ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ

Эдвард

– Алло? Мужик, ты здесь?

Я слышу, как Белла спускается по лестнице, и тяжело дышу, не в силах поверить, что это, черт возьми, происходит на самом деле.

– Алло? – повторяет Джеймс.

– Да, мужик. Я здесь, – наконец отвечаю я. Мой голос почти срывается от эмоционального напряжения, и я быстро прочищаю горло.

– Ну? Как успехи? – невозмутимо спрашивает он. Я пытаюсь придумать, как решить эту проблему.

Единственное, в чем я уверен, так это в том, что я лучше умру, будучи прикованным к этой кровати, чем попрошу помощи у Джеймса Сраного Смита.

– Гхм, я только увидел пропущенный от тебя вызов, – неуверенно соврал я. Я пытаюсь переместиться на кровати, но меня передергивает, когда наручники создают шум. Я слышу, как Белла садится в свою машину, и моё сердце сжимается от одной только мысли об её уходе.

Всё пошло не так, как я рассчитывал. Разве мог я знать, что она отшвырнет меня? Да. Разве мог я ожидать, что она назовет меня последними словами и бросит? Определенно.

Разве мог я ожидать, что буду прикован к кровати, выслушивая её сумасшедшие бредни в стиле Лорен Боббит^*? Черт, нет.
(^*Лорен Боббит – жена Джона Боббита. После того, как по ее словам, пьяный Джон изнасиловал её, она в состоянии аффекта взяла нож для шинковки мяса, зашла в комнату, где спал пьяный супруг, и отрезала ему почти половину члена. Затем она оставила раненного мужа в квартире, вышла на улицу, неся его член в руках, села в машину, выехала в поле и выбросила член из окна автомобиля.)

– Ну так что? Ты уже переспал с ней? – нетерпеливо спрашивает он.

– Не-а. Но у меня же есть еще одна неделя, так ведь? – Я веду себя гораздо дружелюбнее, чем обычно. Больше всего на свете я хочу, чтобы он просто повесил трубку. Прямо сейчас.

Он фыркает.
– Да, звучит так, будто тебе самому это и правда нужно.C самого первого дня! Эй, а я тебе говорил, что эту принцессу будет не так легко уложить, разве я был не прав?

– Нет, Джеймс. На самом деле нет, – говорю я, пытаясь себя сдержать от тех слов, которые действительно хочу сказать ему. Боже, как же он меня раздражает. Повесь уже эту чертову трубку. – Хорошо, хорошо, я просто держу тебя в курсе дела, – как бы невзначай бросаю я. – Всё, больше не буду тебя задерживать.

– Ладно, чувак, – забавляясь, отвечает он. – Удачи тебе в этом деле. Тебе придется молиться Богам вагины, если ты хочешь попасть в неё. С ней что-то не так, я тебе отвечаю.

Я прикусил язык. Ничего не говори, молчи, не потешай его самолюбие…

– Пока, Джеймс.

– Давай, – вешает он трубку. Я испускаю громкий, облегченный вздох и молча радуюсь, когда мой телефон издает звук, который означает, что на том конце трубки закончили разговор.

Ну и что теперь? Иисус Христос. Она серьезно оставит меня так? И что делать человеку в такой ситуации?Тем более со штанами, болтающимися вокруг моих лодыжек! Что за черт?

Я лежу минуту, пытаясь обдумать ситуацию, в которой оказался. Ключ лежит на комоде. Я со своего места вижу, как поблескивает серебро. Но как до него добраться?

Я тянусь настолько далеко, насколько мне позволяет мое положение. Когда мне, наконец, удается закинуть ноги к изголовью кровати, то я пытаюсь натянуть свои штаны обратно, но вскоре бросаю это дело и выдыхаю. Это оказалось сложнее, чем я думал.

Я опускаю ноги на пол и обнаруживаю, что на самом деле могу встать, несмотря на сковывающие меня наручники. Медленно и мучительно я хватаюсь за перекладину на кровати и начинаю дергаться её, желая переместить кровать. Всё происходит очень медленно, и я проклинаю себя за то, что купил большую двуспальную кровать. На кой черт? Всё равно я не делю её ни с кем.

