Глава 4. Помощи небес не стоит ждать





Все говорили одновременно, пытаясь перекричать друг друга, совершали какие-то резкие бестолковые движения, толкались, наступая друг другу на ноги. Это была самая настоящая суета. Суета, но, слава богу, ещё не паника. И, слава богу, даже она длилась не больше минуты.

Эммет придержал Эдварда за талию и помог Джасперу снять с него гитару. Руки Джаса дрожали, нервно дёргали ремень, превращая простейшее действие в целый ряд неудачных, неловких попыток. Он зло шипел сквозь зубы грязные ругательства и сыпал проклятья, разом растеряв свой обычный невозмутимый вид. Наконец Джасперу удалось освободить Каллена от гитары – та упала на пол, истерично взвизгнув струнами.

Белла замерла в нескольких шагах от них, прижав ко рту крепко сцепленные в замок руки. Она боялась пошевелиться, боялась издать малейший звук: почему-то ей казалось, что это сможет как-то навредить Эдварду, помешает ему дышать, вытеснит из пространства вокруг него остатки кислорода. А ещё Белла мысленно твердила выученную ещё несколько лет назад молитву. Пусть даже та никогда не действовала. Возможно, она была какой-то неправильной, а потому не доходила до Бога. А возможно, Богу просто не было никакого дела до Беллы с её горем и с её страхом. И всё же она снова и снова твердила давно заученные слова с каким-то маниакальным упорством. Эта незатейливая молитва никак не смогла помочь её отцу. Это молитва вряд ли сможет помочь Каллену. Но она помогала самой Белле, словно невидимой леской стягивая края пробитой страхом раны в груди девушки, оставляя на её месте грубый, уродливый рубец.

- Скорую! Нужно вызвать скорую! – наконец онемевшие губы Беллы с трудом выпустили на волю мысль, что последние пару минут испуганно билась в её голове, будто пойманная в силки птица.

- Нет-нет, подожди. Я надеюсь, скорая не понадобится, - Эммет обернулся к Белле, усаживая Эдварда на диван.

Тот сел, широко расставив ноги, и упёрся локтями в колени, наклонившись вперёд. Вместо дыхания из груди Каллена теперь вырывались только страшные свистящие звуки и хрипы, словно кто-то невидимый душил его.

Джаспер, севший на пол у ног Эдварда и державший его руку, вдруг посмотрел в сторону двери и громко крикнул:

- Сет, твою мать, где ты там застрял?! – паника полностью завладела его голосом, звенящим натянутой тетивой.

Только сейчас Белла поняла, что парень куда-то исчез, но совершенно не помнила, как и когда именно это произошло.

- В спальне нет! – Сет, даже несмотря на смуглую кожу, выглядевший смертельно бледным, вдруг возник в дверном проёме. – Я не нашёл! Что делать, Джас?.. Я звоню в скорую!

Эдвард покачал низко опущенной головой и что-то тихо прохрипел Джасперу.

- В тумбочке посмотри! – оборачиваясь к Сету, двумя руками вцепившемуся в дверной косяк, приказал Джас.

- Я смотрел – там нет! – срываясь на фальцет, крикнул тот.

Эдвард снова тяжело закашлялся, и ощущение паники мгновенно растеклось по комнате, сделав воздух едким, непригодным для дыхания, словно кто-то распылил газовый баллончик.

- Мне похер, Эд, я звоню в скорую! – тяжело выдохнул Джаспер, собираясь подняться на ноги, но Каллен схватил его за руку и что-то хрипло прошептал. – Другая! – Джас снова впился испуганным взглядом в Сета. – Посмотри в другой тумбочке!

Тот выпустил дверной косяк и кинулся прочь. Его не было всего минуту, но для тех, кто остался в комнате, эта минута стала самой мучительно-длинной в их жизни. Одной из самых страшных минут.

- Вот! Я нашёл… нашёл! – Сет, тяжело дыша, словно пробежал несколько миль, залетел в комнату и опустился перед Эдвардом на колени, трясущимися руками протягивая ему что-то белое.

