«Почему, ну почему, чёрт побери, из всех мужчин именно он оказался тем самым? Ну, пусть бы это был кто-то другой, да кто угодно! Любой из живущих на этой планете, только не Люциус (так его и разэтак!) Малфой. Несносная, нетерпимая, узколобая, высокомерная свинья с диктаторскими замашками.

Пожиратель Смерти!

Да! Он всегда будет Пожирателем Смерти для меня, так же как я навсегда останусь грязнокровкой для него (как и для всех этих лицемерных, корыстных законченных расистов, сторонников идеи превосходства чистой крови, которые ещё во множестве водятся в министерстве). Толкают пространные речи о «равенстве» и «прогрессе», а сами до сих пор ревниво, буквально когтями и зубами охраняют свой замшелый «Клуб старых пердунов».

Им пришлось принять её в свои тесные ряды, но Гермиона слишком хорошо знала, что именно они думают по этому поводу. Особенно Люциус Малфой. Ведь он практически и не пытался скрыть собственного отношения к ней.

Внезапной острой болью Гермиону пронзило горькое воспоминание: глумливые, едкие комментарии Малфоя, нечаянно подслушанные после её назначения в департамент полгода назад:

— Вижу, ДММС* успешно выполняет предписанные «Законом о смешанном представительстве» обязательства, — услышала она его замечание, адресованное одному из чиновников, когда проходила по фойе мимо. Мягкий, вкрадчивый голос сочился тонкой насмешкой и нескрываемым презрением. — Великолепный по своей рациональности ход. В лице мисс Грейнджер, что называется, одним выстрелом убили сразу двух зайцев: она —представитель магглорождённых, да ещё и женщина к тому же.

Выслушивать подобное было невыносимо, но окончательно добило Гермиону то, что доля правды (и порядочная) в его словах определённо присутствовала.

«Действительно, зачем Совету создавать себе дополнительные трудности, назначая двух делегатов из числа меньшинств, когда можно обойтись одним?»

Гермиона была уверена: высокомерный придурок специально добивался того, чтобы она услышала его слова, а потому остановилась, повернулась к нему и одарила самой слащавой из имеющихся в арсенале улыбок.

— Весьма прискорбно, что ты лишён права участвовать в выборах, Малфой, — пропела она ангельским голоском в притворном сожалении. — Ты определенно мог бы пополнить квоту для Пожирателей Смерти с ограниченным магическим потенциалом, чьи предложения носят лишь консультативный характер, а палочка выдаётся только для служебного пользования.

Малфой выглядел так, будто с превеликим удовольствием задушил бы её прямо здесь и сейчас, и Гермиона, торжественно проплыв мимо походкой от бедра, всё же не сдержалась и, сбившись с шага, триумфально подпрыгнула на месте.

С тех пор между ними была объявлена изнурительная тотальная война: Гермиона при любом удобном случае подчёркивала превосходство собственного служебного положения, а Малфой использовал всё возможное влияние, чтобы на каждом шагу ставить ей палки в колёса… И она наслаждалась их злобными спаррингами, остроумной язвительностью перепалок, а особенно пьянящим ощущением силы и уверенности, когда в очередной раз утверждала своё превосходство, ликующе тыча высокомерно задранный нос Малфоя в его унизительную должность консультанта и магическую импотенцию. В такие моменты она невыносимо остро, чуть ли не на вкус чувствовала его гнев.

Но потом… потом…

Случилось это.

Сегодня ровно месяц как…

Если бы только ей не… не понравилось это так сильно. Если бы только Гермиона не чувствовала себя такой чертовски удовлетворённой, такой… полноценной после этого!

До того, как он нагнул её над своим рабочим столом и начал безжалостно вколачиваться, Гермиона даже не понимала, что в её жизни чего-то не хватает. Ей казалось, что она счастлива. Хорошо образована и самодостаточна. Несколько не удовлетворена сексуально… может быть… но ничего такого особенного, чего нельзя было бы исправить в тихую постельную минутку наедине с собой и всем известным изделием из каталога «Ночные нимфы» (раздел заклинаний «Вибрато»).

Как же она, оказывается, была неправа!

