то другое.

В тот день, когда ей было пять, и она ушла из дома, ее не искали три недели. Отец был слишком занят и думал, что она у матери, а матери было плевать, пока в баре не закончилась выпивка, а в аптечке антидепрессанты. И она была одна. Маленькая пятилетняя девочка в легкой одежде зимой посреди огромного Нью-Йорка. Она плакала. На ее месте плакал бы каждый. Но это были не слезы страха перед огромным миром, это были слезы боли от ощущения ненужности. Но время шло. И, вероятно, в то время она нужна была только странной женщине в клетчатом пальто и с карманной собачкой, которая приехала и забрала девочку к себе. Это была Мария Свон-Дуаер, ее бабушка и одна из директоров компании по экспорту сырья, которая только-только унаследовала это место от покойного мужа. И как вообще эта умная женщина отдала Беллу сразу матери и ничего не сказала своему сыну? Ведь, как только девочка попала домой, все, что ее ожидало, это пустой холодильник и урчащий от голода желудок.
Сейчас ей четырнадцать. И она прекрасна. Ее фигура уже начала формироваться в идеальную, кожа была все также цвета топленого молока, но ее глаза все еще были пусты. Но она была привязана к этому странному парню, такому же сумасшедшему, как и она сама. С тех пор девочка проводила с ним слишком много времени и не хотела ничего менять. Еще с пятилетнего возраста, словно свою маленькую сестренку, хотя и разница в возрасте у них была небольшая, он за руку водил ее в спортзал, учил танцевать и наслаждаться жизнью. А он умел делать это, как никто. Он танцевал бесподобно, брал первенство на международных соревнованиях и все время говорил о том, что в один момент станет известным и откроет места… много мест, где такие дети, как они, разных возрастов и стилей, смогут приходить и познавать себя через танец. И она вдохновлялась этим парнем. Сначала. Он стал для нее братом. Но эта привязанность плавно перерастала во что-то неизвестное. С каждым годом его чувства к ней все больше и больше становились не братскими, а она словно не замечала этого. Глотая свои чувства, он много чего добился, и, что самое главное, он все время был рядом с ней, был ее опорой и тылом. И ему удалось! Ему удалось сделать маленькую, когда-то бойкую девочку мечтой для любого, в том числе и для себя, и одновременно недоступной для всех без исключения.
И пусть ей всего лишь четырнадцать, она сводит с ума уже тысячи своих сверстников, и не только. Его, черт подери, принцесса!
Острая на язык. Дерзкая. С классным ударом слева. Может постоять за себя.
Но все еще слабая внутри. Хрупкая, как цветок.
Он заботился о ней, но не позволял себе большего, только иногда позволял себе надеяться, что эта девочка просто его не забудет, когда вернется в свой настоящий мир.

- Доминик, хватит меня контролировать, – улыбнулась она, - я вчера не тренировалась.
В ее глазах мелькнуло воспоминание, и улыбка исчезла. Остановившись, измученные тонкие руки обвили боксерскую грушу, которая теперь служила опорой. Она не хотела говорить о том, что происходит за пределами спортзала, а он и не требовал. Просто дарил ей заботу.
В ее глазах вспыхнула ярость, и она начала колотить грушу с новой силой. Она била так, как он ее учил, наносила идеально точные удары, двигалась словно в танце. Вся масса шла в кулак и удар был таким сокрушительным, что швы боксерской груши трещали от приложенной хрупкой девчушкой силы. О, это была первородная злость. Ей было отчего злиться. Ведь тот мир, в котором она жила, все никак не менялся. Ее отец творит свои дела в другом конце страны. Бумаги о разводе и разделе имущества вот уже девять лет не разбираются до конца. Ее мать в лечебнице для душевнобольных и параллельно для зависимых от алкоголя. Четырнадцатилетняя девочка управляет издательством небольшого журнала, хотя никто об этом не знает. Детство? Забудьте, она его не видела! Она видела скандалы, судебные разбирательства и раздел имущества. Она видела то, что никому не нужна, и убегала из дома, чтобы забыться. И ее не искали. Могли проходить месяцы, а ее не искали. Хотя отец все время баловал ее деньгами, которые никак не могли заменить девочке семью.
И если бы не он… ее друг… который был рядом, она бы пропала. Возможно, как избалованная дочка богатых родителей, подсела бы на наркоту, зависала бы в шумных компаниях и просто прожигала себя. Но в этот момент она чувствовала, что еще не готова к этому. И пусть ее воспитывали не родители, ее воспитывали правильно. Едва знакомый парень, который мог ободрать ее до последней рубашки, вместе с ее няней просто помог открыть ей счет в банке. Ее друзья с улицы не взяли у нее ни цента, как и она сама. Все до последней монетки пополняло счет.