И о чем я только думал, когда покупал кровать с таким огромным чертовым каркасом? Кому вообще нужно такое огромное изголовье? Матрас на полу сейчас был гораздо заманчивее.

Кровать передвигается слишком медленно из-за моего неудобного положения. Он просто не хочет скользить по ковру. Когда я почти добираюсь до комода, угол кровати врезается в стену, останавливая движение. И больше не сдвигается ни на дюйм.

Ебать мою жизнь.

Я изрядно вспотел, пока всё-таки не добиваюсь своего. Я устал и физически, и морально. И, когда я всё-таки дотягиваюсь до комода, тяну руки, скованные наручниками, но не могу схватить крошечный ключ. Я пытаюсь дотянуться до ключа ногой, но случайно забрасываю его под кровать.

Ебать мою жизнь.

Я снова начинаю толкать кровать, пока не добиваюсь того, что она отодвигается достаточно далеко для того, чтобы я мог видеть ключ. Я не могу дотянуться до него руками, поэтому сталкиваюсь с непростой задачей, пытаясь поднять его ногами. Я чувствую себя таким жалким, сидя здесь в одном нижнем белье и пытаясь ногами поднять крошечный ключ, в то время как я прикован к кровати. Что со мной стало?

Но, в конце концов, я всё-таки беру его в руки. Я раньше никогда так сильно не ликовал.

Я засовываю ключ в замок, звук свободы уже звенит в моих ушах, поворачиваю ключ и… ничего. Ничего не происходит.

Моё сердце отбивает бешеный ритм, когда я поднимаю ключ и начинаю его изучать. Тот кусок, который был самой важной частью, был отломан. Ебучий важный кусочек. Кусочек, который нужен для того, чтобы выбраться из этих проклятых наручников.

Его нет. Отломан.

Ебать. Мою. Жизнь.

Я сижу, сложа руки над кроватью, пытаюсь унять раздражение и успокоиться. Это же не конец света. Думай о чём-нибудь другом. У тебя еще остался телефон. Ты можешь позвонить кому-нибудь…

И вдруг я слышу внизу шум и тяжелые шаги. Я сразу же подпрыгиваю. Это точно не Белла.

Прежде чем я реагирую – хотя, что я могу в данной ситуации сделать? – я слышу громкий стук в дверь моей спальни.
– Эдвард? Ты одет?

Это Эммет. И хоть я безумно не хочу, чтобы он видел меня в таком компрометирующем виде, я чувствую свободу. У меня нет другого выхода и, по крайней мере, сейчас появился луч надежды.

– Да, мужик. Я одет. – Мой голос звучит гораздо угрюмее, чем я на то рассчитывал. Дверь мгновенно распахивается, и глаза Эммета смешно расширяются, когда он видит меня таким потным, растрепанным и почти голым.

– Святое дерьмо! – восклицает он. – Она, блядь, действительно это сделала!

Я более чем раздражен его реакцией.
– Ты знал, что она собирается сделать это? – сердито спрашиваю я.

– Ну да, – признается он. – Правда я узнал позже. Но блин, я не думал, что Белла способна на такое.

Я вздыхаю и опускаю глаза. Пытаюсь поднять руку, чтобы запустить её в волосы – дурацкая привычка – но наручники не позволяют мне это сделать, вызывая неприятные ощущения. Я снова дергаю и тяну свои запястья, что отдается болью в руках.

Я не знаю что сказать Эммету. Он что, гордится ею? По ходу дела да. Скорее всего, он никогда не позволит мне забыть сегодняшний инцидент.

– Ну что, здорово, – с сарказмом в голосе говорю я, хотя на самом деле не желаю шутить. Это всё напоминает один чертовски огромный хаос, и я чувствую, что сойду с ума прежде, чем всё это закончится.

Почему я просто не рассказал ей обо всём прошлой ночью? Проклятая головная боль, я должен был сказать ей, пока у меня был шанс. Но разве это что-то изменило бы? По крайней мере, у неё не было бы наручников с собой. Если она, конечно, не носит подобные вещички в своей сумочке для таких случаев.

– Она хотя бы ключ оставила? – спрашивает Эммет, и я показываю ему крошечную сломанную вещицу. Но он не замечает того, что она на самом деле бесполезна. – Ну и чего ты ждешь? Ты что, не можешь сам снять с себя наручники?

