Элайджа сбросил на пол окровавленную рубашку и пиджак. Клаус с беспокойством смотрел на брата, ожидая объяснений.
– Он сделал меня, – сквозь зубы обречённо процедил старший брат.
– Не только тебя, – отвечает Клаус, казалось бы, спокойно, а в душе бушует ураган эмоций.
Элайджа пристально смотрит на брата. Тот кивает.
– И какое же ты имеешь ко всему этому отношение? – склонив голову набок, задаёт вопрос Клаус, уже предполагая ответ.
– Самое прямое, – Элайджа выдерживает испытующий взгляд брата. – Лекарство было у Катерины. А я…
Клаус вздохнул и пожал плечами, не дослушав окончания.
– А ты всё никак не можешь примириться с тем, что ей плевать на всех, кроме себя. Ты ей веришь?
– Верю, – Элайджа говорил уверенно и твёрдо. – И тебе стоило бы научиться хоть немного доверять людям.
– Возможно, – Клаус усмехнулся. – Вот только трудно научиться доверять, когда каждый мечтает воткнуть тебе кол в сердце.
Элайджа понял, что имел в виду младший брат, но ничего не ответил.
– Приведи себя в порядок. Можешь взять любые вещи из моего гардероба. Я скоро буду.
С показным равнодушием Клаус развернулся и ушёл. Элайджа пожал плечами ему вслед и расстегнул ремень безнадёжно испорченных брюк.
Клаус, брат, ты ведь не всегда был таким. Ты не замечаешь или не хочешь замечать, но жизнь всё же сломала тебя. Что-то в твоей душе, что раньше сближало нас и делало семьёй, разбилось. Я не знаю, можно ли собрать осколки, но хотелось бы верить, что твоя любовь к этой девочке поможет тебе обрести то, что ты потерял когда-то. Наверное, я тоже виноват перед тобой в том, что не смог уберечь тебя от потери той части души, но ты сам отгородился от всего мира, не позволяя никому увидеть, насколько больно было твоему разорванному на куски, кровоточащему сердцу. Надеюсь, когда-нибудь мы сможем снова стать тем единым целым, что мы были когда-то – ты, Ребекка, я, – когда давали клятву. Always and forever. Я бы хотел счастья всем нам. Я был бы счастлив, если бы ты мог быть по-настоящему счастлив.
И я здесь, чтобы помочь тебе. Хотя чем я могу помочь? Мы слишком слабы перед лицом этого сумасшедшего вампира-ведьмака. Но знаешь, что делает нас сильнее? Ты ведь знаешь, Клаус, но почему-то упорно пытаешься отрицать очевидное. Сильнее делает нас единство. Только вместе мы – те, кто правит этим миром. Только вместе мы – Первородные, та легенда, окружённая таинственным и мрачным ореолом. Сейчас пора воскресить прошлое. Как бы я ни хотел похоронить память о том времени бесчеловечности и страха, мы были тогда семьёй. Верю, ты тоже нуждаешься в воскрешении семьи, Клаус.
***
Небо заволокло тучами. В воздухе пахло надвигавшейся грозой. Кэролайн уложила растрепавшиеся волосы, нанесла лёгкий макияж. «Я скоро буду». Я жду тебя, Клаус. Я верю, что ты придёшь. Ты всегда держишь слово. А сердечко готово выскочить из груди.
Вспышка молнии пронзает раскалённый воздух. Мощный раскат грома заставляет девушку вздрогнуть. Перед стихией она всегда чувствовала себя беспомощной и слабой и, словно маленькая девочка, мечтала забиться под одеяло в угол кровати, судорожно сжимая в руках плюшевого медвежонка со смешной кличкой Вафля.