О, если бы только Малфой узнал о том хаосе, который царил теперь в голове у Гермионы по его вине, то, наверное, его бы вспучило и разорвало от самодовольства. Ночью и днём, спящую или бодрствующую её преследовали воспоминания о том вечере… о нём. Как безжалостно он вколачивался в неё… растягивал и наполнял собой… заставлял раздавленную наслаждением Гермиону беспомощно всхлипывать, снова и снова жалобно требуя от него большего…

Это доводило её до отчаяния. Она уже почти решилась заобливиэйтить себя, чтобы раз и навсегда выкорчевать причинявшие боль воспоминания из собственного мозга.

Но не смогла. Они стали для неё своего рода наркотиком — невероятное, неизгладимое преступное удовольствие. То, которое Гермиона раз за разом проигрывала в голове каждую ночь, лихорадочно лаская себя в отчаянном желании достичь наивысшей точки кульминации. Наконец мозг её насыщался дофамином, тело тонуло в эндорфиновой неге, а она, задыхающаяся и обессиленная, содрогалась в темноте спальни, после чего обычно засыпала с одной единственной ленивой мыслью:

«Чёрт бы побрал этого белобрысого ублюдка!»

Но и во сне он не давал ей покоя...



Гермиона осторожно пробиралась длинными коридорами министерства, избегая любых зрительных контактов с направляющимися домой чиновниками. Она больше не шествовала важно. Теперь, торопясь уйти, Гермиона почти бежала с работы. Крадучись, незаметно, всегда начеку и насторожённо оглядываясь…

Она часто видела его, но никогда не позволяла ему увидеть себя (нет-нет, Гермиона была абсолютно уверена в этом!). Зачастую их пути в министерстве пересекались: характер связанных определённым образом должностей обязывал к этому. Но ей всегда удавалось вовремя ускользнуть, стоило только заметить, что он прогуливается по коридорам где-то поблизости. Если же случайно возникала опасность того, что ещё немного, и она окажется загнанной им в угол, Гермиона быстро скрывалась под заклинанием невидимости до тех пор, пока Малфой не проходил мимо.

«Я просто обязана во что бы то ни стало выкинуть этого нетерпимого, фанатичного ублюдка из головы, — убеждала себя Гермиона, быстро двигаясь вперёд с опущенными в пол глазами. — Я не позволю этому высокомерному члену испортить мне жизнь. Он для меня — ничто… ничто! Злобный тёмный маг. Пожиратель Смерти. Слизеринец. Упёртый чистокровный расист. Малф…»

— Уф!

Столкнувшись с чем-то твёрдым и бархатистым на ощупь, Гермиона отрикошетила от внезапно возникшей на пути преграды и повалилась назад. Она несомненно упала бы, если бы сильные руки не подхватили её стремительно и крепко, чтобы вернуть в вертикальное положение. В ту же секунду она поняла (ещё не разобравшись откуда, но уже не сомневаясь), кто стоит перед ней.

По его прикосновениям, по его запаху...

— Мисс Грейнджер, — по его голосу, лениво-протяжному, почти по слогам растягивающему её фамилию.

— Миз** Грейнджер, — поправила Гермиона, тотчас вывернувшись из его ненавистных, отвратительных, несносных… умелых, искусных, лишающих воли рук!

— Смотри, куда идёшь, Малфой, — она презрительно сплюнула его имя, пытаясь удержать на месте собственный желудок, который вдруг подскочил куда-то к самому горлу, подталкиваемый тошнотворной смесью противоположных эмоций.

Месяц и один день назад Гермиона смело, даже с вызовом встретила бы его взгляд. Теперь же избегала любой ценой.

— Но я смотрю, мисс Грейнджер, — ответил Люциус раздражающе учтивым голосом. — Смотрю на вас. Видите ли, я искал вас.

«Искал… меня?» — в ужасе подумала она и сглотнула.

Долгое, тяжёлое молчание затягивалось, а Гермиона всё стояла как вкопанная в отчаянной борьбе с нерешительностью. Ей до смерти хотелось посмотреть в его мерцающие серебром глаза. Вот только не оставляло в покое ясное ощущение: именно от этого зависит, проиграет она или нет.

— Что тебе нужно, Малфой? — смогла наконец выдавить с досадой Гермиона, слушая, как неторопливо и размеренно он дышит.

— Я хочу кое-что вам отдать, мисс Грейнджер, — произнёс Малфой самодовольным, вызывающим беспокойство тоном, — хотя, возможно, вернее будет сказать: «кое-что вам вернуть».