– Он сломан, – ворчу я. Я кидаю его на пол, и Эммет быстро наклоняется, чтобы снова поднять его. Он испускает протяжный свист.

– Черт, чувак. Да за тобой сегодня выстроилась целая чертова армия невезения.

– Что мне теперь делать, Эммет? – спрашиваю я, чувствуя себя безнадежным и раздраженным. Он прав – сегодня я чертовски не везучий сукин сын.

– Ты хотя бы можешь натянуть на себя штаны или нет? – спрашивает он, и я могу сказать, что он еле себя сдерживает, чтобы не рассмеяться.

– Если ты, блядь, не заметил, то мои руки заняты наручниками, – срываюсь я. Но мысленно я отмечаю, что мне нужно прикусить свой язык, потому что последнее, что мне нужно, чтобы Эммет обиделся и ушёл, оставив меня здесь одного.

– Ладно, хорошо. Я просто спросил. Сейчас. – Он осматривает мои наручники, поворачивая их и дергая. Я шиплю, потому что они трутся о мою уже натертую кожу.

– Они крепкие, – делает вывод он.

Нет, блядь.

– У моего дяди есть пила, – продолжает он. – Я могу ему позвонить. Он сможет тебе помочь.

– Ты что, шутишь? Разве для таких штук не делают запасные ключи? – скулю я.

– Где я, по-твоему, черт возьми, должен взять запасной ключ от наручников?

– Я не знаю. В магазине игрушек?

– Это настоящие полицейские наручники, чувак. Они другие. Я даже не знаю, где она нахрен взяла их.

Я совершенно точно не могу попросить его пойти в полицейский участок и попросить запасной ключ от наручников для своего друга. Я вздыхаю и сдаюсь.
– Хорошо. Звони своему дяде.

– Дай мне пять минут. И хотя бы попытайся натянуть на себя штаны, чувак. Я практически вижу твои причиндалы. – Он бросает штаны в меня и уходит. Я слышу, как он спускается вниз по лестнице.

За следующие пять ужасных минут я всё-таки натягиваю свои штаны обратно. Это почти невыполнимая работа, когда твои руки прикованы в таком неудобном положении. Эммет возвращается как раз в тот момент, когда я натягиваю штаны на свою задницу и хвалит меня за проделанную работу.

– Эй, мужик, я знал, что ты сделаешь это, – счастливо произносит он. – Это хорошо, что ты надел их. Потому что у меня для тебя плохие новости. – Он делает паузу, как будто давая мне возможность переварить информацию, и я теряю терпение.

– Ну и? Говори, Эм. Я уже почти два часа лежу здесь прикованный.

– Ну его пила – это часть какой-то огромной штуковины или что-то типа того, – объясняет он. – Он не может ее привезти, нам нужно самим идти к нему.

Он что, блядь, издевается надо мной?

– И как, черт возьми, мы сделаем это? – с досадой в голосе спрашиваю я. Чем дальше, тем хуже и хуже. – В чью машину загрузим кровать – твою или мою? – саркастически добавляю я.

– Нам просто нужно разломать изголовье. – Кажется, у него выработался иммунитет на мое нытье, что не могло не радовать. Я действительно должен быть благодарен ему – без него я бы совсем здесь зачах.

Я громко вздыхаю.
– Хорошо. Давай сделаем это.

Эммет стаскивает матрац с кровати и прислоняет к стене. Мы сразу же видим следующую строчку моего несчастья – спинка кровати крепится к кровати.

– У тебя есть инструменты? – спрашивает Эммет.

Я простонал.
– Они в другом доме.

– Блядь, чувак. Мне надо отойти от тебя прежде, чем в тебя попадет молния или что-то типа того, – шутит он, но я не могу найти в себе сил даже для того, чтобы выдавить улыбку.

Интересно, а чем Белла занимается прямо сейчас. Она счастлива? Рада? Или она себя чувствует сейчас так же хреново, как и я?

Эммет дергает изголовье кровати.
– Мы можем просто сломать его, – спокойно говорит он.

Иисус Христос.

– Это будет не так просто, – сразу начинаю спорить я.

– Конечно, нет. Отойди в сторону.