Белла никогда прежде не видела ингаляторов астматиков, но как-то сразу поняла, что это именно он. Каллен, выпрямился, обхватил заметно посиневшими губами наконечник ингалятора, нажал на него и одновременно с этим сделал резкий хриплый вдох. Чуда, на которое наивно рассчитывала Белла, увидев ингалятор, не произошло. Эдвард не задышал вдруг легко и свободно, здоровой цвет лица не спешил возвращаться к нему, а руки не перестали дрожать. Он снова наклонился вперёд и замер. Возможно, Каллен и почувствовал себя лучше, но внешне это пока никак не проявлялось.

- Слушай, Эд, ты точно можешь дышать? – Эммет присел перед ним на корточки и заглянул ему в лицо.

- Может, лучше всё-таки скорую и укол Преднизолона? – обеспокоенно спросил Джаспер.

Воздух в комнате по-прежнему искрился напряжением, и страх ощутимо давил на грудь гранитной плитой. Все нервно переглядывались друг с другом, ища поддержки и ответа на вопрос «Что делать?», но в конечном итоге каждый взгляд устремился на замершего на диване Эдварда. Он единственный знал точный ответ на этот немой вопрос.

- Да ладно вам, - всё ещё хрипло, но уже вполне отчётливо проворчал Каллен. – Раскудахтались тут, как курицы-наседки.

Кажется, в фильмах на подобных моментах все дружно начинают улыбаться и обниматься друг с другом, словно команда победителей, под воодушевляющую мелодию. В жизни всё иначе. Никаких улыбок, никаких объятий. Но каждый вдруг снова начал дышать полной грудью, сведённые от напряжения спины и мышцы расслабились, лишая всех присутствующих странного, пугающего сходства с восковыми фигурами из музея мадам Тюссо.

Белла вдруг поняла, что больше не может стоять: ноги сделались ватными, колени подгибались, не выдерживая веса её тела. Она с трудом сделала несколько спасительных шагов до дивана и тяжело опустилась на него рядом с Эдвардом. Тот даже не шелохнулся, оставаясь полностью сосредоточенным на собственном дыхании – казалось бы, простейшем действии, на которое мы обычно даже не обращаем внимание.

- У тебя астма, - Белла положила руку на спину Эдварда, медленно провела по ней ладонью вниз и снова вверх – считай, погладила. Осторожно и нежно.

Беллу настигло сильное желание обнять его и заплакать. Наверное, это был «отходняк» после только что пережитого страха. Другого разумного объяснения столь глупому желанию просто не могло существовать. Ведь Каллен бесит её, разве нет?

- А ты сообразительная. Прямо мисс Гениальность, - Белла не видела сейчас лица Эдварда, но по голосу догадалась, что он улыбается. Если до сих пор у кого-то и оставались сомнения в том, что Каллен не собирается умирать прямо здесь и сейчас, то после этого фирменного язвительного выпада от них не осталось и следа.

- Не помню, чтобы о твоей астме где-то упоминалось, - заметила Белла, тут же простив Эдварду очередную его грубость. Сейчас она была ей даже рада.

- Это то, о чём никто и никогда не должен узнать. Я, скорее, сдохну, чем расскажу об этом хоть кому-то, - Каллен выпрямился, и рука Беллы соскользнула с его спины. Он выглядел уже лучше, хотя всё ещё и оставался бледным. На выдохе из его груди по-прежнему вырывались свисты, но теперь дыхание стало глубже и спокойнее. Всё-таки лекарство творило своё маленькое медицинское чудо, пусть и медленнее, чем хотелось бы. – Ещё в начале, когда наша группа только набирала популярность, один из журналюг как-то сказал мне, что я звучу так, будто пою и дрочу одновременно. – Эдвард немного помолчал, восстанавливая дыхание, словно только что выдал длинную пламенную речь, а не короткую фразу. – Наверное, мне следовало ответить ему на это что-то вроде: «Извини, чувак, это всё из-за грёбаной астмы», но вместо этого я сказал: «Нет, чувак, ты ошибаешься. Мне незачем дрочить – я кончаю уже от самого процесса пения!»

- Значит, хрипловатое сексуальное придыхание – это из-за астмы?

- Ну да, конечно, охренеть какое сексуальное, - усмехнулся Эдвард.