Он любовался ею, и ему всегда было больно, когда она плакала. Он так с ней свыкся, что не хотел отдавать девочку в обиду или в плохие руки, и он глотку был готов разорвать тому, кто ее обидит. Правда, спустя эти годы она уже сама была готова перегрызть любую глотку, ведь его действия не были напрасными, и он воспитал ее сильной и умной. Она могла постоять за себя. Научилась. Не чувствовала боль. Только злость и ярость, и пустота в шоколадных глазах, которые подпитывали ее.

- Знаешь… - с легкой улыбкой пропела она и тут же присела, схватившись за руку, и скорчилась от боли. Коленки громко соприкоснулись с деревянным полом, и, шипя нечленораздельное «черт, как же больно», она стала разматывать повязку. Да и он среагировал слишком быстро, падая на пол возле своей девочки и тоже начиная осматривать руку. Это был просто странный неудачный случай, где конечность уцелела, но просто оказалась неудачно вывернута.
Их лица оказались критически близко, но он не посмел даже наклониться ближе, просто задержал дыхание, чтобы не пропитываться ее ароматом. Ее глаза… карие с блеском нерождённых слез. Неужели в них жалость? Она, не отрывая взгляда и затаив дыхание, ждала, а он просто увильнул от этой темы, медленно поднимаясь и помогая ей встать на ноги.
И тут она решила… что-то переменилось. У девочки уже были планы. Планы на лето, которое изменило ее окончательно.
- Что? - бережно лелея ее руку, спросил он, отводя взгляд. Впервые в жизни он отводил взгляд. И как же ей было обидно. Но не было чувств. Он сам выдрал их из нее живьем и закопал. – Ты хотела что-то сказать, Изи.
- Я… я хочу отдохнуть, - она прижала к себе больную руку, но боли она не чувствовала, только адский огонь в том месте, где его и ее кожа соприкасались всего лишь мгновение назад.
- А как же… - тихо спросил он, подбирая слова.
- Рене и фирма? Мне уже плевать, – отчеканила она, сжав зубы.
- И куда ты…
- Италия, - тоже боялась поднять на него взгляд она. Что-то было, вот только что. И девочка просто стояла едва слышно, выдыхая ответы и разматывая вторую руку.
- И Эллис? - также тихо спросил он.
- И Джейн будет там, - добавила она, а тогда резко выпалила, – ты ведь не против?
- Эта девчонка не внушает доверия, - словно мысли вслух, вырвалось у него, в то время как на лице мелькнула тень отвращения. Что сказать, он волновался за свою девочку.
- А я? – ее глаза заблестели счастьем, когда она посмотрела на него и наконец-то встретила его глаза. – Я… я ведь умная и тоже не внушаю доверия. Ты меня сделал, и ты меня знаешь…
- Еще бы, ты ведь моя девочка, - рассеялся он и, обняв ее за плечи, притянул к себе.
Ее аромат теперь не казался просто манящим. Он был божественным и обжигающим легкие. Этот парень был готов дышать им вечно.
А она? Она прижалась к нему и, закрыв глаза, просто отдалась мечтам.

POV Белла

- Элли, мне что-то не по себе, - бросила я подруге, беспощадно туша сигарету в пепельнице.
Мы все еще сидели у бара, потягивая коктейли вместе с Джейн, которая покинула нас несколько минут назад.
Подруга с подозрением посмотрела на меня.
- Нет, у меня нет температуры, - закатила глаза я. – Просто, знаешь, впервые в жизни я не хочу здесь находиться. Мне просто неинтересно.
- Нет, если ты такое говоришь, ты явно нездоровая, - ухмыльнулась Эллис и, обхватив губами соломинку, принялась пить сладкий напиток.
- Я серьезно, Эллис. Какой в этом смысл? Эти парни? Господи, девочка, это так примитивно, - отодвинув стакан, подперла рукой голову я. – Ну, напьемся мы, а что дальше?
- Белли, а какой смысл ты хочешь найти в выпивке? - ухмыльнулась подруга.
- Не в выпивке, а в событиях, - вздохнула я.
- Э, нет, милочка, - на одном дыхании допила содержимое своего стакана Эллис и сползла с кресла. – Не надо мне вот тут этой твоей философии. Вот совсем скоро поедешь в колледж и будешь на лекциях об этом профессору говорить, а здесь святая святых выпивки секса и драйва.
- Кто ты такая и куда дела мою Элли? – рассмеялась я.
- Я твое страшное искушающее чудовище, - расхохоталась Эллис и схватила меня за руку, - пошли!