Я смотрю на него так, будто он сошел с ума.
– Отойти? Я не могу отойти!

– Ты знаешь, что я имею в виду. Просто отойди настолько, насколько возможно. Или, если подумать, будет быстрее, если ты поможешь мне её согнуть. Вперед, давай.

Я нехотя делаю шаг вперед и пытаюсь ему помочь. Вместе мы тянем спинку кровати вниз, сгибая металлический каркас и пытаясь сорвать болты силой. На деле оказалось, что это не настолько легко, как думал Эммет, и мы оба вспотели, прежде чем сорвать спинку окончательно.

Но, слава Богу, всё закончилось, и я уже бегу вниз по лестнице, держа огромную спинку кровати в руках. Эммет бежит за мной, неся мою обувь в руках.
– Осторожнее! – раздраженно наставляет он. – Ты так снесешь всю лестницу.

– Я понял, Эммет, я стараюсь!

Мы садимся в его внедорожник, который больше моей машины, и у него можно опустить заднее сиденье вниз, прежде чем я сел туда с изголовьем наперевес. Вместо того чтобы помочь, Эммет стоит за дверью и стучит, пока я пытаюсь маневрировать с огромным изголовьем в машине.
– Не поцарапай краску, чувак. Я даже не подумаю и оставлю твою задницу, если ты попытаешься поцарапать мою машину этим дерьмом.

Мы еле влезаем в машину: спинка кровати занимает даже переднее пассажирское сиденье. Я неловко втискиваюсь рядом с этой деревяшкой и прислоняюсь к двери. Я молюсь о том, чтобы нас не остановил какой-нибудь полицейский.

Первую половину поездки мы проводим в тишине. Кондиционер холодит мою голую грудь, но это приятное ощущение.

Тогда я начинаю переваривать всё случившееся, в мыслях возвращаясь к Белле и пари, и думая о том, как сильно я облажался две недели назад. Неужели она всё это время знала? Или она только узнала? Было ли всё, что она мне сказала – каждый момент, проведенный нами вместе – ложью?

Я знаю, что заслуживаю этого, но надеюсь, я ошибаюсь. Я молюсь о том, чтобы я ошибся.

Почему я всё ещё тоскую по этой женщине? Она ненавидит меня, это же очевидно. Я мог бы просто отпустить её и подсчитать свои потери. Спустя годы это станет просто забавной историей, гребаным воспоминанием.

Но это не смешно. Это ужасно. И я не хочу, чтобы Белла просто осталась в моей памяти.

Эммет начинает петь, сидя за рулем. Я мгновенно раздражаюсь еще сильнее, но вместо того, чтобы наброситься на него, я задаю ему вопросы, крутящиеся в моей голове прямо сейчас.
– Что ты делал в моем доме?

Его пение мгновенно прекращается.
– Спасал твою задницу, – надменно говорит он. – Конечно же.

– Откуда ты узнал, что моя задница нуждалась в спасении?

Он делает паузу, обдумывая свой ответ.
– Роуз рассказала мне о планах Беллы, – наконец признается он.

– Значит, вы с Роуз обсуждаете абсолютно все, – заявляю я, вспомнив его слова с той ночи. – Как долго она знает о пари?

Он смотрит на меня в зеркало заднего вида.
– Почему, блядь, ты заключил пари, Эдвард?

– Я первым спросил.

Он застывает. Наконец, выдержав угнетающую паузу, он отвечает:
– Она всё время знала.

Я грустно вздыхаю, пытаясь понять, что же все это значит. Роуз, скорее всего, не знала, если бы не знала Белла.
– И Белла?

Он снова смотри на меня. В них я вижу неопределенность.
– И она тоже.

Вот блядь.

– И ты? – сердито спрашиваю я. Я чувствую, как гнев сжигает меня изнутри и благодарю Бога за то, что я скован этим ебаным изголовьем.

– Послушай, мужик, – взрывается Эммет. – Это не я заключил пари. Ты сделал это дерьмо сам. Так что ты просто не имеешь права обвинять во всем этом дерьме… – он разводит рукой, имея в виду мою текущую ситуацию, – …меня.

– То есть ты хочешь сказать, что тебе ни разу в голову не приходила идея рассказать мне о том, что вы знаете? – кричу я.

