Белла POV

Я коснулась рукой второй половины кровати. Той ее половины, которую обычно занимал Эдвард. Он и сейчас должен был быть вместе со мной, как и каждое утро, но его не было, и потому она пустовала... Холодная, лишенная его тепла и безликая. Меня беспокоило не столько его отсутствие в столь ранний час, сколько то, что, несмотря на все мои слова и попытки переубедить, Эдвард не изменил себе и, судя по тому, что его подушка остыла, уехал довольно давно, и все еще не вернулся обратно. Возможно, что-то пошло не так. Возможно, я не зря боялась того, как папа отреагирует на правду о том, что я никогда не была замужем за Эдвардом. Возможно, отец не дает и не даст ему благословления. Для меня не так важно, что думает папа, но для любимого все серьезно... настолько серьезно, что он, кажется, решился на разговор с моим отцом втайне от меня. Я не сомневаюсь, что Эдвард потому и оставил меня спящую. Потому что знал, что я, хотя и понимаю, что его так воспитали, не очень одобряю его решение из-за вероятности того, что папа может все испортить. Быть может, это уже случилось... Я осознавала, что не могу больше оставаться в неведении, но прямо сейчас не могла ничего поделать и предпринять.

Со стороны кроватки до меня донеслись звуки, означающие, что Мэтью просыпается, и я встала, не дожидаясь, когда он заметит, что прямо рядом с ним никого нет. Сынок, когда не спал, больше не желал оставаться один. Постоянное человеческое присутствие - это то, в чем при этом он стал нуждаться. Если случалось так, что возле себя он никого не видел, Мэтью начинал сильно плакать. Мы всей нашей с Эдвардом семьей стараемся быть внимательнее к его потребностям, чтобы он рос счастливым ребенком.

Я подошла к кроватке и заметила одну вещь, которая никак не вписывалась в картину того, что я видела утром каждого дня, подходя к Мэтью. Его глаза все еще были закрыты, поэтому у меня было время, чтобы во всем разобраться. Вокруг запястья маленькой правой ручки моего мальчика были обвиты, но без всяких узлов, завязки синего атласного мешочка. Я знала, это Эдвард... Больше никто, кроме него, не мог оставить мне здесь в некотором роде послание. Я аккуратно забрала мешочек из детской ладошки и встряхнула его, по звуку пытаясь определить, что там внутри, но слабое позвякивание могло принадлежать чему угодно. Мне же от Эдварда ничего не было нужно. Никаких подарков, никаких украшений, никаких особых проявлений его любви. Только он сам. Но в то же время я не хотела его обидеть и потому перевернула мешочек. На мою ладонь опустилось что-то прохладное, и, позволив себе посмотреть, что это, я увидела браслет. Красивый, тонкий, кажущийся простым, но с камешками бирюзы, которые выдавали его подлинную ценность. Без сомнения, это был еще один дорогой подарок. После кольца. И в этот раз я не хотела знать историю подарка. Не хотела знать, кто владел браслетом раньше, до того, как украшение оказалось в мешочке и в кроватке Мэтью. И вообще не была уверена, что имею право принимать этот подарок. Не была уверена, что приму его, а не верну Эдварду. Мне все же нечем ему ответить.

- Не хочешь примерить? - вернулся... Он вернулся.

- Может, позже? - вопросом на вопрос, повернувшись лицом к Эдварду, ответила я, впрочем, без уверенности в том, что соответствующее время когда-нибудь настанет. Этот браслет... куда мне его носить?

- Все хорошо?

- Ты не должен дарить мне такие вещи, Эдвард.

- Почему нет?

- Ты сам знаешь, почему.

- Я не хотел обидеть тебя.

- Ты меня не обидел. Просто все это ни к чему. Я полюбила тебя не за то, чем ты или твоя семья обладаете, а за то, кто ты есть. И потому мне от тебя ничего не нужно. Совсем ничего. И просить моей руки у отца тоже было необязательно.

- Для меня – обязательно, - просто ответил Эдвард, я и не ждала, что он станет все отрицать и убеждать меня, что с моим отцом даже не встречался, не говоря уже о разговоре, но все же неизменная честность иногда продолжала приводить меня в изумление.

- Ты все ему рассказал?

- Это, возможно, то, что мне как раз не следовало делать. Это ведь твой отец, и только тебе решать, что говорить ему, а что нет. Но я не хотел, чтобы мы продолжали жить во лжи… Даже если она никогда не вскроется.