Ожидала ли я, что вечер повернется именно вот так? Конечно же, нет. Я надеялась просто отдохнуть, без душевных терзаний и… без Эдварда. Но, похоже, сегодня этот мир пошел против меня.

«Если уж решилась ставить гребаную точку, детка, так давай, дерзай!»

- Ты же…
Эллис запнулась на полуслове так же резко, как и остановилась на месте, позволяя мне по инерции врезаться в нее. И я понимаю, почему. Впереди, за нашим столиком, развлекая Эммета и какую-то девицу, находился Эдвард, и я смотрела прямо на его затылок.
- Говорила, что он уехал к отцу, - добавила я. – Да, Элли, так оно и было, и я не думала, что он вернется… так быстро.

И, возможно, в глубине души я уже начала придумывать, как его сегодня избежать, но младший брат, словно нарочно увидев нас, нацепил на свое лицо гребаную голливудскую улыбку и принялся махать нам, привлекая этим внимание Эдварда, который тотчас же обернулся.
- Ну, пошли, чего уж там, - рявкнула я и, поправив волосы, зашагала к столику.
В душе только тлела надежда, что мы поговорим обо всем дома.
- Сестренка, - пропел Эммет, растянувшись на диване и обнимая странную рыжую девицу. Лицо Эллис говорило, что ее сейчас вырвет, а потом вырвет еще раз.
- Эммет, по-моему, мы говорили на тему посторонних особей за нашим столиком, - зло прошипела подруга и, пнув младшего брата, заставляя его подвинуться, упала на диван.
- О, не злись, карамелька, меня на всех хватит, а Меган, я уверен, поделится. Ведь так, Меган? – Эммет посмотрел на свою подружку огромными глазами, плотно сжав свои губы.
- Не проверяй мое терпение, громила, - низким грудным рыком издала Эллис.
- Да бросьте вы, - рассмеялся Эдвард, притягивая меня в свои объятия, когда я села рядом. – Я скучал.

«А ты? Ты… гребаная дрянь!»

Пока Эдвард дарит мне улыбки и слова нежности, я понимаю, что просто думаю, как сказать ему, что ничего не будет. Возможно, позже. Но он не подарит мне этого времени, я уверена.
- Я думала ты поехал к отцу, - тихо начала я.
- Да, но я понял, что хочу быть с тобой, и приехал на день раньше. Нам о многом нужно поговорить…

О, Эдвард, как ты, черт подери, прав!

- Я предложил Эммету стать моим шафером. Эммету и Алеку. Ты же не против?
И хотя я уже была в курсе этой новости, ну, или половины новости, мое лицо, вероятно, все равно выражало гребаный ужас и чертово удивление. Мой гребаный сон сбывается. Осталось только дождаться финального звонка, когда…
- Белла, я понимаю, Алек тебе не нравится, вы с ним не ладите, но он мой друг…
- Эдвард, - набрав полные легкие воздуха, сказала я, понимая, что позволять ему питать призрачные надежды слишком жестоко.
- Белла? – посмотрел он на меня… с ужасом.
Эдвард, он ожидал такой развязки, ведь в его голове, похоже, уже все было решено наперед. И нет, мне не было больно и обидно, потому что, вероятнее всего, он так же, как и я, трезво понимал, что золотая клетка и чертов ультиматум на меня не подействуют. Это был его ход «ва-банк», и, похоже, он проиграл.
- Эдвард, нам нужно поговорить, - четко произнесла я.
- Нет, - зло выплюнул он.
- Давай… давай отойдем.
- Чего уж там? Вся твоя жизнь показуха, мы это уже проходили, так зачем куда-то идти сейчас?
Но в этот момент уже уходили наши друзья, понимая, что сейчас нам действительно нужно побыть наедине.
- Знаешь, это обидно, что твое гребаное мнение меняется так быстро. Это значит, что ты, черт подери, не меньше моего не уверен в себе и в этой затее. Просто давай поедем домой и поговорим.
- Я не уверен, что хочу слушать то, что ты скажешь, ведь я уже, кажется, догадываюсь.
- Эдвард…
- Белла, ты хоть понимаешь, в каком мы сейчас положении? Что происходит? Что ты на хрен делаешь?
Голос Эдвард повышался в тонах, и я понимала, что тоже вот-вот сорвусь, потому что лучше всего у Эдварда, черт возьми, получалось сваливать всю вину на меня. Поэтому я и хочу убраться отсюда, чтобы все решить. Но сдержаться у меня не получается ровно в тот момент, когда я хочу подняться, а рука Эдварда больно впивается мне в локоть.
- То, что чувствую! Это все гребаная ошибка! – вырываясь из его плена, говорю я, выпрямляясь.
- Что именно? Ничего же не изменится! – вслед за мной поднимается Эдвард.
- Все изменится!