– Я сказал тебе, чтобы ты рассказал ей о пари!

– Как ты, блядь, это сделал, когда был слишком занят, делая вид, что ты ничего не знаешь?

– Я намекал! То есть, черт, неужели ты такой тугодум?

– И что же это значит? – сердито спрашиваю я. – Должа быть причина, почему ты не рассказал мне обо всем. Я, блядь, твой лучший друг, Эммет. Давай же, говори.

– Ты мне ничего не рассказал о пари. Ты сам не был со мной честен.

– Это было не твоим делом.

– Да, хорошо. Продолжай внушать себе это вместо того, чтобы подумать, почему же тебя сейчас Белла ненавидит и что надо сделать для того, чтобы исправить ситуацию. Не жди, что я помогу тебе, потому что это, блядь, не мое собачье дело.

Я зол – разгневан, обозлён, раздражен – но его ответы вводят меня просто в бешенство. Но он прав. Я не заслуживаю его помощи. И я действительно заслуживаю все это.

Я перемещаюсь спиной к двери, мое лицо горит как в аду, и я подставляю его под ветер. Мы больше не разговариваем в течение всей дороги до дома его дяди.



Мы паркуемся у небольшого домика с гаражом. Двор загроможден всяким мусором: шинами, двумя колесными дисками, домкратом и небольшим количеством дров. Сам дом нуждается в срочном косметическом ремонте, а кустарники выглядят неопрятными и заброшенными. Сорняки уже выше травы.

Входная дверь открыта нараспашку, но мы до нее не доходим. Как только Эммет – который так и не произнес ни слова – захлопывает за мной заднюю дверь своей машины, грубый голос, доносящийся из гаража, зовет нас:
– Идите сюда, ребята!

Мы молча идем в гараж. Огромный человек – даже больше, чем Эммет – встает, чтобы поприветствовать нас, и протягивает грязную руку в жиру Эммету. Я не могу избавиться от старых рефлексов и на мгновение радуюсь, что я оказался скован наручниками.

Он широко улыбается, когда видит меня, и его сходство с Эмметом поразительно.
– Ну-ну, – смеясь, говорит он. – Смотрю, ты получил бомбу от женщины.

Я не в настроении шутить, так что просто отвечаю ему вымученной улыбкой.

– Меня зовут Деметрий, – продолжает он, совершенно не смущаясь моей кислой мины. –Сюда, клади руку сюда. – Он указывает на большой стол с электрической пилой. – Мы вытащим тебя из них в кротчайшие сроки.

– Спасибо, Деметрий, – говорит Эммет, и если бы я не знал, то подумал бы, что все дерьмо, что мы обсуждали, выветрилось из его головы. Но я не покупаюсь на его притворство и натянутую улыбку. – Постарайся не слишком сильно его ранить.

Он кидает на меня последний ледяной взгляд, прежде чем уходит в дом, оставив меня наедине со своим дядей.

Деметрий подходит к пиле и включает ее, прогнав несколько раз лезвие так, чтобы она набрала обороты, прямо как бензопила. Мне кажется, он делает это для того, чтобы пошутить, но мне не кажется это смешным. На самом деле я немного боюсь за свою жизнь, тем более человек, который, как предполагалось, любит меня, просто оставил меня с этим сумасшедшим, совершенно не интересуясь, останусь я в живых или нет.

– Только не упади в обморок, – говорит Деметрий, вероятно заметив, что я бледнею. – Это не так ужасно, как выглядит. Я пропилю немного там, где замок, чтобы освободить тебя. На самом деле это очень просто. И у меня есть маленькая пила, не волнуйся. Я просто немного поиздевался над тобой.

Просто поиздевался надо мной. Верно.

– Здорово, – говорю я, чувствуя, как дрогнул мой голос. – И спасибо за все это.

Он берет маленькую пилу, которая все еще слишком большая для того, чтобы я смог успокоиться.
– Хорошо, положи руку прямо сюда, – инструктирует он. – И постарайся не двигаться. Я тебя не порежу, но если ты начнешь водить рукой туда-сюда от страха как девка, то я, возможно, промахнусь. Да, и надень это.

Он протягивает мне пару очков, которые я тут же натягиваю на свой нос. Кладу запястье туда, когда он показал, закрываю глаза и стараюсь не шевелиться, когда пила начинает резать металл.



