И вот ты – рокочущий, гудящий, врывающийся внутрь – уступчивый, но не удовлетворённый, насытившийся, но не пресыщенный.

- Белла?

Завизжав, Белла чуть из кожи не выпрыгнула, когда в открытом окне пикапа появилось ангельское лицо Розали Хейл. Она сидела в машине у дома Калленов уже почти пять минут, читая и перечитывая слова, дрожащей рукой выведенные в блокноте – её месть и желание.

- Боже, девочка, ты бы и мёртвого подняла этим воплем. Что ты тут зависла? Пойдём внутрь! – Розали открыла дверь для Беллы, которая шарила по сиденью руками в поисках завёрнутого в яркую упаковку подарка для Эдварда.

- Прости, - сказала она, смеясь. – Просто… задумалась. Надеюсь, я не опоздала.

Розали покачала головой, смахивая с глаз Беллы прядь волос.

- Ты очень хорошо выглядишь, Белла. Тебе идёт этот цвет, тёмно-зелёный.

Белла покраснела, как всегда смущённая и приведённая в недоумение милыми словами Розали, обращёнными к ней.

Та рассмеялась при виде румянца.

- А теперь ты напоминаешь о Рождестве, - хихикнула она, указывая на красные щёки Беллы, алеющие над зеленью платья.

- О, как смешно, - улыбаясь, фыркнула та, проходя вслед за Розали в дом. Там всё было украшено растяжками и шариками, и в столовой ждал огромный белый торт.

- Белла!

Она обернулась на стук каблучков, встречая тонкие руки, обхватившие её талию.

- Привет, Элис, - рассмеялась Белла. И протянула ей пакет, украшенный тортиками и шариками. – Это для Эдварда.

Схватив его, Элис взяла подругу под руку.

- Все на кухне. Мы как раз собирались садиться за стол, так что ты вовремя.

- Хорошо, - проговорила Белла, наблюдая за тем, как Элис ставит её подарок на стол, уже заваленными яркими коробками. – Я боялась, что опоздаю. Чарли загнал меня в угол, пытаясь найти специальные пряности для рыбы…

- Ты пришла.

Белла подняла взгляд. Вся семья была на кухне, где они заполняли тарелки едой со шведского стола. Они улыбались Белле, но та видела только Эдварда, который выпалил это предложение и перестал накладывать запечённые макароны с сыром, не донеся ложку до тарелки.

- Конечно, пришла, - сказала она тихо.

Эдвард направился к ней, и Элис отошла в сторонку, и во второй раз за пять минут Белла оказалась в крайне восторженных объятиях. Если честно, эти объятия значили для неё немного больше, ведь её лицо было прижато к тёплому, выцветшему хлопку голубой оксфордской рубашки, а его сердце колотилось прямо у её уха. Когда он отстранился, Белла увидела на лицах Калленов и Хейлов шесть идентичных улыбок, но едва обратила на это внимание, потому что спустя мгновение Эдвард уже тянул её к длинным рядам еды.

- Ты голодна? – протараторил он, вручая девушке бумажную тарелку. – Эсми приготовила все мои любимые блюда, но я не знал, нравится ли тебе что-то из них, так что спросил у Элис, что любишь ты, и она сказала, что ты питаешь слабость ко всему, что содержит моцареллу и томатный соус, так что я попросил Эсми сделать что-то… даже не знаю, что, если честно.

- Запечённые зити, - сказала Эсми Белле, и они обе улыбнулись, посмеиваясь над отсутствием изысканности в Эдварде.

- Точно, запечённые зити. Нормально?

Отложив тарелку, Белла положила руки на плечи Эдварда.

- Расслабься. Звучит восхитительно; я не ела зити уже много лет, и с твоей стороны было очень мило подумать обо мне.

Эдвард выдохнул.

- Я веду себя как полный придурок, да?

- Да, - рассмеялась Белла. – Но всё в порядке. Я тоже нервничаю. – Ткнув его локтем в рёбра, она снова взяла тарелку. – Кстати, с днём рождения. Наконец-то восемнадцать, да?

- Ага, - хмыкнул он, сооружая горы из еды на своей тарелке. – Теперь я могу как полноценный взрослый покупать себе сигареты. Великолепно.

