Крупные капли дождя срываются с тусклого неба. Бьют по лужам, уже раскинувшимся по серой ленте; по листве деревьев и витринам; по лицам и зонтам прохожих, спешащих в неизвестное будущее, финал у которого, как ни печально или грустно, всегда один – встреча со мной или подобным мне.

Порыв ветра.

Смотрю вперёд. Приближается автобус. Его колёса разрезают грязь. Листопад застилает дорогу. Веет свежестью и словно новой жизнью. Осень – прекрасное время. Время… Говорят, время лечит. Расстаться с человеком можно и за пять секунд. Но вот расстаться с мыслями о нём… порой не хватает и бессмертной жизни. Врут они всё. Время не лечит, не штопает раны. Оно монотонно раздирает грудь. День за днём, год за годом.

Яркая вспышка, за ней – гром. Моментальный, тяжёлый и долгий.

Я чуть улыбаюсь, когда замечаю огромный экран на высоком здании. Он транслирует рекламу нового фильма. Кинокритики в прессе предвкушают сенсацию. Эпическую, громкую. Хм, а по мне очередная пафосная дешёвка. Магия, невозможная любовь, смерть и жизнь, а в центре – он и она. Она человек. А он? Он как я, как подобные мне. У нас много имен, но мы – не Легион. Где-то мы фигурируем как Ангелы Смерти, где-то – как Жнецы Смерти, где-то – как Демоны Смерти, Вестники Смерти, Лики Смерти… Неизменно лишь одно слово: «Смерть». А что есть смерть? Никто не ведает, даже мы. Но, возможно, она – свобода от боли? Хотя вряд ли. Скорее, она дверь к расплате за причинённые страдания.

Скрип колёс. Визг людей. Грохот.

Фура, за рулём которой уснул водитель, таранит жёлтый автобус. В нём мало пассажиров, поэтому погибших будет немного.

Дождь усиливается.

Я захожу в автобус. Те, чьё время ещё не пришло, меня не видят. А я вижу всех. Слышу стоны и просьбы о помощи, чувствую страх и боль. Кто-то начинает молиться.

Задний ряд. Парнишка лет семнадцати. Голубые джинсы, жёлтая куртка, а посередине – алое солнце. Из крови. Я подхожу к нему, чуть нагибаюсь и, проведя пальцами вдоль бледной щеки, кладу ладонь на его грудь, в область сердца. В широко раскрытых глазах застывают слёзы.

– Подожди немного, скоро станет легче, – с безразличием сообщаю я.

Тепло. Его жар жизни начинает жадно захватывать холод зимы. Мороз смерти.

Стук, стук… тишина.

Поворачиваюсь налево. Там преклонных лет супружеская пара. Они держатся за руки.

Я невольно вспоминаю себя и свою любовь. Очень давно она так же держала меня за руку. Затмевала своей скромной улыбкой солнце. Кто она? Я не знаю. Не помню. Ибо не помню себя… Не помню, как и многие из Жнецов. Но я узнаю её из тысячи, из сотни тысяч женщин любой национальности. Потому как… услышу музыку. Ту, что смогу сыграть, не помня, как учил ноты. Если бы меня попросили объяснить сей феномен, я бы сказал: «Словно человек, потерявший память о том, кто он, но почему-то умеющий извлекать ангельский голос из фортепиано». Ты просто знаешь, чувствуешь. Видишь сердцем. И твой мир наполняется красками. А пока моя жизнь монохромна, тускла. Ведь в прошлом я наверняка совершил нечто ужасное… Но что?.. Не знаю. И помнить боюсь. Ведь любовь ушла. Ушла… Оставив после себя лишь дождь, хмурое небо и разбитое вдребезги сердце. Я получил по заслугам.

Кого мне простить: её, себя? Но к чему оно, моё прощение? Пустой звук. Ничто. Пустота.

Подойдя к супружеской паре, я проделываю тот же ритуал, что и с парнем. Пара секунд, и работа окончена. У них есть сорок дней на расставание с этим миром. Можно и раньше, но не больше.

Души троих погибших смотрят на свои изувеченные тела, теперь лишь пустые оболочки. Пара рада, парень скорбит. Затем уходят они. В разные стороны. Им необходимо закончить свои земные дела, кому-то попрощаться с близкими. Нет, они не предстанут пред ними в виде привидений. Такое случается крайне редко. Для этого нужна сила. Немалая сила. У этих мёртвых её нет. Всё, что они могут – это лишь попытаться проникнуть во сны своих близких, друзей или же найти медиума. Настоящего, не клоуна с телевидения. И попросить его исполнить то, что может совершить обычный живой человек. А мы, Вестники Смерти, не вправе забирать у мёртвых эти дни, мешать им. Таковы законы. Но до истечения срока мёртвый должен заглянуть ко мне или подобному мне. Смотря кто ближе окажется. Они чувствуют нас. А если кто-то не придёт, на того мы объявим охоту. Если он успеет стать злым духом – уничтожим. Если нет, возможно, простим. Но решаем не мы. А Он… чистотой своей души.



Стук в дверь.

Накидывая пиджак на плечи, я подхожу и открываю её. Отворачиваюсь, чтобы взять плащ.