Белла

Я должна была поехать к Роуз, когда сделаю это, но решаю не ехать к ней. Я еду прямиком в мою квартиру – не могу даже вспомнить, как я туда попала – и на автомате поднимаюсь вверх по лестнице.

Урсула уже ждет меня, когда я открываю дверь, раскинув свою жирную тушку с клубками шерсти на ней. Ее даже не волнует то, что моя жизнь закончилась. Все, что ее интересует – это еда. Еда тут, молоко там, спагетти, спагетти, мяу, мяу, мяу. Это она во всем виновата. Если бы не она с ее отвратительной жирной тушкой и своей гордостью, я бы до сих пор грустила, нуждаясь в завтрашнем дне. В котором был бы Эдвард.

Проклятая кошка.

Она смотрит на меня, когда я захожу, моргая своими большими невинными глазами. Она понятия не имеет о том, что намечается настоящая кошачья резня.

– Чего ты хочешь? – сердито спрашиваю ее я. Она продолжает моргать, совершенно не испугавшись моей вспышки. – Ты рада, да? Вот какой у тебя был план? Что еще ты уничтожила здесь, пока меня не было сегодня вечером? А?

Она поворачивается ко мне спиной и трусцой убегает отсюда.

Я иду к себе в спальню, чувствуя себя… онемевшей. Я ничего не чувствую, кроме сырой опустошенности внутри меня, которая не была ни злостью, ни счастьем, ни грустью. Я не чувствую ничего, и одновременно я радуюсь этому и боюсь.

Я сажусь на кровать и на минутку задумываюсь. Я действительно просто сделала то, что, я думаю, я сделала? Я оставила Эдварда, прикованного наручниками к кровати? Я оставила его на растерзание тому ублюдку Джеймсу, выбрав его из всех других людей?

Это то, чего ты хотела. Ты хотела, чтобы он заплатил за то, что сделал. Дорого заплатил.

Но результат меня вовсе не удовлетворяет, как я на это надеялась раньше. Я ловлю себя на том, что смотрю на часы, задаваясь вопросом, сколько времени должно пройти, прежде чем я смогу съездить проверить его. Просто потому, что он разговаривал с Джеймсом, вовсе не означает, что этот мудак поможет ему.

Может, мне нужно вернуться сейчас? Я просто поеду туда. Никто не узнает.

Но что, если он увидит меня? Он будет знать, что я там была!

Боже, Белла. Тебя убьет это, если он не подумает, что ты совсем бессердечна?

Он заслужил это. Он заслужил, он заслужил, он заслужил.

Я прячу лицо в своих ладонях, пытаясь подавить желание закричать.

Наконец я ложусь, став жертвой своих собственных мыслей, и не двигаюсь до тех пор, пока не слышу трель моего телефона из соседней комнаты. Я без всякого энтузиазма иду за ним, интересуясь, кто же звонит, но решаю не брать трубку в любом случае.

Но когда я вижу, что это Эммет, мое любопытство берет верх надо мной. Я прикладываю трубку к уху.

– Белла! – Его голос звучит приглушенно и так, будто он прячется от кого-то. Мой интерес мгновенно просыпается.

– Что? Что случилось? – отчаянно спрашиваю я. Что-то случилось с Эдвардом? Может, его убил Джеймс? О, черт – а вдруг Эммет в приемной больницы?

– Я понятия не имел, что ты способна на такое, ты, маленькая хитрая соблазнительница. – Его голос по-прежнему приглушен, но я слышу в нем сарказм.

– О чем ты говоришь?

– Я должен был спасти твоего парня.

– Он не мой парень, – обижаюсь я, но тут же чувствую облегчение, поняв, что кто-то помог Эдварду.

– Да-да, я знаю-знаю. Вы оба ненавидите друг друга. Бла-бла-бла.

– Чертовски верно, так и есть. – Но я обманываю его – на самом деле, я не ненавижу его вообще. Но правда ли в том, что он ненавидит меня теперь, история умалчивает.

– Как ты узнал об этом? – интересуюсь я, уже имея собственные догадки.

– Роуз рассказала мне.

Роуз! Ха!

