- Да, папа, у меня всё хорошо.
Я смотрю в глаза Эдварда, а потом на чёрный блестящий пистолет в его руке, направленный прямо на меня.
- Да, папа, я тоже удивилась, когда они решили мне помочь, - я удивляюсь, как легко отец мне верит. - Но они тоже люди, папа, и просто вошли в моё положение.
Ещё несколько минут я слушаю рассказ отца о его процедурах и лекарствах, которыми его пичкают. И ухмыляюсь, когда Чарли несколько раз упоминает симпатичную приветливую медсестру.
- Да, папа, я знаю, что Джейкоб прекрасный парень, но он мне не нравится, - Эдвард реагирует на мужское имя иронично приподнятой бровью, а я закатываю глаза. - Послушай, папа, поправляйся поскорее, а мне, и правда, уже пора. Я по тебе скучаю.
Как только отец отключается, Эдвард забирает телефон и прячет его в карман.
- Это было лишним, тебе не кажется?
- Всё, что касается твоего ядовитого языка, требует оружия, - он предусмотрительно убирает пистолет в портупею, надетую поверх белой рубашки.
Мне становится интересно, смогу ли я отвлечь его настолько, чтобы он потерял всякую бдительность.
Могу же я это проверить? За спрос денег не берут…
Эдвард сидит на диване, откинув голову назад. Его глаза закрыты, но я не обманываюсь расслабленным видом. За те несколько дней, что я нахожусь в его доме, я неплохо стала ориентироваться в перепадах его настроения. Вся его игривость ограничивалась постелью. Максимально он расслаблялся только во время секса, но как только выходил за пределы спальни, то тут же превращался в бездушного и хладнокровного убийцу, готового пристрелить любого, кто его ослушается.
Мне не хотелось проверять, как далеко он может зайти в своих махинациях, если так легко решился на похищение человека.
Я помнила, что у меня есть отец, который нуждается во мне. Я проецировала своё поведение на его благосостояние, и это останавливало меня от ошибочных действий в сторону Эдварда.
Но если бы я смогла заполучить его оружие, то мяч оказался бы на моей стороне. Я встаю с кресла и присаживаюсь прямо перед ним на низкий деревянный столик.
- Ты приехал просто, чтобы я успокоила отца? - я добавляю в голос как можно больше невинных интонаций.
- А у тебя есть что предложить?
- Ты удивительно неприятный тип.
- Не забывайся, - предупреждает меня Эдвард.
- Я делаю тебе одолжение, поддерживая общение с тобой, - фыркаю на него я.
Он поднимает голову и смотрит на меня. Я знаю, что сейчас мало напоминаю искусительницу. Скорее взъерошенного воробья.
- Если бы все мои женщины были такими болтливыми, я бы стал педиком.
- Знаешь, рано или поздно я тебе надоем, - я игнорирую его откровенное хамство.
- Да, - не отрицает он, и меня это почему-то задевает.
- Но сейчас, - я как можно изящнее вытягиваю ноги и кладу их на его колени, - у меня есть над тобой власть.
В одно мгновение его руки оказываются по бокам от меня, и я ощущаю его дыхание на своём лице:
- Единственное, в чём твоя власть, caro mia, это выбирать быть сверху или снизу, когда я тебя трахаю.
От его горячего дыхания и пошлого шёпота возбуждение внутри меня начинает полыхать ярче солнца. Я облизываю пересохшие губы, и это привлекает его внимание. Я не понимаю, чего он добивается, но его сладкий и тягучий, подобно патоке, голос проникает в меня и отдаёт вибрацией внизу живота:
- Давай же, попроси меня.
Он заведён не меньше моего, это видно по его разрумянившимся скулам, но во всём остальном в совершенстве держит себя в руках. Его глаза спокойны и проницательны, дыхание не сбито, и это выводит меня из себя.
- В эту игру могут играть двое.
Я ныряю под его руку и оказываюсь за его спиной.
Мне страшно. Я понимаю, что сама ввязалась во всё происходящее. Позволила своей гордыни затмить чувство страха. Заставила себя поверить в то, что любого зверя можно приручить. Глупость – это самый главный человеческий порок.