- Да ладно тебе, Эд, - ткнул его кулаком в ногу Эммет, всё ещё сидевший на полу рядом с диваном. – Девушке-то виднее. А уж если этих девушек целые сотни тысяч по всему миру… Не могут же они все ошибаться!

Все рассмеялись, и недавнее напряжение окончательно развеялось, милостиво отпустив своих заложников.

- Дело в суженных бронхах, - пояснил Сет, стоявший напротив Беллы. – А ещё в объёме легких. У астматиков он гораздо меньше, чем у других. Приходится часто прерывать пение, чтобы сделать вдох. На длинных фразах и на высоких нотах вдох получается сделать позже, чем надо, поэтому он выходит судорожным, громким. Голосовые связки перенапрягаются, и появляется сипение. Всё это и есть так называемое хрипловатое придыхание.

- Вот так вот от моей сексуальности не осталось и следа. Спасибо, Сет, - криво улыбнулся Эдвард. – А вообще, всё верно. Поначалу я пытался с этим как-то бороться, маскировать: подчищать при сведении песен на студии, на концертах убирать ото рта микрофон в такие моменты. А потом решил послать всё к чёрту. Раз уж «чисто» петь у меня всё равно не получится, пусть это станет моей фишкой. Иногда я даже намеренно добавляю это самое придыхание, делаю его заметнее.

- У тебя астма, но ты куришь! – вдруг дошло до Беллы. – Поправь меня, если я ошибаюсь, но, по-моему, курение с ней плохо совместимо.

- Человек – существо слабое, - передёрнул плечами Эдвард. – А я не планирую жить вечно.

- Отличное оправдание, - усмехнулась Белла.

- Мне и так до хрена всего приходится контролировать. Тяга к курению – это уже явный перебор. Даже у моей силы воли есть свои пределы, - голос Эдварда стал хриплым, а затем и вовсе оборвался кашлем.

Он быстро встал, отвернулся ото всех к стене и вдохнул лекарство из ингалятора.

- Конечно, мы все сейчас тут так мило болтаем, - не скрывая раздражения, начал Джаспер, обведя рукой всех присутствующих, - как будто не произошло ничего особенного. Но вот у меня есть к тебе, Эд, один вопрос: разве эта хрень не должна быть всё время с тобой?

- Она и так всегда со мной, - снова поворачиваясь, удивлённо вскинул брови Каллен. – Я не выхожу из дома без ингалятора – не переживай.

- Тогда почему Сет его еле нашёл?

- Он лежал не в той тумбочке, где обычно, - вклинился Сет.

- Вот видишь! – повысил голос Джаспер. – Почему он лежал в другой тумбочке? Может быть, у тебя ночью был приступ, а?

- Нет, не было, - возразил Эдвард. Слишком поспешно, чтобы это было правдой.

- Однажды ты сдохнешь, Каллен! – зло процедил Джас.

- Открою тебе страшную тайну, Уитлок, - в тон ему ответил Эдвард. - Однажды сдохнут все.

- Ты прекрасно понял, что я имею в виду.

- Я не сдохну из-за астмы.

- Да неужели?! Может быть, тебе напомнить…

- Только попробуй! – угрожающе ткнул в него указательным пальцем Эдвард, кинув быстрый взгляд в сторону застывшей на диване Беллы. – А вообще, мы сейчас зря тратим время. Раз никто умирать не собирается, значит все расходятся по своим местам и продолжают репетицию.

- Ты всё-таки псих, Эд, - проворчал Эммет, поднимаясь на ноги и направляясь к своей ударной установке.

Репетиция вновь продолжилась, будто ничего не случилось. Каллен жестко контролировал парней, в свойственной ему грубой, саркастичной манере указывая на их ошибки и промахи. Сет внимательно слушал наставления Эдварда и старался в точности следовать им. Джаспер выслушивал недовольство Каллена, хмурясь и кривя губы, а затем снова делал всё по-своему, лишь в отдельных случаях принимая его критику к сведению. Эммет и вовсе воспринимал наставления Эдварда в штыки, прямо говоря ему, что и сам в состоянии разобраться со своими проблемами.