– Разве Джеймс не пришел? – Я решила, что сию же секунду повешу трубку, если он там. Я даже не могу смириться с этой мыслью, находясь на другом конце телефонной трубки. Я действительно ненавижу его. Я ненавижу его и его замысловатые маленькие игры.

– Нет, – фыркает он. – Не знаю почему, но, черт возьми, нет. У меня не было возможности спросить. Как только он освободится, я выясню это.

– Где он?

– О, мы в гостях у моего дяди, пытаемся распилить наручники, – небрежно отвечает он.

– Что? Почему? Я оставила ключ на комоде! – восклицаю я.

– Да, но он сломан.

– Не может быть.

– Так и есть.

– Но это же настоящие наручники.

– Да, но ключ у них хреновый.

– Как, черт возьми, ты вытащил его с кровати?

– Я этого не делал, мы взяли с собой изголовье кровати.

– Не может быть.

– Да-да.

Я поражена. Этого, конечно же, не должно было случиться! В любой другой ситуации это выглядело бы даже смешно.

Но это не другая ситуация. И это не смешно.

– Ну, у меня есть еще один ключ, – предлагаю я, и мое сердце начинает биться быстрее, как только я произношу эти слова. То, что я отдам ему ключ, будет значить, что мне придется встретиться с Эдвардом, а я не уверена, что я готова сейчас это сделать. Мне нужен хотя бы день, чтобы прийти в себя после случившегося.

– Слишком поздно, – говорит Эммет. – Он уже под пилой.

Мы оба молчим. Я предполагаю, что слышу шум пилы на заднем плане, но я просто не прислушиваюсь. Интересно, как сильно меня сейчас проклинает Эдвард. Эта мысль заставляет меня поморщиться.

– Знаешь, он действительно тебя любит, – наконец говорит Эммет. Я удивляюсь.

– Сомневаюсь в этом.

– Ну, не могу утверждать, что и сейчас тоже, – продолжает он. – Если честно, мне кажется, пила немного травмирует его психику. Но до этого это было действительно так. Готов поспорить, даже даю на отсечение свою правую руку.

Ну и дела, спасибо.

Я стону в ответ.
– Пожалуйста, больше ни слова о спорах, – говорю я. – Мне хватит их до конца жизни.

Он посмеивается.
– Ладно. Я поэтому и звоню. Я хочу поздравить тебя с тем, что у тебя, наконец, выросли яйца, и хочу рассказать тебе, что это случилось.

– Ты немного опоздал, Эммет, – говорю я, чувствуя одновременно и облегчение и ужас от понимания, что чувства возвращаются. И я начинаю злиться.

– Он и на меня зол, – продолжает он. – Я сказал ему, что знал. Он не слишком был рад узнать это.

Как будто он имеет право злиться на Эммета. Конечно, Эммет знал. Но не он заключил пари и не он заставил Эдварда сделать это. На самом деле сейчас я очень расположена к Эммету.

– Спасибо, Эммет, – благодарю я. Мы оба замолкаем, и я слышу, как Урсула царапает дверь моей спальни, пытаясь зайти в комнату. Я могу слышать, как ворсинки ковра под ее ногтями трутся о дверь. – Ты вообще собираешься забрать свою чертову кошку? – серьезно спрашиваю я, отметая все благодарности в сторону.

– Если она опять пакостничает, так это только потому, что ты ее постоянно оскорбляешь, – протестует он.

– Эммет!

– Я не могу говорить сейчас, хорошо? Я позвоню тебе позже, и мы обсудим это.

– Серьезно, Эммет! Ты должен мне новый диван!

– Слушай, Эдвард возвращается. Я должен идти. Пока.

Он резко кладет трубку прежде, чем я могу сказать ему что-то еще. Я представляю, как Эдвард заходит в дом, безумно разозленный на меня. А почему бы и нет? Я поступила не лучше, чем он. Он заключил пари, но я могла просто по-взрослому поговорить с ним. Но я хотела повеселиться и отомстить ему.

Но где же моя сладкая победа? Где то самое удовлетворение?

Я встаю и отгоняю Урсулу от своей двери, подсыпав ей немного еды. К счастью, она оставляет меня в покое, как только видит еду. Я пытаюсь посмотреть телевизор, но не могу ни на чем сосредоточиться. Чувства возвращаются и бьют меня гораздо сильнее, чем когда-либо.