- Я понимаю.

- И… у нас все хорошо?

Я часто говорила себе, что не имеет значения, одобрит ли нас папа или нет, что это никак не отразится на наших планах, но для Эдварда было важно получить его разрешение, и мне сделалось трудно не думать об этом.

- Зависит от того, что сказал папа.

- Я пообещал позаботиться о тебе.

- Ты уже заботишься.

- Пожалуйста, примерь браслет и не отказывайся от него. Я буду счастлив, если ты наденешь его, и он будет на тебе, когда ты станешь моей женой.

Я не считала необходимым что-то говорить. Просто вытянула вперед правую руку, соглашаясь принять помощь Эдварда, чтобы он застегнул украшение на моем запястье. Соглашаясь сделать любимого счастливым.

***

- Не хочешь посмотреть в зеркало?

Все последние дни тетя провела, трудясь над моим платьем. Над моим вторым свадебным платьем, платьем, в котором когда-то выходила замуж моя мама. Оно будет и последним, я точно знаю. Его пришлось немного ушить, но его первозданный вид от этого не пострадал. С объемными кружевными элементами в виде цветов, словно распустившихся на ткани, с небольшим шлейфом, в который переходила расширяющаяся в нижней части юбка, оно обладает уникальной красотой, воздушностью и легкостью, что так отличает его от того платья, в котором я замуж за Джейка выходила. В мамином платье я не задыхаюсь. И во время первой примерки, и сейчас, во время последней, ощущение правильности всего происходящего не покидало и не покидает меня. Все оттого, что рядом со мной, наконец, правильный человек. Правильный для меня. Уже завтра он станет моим мужем, и я не могу дождаться, когда это мгновение настанет. Мы думали обвенчаться в церкви, в нашей церкви, но я бы не смогла, не после того, как там же был заключен мой первый брак. Не смогла бы не думать о том, не отразится ли это на нашей дальнейшей жизни. Эдвард, кажется, понимает, зато я теперь потеряла всякое представление о том, как вообще допустила такое вот предательство в прошлом, стать женой другого человека там, где все напоминало об Эдварде. Я словно осквернила священное для нас обоих место, но тогда мне было все равно, что происходит в моей жизни… Это единственное оправдание, что приходит в голову. Но мы решили смотреть в будущее, в совместное будущее, а не назад, и выбрали местом венчания небольшую церковь, возведенную на берегу реки.

Я смотрела на свое отражение, и сами собой пришли мысли о маме. Ее нет уже больше четырех лет, и сейчас больше, чем когда-либо я осознаю ее отсутствие и хочу, чтобы она была живой, но верю, что она видит меня и оберегает, и завтра тоже будет со мной. Мне захотелось увидеть папу, наверняка ждущего за дверью в надежде, что я позволю ему войти. Папа вошел сразу же, как только тетя позвала его по моей просьбе. Он стоял и просто смотрел на меня, но я видела, что за его суровым молчанием скрываются нахлынувшие на него чувства и вопросы, сможет ли Эдвард позаботиться обо мне, как и обещал, не обидит ли меня, не заставит ли плакать? Все это читалось в папиных глазах, то, что для него я всегда буду беззащитной маленькой девочкой. Я подумала, что, возможно, в эту ночь он будет спать еще меньше, чем я, и захотела, чтобы папа держал меня под руку в день моей свадьбы, был рядом по дороге к алтарю, крепко-крепко обнял меня и благословил нас с Эдвардом. Передал ему право заботиться обо мне.

Я перестала размышлять и, чувствуя подступающие к глазам слезы, спросила:

- Папа? Ты отведешь меня завтра к алтарю? Будешь со мной рядом?

- Всегда, моя девочка.

Проведя оставшуюся часть дня с самыми любимыми людьми, я думала пораньше лечь спать, но все осложнилось тем, что в свои четыре месяца Мэтью не желал оставаться в одиночестве, если не спал, а нам с Эдвардом никак не удавалось его уложить. Оставить его в кроватке мы тоже не могли, потому что, наученные опытом, уже знали, что он неминуемо начнет плакать. Оставалось лишь ждать, что я и делала, поглаживая животик сына. Эдвард просто лежал на другой стороне кровати, молча, а мне хотелось пробраться в его голову, проникнуть в его мысли. Завтра многое изменится, и в то же время между нами все останется по-прежнему. Согласен ли он в этом со мной? Или думает иначе? Волнуется ли? Или спокоен, как и я?