– Чего вы хотите? – машинально спрашиваю, не глядя на человека.

– Жить, – в ответ слышу мягкий женский голос.

Оборачиваюсь и с недоумением вперяю холодный взгляд в рыжеволосую гостью. Её зелёные глаза застилает грусть. Бледные руки обнимают стройную талию. На лёгком летнем платье имеется несколько порывов. Я привычно считываю причину смерти. Девушка погибла, упав с высоты, при этом зацепившись за ветки. Самоубийство – не её случай.

– Зачем жить? Чтобы отомстить столкнувшему тебя? – спрашиваю я, задумавшись об том, что удивило меня. Мёртвые всегда свободно входят в жилище к подобным мне. Им не нужно приглашение и распахивание перед ними двери. А она постучала, словно живой человек, хотя её сорок дней истекли вчера. Я давно работаю Собирателем Жизни и не помню подобного случая.

Призрак, молодой, неопытный в особых знаниях, и она смогла взаимодействовать с физическим миром. Любопытно… от чего в ней зачаток силы?

– Его смерть мне ничего не даст, не вернёт, – она хмурится. – Так можно войти? Или мне тут стоять до скончания времён и?.. – вопросительно изгибает бровь. В её глазах мелькает дерзость.

– Разумеется, – я освобождаю ей проход. Закрываю за ней дверь. Возвращаю на место плащ и прохожу на кухню. Ставлю чайник на газовую плиту.

– Что мне нужно, чтобы жить? – внимательно следя за мной, она садится за стол.

– Вера, – пожимаю плечами. – Время, – ставлю блюдце с печеньем перед ней. Внутри дома таких же, как я, всё доступно призракам, словно живым. – Рано или поздно большинство возвращается, рождается вновь.

– Мне нужно сейчас, – твёрдо обозначает она. – Как?

– Зачем? – отчего-то я усмехаюсь. – Ещё урвать поцелуев? Съесть больше кусков торта? Понежиться на пляже? Посплетничать с подругами? Накричать на вредное начальство, когда никто не слышит? Купить сотни платьев и прочей всячины?

– Найти настоящую любовь, – тихо отвечает она и плотно сжимает губы. Её тонкие пальцы собираются в кулаки.

– Зачем? – чёрство повторяю я, доставая чай, на который наложены чары забвения. – Чтобы испытать всё мной перечисленное, но в приятной компании?

Она молчит. Становится бледней прежнего. Кулачки прижимает к груди. Опускает глаза и слегка начинает дрожать.

Я снимаю с плиты закипевший чайник. Наливаю в кружку ароматный напиток и ставлю на стол. Сажусь напротив замершей девушки.

– Так зачем? – мне хочется испытать к ней жалость, но на ум идёт лишь забавное сходство с котёнком, упустившим мышку. – Пей.

– Я не успела родить. Он остался во мне, совсем крошечный, – шепчет она и поднимает на меня полные мольбы глаза.

– Тем лучше. Иначе бы осиротел, – отстранённо заключаю я, видевший тысячи смертей и трагедий. – Пей! – настойчиво подвигаю к её рукам исходящую паром чашку.

– Любовь вернёт мне его. Пока я тут я, – словно не услышав меня, продолжает шептать она. – В другой жизни буду не эта я, и его потеряю. Мне нужно жить сейчас.

– Ты уже всё потеряла. Ничего не вернуть. Пей! Мне некогда. И твоему ребёнку повезло не родиться, значит, не умрёт. Не будет боле...

Горячий чай, прилетевший мне в лицо, сбивает с мысли.

– Ах ты, бессердечная мумия! – её глаза уже сияют бешенством. Она резко встает и швыряет мне в лицо чашку. – Сволочь!

Я уворачиваюсь и быстро встаю. Ошарашенно пячусь под градом печенья и ругательств, летящих в лоб.

– Да что ты понимаешь, памятник смерти? Я хочу, я обожаю болеть! Носить маски! Носить перчатки! Пользоваться антисептиком! Прятаться от вирусов! Скрываться от бактерий! Пищать от уколов! Глотать горсти таблеток и чихать! – она кидает в меня стул. – Плевать на таких, как ты! И мой ребенок будет обожать! – она подбегает ко мне, отступившему к столешнице, и начинает колотить кулаками куда попало. – Сам пей свою гадость! Давись ей, воплощение зла!

– Эй, дамочка, – озадаченный, я кое-как прикрываюсь от ударов. – Эй! Хватит! Я Собиратель Жизни! Я могу тебя испепелить! Ай...

– Чихала я на тебя! – она бьет меня чайником по макушке. – Я! Я! Я! Могиле грози, кусок надгробного камня! Счастье, что ты не моя любовь! Я буду жить! – она толкает меня и убегает к входной двери.

Опьянённый такой экспрессией, я, потрясённый, сползаю на пол, ощущая бегущие по мне очень горячие капли воды. В голове маятником качается гул и звон, между ними тихо-тихо начинают звучать ноты мелодии моих начала и конца, конца и начала.

– Тьма меня раздери, – бурчу я и медленно поднимаюсь.

«Кто-то сегодня всё-таки умрёт. Но это точно буду не я и не эта безумная девчонка. Свет её побери».