Окруженное дымным сиянием солнце скрылось за чередой снежных холмов. Сумерки сгущались, в комнате царил мягкий полумрак. Розали вошла и обвела спальню беглым взглядом, присела на дубовую кровать, но потом вновь посмотрела на противоположную стену. Там висел портрет. Её портрет. Взор девушки, устремленный на картину, был неподвижен. Она вздохнула и подошла к нему, бережно дотронулась и отдернула руку, словно обожглась. Будто все её прошлое, то, что она пыталась забыть, выкинуть из памяти, ожило вновь. Яркие краски, счастливое лицо и влюбленные глаза вызывали неизъяснимую тоску. Вошла Эсми.

- Кто его повесил сюда? – Розали резко развернулась.

- Что?.. – её приемная мать посмотрела на неё в недоумении, но затем перехватила взгляд девушки и охнула. – Не знаю. Прости…

- Ничего, в конце концов, нельзя же отворачиваться от прошлого, как бы болезненно не было все вспоминать, - сказала она, но в её глазах таилась горечь, что-то печальное, неуловимое. – Тебе не рассказывали всего, да?

- Нет, - Эсми присела на краешек кровати и сложила руки на груди. – Розали, ты знаешь, что твое прошлое и мое… Чем-то мы похожи, те, кто притворялся, что любят нас, предали… Обошлись подло… Они лишили нас наших детей…

- Я не жалею ни о чем, но… Ты знаешь, что написал это Джон Таккер? Он меня любил, кажется, я его тоже… - Розали обняла себя и наклонила голову. – Ты не подумай, что я не люблю Эммета. Очень! Но ведь, если бы я ушла к Джону, все сложилось бы иначе, может, все было бы хорошо… Ох, не люблю я эти мысли, настойчивые и бесполезные, – она горько усмехнулась.

Уже стемнело. В комнате повисло напряжение. Неясные силуэты двух женщин были похожи на застывшие статуи. Розали выжидающе и пронзительно посмотрела на Эсми.

- Все на охоте, я пойду, проверю кое-что, - та встала и поспешно вышла.

Нахлынули воспоминания, одна за другой вставали картиной, моменты из её былой жизни. Какая же она была счастливая, самоуверенная, весь мир казался таким прочным, надежным. Но все изменилось, когда она встретила Ройса… Её передернуло при воспоминании о нём. Тогда она интуитивно почувствовала что, что-то не так, началось переосмысление всего происходящего. Если бы его не было!..

- Мама, вы такая красивая! – девушка вертелась около Лилиан Хейл, весело улыбаясь.

Женщина неуверенно и печально смотрела на свое отражение в зеркале: появились морщины, фигура уже не такая, как прежде, когда-то она была такой, как её дочь: молодой, живой, хотя и не обладала такой чарующей, почти пугающей красотой. Розали чувствовала, что происходит с матерью, а потому пыталась развеять это тоскливое состояние. Слуга взял пальто миссис Хейл, которая, наконец, сняла его. Семья прошествовала в зал, при этом их дочь, словно заменили – ни следа не осталось от любящего и доброго существа, перед людьми предстала гордая красавица с идеальной осанкой, её взгляд был высокомерен. Окружающих восхищали правильные черты лица, гибкая, стройная фигура, блеск васильковых, бездонных глаз.

- Мисс Хейл, можно вас пригласить на танец? - к ней подбежал юноша с подобострастным выражением лица, его глаза горели лихорадочным блеском. Губы Розали еле заметно скривились, весь её облик выражал презрение: сын хозяина небольшой адвокатской конторы, похож на щенка. Парень это заметил, и в нем поднялось раздражение на неё: холодная, неприступная, даже имя так резко звучит.

- Отчего же нет? – она попыталась вежливо улыбнуться.

- Спасибо, - парень протянул руку и, спотыкаясь, повел богиню ко всем танцующим. Она двигалась превосходно, а он ужасно, на её лице застыло равнодушное выражение, он же, словно был объят огнем. Музыка закончилась, но парень продолжал танцевать, не отпуская её, девушка мягко оттолкнула его со словами: «Танец кончился». Его охватила досада, и он сдержанно кивнув, быстро ушел прочь.

Подобным образом она вела себя почти со всеми…Но Розали так была воспитана, такого только поведения от неё ждали люди, ничего другого. Все окружающие её девушки завидовали более красивой и очаровательной сверстнице, до сих пор она помнит, как они замолкали при виде её, ещё минуту назад обсуждая «противную, надменную, ничуть не красивую мисс Хейл». А ей было все равно, но в глубине души она затаила обиду. Ещё сильнее она злилась на льстивых девушек, гордых матрон, Розали приходилось приспосабливаться. Но те двое… Вера и Джон – единственные, кому она не могла врать, перед кем она могла побыть собой. Как же это сложно, оказывается, - все вспоминать! Если бы она была человеком, жгучие слезы не покатились бы по щекам, нет, просто больно, обидно, ведь злые помыслы никогда не двигали ею, у неё были пороки, но не такие страшные, как бывает порой, лишь тщеславие и горделивость, появившиеся вследствие раболепного обожания и преклонения окружающих.