Я хотела знать ответы на эти вопросы, но еще больше я хотела понять все по его лицу. Чтобы завтра оно сказало мне все за него.

Эдвард отнес заснувшего Мэтью в кроватку и, когда вернулся под одеяло, на ощупь убедился, что я укрыта полностью, но все равно спросил:

- Тебе тепло?

- С тобой мне всегда тепло.

Он обнял меня, и моему телу стало еще теплее. Даже не будь одеяла, я бы не замерзла. С Эдвардом мне никогда не будет холодно. С этой мыслью заснула я почти мгновенно.

***

Я остановилась у кромки воды. Повсюду царили тишина и покой… Природа будто замерла в ожидании восхода солнца. Вдалеке можно было разглядеть небольшой туман, стелющийся вдоль линии горизонта. Но край неба уже начинал розоветь, предвещая скорое начало нового дня. Я подумала, что, когда мы с Эдвардом снова окажемся на улице, первые солнечные лучи уже осветят землю и нашу дорогу домой. Благословят тот длинный путь, что нам предстоит. Прекрасную жизнь, по которой мы пройдем вместе.

Я посмотрела на браслет на своей правой руке. В это мгновение перед моими глазами возникло множество образов. Образов из прошлого, в которых заключалась почти вся моя жизнь.

Как я впервые увидела Эдварда, посмотрела в его уставшие от длинной дороги глаза и еле заставила себя отвести взгляд от его красивого лица.

Как он внимательно, не сразу раскрывая свое присутствие, изучал меня, когда мне случалось быть напуганной, расстроенной, отчаявшейся или подавленной.

То, каким обеспокоенным и заботливым становился Эдвард, находя меня в таком состоянии.

Как всегда интересовался, чем я занималась в течение дня.

Как открыл мне свое сердце.

Как не оставил меня совсем одну, даже когда оставил.

Как вернулся и пообещал, что больше никогда меня не покинет.

Как увез меня в лучший мир.

Как поклялся, что защитит меня и наших детей, и с нами ничего не случится.

Все слова, все обещания, что когда-либо Эдвард давал мне, стали правдой. Лишь поэтому я здесь, из-за него. Все всегда из-за него. Только по этой причине папа, не спрашивая, все ли со мной в порядке, просто переплел наши руки. Он знает, что я готова. Ожидание почти закончено. Мы с Эдвардом наконец-то поженимся. Он ждет меня внутри. Наше время пришло. Все, наконец, происходит по единственно верной причине. Не потому, что Мелани нужен отец, и не потому, что я не могу причинить боль другому и потому приношу в жертву собственное счастье, чтобы сделать счастливым его. Наконец, всему причина любовь, а не то, что я кого-то пожалела и испугалась его потерять, побоялась, что он покинет меня и бесследно исчезнет из моей жизни. Все, наконец, правильно. Только об этом и я думала, медленно, ведомая папой, делая первые шаги по проходу…

А потом все мысли вмиг исчезли. Когда я увидела Эдварда, вокруг не осталось ничего. Только он. Высокий, в черном костюме, контрастирующим с белоснежной рубашкой, и галстуке. С поддерживающей улыбкой на губах и с любовью в пронзительных зеленых глазах наблюдающий, как я приближаюсь к нему. Человек, за которого стоит бороться. За которого я всегда буду держаться.

Его облик был чужд моему взгляду из-за того, что до недавнего времени я не воспринимала действительно всерьез, как то, что обязательно произойдет, мысль о том, что мы станем мужем и женой. А теперь Эдвард находился у алтаря, где мне никогда не представлялось возможным его увидеть, и все же это был мой Эдвард. Смотревший на меня так, будто никогда прежде мы не встречались. Будто это первая наша встреча, но он уже точно знает, что не позволит ей стать последней. Будто я воплощение всего, что он искал, но уже отчаялся найти, и даже больше. Одним словом, Эдвард смотрел на меня так, как я и представляла себе в мечтах, его лицо было лишено следов тревоги, волнения и каких бы то ни было сомнений, и его уверенность подкрепила мою. Мы так крепко связаны, даже без обещаний и клятв, что собираемся дать друг другу, поэтому иначе быть просто не может.