Сознательно нарушая границу личного пространства, установленную Гермионой, он сделал шаг ей навстречу. Она изо всех сил старалась проявить твёрдость, но тело уже предательски плавилось и слабело, особенно в коленях.

— Мне от тебя ничего не нужно, Малфой, — прошипела Гермиона и попыталась проскользнуть мимо него, но, перехватив за левое запястье и крепко прижав её к себе одним рывком, Люциус тихо прорычал:

— Боюсь, мне придётся настоять.

Тон его выражал мягкую угрозу, и… Гермиона ничего не смогла с собой поделать… она всё же посмотрела вверх и встретилась с ним взглядом.

В ту же секунду её сердце трепыхнулось особенно сильно и, казалось, замерло, а сама она застыла, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть.

«Он знает! — в панике подумала Гермиона, читая ответ в словно отчеканенных в серебре глазах. — Как он смог узнать? Как?»

Еле вырвавшись из их гипнотических оков, она смогла отвести взгляд, но не далее изогнутого в ухмылке рта. Несколько раз быстро сглотнув пересохшим горлом, Гермиона прохрипела:

— И что же… что там такое? — и неуловимым движением попыталась отодвинуться от Малфоя подальше, вжавшись в каменную стену, на которую его ладонь опиралась рядом с её головой так, что длинный рукав мантии полностью скрывал Гермиону от спешащих мимо служащих.

— Пока это тайна, мисс Грейнджер, — буквально мурлыкнул Малфой ей на ухо, и она почувствовала, как его губы мазнули по коже, вызывая невольную дрожь. — Но скоро вы узнаете всё. А для начала предлагаю нам переместиться куда-нибудь в чуть более… приватное место.

Гермиона медленно начинала осознавать последствия собственного фиаско. Сердце заработало вновь, но теперь колотилось слишком быстро и беспорядочно, словно перестук копыт запряжённой в карету четвёрки лошадей. Ведь Малфой стоял так близко, слишком… близко…

«О боже, этот аромат… он такой… невыносимо… чертовски притягательный… и действует на меня словно наркотик…» — заторможено подумала Гермиона и кое-как промямлила враз онемевшими губами:

— Откуда мне знать, вдруг ты причинишь мне какой-нибудь вред?

Люциус тонко улыбнулся ей. И не ответил.

Что-то восхитительно затрепетало у неё внутри.

«Так. Видимо, у него кое-что есть на меня?»

Кровь забурлила по всему её телу, ускоряя бег, скапливаясь и кружась водоворотами в самых чувствительных точках. Впервые за прошедший месяц Гермиона почувствовала, что оживает, пробуждается от какой-то глубокой и безрадостной, отупляющей спячки.

Она вновь вступила в битву. Битву умов.

— Хорошо, — услышала она собственный голос.

Гермионе казалось, что вокруг, пронзая её насквозь, в неудержимом танце порхают яркие искры света. Кожу покалывало. Как будто она с нетерпением ждала именно этого момента все двадцать восемь мучительных дней.

— Когда? — спросила Гермиона. — Сейчас?

Улыбка Малфоя стала шире, серебряные глаза сверкнули торжеством, когда он подтвердил:

— Сейчас.



Гермиона вынуждена была признать, что у Малфоя шикарная, роскошно обставленная приёмная, но… На самом деле излишне ориентированная на слизеринцев цветовая гамма граничила с безвкусицей, да и чрезмерное использование в отделке мягкой мебели змеиных мотивов смотрелось откровенно вульгарно. Она кое-как пристроилась на краешке зелёной, покрытой камчатной тканью кушетки напротив Люциуса, который с ленцой развалился на огромном зелёного же цвета кожаном диване в стиле "честерфилд", изящно откинувшись на его спинку.

Какое-то время Малфой бесстрастно изучал её, и Гермиона уже почувствовала, как начинают пылать щёки. Она умирала от желания заговорить (ну, то есть ей до чёртиков хотелось его как-то оскорбить, сбить спесь), но не находила безопасного для себя способа начать этот гамбит. Поэтому сидела молча, плотно сжав губы, и ожидала, когда он сделает первый ход.