- И порно, - напомнила ему Белла, избегая взгляд, который она сразу после этих слов почувствовала на своём лице.

После ужина, во время которого Белла попробовала множество блюд, которые любила и не очень – макароны с сыром и кэшью были великолепны; квашенная капуста с колбасой вызвала тошноту – они все расположились в гостиной, смеясь, и толкаясь, и подшучивая друг над другом, пока Эдвард сидел в большом кресле со сложенными перед ним подарками.

Позже она вспоминала, насколько это было забавно – наблюдать, как восемнадцатилетний мужчина превращается в мальчишку, оказавшись перед упакованными в яркую бумагу подарками, купленными только для того, чтобы порадовать его.

Эдвард открывал каждый с улыбкой, которую она редко видела на его лице. Это наводило на размышления – она вспомнила, как Карлайл сказал ей, что Эдвард не хочет чувствовать себя ещё более отверженным, чем уже является. Но насколько Белла знала, этот остракизм был самовнушением. Он мог быть самым популярным парнем школы; мог иметь толпы друзей, которые жадно следили бы за каждым его жестом.

Когда пальцы Эдварда коснулись подарка, что принесла Белла, девушка немного наклонилась вперёд, прислушиваясь к учащённому сердцебиению.

- А это от Беллы, - объявила Эсми толпе собравшихся и Эдварду.

Белла задержала дыхание, когда Эдвард потянул за края обёрточной бумаги. Сперва он вынул их блокнот, и она робко улыбнулась ему, зная, что содержимое он внимательно прочтёт позже. Их взгляды встретились, и он улыбнулся ей, и под тёмными ресницами вспыхнул ярко-зелёный. Отложив блокнот, он достал вторую часть подарка.

- Белла, - выдохнул Эдвард, держа в руках развёрнутую коробку.

- Я не… то есть, я рисковала, потому что они у тебя, наверное, уже есть, но вчера я была в художественной лавке в Порт Анжелесе, и женщина сказала, что они лучшие, показала несколько великолепных рисунков…

- Они восхитительны, - сказал он, всё ещё изучая подарок. – Идеальны. Спасибо тебе.

Она купила ему гуашь Winsor & Newton. Консультант в магазине сказала, что это уникальные краски, лучший производитель, что есть у них в наличии. Белла понятия не имела, писал ими Эдвард или нет, но почувствовала нужду заполнить его потребность в цветах. Она купила базовый набор из десяти тюбиков, и это стоило ей почти сотню долларов, но, отдавая деньги, девушка об этом даже не думала.

Это было нелепо, это было клише, но ради взгляда, которым Эдвард смотрел на неё, она готова была отдать всю свою зарплату.

Намного позже, умывшись и надев дырчатые пижамные штаны, Белла сидела в гостиной и разговаривала с Карлайлом, дожидаясь, пока Элис выйдет из душа.

Тот поинтересовался, нравится ли ей в Интерьерах Эсми, и искренне расхохотался, когда девушка рассказала ему о том, как его жена отшила грубиянку из Сиэтла. Поблагодарив мужчину за ужин, она уже собиралась спросить его о происшествии в Ла Пуш, когда услышала своё имя, произнесённое крайне хриплым голосом.

Повернувшись, увидела в дверях Эдварда, в его руках – блокнот. Волосы юноши торчали во все стороны, словно он слишком сильно их дёргал, и она покраснела, немедленно поняв, что он прочёл её слова.

- Могу я забрать тебя? – спросил он.

Можешь взять меня, - подумала, но не озвучила Белла. Поднявшись, пожелала Карлайлу спокойной ночи и он ответил тем же, выглядя позабавленным. Девушка последовала за Эдвардом по лестнице, пытаясь не обращать внимания на его задницу, маячившую впереди.

Пытаясь и проваливаясь.

Они вошли в его комнату, и он закрыл дверь – тихое шуршание ковра звенело в ушах Беллы. Сделав глубокий вдох, она подняла на юношу взгляд.

Он был в ярости.

- С чем ты, мать твою, играешь?

Эта реакция не входила в список ожидаемых девушкой.