Когда же Каллен попытался забрать у него барабанные палочки, чтобы показать какую-то комбинацию, которая у того выходила неважно, Эм решительно отодвинул протянутую Калленом руку со словами:

- Убери клешни от моих палок. Если тебе так уж неймётся за что-нибудь подержаться, сунь руку к себе в штаны и ухватись покрепче за своё маленькое Инфернальное Величество.

- Оно не маленькое. Во всяком случае, ещё никто не жаловался, - под всеобщий смех с улыбкой возразил Эдвард, но после этого больше к Эммету не приставал.

Сам же Каллен выкладывался по полной. Его лицо так и осталось бледным, выступившие на нём капли пота стекали вниз по лбу и щекам, попадали в глаза, но он не обращал на них внимание, полностью сосредоточившись на вокале и гитаре Майкла, что послушно пела сейчас в его руках. Голос Эдварда был гораздо более хриплым, чем обычно. Иногда он срывался, и Каллену приходилось делать небольшую паузу, досадно морщась. После этого он крепко закрывал глаза и со второго подхода упрямо брал не покорившуюся с первого раза длинную строчку, на чистых волевых вытягивал высокие ноты, не забывая при этом безупречно отыгрывать гитарные партии Майкла. Это был борец, который не привык и не умел отступать или сдаваться.

Каждый раз в такие моменты парни обменивались встревоженными, осуждающими взглядами, но покорно молчали – даже Белла уже поняла, что пытаться остановить Эдварда абсолютно бессмысленно и только себе дороже.

Сидя на диване, Белла ни на секунду не отводила от Каллен глаз, всем своим сердцем болея за него, словно тот сейчас вёл схватку с невидимым противником. Хотя отчасти так оно и было. Противником была астма. А наградой за победу служила музыка. Честная и мощная, грустная и лиричная, хлёстко бьющая под дых и лёгким дуновением ласкающая душу.

И никто из тех, кто придёт на концерты: ни парни, поднимающие вверх руки и складывающие пальцы в «козу»; ни девушки, громко визжащие и млеющие от одного только его вида – никто даже понятия не имеет, какой труд и какая борьба стоят за каждой песней, за каждой строчкой, спетой так, будто в последний раз. И Эдвард Каллен ни за что не позволит никому узнать. Он, как обычно, будет улыбаться со сцены, заигрывать с толпой, и в такт музыке водить в воздухе рукой с зажатой в ней дымящейся сигаретой. Он просто будет Его Инфернальным Величеством.



- Эдвард, - позвала Белла, открыв дверь «музыкальной» комнаты, до самых краёв затопленной сейчас густой темнотой.

- Чего тебе? – откуда-то из глубины раздался хриплый голос Каллена. – Пришла снова лезть мне в душу?

- Вообще-то просто хотела позвать тебя ужинать, - Белла прислонилась плечом к косяку и посмотрела в ту сторону, где стоял диван, который сейчас полностью скрывала темнота. – Отбивные в медово-горчичном соусе.

- Звучит супер, - одобрительно протянул Эдвард. – Но я не голоден. Может быть, позднее.

- Где-то это я уже слышала.

- Можешь зайти, если хочешь, только дверь за собой закрой. И свет не включай.

«Нет, она не может зайти. Не может! Какого хрена, Каллен?! Зачем это тебе?» - возмущённо проворчало внутреннее «я» и ткнуло его под рёбра – сердце застучало быстрее.

«Да пошёл ты! Мне это нужно. Просто нужно!» - мысленно отмахнулся Эдвард, впиваясь взглядом в силуэт Беллы, застывший в дверях, а вслух добавил: - Правда, я немного пьян. Настроение сегодня такое – напиться. Но я ещё только в самом начале этого пути.

- Ты поэтому отказываешься от ужина? – девушка смело шагнула в комнату и закрыла за собой дверь.

Абсолютная темнота тут же обступила её со всех сторон и поглотила. Разом втянула в своё нутро. Через стекло в верхней части двери проникала серость из погружённого во мрак коридора и растекалась широкой полосой по потолку, совершенно не разбавляя темноту комнаты.

- Дело не в этом. Иногда до и после приступов меня мутит. Трудно что-то есть, когда тебя тошнит.