Когда начинает звонить его телефон, я понимаю, что разговор окончен, и миссия провалена.
Он с кем-то долго разговаривает по-итальянски. Нахмуренные брови говорят о том, что разговор неприятный.
Он уходит, не попрощавшись.
Эдварда нет пять дней.
Первый день я лежу в постели и пытаюсь анализировать свою жизнь. Самоанализ приводит меня к тому, что я плохой человек.
А Эдвард моё наказание.
Второй день я посвящаю готовке. Убиваю его половину на приготовление лазаньи. Вкусная домашняя еда скрашивает моё настроение.
Сурового вида мужчины, приставленные для охраны дома или меня, я не вдаюсь в подробности, отказываются разделить со мной обед.
Возможно, они думают, что я хочу их отравить.
Третий день я посвящаю уборке и перестановке. Двигая мебель туда-сюда, я чувствую некий контроль над своей жизнью. Я понимаю, насколько это жалко, но стараюсь абстрагироваться от этих мыслей.
На четвёртый день меня накрывает апатия. Ведь всё могло быть гораздо хуже. Однозначно. В конце концов я просто смиряюсь. Содеянного не изменить.
Вечером пятого дня я ругаюсь с телевизором в компании с бутылкой вина. Точнее с героиней мыльного сериала. Эта идиотка напоминает мне меня и поэтому неимоверно бесит.
- Сучка! Ты сучка! - кричу ей я.
Уплывающая по воздуху бутылка вина заставляет меня на секунду поверить в потусторонние силы, но это всего лишь он.
Он смотрит на бутылку, видимо, пытаясь понять, сколько я выпила.
Его волосы растрёпаны, хотя обычно он держит их в порядке, и на нём тёмные джинсы и обтягивающая мускулистое тело чёрная футболка.
- Подлецу всё к лицу.
- Кажется, с тебя хватит.
Он выключает телевизор. Берёт меня на руки, игнорируя мои вялые попытки сопротивляться, и относит меня в спальню.
Я чувствую, что он раздражён и даже зол.
Он бросает меня на кровать и стоит надо мной, прожигая своим взглядом.
- Иди ко мне, - я тянусь к его руке и тяну на себя.
Он поддаётся и позволяет мне снять с него футболку. У него красивое тело, которое я целую и ласкаю. Его ресницы трепещут, а длинные пальцы путаются в моих волосах.
Он полностью расслаблен, и я решаю, что пора.
Я ощущаю, как напрягается его тело, когда он чувствует холодное лезвие, прижатое к его горлу. Я выпрямляюсь и смотрю в его глаза. В них нет ни грамма испуга. Он как будто ожидал чего-то подобного.
Я надавливаю немного сильнее, позволяя лезвию оцарапать его.
- Ты отпустишь меня или умрёшь.
Несмотря на то, что он находится в проигрышном положении, в его глазах лишь превосходство.
Ему совсем не страшно. Ни капельки. Его губы расплываются в ядовитой улыбке.
Он сбрасывает меня с себя, отбирает нож и выходит из спальни.
Я лежу поперёк кровати, смотря в потолок.
Мне было плевать на последствия. Я попыталась. Я бы возненавидела себя, если бы не сделала этого.
По моим ощущениям он возвращается через двадцать минут. У него мокрые волосы, с которых капает вода и бежит по плечам и груди, вместо джинсов свободные серые штаны, а в руках сигарета.
Он опирается на дверной косяк и курит, не спуская с меня глаз.
Я не смогла бы убить человека. Даже такого человека, как он. Он это знал. Я это знала.
Неожиданно я понимаю, что сейчас, в этой невероятно стрессовой ситуации, до абсурда сильно хочу клубнику. Сочные сладкие ягоды, чтобы сок бежал по подбородку, а пальцы становились липкими.
Я начинаю смеяться. Почему? Почему я такая?
Я встаю с кровати, и меня немного шатает, но я уверенно топаю к нему.
Он выше меня на две с половиной головы, но моя наглость скрадывает нашу разницу.