- Ты о чём? – спросила она, невольно напрягшись из-за металла его голоса.

Он потряс блокнотом у её лица.

- Это! Это – это… это! – Распахнув его, Эдвард пролистал до нужной станицы и зачитал: «Ты пылаешь от смущения и желания, новизны и наготы, странных незнакомых ощущений, что становятся привычными под кончиками пальцев».

- Это… я просто… я просто писала! – От злости и смущения она стала почти фиолетовой. Он не должен был злиться; должен был подхватить её в ошеломляющей страсти, прижать к мягкому матрасу и целовать, пока она не начнёт задыхаться, но откажется дышать, если это будет значить потерю его углекислого газа…

- Просто писала, - повторил он, словно дело было в этом. – Не играй со мной, Белла…

- Ты это начал! – почти провизжала она. Выхватила из его рук блокнот и раскрыла на странице с осьминогом. – А это что? Просто рисунок?

- Это… это метафора! Я думал, ты, со своими словами, поймёшь…

- Я должна понять метафору, скрытую в изображении осьминога, занимающегося оральным сексом с женщиной?

- Да!

- Я говорила тебе, что я не аналитик! Если вижу порнографическую картинку – думаю о порно! Тогда объясни мне всё, мистер художник! Что это была за метафора такая?

- Это… она о поглощении – когда тебя полностью, до конца, без остатка поглощает что-то, кто-то… и ты просто… просто хочешь…

- Хочешь чего? – спросила она, глядя, как он делает шаг к ней.

- Хочешь того, что недоступно, - прошептал Эдвард. – Очевидно, у осьминога не может быть отношений с человеком; они слишком разные, совершенно непохожие виды… и…

- Это предупреждение? – спросила она, настаивая на своём, сжав руки в кулаки; блокнот лежал, забытый, на полу между ними. – Я не боюсь.

- Белла, - взмолился он, тоже не желая сдаваться. – Я не смогу простить себя, если причиню тебе боль. Ты понятия не имеешь, как это мучительно.

- С тобой, - сказала она, отчаянно желая, чтобы он понял нечто, что она сама не полностью осознала, - я чувствую себя непогрешимой.

Он сделал ещё шажок, оказавшись на волоске от Беллы. Она чувствовала тепло его кожи, страстно желала коснуться её.

- Нет ничего непогрешимого, - поправил он низким голосом, опасный и умоляющий.

- Я не согласна.

Он сглотнул; Белла ясно видела, как подскочило адамово яблоко под гладкой, бледной кожей.

- Ты ничего не знаешь.

Разозлившись, она сделала шаг назад.

- Ты, Эдвард Каллен, со своей бесспорной мудростью, можешь указывать, что я знаю, а что нет? Я так не думаю.

Он промолчал, и она развернулась на пятках, потеряв надежду добиться ответа, решив уйти.

- Я убил своих родителей.

Она остановилась с рукой, замеревшей на двери.

- Что?

Кровать скрипнула, и когда девушка развернулась, Эдвард сидел на краешке матраса, опустив голову на руки, словно поверженный Атлас.

Он заговорил в свои колени.

- Когда мне было семь, я только начинал учиться наносить краски на холст и заставлять их говорить. Мне нравилось, как выглядели свечи, пока я писал, тени, которые падали от них – ну, ты знаешь. Я использовал масляные краски, и… сбил одну свечу на большую ёмкость синей краски, и она… она взорвалась. Я был достаточно далеко, чтобы огонь не достал, но зато он достал шторы… и внезапно весь дом был…

- Эдвард, - выдохнула она, чувствуя, как ошпарило сердце.

- Было поздно; я уже должен был спать. Родители проснулись, а я стоял на краю, рядом с линией огня, отделявшей меня и входную дверь от родителей в задней части квартиры, и я кричал, чтобы они выходили, но они только сказали мне бежать, выбираться и спасаться… так я и поступил, и… я здесь. А они – нет.

Белла села рядом с ним, и юноша прижался к ней, прижав голову к груди, впустив боль в её сердце. Девушка обняла его, пытаясь понять, как сделать это получше – он был настолько больше неё, - но он подстроился, и вскоре они легли, он, свернувшись, вжимался в неё, а она – летала.