***
Клаус жалел о том, что так повёл себя с братом. Но по-другому он, наверное, не мог. И почему я просто не могу быть рад возвращению старшего брата? Обязательно что-то всегда встаёт между нами немым вопросом, укором, упрёком. Мне? Ему? Нам обоим? Всей нашей жизни? Иногда я хочу обнять вас всех, тех, кто остался у меня, сказать вам, как сильно я вас люблю, как много вы значите в моей жизни. И не могу. Почему? Что не так во мне? Что мешает мне просто быть семьёй с вами? Почему я всегда сам разрушаю то, что так долго и упорно пытаюсь создать? Я не хочу быть один. Я не хочу, чтобы вы уходили. Элайджа. Ребекка. Кэролайн. Пожалуйста, будьте со мной, прошу. Я постараюсь. Я постараюсь сказать вам всем, как сильно я в вас нуждаюсь.
Мы справимся. Мы справимся вместе.
Я справлюсь, потому что вы должны жить.
Ослепительные вспышки молнии и громовые раскаты как нельзя лучше подходили смятению в душе Первородного и его непоколебимой решимости сделать всё возможное, чтобы спасти тех, кто был ему дорог.
***
Звонок мобильного был едва слышен за гулом грозы. Стефан? Что тебе нужно? Кэролайн взяла трубку.
– Алло?
– Кэролайн? Знаешь, я долго думал… То, что ты сказала Клаусу, что любишь его, это правда было, или мне показалось?
Кэролайн предполагала, что будет трудно объяснить друзьям свой выбор. Но она не предполагала, что объяснять придётся так скоро и так неожиданно.
– Тебе не показалось, – тихо и уверенно ответила девушка.
– Тогда что это было? Зачем ты это сказала? Ведь ты же не любишь его на самом деле?
В голосе Стефана отчётливо читались возмущение и недоумение. Ты, конечно, замечательный друг, Стефан, но, может быть, не стоит лезть в мою жизнь? Я сама могу разобраться в том, что я чувствую. Почему я не могу любить его? Или ты начнёшь сейчас читать мне мораль? Ну давай, закати лекцию о том, почему я не могу любить Клауса. Скажи, что он злой древний гибрид, чуть не убивший меня. Скажи, что он эгоист. Скажи, что он использовал несчастную Елену. Скажи… Да говори, что хочешь! Я люблю его, и точка на этом. Я не обязана отчитываться перед тобой!
– Откуда тебе знать? – Кэролайн не узнавала свой собственный голос. Тихий вкрадчивый шёпот, почти шипение. – Откуда тебе знать, Стефан?
На другом конце связи повисло напряжённое молчание. Наконец, младший Сальваторе выдал самое, казалось бы, нелогичное, но такое естественное в данной ситуации:
– Но ты не можешь любить его!
– Почему? – Кэролайн старалась сохранить над собой контроль. – Почему я не могу любить Клауса? Ах да, конечно, забыла, я же такая правильная мисс Форбс, а он просто ужасный злющий древний гибрид, использующий всех и вся в своих целях! Ну как я могла забыть, он же пытался убить меня не один раз! Он выкачал почти всю кровь из бедняжки Елены! Продолжать?
Стефан явно не ожидал такой реакции девушки на свои слова. Она что, серьёзно любит его?!
– Эмм… Я этого не говорил, Кэр.
– Но ты думал!
Оба молчали какое-то время, тяжело дыша. Потом Кэролайн сказало твёрдо, полушёпотом:
– Мы все убийцы. И все мы используем других в своих целях. Мы все – порождения мрака, в котором мы должны волей судьбы жить. Но даже в самом сердце Тьмы есть свет. Я знаю, что он есть. Я вижу. Мы все такие, как он. Но только он не боится признать правду о себе. А мы, знаешь, мы жалки, пытаясь удержаться в привычных рамках. Мы вампиры, Стефан. Для нас и мир вокруг, и мы сами устроены совсем не так, как для тех, чья жизнь имеет конец. Он помог мне понять это… и саму себя. И я верю ему. Я люблю Клауса, и это осознанный выбор. Я не прошу прощения, потому что мне не за что извиняться. Когда-нибудь ты поймёшь. Я люблю его.