Молчание, что возникает между нами, кажется, душит. И чем дольше мы смотрим друг на друга вот так, тем больнее. Мы не дети. Мы практически полноценная часть общества, которая уже вносит свой вклад в эту страну и в чертов мир. Мы умные и сильные, и мы должны разрешить все это цивилизованно.

- Я еду домой.
- Мы… едем домой, Белла, - зло прошипел Эдвард и, обогнув меня, зашагал в сторону выхода.

В салоне машины стояла полнейшая тишина. Ни музыки, ни слов. Эдвард смотрел на дорогу, а я смотрела на него, пытаясь, черт подери, себя переубедить. Ради него я была готова продать гребаную душу, и да, я начинаю винить его за это, потому что ради меня он не готов пойти ни на какие уступки. Но сейчас… когда я понимаю все это, у меня в душе не возникает ни малейшего колебания. Я просто в очередной раз осознаю, что мы не готовы к следующему шагу. И Эдвард входит в это «мы». Здесь не только мой страх, здесь еще и нежелание меняться. В семье должны слышать и принимать выбор друг друга, и решать все вместе. А что у нас? Этот город все убил. Ничего не осталось. Огромная черная дыра недопонимания, как всегда, требовала подпитки адреналином, чувствами и огнем. А этого не было. Только всепоглощающая темнота. Это гребаное пари переросло в нечто большее, и клятва отомстить потеряла любую значимость, но и наш союз уже практически ничего не значил.
Я хотела просто понимания…

В доме было неимоверно холодно для летней ночи. Складывалось ощущение, что кто-то специально подкрутил термостат. Но я понимала, что это нервы.