Эдвард тяжело выдохнул, и воздух, выпущенный им, проник через тонкий топ, просочился в плоть груди.

- Там, в больнице на Аляске, был Карлайл, - сказал он спустя несколько мгновений спокойной тишины. – Меня доставили туда из-за отравления дымом, и я ждал новостей о своих родителях, хоть и видел смерть, написанную на их лицах, когда выбегал из квартиры. Он прождал со мной всю ночь и утро, и когда сообщили, что родители умерли, держал меня за руку и позволял… позволял плакать…

Ткань топа вдруг стала странно-влажной, и он один раз шмыгнул носом, но Белла проигнорировала это, позволяя ему сохранить достоинство.

- Неважно. Следующая неделя была довольно размытой, потому что в один день я был сиротой, а в другой – стал Эдвардом Калленом, а не Мейсеном.

- Почему ты взял фамилию Карлайла? – спросила Белла, приглаживая его взъерошенные волосы, которые щекотали ей нос.

- Я хотел принадлежать его семье, - сказал Эдвард. – Он спас меня, подарил брата и сестру… хоть и пытался пережить смерть жены, которая только-только настигла его – его благородство безгранично, и я хотел получить его часть.

- И ты получил её, - настойчиво проговорила Белла. – Все так сильно тебя любят.

Его рука легла на её живот, и Эдвард сонно зевнул в шею девушки.

- Все?

Слабо вздохнув, Белла прижала губы к его лбу.

На следующее утро она просыпалась медленно. Прежде чем открыть глаза, услышала, как дождь мягко стучит по огромным окнам, а где-то вдалеке играет пианино. Девушка перекатилась на спину, уютно закутанная в тяжёлые хлопковые покрывала, с ногами, запутавшимися в них.

А потом вдруг села, как только мозг обработал картину происходящего и подсказал, где она находится. Прижав одеяло к груди, она изучающе оглядела чистую комнату Эдварда. Покачав головой, выбралась из кровати и прошлёпала по коридору, ища источник музыки.

В конце концов открыла дверь студии Эдварда, и нашла его там, склонившимся над пианино. Его пальцы лёгкими касаниями нажимали на клавиши, и она наблюдала за ним, без рубашки, уязвимым, позволяя его тайнам омывать её, пока воспоминания о прошлой ночи врывались в разум неудержимой волной.

Он играл "River Flows In You” Yiruma, мучительно тихо, боясь счастья, не решаясь сделать шаг вперёд. Так что это сделала она – войдя в комнату, сев на скамеечку. Белла положила голову на плечо Эдварда, пока тот играл, и такая поза должна была оказаться неудобной, но близость к нему никогда не была таковой.

- Не уходи, - сказал он, когда мелодия подошла к концу, и повернулся к ней, опаляя мольбой в глазах. – Мне кажется, ты вот-вот исчезнешь.

- Это ты ушёл из кровати, - отметила она, улыбаясь. Ей хотелось бы помнить, каково было спать с ним, помнить, обнимал ли он её всю ночь или просто отвернулся, как только она погрузилась в сон.

- Я не знал, как ты отреагируешь, - сказал Эдвард, возвращая улыбку. – Всё-таки проснулась в кровати незнакомца.

- Ты не такой уж и незнакомец. Не льсти себе.

Юноша рассмеялся.

- Кроме того, - продолжила она, - есть вещи похуже, чем проснуться в постели незнакомого мужчины.

- Например?

- Проснуться там в одиночестве.

В следующий раз она проснулась спустя несколько часов, и ей не пришлось терзаться сомнениями, обнимал ли её Эдвард, потому что очнулась она в его объятиях.

А потом, уезжая после того, как Эдвард неистово отблагодарил её за всё, Белла обнаружила на переднем сидении машины белый листок бумаги.

Береги себя.

от переводчика:
эге-гей! это глава, после которой я полюбила этот фик всем сердцем) надеюсь, у вас она вызовет схожие чувства.
поделиться впечатлениями можно на форуме!
И ещё - скажите, пожалуйста, как часто лучше выкладывать главы? Как можно быстрее или делать перерыв в несколько дней? Заранее спасибо за ответ! ^_^