Кэролайн положила трубку. Дождь неистово стучал в окно, стихия пела что-то на своём странном, первобытном языке.
А Стефан ещё долго слушал тишину в трубке.



Гроза не переставала бушевать. Стучать в окна, возрождая в памяти страхи и кошмары. Несмотря на то, что день был в самом разгаре, густая тень накрыла городок.
Кэролайн нужно было отвлечься. Встав с кровати, девушка подошла к магнитофону и нажала «Play». Из динамиков полилась яркая, ритмичная песня. Lana Del Rey – Nathoinal Anthem. Странно, что именно она играет сейчас. А впрочем, какая разница? Люблю её. Просто отвлечься.
Девушка крутила обруч. Спорт всегда был для неё способом отвлечься. Раньше, когда она ещё была человеком, она приучила себя каждый день заниматься, чтобы держать себя в форме. Теперь же она делала это ради удовольствия. Кэролайн нравилось чувствовать себя, как движутся мышцы, как скелет принимает разные положения. Так она чувствовала в полной мере наслаждение и жизнь. Может быть, кто-то предосудительно отнёсся бы к этому, но Кэролайн Форбс безумно любила своё тело. Вряд ли она назвала бы его идеальным, хотя имела на то полное право, но она любила смотреть на то, как оно движется, любила наблюдать за пластикой своих движений, любила пробовать новые виды тренировок, чтобы открыть для себя новые возможности.
И вот сейчас она, в коротком топике и обтягивавших весьма аппетитную часть тела шортиках, ритмично двигала бёдрами перед зеркалом, ловя в отражении малейшие перекатывания мышц под кожей, подпевая одной из любимых певиц.
– Tell me I'm your National Anthem. Ooh, yeah, baby, bow down making me so wow, wow, – Кэролайн полностью растворилась в музыке.
Клаус, насквозь промокший, стоял в дверях комнаты, опираясь на дверной косяк, сложив руки на груди, смотря на блондинку.
Песня закончилась. Кэролайн не переставала крутить бёдрами. Клаус молча любовался движениями девушки.
Новая песня в исполнении любимой звучала не менее прекрасно.
– All my friends tell me I should move on, I'm lying in the ocean, singing your song. Ahhh, that's how you sing it. Loving you forever, can't be wrong…
Клаус решился наконец прервать Кэролайн.
– Ты чудесно поёшь, милая.
Девушка вздрогнула от неожиданности и обернулась.
– Ты напугал меня. Нельзя же так тихо подкрадываться! И вообще, почему на тебе вся одежда промокла насквозь? Ты мне ковры испортишь.
– Тебе важнее ковры? – спросил Клаус, сокращая расстояние между ними.
Кэролайн опустила взгляд и смущённо улыбнулась, а потом резко вскинула голову и рассмеялась:
– Ну ты что, ты мне намного важнее. Но мама будет не в восторге, если на коврах будут пятна.
Девушка сделала шаг навстречу Первородному и крепко обняла его.
– Я куплю твоей маме новый ковёр. В каждую комнату. Если это сделает тебя счастливой, – сказал Клаус, прижавшись лбом к её лбу.
Кэролайн вместо ответа нежно поцеловала мужчину.
Every time I close my eyes it's like a dark paradise. No one compares to you…
Когда они смогли, наконец, оторваться друг от друга, Кэролайн тихо произнесла, вычерчивая пальчиком одной ей понятные узоры на прилипшей к телу футболке Клауса:
– Я немного поссорилась со Стефаном из-за тебя. Я так и думала, им всем сложно будет понять. Наверное, твоим близким и друзьям тоже сложно будет понять. Но мы ведь всё равно будем вместе, правда?
Клаус взял в руки лицо любимой и долго смотрел в её глаза.
– Мне плевать на мнение окружающих, когда самая лучшая девушка в мире любит меня.
Гроза бросала в окна крупные капли, с остервенением пыталась проникнуть в дом.
Они смотрели друг на друга и понимали, что впереди вечность.