Наконец, мы с папой остановились, и я и увидела, и почувствовала, что он, отпуская мою руку, сдерживает волнение и себя, чтобы никак не показать, как ему тяжело... отпускать меня, едва обретя. Мы не расстаемся, мы останемся одной семьей и после свадьбы, но в то же время для папы все происходящее, наверное, ощущается как прощание... прощание со мной. Возможно, для него все происходит слишком быстро, ведь он запомнил меня еще девочкой, и в его глазах я всегда буду маленькой дочкой, которую необходимо защищать, а я... я теперь уже сама мама и вот-вот стану женой. Но, несмотря на все причины, побуждающие его сломаться, он не сделал этого. Будучи чуть выше меня, лишь наклонился и поцеловал меня в щеку, это напомнило мне об ушедшем детстве, в котором остались сотни таких поцелуев, и в глазах защипало. Я улыбнулась папе, чтобы подбодрить его, он подарил мне улыбку в ответ и отошел немного в сторону, и только после этого я повернулась к Эдварду, мы оказались лицом друг к другу, мои руки - в его сильных ладонях, и наши пальцы переплелись. Нет другого места, где я бы хотела находиться сейчас. Только с ним одним я там, где должна быть. Всегда.

Мы одновременно посмотрели на священника, когда он заговорил:

- Мы собрались здесь перед Богом и людьми, чтобы соединить священными узами брака Эдварда Каллена и Изабеллу Свон. Если среди вас есть тот, кому известна причина, по которой они не могут сочетаться браком, пусть скажет об этом сейчас или хранит молчание вечно.

Тишину, воцарившуюся после его слов, ничто не нарушило, и потому священник позволил нам с Эдвардом произнести свои клятвы. Ранее мы с ним не обговорили, кто будет первым, но сейчас он кивнул мне и прошептал, чтобы слышала только я:

- Все хорошо? Я могу быть первым, если тебе нужно время.

- Нет, не нужно. Я готова.

И я, правда, чувствовала себя соответствующе. И знала, что говорить. Возможно, с самой первой нашей встречи, хотя тогда даже имени его не знала.

- Я выбрала тебя среди других, едва встретив, и до конца останусь верна своему выбору. Даже если этот день станет нашим последним совместным днем. В темные времена ты всегда помогал мне справляться с трудностями, и во многом благодаря тебе я стою сегодня здесь. Ты - моя сила. Ты дал мне очень многое. Я знаю, ты всегда рядом, и я всегда могу опереться на тебя. Это именно то, что я всегда хотела в жизни. Найти человека, рядом с которым страхи отступают. Того, кто поддержит в минуты печали. Того, кто обнимет, когда это будет необходимо. Того, кто выслушает, когда я захочу поговорить. Того, кому я всегда смогу довериться. Того, кто любит, несмотря ни на что. Ты любишь меня такой, какая я есть, что бы ни происходило. И я обещаю всегда быть вместе с тобой, заботиться о тебе и делать все возможное, чтобы сохранить нашу любовь. Я буду счастлива, когда ты счастлив, но если тебе станет грустно, я сделаю все, чтобы ты улыбнулся. Потому что я не могу быть счастливой, когда ты несчастен. Я обещаю отдать тебе все самое лучшее, что у меня есть, и не просить более того, что ты можешь дать, и отныне больше никогда не забывать, что твои желания не менее важные, чем мои. Я буду любить тебя, кем ты ни был, и даже если твои чувства изменятся, и даже когда мои глаза закроются навсегда.

- Это величайшее счастье в жизни, встретить особенного человека и понять, что хочешь провести остаток своей жизни с ним и только с ним, - сказал Эдвард, когда пришел его черед, его голос почти сорвался, и я понимала, отчего. Нас обоих переполняли эмоции, возможно, его даже больше. - Для меня этот человек ты, Белла. Мне дороги узы, что нас связывают. Это те отношения, которых до тебя у меня не было. И не могло быть. Ведь ты - моя единственная настоящая любовь. Когда я с тобой, я чувствую, что я тот, кем хочу быть. Ты помогла мне стать тем, кем я сейчас являюсь. Я не могу представить свою жизнь без тебя, неизменно поддерживающей и заботящейся обо мне. С твоей помощью завтра я стану лучше, чем был вчера. Эти слова не способны выразить всю глубину моих чувств. Я не буду говорить ни о том, как я ценю тебя за все, что ты делаешь для меня, ни о радости, которую я ощущаю, когда ты улыбаешься, ни о слезах, которые я сдерживаю, когда тебе больно, ни об удовольствии, которое я испытываю при прикосновении к тебе... Но знай: если я говорю, что люблю тебя, это подразумевает все перечисленное. Я люблю то, как ты любишь меня. Я люблю то, как ты доверяешь мне. Я люблю тебя и люблю свою жизнь с тобой. С этого дня и навеки я посвящаю себя тебе. Я буду любить тебя всегда, и даже смерть этого не изменит. Я останусь с тобой, даже когда она нас разлучит. Мы вместе навсегда.