- Ты такая красивая! – рядом, на скамейке, с Розали сидела девчушка с веснушками и рыжими непослушными кудряшками, взирая на неё с благоговением. – Хотела бы я иметь такие глаза и фигуру, кожу, - глаза Мэри Энн горели блеском, она восхищалась своей знакомой, казалось, что она готова была жизнь отдать за неё. Но это только казалось. Когда у Эллиотов был обед, она «нечаянно» облила платье мисс Хейл вишневым соком перед глазами Ройса Кинга, в которого была влюблена.

До чего же нелепо и печально! Судьба даровала ей красоту, но зачем? Люди срывают цветы, потому что они прекрасны, но не осознают того, что губят их. Её погубили…
А ведь она хотела жить, быть любимой, иметь детей – ничего сверхъестественного! Только в детстве было уютно и тепло, тогда, когда родители были ещё молодыми, когда ещё любили друг друга, когда ещё были не так богаты, а их первенец-дочка была для них чем-то необычайным и заслуживающим большого внимания, тогда они её любили. Как же все это горько, ноющая боль – вот что она ощущала, поэтому годами пыталась подавить все эти мысли и терзания.

Девушка вздрогнула: в коридоре послышались шаги, включили свет, очертивший контуры двери. Неуверенный стук в дверь, на который она ответила «войдите». Она ожидала Эммета, который подойдет и обнимет, утешит, а, может, просто прижмет её к себе и ничего не скажет, а она уберет портрет и вновь попытается выкинуть из головы все мысли о суетливой матери и отце, которого она уже так плохо помнила, о Джоне и Вере. Но вошел Карлайл.

- Они ушли подальше, но я вернулся – охотился неподалеку. Розали, ты хочешь поговорить? Я знаю, что прошло много лет, но это, как глубокая рана, которую чуть расшевелишь – заболит. Я все понимаю… - он стоял в нерешительности: подходить или нет.

- Все хорошо, правда, - она улыбнулась. – Ты, наверное, знаешь, что случилось с ним. Я знаю про мать и отца, про братьев, но про него ровным счетом ничего. Расскажи.

- Что же, он вернулся на ферму родителей, помогал им, писал картины, которые продавал в городе, один раз женился, но потом развелся. Умер он сравнительно рано: в сорок лет, по-моему, проблемы с сердцем, он прошел всю войну. Сестра его выходила замуж несколько раз, карьера складывалась не совсем удачно, но дожила до глубокой старости, умерла на ферме, - голос Карлайла был тихим и спокойным.

- Все это так странно… - она сидела на полу, устремив невидящий взгляд в пустоту. – Знаешь, я не хотела быть вампиром и сейчас не хочу. Наша жизнь не полноценна, но по-своему мы живем, ведь… ведь, мы чувствуем, - она, словно говорила сама с собой. – Я до сих пор не могу смириться, но я люблю Эммета, просто эта глухая, болезненная обида уже срослась со мной… Те убийства мне ничего не принесло, мне стало ещё хуже.

- Розали, как бы то ни было, у тебя есть мы и мы любим тебя, - он подошел к ней и положил руку ей на плечо.

- Просто… И у меня был выбор, а я сделала все неправильно, та злость, что сидела и сидит во мне – злость на саму себя… Я сама все испортила, а потом проклинала все на свете, потому что эта безысходность давила на меня… Я… - она сильнее прижалась к Карлайлу, вдыхая аромат медикаментов, чего-то родного и приятного, наверное, даже её настоящий отец не был ей так близок. Так они просидели некоторое время, после чего Розали вышла из дома.

Она вдохнула морозный воздух Аляски, собралась с мыслями. Джон Таккер – молодой веселый юноша с дерзким взглядом превратился в человека, в чьих глазах таилась печаль, ему тоже пришлось тяжело. Он был очень красивым. Интересно, как бы сложилось все, если бы она с ним сбежала? Мать, наверное, негодовала бы, рвала и метала, но отец, может быть, удивил её и дал немного денег, по крайней мере, не отказался бы от неё, посчитав глупой девчонкой. Перед глазами невольно пронеслась картина их совместной жизни.

Залитая солнцем равнина, желтая трава, бескрайнее голубое небо, по которому лениво плывут облака. Она выходит на террасу дома и ставит чайник на столик, прибегают двое славных малышей с волосами цвета пшеницы, весело хохоча, один из них садится на плетеный стул и проливает чай, Розали отскакивает и ругает малыша, но тут приходит Джон и обнимает её, она смотрит на него любовно, с обожанием.

Розали улыбнулась и сделала то, чего не делала уже несколько десятков лет: помолилась за Джона Таккера, молитва исходила из её сердца.

А в это время подошел Эммет и обнял её, нашептывая на ухо всякие приятные слова, она повернулась и взглянула на него: вот её любимый, который рядом с ней уже много лет, неважно, что у них все по-другому, но она его любит, теперь она ценит то, что у неё есть.

Простите, что долго не выкладывала главу, но на это были причины: учеба, курсы и т.д. Вот и последняя глава! Спасибо всем, кто оставлял комментарии, не ленился делать это! Спасибо моей дорогой бете Алесе!