— Итак… — протянул Малфой наконец, — Как оказалось, маленькая мисс-грязнокровка…

— Не называй меня так! — яростно перебила Гермиона, но он проигнорировал её и всё так же ровно продолжил:

— …маленькая мисс-грязнокровка, любимица и повелительница всего министерства, оказалась очень испорченной маленькой ведьмой. Довольно… непослушной… — выгнув бровь, он одарил Гермиону бесстыдной ухмылкой. — Скажите мне, дорогая, вам понравилось ощущать в себе чистокровного мага? Мне ужасно интересно узнать… вы почувствовали что-то особенное… м-м-м… очищение, например?

Гермиона вскочила, судорожно стиснув палочку в кулаке.

— Ты отвратительный… законченный… отъявленный… — гневно выкрикнула она, пытаясь найти подходящее слово, чтобы охарактеризовать этого несносного человека.

Люциус отреагировал тем, что скрестил ноги в дорогих ботинках и снисходительно усмехнулся, изобразив на лице притворную вежливость.

— О, охладите ваш брызжущий негодованием котёл, мисс Грейнджер, прошу вас, — проронил он с пренебрежением, указующим жестом повелевая ей снова сесть. — Это достойно сожаления, но ваше самолюбие невероятно легко задеть, вам об этом известно?

Всё ещё кипя от злости, но не желая на деле доказывать его правоту, Гермиона плюхнулась на своё место.

— Просто скажи, чего ты хочешь от меня, Малфой, — прорычала она, — прежде чем я прокляну к чертям собачьим те части твоего чистокровного организма, которыми ты настолько сильно гордишься.

Люциус на это лишь так улыбнулся, что отчётливо напомнил Гермионе тигра. Очень большого белого тигра.

— Хорошо, мисс Грейнджер, тогда перейдём к делу. Я имею основание полагать, что это… — дотянувшись до мантии, он достал клочок кружевной материи, — …принадлежит вам.

«Нет, вы только посмотрите, — не веря собственным глазам, подумала Гермиона. — Мои трусики. Какое отвратительное клише: женские трусики в качестве улики».

Малфой швырнул их ей на колени точным резким движением запястья.

— Само собой, я провёл независимую экспертизу и удостоверился в том, что они принадлежат вам.

— Само собой, — заторможено поддакнула Гермиона, отчаянно борясь с почти непреодолимым желанием сорваться в истерический хохот… или истерические рыдания? Она была не совсем уверена, но, к счастью, это непонятное чувство быстро прошло.

Малфой снова потянулся к карману мантии, на этот раз вынув на свет божий небольшой запечатанный свиток.

— Вы знакомы с архаичной, но до сих пор не устаревшей системой товарообмена, моя дорогая?

— Да, — процедила Гермиона сквозь стиснутые зубы.

— Ну, конечно же, да, — сказал Люциус, изобразив насмешливое, наигранное разочарование. — Простите меня, мисс Грейнджер, на мгновение я забыл, что вы — несносная мелкая зубрилка.

— К делу, Малфой, — раздражённо выдохнула она.

— К делу… ах, да… Ну-с, дорогая, я хотел бы обменяться с вами кое-чем.

— Это шантаж.

Люциус пожал плечами.

— Называйте, как вам угодно, при условии, что в итоге я получу то, чего желаю. Этот свиток… — он помахал им в воздухе перед Гермионой, — (уверен, мы оба знаем его содержание) в обмен на… хм-м-м… — он сделал паузу, якобы всерьёз задумавшись над тем, что же потребовать. Затем вскинулся, как будто его посетила внезапная блестящая идея: — Ах вот! Думаю, места в департаменте как раз будет достаточно.

Гермиона уставилась на него, раскрыв рот от подобной наглости.

— Ты не имеешь права…

— Это уже не моя проблема, мисс Грейнджер, — отверг её протест Малфой.

— Но… это невозможно…

— Нет ничего невозможного для столь предприимчивой ведьмы, — ответил он вкрадчиво.

Ошеломлённо пялившаяся на него Гермиона была встревожена непреклонностью, сквозившей в стальном взгляде.

«Он действительно имеет в виду то, что сказал, — поняла она. — Вот я вляпалась».

Гермиона вновь взглянула на свиток, теперь покоившийся на коленях у Малфоя. Драгоценные камни в его кольцах насмешливо подмигивали ей, когда он легонько постукивал пальцами по запечатанному документу.

«Вот тебе и битва умов. Да он развёл меня, как ребёнка», — обречённо подумала Гермиона и, глубоко вздохнув, вяло пробормотала:

— Хорошо.