- Эдвард Каллен, согласен ли ты взять в законные жены Изабеллу Свон? Быть верным в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии и любить ее до конца своих дней?

- Да.

- Изабелла Свон, согласна ли ты взять в законные мужья Эдварда Каллена? Быть верной в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии и любить его до конца своих дней?

- Да, согласна, - ответила я без промедления, потому что чувствовала: он - моя судьба, мой путь. Что бы ни ждало нас в будущем, что бы оно ни готовило нам... Мы созданы друг для друга. Это то, что я знаю, во что верю всей душой. Он всегда был моим, и вот теперь он мой навсегда. До конца наших жизней мы будем принадлежать друг другу. В этом наше предназначение.

- Вы подтвердили свои намерения перед церковью и Богом. Теперь вы связаны нерушимыми узами, которые никому не под силу разорвать.

Священник объявил нас мужем и женой, Эдвард нежно заключил мое лицо в свои ладони, и наши с ним губы встретились в трепетном поцелуе, наполненном любовью, ради которой стоит и умереть, и я почувствовала, что сейчас во всем мире нет никого счастливее меня. Наконец, я по-настоящему с тем человеком, которому хочу отдать и отдам всю себя. Всю свою любовь, всю свою заботу. Все, что у меня есть. Для него мне ничего не жалко.

***

- Ты, должно быть, устала. Ведь мы и не думали отмечать.

Эдвард подошел ко мне спины, и его руки сомкнулись на моем животе как раз тогда, когда я закончила с последней тарелкой и поставила ее на стол к уже чистой посуде, вымытой ранее, после ужина, который втайне от нас с Эдвардом устроили мои родные, чтобы отпраздновать день нашей свадьбы. Мы с ним этого не планировали, но я счастлива, что наш день особенный не только для нас, но и для них. Как и для Карлайла с Эсми. Они не с нами сегодня, но звонили, как и наши друзья.

- Да, знаю. Но со мной все хорошо. Мне тут недолго осталось. Он не просыпался?

Мелани попросилась к тете, и по уже успевшему возникнуть за то недолгое время, что мы здесь живем, опыту я знаю, что одной ночью, о которой шла речь, дело может не ограничиться. Но наша с Эдвардом жизнь вращается не только вокруг дочки, наш мальчик несравнимо больше нее нуждается в нас, в нашей заботе и в нашем внимании.

- Нет. Все еще спит.

Эдвард чуть отодвинулся и совсем отошел к столу мгновением позже, когда я потянулась за полотенцем и принялась вытирать тарелки и столовые приборы. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы знать: он смотрит на меня, за тем, что я делаю, за каждым движением моих рук. Я и не возражала против этого, и мои чувства к нему лишь возросли, хотя я сомневалась, что возможно любить его еще больше, чем я уже люблю, когда Эдвард, ничего не спрашивая, просто стал убирать на место тарелки, которые я успела вытереть. Так, вдвоем, мы и закончили наводить порядок. Вместе. Мы теперь вместе навсегда, и я еще никогда не была так в чем-то уверена, как в желании провести с Эдвардом всю оставшуюся жизнь, и в том, что желание это взаимное и обоюдное. Иначе мы бы не стали мужем и женой.

Я вошла в нашу комнату, где в своей кроватке мирно спал Мэтью, и в ожидании любимого, выключающего везде свет, внезапно заволновалась, как себя вести. Нужно ли снять платье, в которое ранее днем я переоделась из свадебного, или дождаться Эдварда и позволить ему заняться этим? Лечь ли в кровать или остаться стоять? Я задумалась, почему вообще занервничала, и пришла к пониманию того, что, хотя мы и знаем тела друг друга, и эта ночь не будет для нас первой, она все же первая... первая для нас, как для мужа и жены, и потому особенная.