- А пить? – Белла сделал несколько шагов, двигаясь на звук голоса Эдварда. Её нога пнула пустую бутылку – та с шумом покатилась по полу и вскоре врезалась во что-то металлическое, громко звякнув, но не разбившись.

- А пить – в самый раз, - хрипло рассмеялся он.

Белла сделала ещё несколько шагов и врезалась в диван. Её колени подогнулись, и она едва не упала, но всё же смогла устоять и, развернувшись, села. Белла положила руку рядом с собой, и её пальцы коснулись Эдварда – он оказался всего в нескольких сантиметрах от неё.

«Отодвинуться или нет?.. Отодвинуться или нет?! Отодвинуться или нет?!! – лихорадочно запульсировало у неё в голове, обдавая лицо жаром. – Да ну, к чёрту!»

На ум вдруг пришла строчка из песни группы Nirvana: «С выключенным светом всё не так опасно» (имеется в виду строчка из песни «Smells Like Teen Spirit», прим. автора). Так вот, Курт Кобейн чертовски ошибался: в темноте всё ощущалось во много раз сильнее, все чувства обострялись и достигали точки кипения. Темнота сама таила в себе опасность, источая её удушливый, приторный запах. Оказаться же в одной комнате с Его Инфернальным Величеством в кромешной темноте было равносильно тому, что войти в клетку со львом. Разъярённым, голодным львом.

- Одну бутылку виски, я смотрю, ты уже уговорил, - заметила Белла, решив остаться сидеть на прежнем месте.

- Я не пью виски. Только красное сухое вино. Говорят, полезно для связок, - в голосе Каллена послышалась усмешка. – В данный момент это какое-то неприлично дорогое Каберне хрен знает какого года.

- Как ты себя чувствуешь? – это был вопрос, который по-настоящему волновал сейчас Беллу.

- Если я ещё хоть раз услышу от тебя этот жалостливый тон и увижу это твоё выражение лица…

- Ты не можешь сейчас видеть моё лицо.

- Не важно, я и так знаю, как оно выглядит. Так вот. Если ещё хоть раз увижу, что ты меня жалеешь, - это слово прозвучало так, будто он говорил сейчас о чём-то до невозможности мерзком и гадком, - то ты тут же собираешь свои манатки и катишься ко всем чертям. Например, можешь вернуться в Уотертаун и пожалеть мистера Мейсона. Он всегда любил, чтобы его жалели.

- То, что вы с мамой уехали в Нью-Йорк, как-то связано с астмой? – уже в который раз Белла никак не отреагировала на очередной укол ядовитых иголок Каллена. Определённо, у неё начал вырабатываться точно такой же иммунитет, как и у парней из группы.

- Всё-таки жаждешь очередной задушевной беседы, - темнота усмехнулась голосом Эдварда.

- Если не хочешь, можешь не отвечать, - пожала плечами Белла.

Но он хотел – вот в чём беда. Он хотел говорить с ней, хотел слышать её голос. А ещё лучше просто молча сидеть рядом в этом плотном коконе темноты. Хотел, чтобы она осталась с ним, в этой комнате. Хотел, чтобы темнота пульсировала в такт её тёплого дыхания, напитываясь ароматом её кожи и волос, хотел ощущать, как колеблется воздух, потревоженный её движениями. И если для того, чтобы она оставалась здесь, ему нужно говорить, то он будет говорить.

- Мне было тринадцать, когда у меня началась астма. Врачи в Уотертауне ничем не могли мне помочь. Они даже приступы быстро купировать не могли, не говоря уже о том, чтобы разобраться в причинах и назначить лечение. Приступы тогда были не такие, как сегодня, - хуже. Астматический статус первой и второй степени. Ингаляторы не помогали. Врачи тактично сказали, что если астматический статус перейдёт в третью степень, то «может случиться всякое», поэтому надо ехать в Нью-Йорк. У моего же отца было другое мнение. Он называл врачей кретинами, трясущимися за свою шкуру, перестраховщиками. А ещё мистер Мейсон считал, что раз я до сих пор жив, то всё не так уж и плохо, и причин для паники нет. Он всегда был идиотом, который лишний раз свой зад от дивана не оторвёт. Поэтому, когда стало ясно, что кратковременным пребыванием в Нью-Йорке не обойтись и нужно переезжать, папаша наотрез отказался, назвав это полной хренью, на которую он, цитирую: «Не подписывался». Ему всегда было на всех насрать. Я тогда подслушал разговор родителей: мама просила его хотя бы первое время помогать нам деньгами, папаша же сказал, что раз его мнение никого не волнует, и мы сваливаем, то он ничем нам не обязан, и мы теперь сами по себе. Мразь, одним словом.