Улыбка Люциуса стала шире.

— Простите, я не совсем разобрал ваш ответ, мисс Грейнджер. Что вы сказали?

— Я сказала «хорошо»! — громко повторила разгневанная Гермиона.

Малфой громко хлопнул в ладоши и с преувеличенным наслаждением потёр ими друг о друга.

— Замечательно! — изрёк он, прямо усаживаясь на диване. — Я бы, конечно, поверил вам на слово, но, если вы не против… о, ничего слишком обременительного, не волнуйтесь… достаточно всего лишь обычной клятвы должника.

Скрипя зубами, Гермиона выполнила положенные взмахи палочкой и скороговоркой проворчала клятву, попутно подумав:

«Отлично. Теперь каждое заседание в департаменте придётся мучиться в попытках игнорировать его мерзкое, злорадное лицо…»

По завершении ритуала Люциус встал и преподнёс ей свиток насмешливым росчерком кисти в воздухе. Гермиона сразу же испепелила запечатанный документ Инсендио, а затем, полыхая всеми оттенками алого, то же самое сделала и с трусиками. Когда она наконец уничтожила последние следы раскрытого грехопадения, на неё накатило невыносимое облегчение, и… ещё какое-то неловкое чувство… что-то вроде… разочарования?

— Надеюсь, ты понимаешь, Малфой, — Гермиона произнесла его имя так, словно попробовала на вкус что-то особенно гадкое, — что, как только ты будешь избран в департамент, я собираюсь посвятить всё своё время тому, чтобы тебя исключили снова.

Глаза Люциуса сверкнули, а уголки рта приподнялись в довольной усмешке.

— Ничего другого от моей маленькой мисс Грязнокровной мстительницы я и не ожидал.

Гермиону охватило раздражение, но она отказалась поддаться на его уловку.

— Ну, разумеется. Ладно, не стану больше отнимать твоё драгоценное время, — произнесла она скорей угрюмо, чем вспыльчиво, пробираясь тем временем к огромному камину из чёрного мрамора. — А то ещё, не дай Мерлин, твоё отражение начнёт ревновать.

Гермиона уже собиралась зачерпнуть горсть летучего пороха, когда внезапно раздавшийся в непозволительной близости голос заставил её буквально подпрыгнуть на месте. Люциус каким-то непостижимым образом оказался у неё прямо за спиной, хотя она и не слышала его шагов.

— Осталась ещё только одна последняя проблема, дорогая моя, — пробормотал он.

И прежде чем Гермиона успела хотя бы дёрнуться, не говоря уже о том, чтобы выхватить палочку, Малфой грубо притянул её к собственной груди и зажал в стальных объятиях, блокируя опущенные вниз, прижатые к бокам руки. Белоснежные волосы шелковистой волной пролились на её плечо, горячее дыхание обожгло беззащитно обнажённую кожу шеи, когда он прошептал:

— Забыл упомянуть, что и не собирался позволить вам уйти, пока не затрахаю вас до бесчувственного состояния, мисс Грейнджер. До полной потери сознания. Видите ли, я никогда не слышал, чтобы кто-либо так восхитительно попискивал, как это делали вы в ту ночь, когда я имел вас на рабочем столе, скрытую под личиной моей ненаглядной жёнушки. Степень вашего энтузиазма действительно… воодушевляла. На самом деле, несколько последних недель меня мало заботило что-либо ещё.

Гермиона задохнулась. Стоило Малфою коснуться её, как вспыхнувшее в этом месте пламя стремительно, как лесной пожар, разлилось внутри тела, обжигая нервные окончания, заставляя податливо плавиться в его руках, словно разогретый воск.

«Ха, — ошеломлённо подумала она, борясь с головокружением. — Вот и хорошо! Приятно знать, что я была не единственной, кто мучился всё это время…»

_____________________________________

* Департамент международного магического сотрудничества (Department of International Magical Cooperation — DIMC)

** В данном случае Гермиона поправляет «Miss» Люциус на собственное «Ms» и вот почему:
Miss — мисс — независимо от возраста незамужняя дама, иногда можно встретить, как пожилая женщина поправляет с миссис на мисс;
Ms — миз — самое обобщенное сокращение, которое указывает на женский пол, употребляется в случаях, когда неизвестно замужем дама ли нет и не хочется её обидеть.