- Белла, что случилось прошлой ночью?
Эдвард, стянув свою кофту и бросив ее на диван, застыл в проходе на кухню.
- Прошлой ночью? Ты о чем? - обнимая себя в попытке согреться, я стояла перед Эдвардом, дожидаясь, пока он отойдет, чтобы сделать гребаный кофе.
- Ты… ты переспала с кем-то вчера, да? Я… я знаю, что вы с Эллис устроили феерическое шоу…
- Вот, значит, какого ты мнения обо мне, Эдвард? – зло прошипела я.
Значит, пока я копаюсь в себе, думая, какая же я плохая, что хочу предотвратить эту гребаную свадьбу, он просто верит в то, что я раздвинула ноги перед первым встречным парнем в клубе, потому что перебрала с выпивкой? И это думает мой без пяти минут муж, которому я никогда не давала повода так думать?
- А что я должен думать, смотря на твое выражение лица?
- Думать то, что не будет гребаной свадьбы, Эдвард! И нет, представь себе, я верна тебе до последней клеточки, мудак, – зло бросаю я и понимаю, что все должно было быть сказано не так. Эдвард, казалось, задыхаясь, открывает рот и делает шаг по направлению ко мне.
- Что ты сказала? – сухо говорит он, и, клянусь, я вижу, как белеют костяшки его пальцев на сомкнутых кулаках.
- Ты все прекрасно слышал, - отмахиваюсь я и, пользуясь тем, что он отошел, проскальзываю на кухню. Мне нужно чем-то занять руки, но впервые в жизни я не хочу курить. Мне нужен кофе.
- Белла, это шутка? – голос Эдварда дрожит. – Или розыгрыш?
- Это жестокая реальность, Эдвард, - отвечаю я и, поставив чайник, опираюсь на столешницу.
- Это ложь? Ради чего? Еще неделю назад ты говорила мне, что любишь. И ты не лгала, Белла, ты верила в то, что говорила. Кто промыл тебе мозги? Эллис? Они ни черта не понимает. Мы нуждаемся друг в друге, и ты это понимаешь, - твердил Эдвард.
- Друг в друге, Эдвард, но не в браке! – зло говорю я, понимая, что сил сдерживаться совсем нет.
- Это одно и то же, Белла, - кивнул Эдвард, но не сдвинулся ни на шаг. Он все также стоял на пороге и смотрел на меня, как на виновницу всех своих бед. И, быть может, таковой я и являлась, но почему все лавры должны доставаться только мне? Неужели он настолько святой? Отнюдь! И поэтому все настолько сложно.
- Знаешь, я до сих пор не могу понять одного – почему ты настолько глупа, Белла? – тишину нарушил Эдвард ровно тогда, когда закипела вода. И я отвернулась от него, делая кофе, это был мой выход, потому что меня можно было назвать кем угодно, но только не глупой. И я молчала. Пока молчала, засыпая ароматные растертые в порошок зерна в чашку.
- Ты можешь от всего сейчас отказаться. От свадьбы. От нас. От меня. Но ты, черт возьми, будешь же потом грызть себя все гребаную жизнь! Мы не можем друг без друга, я думал, каждый из нас это понял! И знаешь, когда-нибудь это кончится… все твое выдуманное счастье, оно обязательно закончится, и ты окажешься в одиночестве…
- Так не делай меня одинокой, Эдвард! Просто давай… перенесем гребаную свадьбу! – я повернулась к нему, больше не в силах терпеть то, что он сбрасывает на меня всю ответственность. - А знаешь, это... ты сам виноват! Лучше бы мы остались на том острове...
- У нас есть обязательства!
- Мне двадцать, и я еще слишком молода для твоих обязательств, Эдвард! А ты вот наоборот, слишком заигрался в быстро повзрослевшего сорокалетнего мужчину, но в душе такого же глупого подростка. Ты просто выгоришь или...
- Или что?
- Или возненавидишь этот мир!
- Ты бросаешь меня, практически надев свадебное платье, и говоришь, что я возненавижу мир? Я возненавижу тебя, Белла. Моя любовь далеко не безгранична!
- Вот как? То есть мои желания — это не твоя любовь? Тебе легче винить меня за что-то и сбрасывать на меня всю ответственность, чем идти на уступки? Ну, что же, отлично, что мы выяснили это, не совершив гребаную ошибку.

Эдвард хотел добавить что-то еще, но всего лишь вздохнул и, запустив пятерню в волосы, опустился в кресло, и, подперев голову руками, уставился на кухонный стол.
Чего я ожидала? Криков. Оскорблений. Издевок. Упреков. Сарказма. Да всего чего угодно, кроме того, что он произнес сухо и монотонно, даже не посмотрев на меня.
- Просто... уходи!
- Что? – слишком рефлекторно бросила я и, дернувшись, зацепила рукой кружку, которая плавно, словно в замедленной съемке, съехала со столешницы и с треском упала на пол, разлетаясь на сотни кусочков плотного стекла, медленно утопающих в луже кофе.
- Что слышала! Уходи!
Голос Эдварда дрожал, как, собственно, и он сам, и я не верила в то, что услышала. Но с каждой секундой все больше понимала: он, черт возьми, уже выдохся, но он сам виноват! И как бы я себя дерьмово не чувствовала и не винила себя в том, что все это происходило сейчас по моей вине, он был так же виноват, как и я! Мы могли спрятаться от мира, но нет, ему нужна гребаная публичность. Ну, что же, она у него будет. Завтра. Или послезавтра, когда желтая пресса разнюхает о том, что свадьбу отменили.
Сделав шаг, я хотела было взять тряпку и убрать кофейное болото под ногами, но слова Каллена не желали выходить из головы.
- Ты сейчас серьезно выгоняешь меня? – уставилась на него я, но Эдвард, видимо, не желал смотреть мне в глаза.
- Ничего. Тебе не впервой ехать куда-то среди ночи после клуба...

---

Бета: vsthem(Бета-клуб)

Предыдущая глава