Наконец я делаю то, что делает любой нормальный человек в трудные времена.

Я звоню маме.

– Привет, Белла, – взяв трубку, говорит она. – Я как раз думала о тебе. Все в порядке? – Она обеспокоена, и я списываю это на ее материнские инстинкты. Она всегда чувствует, когда мне плохо, даже если находится за сотни километров от меня.

Интересно, как много я могу ей рассказать. Мы всегда были близки друг с другом, но это будет нормально, если я расскажу маме, что соблазнила парня, оставив его полуголым и прикованным наручниками к кровати?

Она, может, и не одобрит моих действий, но судить меня за это точно не станет. Она выслушает меня и даже поможет найти верный выход в конце всего этого.

– Нет, мам, – говорю я и чувствую, как слезы наворачиваются на мои глаза, но все равно продолжаю говорить. – Я сделала кое-что очень плохое. На самом деле плохое.

Почему я чувствую себя так хреново? Он заслужил. Разве не так?

– Так что произошло, дорогая? – спрашивает она, действительно беспокоясь за меня, и я срываюсь, рассказывая все до мелочей о событиях, что случились с той ночи, как мы с Джеймсом расстались. Я плачу из-за всего этого, и мне становится стыдно.

Она терпеливо выслушивает меня.
– То есть ты сделала все это, чтобы насолить ему, а кончилось все тем, что ты влюбилась в него? – спрашивает она, когда я заканчиваю свой рассказ.

Я соплю, растирая слезы по лицу.
– Да.

– Ты пыталась с ним поговорить?

– Зачем, мам? – раздраженно спрашиваю я. – Я просто дурацкое пари для него.

– Но ты сказала, что он останавливал тебя сегодня, – говорит она. – Когда ты подталкивала его зайти дальше. – Я даже не задумываюсь, удивляясь теме нашего разговора, потому что это всегда было только между нами. У меня такое ощущение, что я разговариваю не с мамой, а с подругой.

– Да, так и есть, – признаюсь я и не понимаю, куда она клонит. – Думаешь, это что-то значит? – интересуюсь я.

– Всё может быть, милая. Единственный способ узнать – просто поговорить с ним.

– Он ненавидит меня.

– Ты не можешь этого знать.

– Почему бы и нет? Я кинула его. А, может быть, и нет, я не знаю. Джеймс же не приехал к нему.

– Вы оба поступили плохо, Белла. Ни один из вас не повел себя красиво в этой ситуации. Но если вы действительно любите друг друга, то должны попытаться учиться на своих ошибках или вообще начать все сначала.

– Не думаю, что мы готовы к этому, мам, – безнадежно говорю я. – И не думаю, что будем готовы. Все это так глупо. Всего лишь какое-то несерьезное увлечение. Уверена, что справлюсь с этим в ближайшее время, – говорю я, но чувствую, что вложила в эти слова больше, чем хотела. Простое увлечение не может так сильно ранить.

– Ну, если ты так уверена в этом, Белла, – смягчается она. – Просто знай, что ты всегда можешь поговорить со мной, вне зависимости от того, что ты решишь.

Конечно, как и предполагалось, этот разговор должен был заставить меня чувствовать себя гораздо лучше. Конечно, мама должна была утешить меня, находясь в сотнях километров от меня, и ожидая меня на другом конце трубки даже после того, как внутренне я умерла. Да, так и есть.

– Это здорово, мам. Спасибо.

Я не чувствую, что этот разговор утешает меня. Но если в ее словах я не нашла утешения, в них я нашла истину.

Мы оба ошиблись. В результате нам обоим очень больно. И, возможно, мы сможем извлечь из наших ошибок урок и жить дальше с полученным опытом.

Когда ты играешь с огнем, не забывай, что можешь и обжечься.

Я забыла закрыть свою дверь, поэтому Урсула сворачивается рядом со мной в клубочек и мурлычет. И сколько бы я ни делала вид, что ненавижу ее, я утешаюсь в ее присутствии и быстро засыпаю, игнорирую свой телефон, который снова и снова звонит, лежа на моей тумбочке.

Перевод: AnNetkAa
Редактура: Rob♥Sten