Он заинтересованно смотрит на меня, что невероятно радует.
Но я начинаю разговор издалека:
- И много у тебя таких домашних любовниц?
- Ты одна, - врёт он.
Я знаю, что врёт. Не бывает так. Не может. Не верю.
- Допустим, что сейчас я единственная в твоей жизни женщина, не считая матери и сестёр. У тебя ведь есть сёстры? - меня явно несёт, но я не собираюсь тормозить.
- Допустим.
- Тогда ты должен понимать, что иногда у женщин могут появляться… м-мм… странные желания. Ты знаешь?
Он ухмыляется.
- Я хочу клубнику.
Я клянусь, что мне удалось его удивить.
Спустя двадцать минут на мне мужские шорты цвета хаки и простая белая майка. Я сижу в машине и жду, когда он докурит. В темноте я не вижу его лица. Только красную горящую точку, направленную на меня.
Ещё спустя пять минут мы едем по пустой трассе вдоль бесконечного горного хребта. Я понимаю, что его дом очень далеко от центра. Даже если бы у меня получилось сбежать, то я бы попросту заблудилась.
Я перевожу взгляд на него. Он ведёт машину одной рукой, в то время как другая лежит на бедре. Он уверен и даже самоуверен во всём, что делает. Вместо привычных мокасин на его ногах обычные тапочки, но даже они смотрятся на нём шикарно. Он ведь даже не старается. Вся эта богемная развязность попросту у него в крови.
По крайней мере, он честен в своих желаниях. В отличие от, например, меня. Все мои попытки сопротивляться ему только от того, что я не привыкла к тому, что мной помыкают. Такому мужчине нужна та женщина, в глазах которой он будет Богом. А я слишком отчётливо вижу его пороки.
Всё самое опасное в этом мире обычно самое прекрасное.
Он остановился прямо перед входом в круглосуточный супермаркет, едва не наехав на какого-то беднягу, который тут же поспешил скрыться.
Он взял меня за руку, и мы вошли в магазин.
Я старалась не смотреть по сторонам, жавшись поближе к Эдварду. Но, судя по лицам немногочисленных посетителей, все знали, кто он такой. У кого-то в глазах был страх, у кого-то благоговейный трепет, а кто-то просто бросал свои корзины и спешил прочь.
- Бери всё, что хочешь.
Он легко подтолкнул меня, как будто ребёнка.
На самом деле я хотела много чего. Я не знала, кто пополнял запасы в его холодильнике. Просто наутро он был полон. Но там не было ничего вредного. Только полезная, но невкусная еда.
Когда мы покидали магазин, на мгновение я решила, что если сейчас попробую сбежать, то он мне позволит. Вряд ли он из тех мужчин, которые бегают за женщинами. Его телохранителей здесь не было. Я даже попыталась, но он лишь крепче перехватил мою руку. Он всё понял, хотя особо и не подал вида.
Мы возвращались тем же маршрутом, что и приехали. Только теперь у меня на коленях стоял большой пакет, наполненный самыми разнообразными вкусностями.
Я не удержалась и открыла шоколадный батончик, с жадностью проглотив за раз почти половину.
- Мхммх, как же мне этого не хватало…
- Ты похожа на мою пятилетнюю племянницу. У неё также всё и всегда в шоколаде.
Я принимаю к сведению его внезапную откровенность. А потом ухмыляюсь:
- Если хорошо попросишь, то, возможно, я тебя угощу.
- Я не нуждаюсь в твоих подачках, - его голос – это раскалённая лава, а я оказываюсь на её пути. - Я возьму всё, что мне причитается.
Я на мгновение задумываюсь над его словами. На заднем сидении его машины валяется пистолет. Его руки в крови даже не по локоть, а вообще по самую макушку. Пугает ли меня это? До ужаса сильно, но у меня получается это игнорировать.
Приходилось ли ему чего-нибудь добиваться в жизни не при помощи денег или оружия?
- Почему именно я?
Его ответ очевиден:
- Красивое лицо и тело.
Для него я только тело.