Решить, что делать, времени мне не хватило, и думаю, что даже часа было бы недостаточно. Я ощутила, что больше не одна в комнате, и в тот же миг погас свет. Я едва видела окружающую обстановку, но мне не требовалось видеть, чтобы знать, кто находится за моей спиной. Я не стала поворачиваться, все, чего хотелось - это чувствовать. Эдвард положил руки на мои плечи и успел только едва коснуться губами моей шеи, как я уже ощутила потребность. Потребность в единении наших тел, способном объединить нас эмоционально. Мне вдруг стало мало его, да, прижимающегося к моей спине грудью, да, целующего меня, пусть и не в губы, но незримого и потому будто далекого. Мне захотелось других поцелуев и не только. Мне больше воздуха сделалось необходимо, чтобы мы стали мужем и женой не только на бумаге, которая может порваться, пострадать от воды или от старости или сгореть. Я больше не могла и не желала ждать того мгновения, когда мы скрепим свой союз, наконец, свершившийся в глазах Бога. Мы больше не будем жить в грехе, и главное, что Эдвард не будет. Возможно, для него это неважно более, но было важно, и только теперь его точно ничто не сможет побеспокоить.

Я повернулась к Эдварду, чтобы стать к нему ближе, но он не позволил. Я инстинктивно чуть отстранилась от него, не дожидаясь, пока он сам попытается отодвинуть меня, и взглянула в его лицо в стремлении понять причину перемены в нем. Но разобрать и прочитать что-то по его глазам в темноте было совершенно невозможно.

- Ты в порядке?

- Ты не хочешь отдохнуть? - спросил он в ответ.

- Нет, - покачала я головой. - Не сегодня. Все, чего я хочу сейчас - тебя.

- Я просто хотел быть уверенным.

- Что мы хотим одного и того же?

- Да. Я люблю тебя, Белла.

- Дай мне почувствовать твою любовь, Эдвард.

Мы превратились в сплетение рук, жаждущих в неослабевающем годами желании скорее увидеть друг друга без внешней оболочки, называемой одеждой, такими, кто никто больше нас не видел и не увидит никогда. Я чувствовала себя так, будто никогда не жила до этого момента, настолько сильным сделалось притяжение между нами. Наверное, только чудо сохранило костюм Эдварда в целости, потому что пуговицы на его рубашке я расстегивала почти беспощадно, будто от этого зависела моя жизнь. Но она совершенно точно тесно связана с самим Эдвардом, навсегда.

Он приподнял меня, я прижалась к нему плотнее, не из-за страха оказаться для него непосильной ношей, а из-за потребности ощутить больше его кожи, которой хотелось касаться снова и снова. Эдвард на удивление медленно опустил нас на кровать и, помедлив еще немного, коснулся моих губ своими, нежно, спокойно, будто и не мы ранее дрожащими от спешки пальцами лихорадочно чуть ли не срывали одежду друг с друга. Мы оба одновременно вдохнули прежде, чем углубить поцелуй, я полностью позабыла о своих недавних волнениях, и, словно прочитав мои мысли, Эдвард успокоился и сам, и потому все случилось. Случилось то, что ни мне, ни ему откладывать не хотелось. Мы скрепили свой союз. Потребовались годы, много слез и боли, чтобы этот день настал. Наши пути, казалось, разошлись навсегда, но время все всегда расставляет по своим местам, и оно же показало, что мои суждения были ошибочными. Что даже в темные времена, когда накопившееся отчаяние способно накрыть тебя с головой, есть место надежде. Поэтому мы и здесь сейчас, потому, что очень глубоко в душе я не теряла веры.

Я чувствую в каждом прикосновении Эдварда холод, он будто обжигает мое разгоряченное тело, но холод это приятный, он исходит от его кольца, как знака того, что мы принадлежим друг другу навеки. Я, как никогда, ощущаю, что мы едины, и что мы неразделимы, и это чувство не проходит даже тогда, когда мы просто обнимаем друг друга самым тесным образом. Наши ноги переплетены под одеялом, и наши тела так близко, но мне этого недостаточно, и я утыкаюсь головой в подбородок Эдварда, слушая, как сердце в его груди начинает биться в привычном ритме. Так я и засыпаю, счастливой и с мыслью о том, что проснусь рядом не с обычным человеком, хотя для меня он никогда таким и не был, а со своим мужем, с единственным мужчиной, которого всегда хотела видеть рядом с собой.