Голос Эдварда хрипло звучал в темноте, отдавая ей свою боль и детскую обиду. Темнота, словно идеальный проводник, по невидимым венам и артериям передавала их Белле, наполняя её сердце этим тяжким грузом. И никакой сексуальной подоплёки, как накануне в машине. Сейчас это была совсем другая связь, странная связь двух людей, вдруг переставших быть друг для друга незнакомцами, чужаками и уже ставшими друг для друга кем-то. Пусть даже никто из них не отдавал себе в этом отчёта. Пока не отдавал.

- Думаешь, мистер Мейсон и сейчас остался всё тем же ублюдком? – с трудом выдавила Белла.

- Не знаю. Об этом, наверное, лучше спросить у твоей матери. Я не видел его с тех пор, как мы уехали из Уотертауна. – Белла услышала, как вино плеснуло в бутылке, а затем Эдвард сделал шумный глоток.

- В том-то и дело, я начинаю беспокоиться за неё.

- Даже не знаю, что тебе сказать, Белль. Если рассматривать Мейсона как антикварный предмет мебели, с которого нужно аккуратно сдувать пыль, или допотопный прибор для траха, работающий на Виагре, то, возможно, он не так уж и плох. Но на нечто большее вряд ли сгодится.

- Конечно, он порядочная сволочь, но всё-таки ты говоришь сейчас о своём отце, - резонно заметила Белла, развернувшись всем корпусом в сторону Каллена. Постепенно её глаза привыкли к темноте, и теперь она различала смутные очертания его силуэта.

- Хрена с два, - зло усмехнулся тот. – Одно лишь то, что сперматозоид мистера Мейсона оплодотворил яйцеклетку моей матери, не сделало его моим отцом.

- Поэтому ты взял псевдоним?

- Каллен – не псевдоним, а девичья фамилия моей матери.

- Она была одним из трёх человек, которых ты по-настоящему любил, - это не было вопросом, но Белла уловила, как Эдвард кивнул, прежде чем сделать ещё один глоток из бутылки.

- Я обязан ей всем и даже больше. Мама вкалывала на нескольких работах, чтобы денег хватало не только на съёмное жильё, еду и хоть какую-то одежду, но и на врачей, лекарства и музыкальную школу, - Эдвард хрипло выдохнул. – Отдать меня на вокал маме настоятельно рекомендовал пульмонолог. Там учат дышать животом, а при астме это важно. А ещё пение разрабатывает лёгкие и увеличивает их объём. Не трудно догадаться, как отвратно звучал мой вокал в самом начале. Преподаватель тихо злился, ребята, которые занимались со мной в одной группе, или ржали, или откровенно жалели меня – до сих пор не знаю, что из этого хуже. В школе была та же хрень. Каждый день одно и то же дерьмо. Снова и снова, как грёбаный «День сурка». Но мама… она научила меня бороться. И прежде всего с самим собой, со своими страхами и со своей слабостью. Она сама была примером колоссального упорства. «Либо ты идёшь вперёд, несмотря ни на что, ползёшь, если нет сил идти, либо остаёшься на обочине жизни», - так она говорила. Я рад, что мама успела застать мой взлёт и хотя бы два года пожила так, как того заслуживала. И, как бы цинично это не звучало, где-то я даже рад, что она не успела застать мой крах. Моральный, я имею в виду.

На какое-то время Эдвард мысленно покинул эту тёмную комнату и перенёсся на двенадцать лет назад. Волею судьбы в тот день он остался дома, хотя ничто не предвещало беды: никаких страшных затяжных болезней, даже ни единой жалобы на здоровье. Просто был человек, и за считанные мгновения его не стало. Просто одна жизнь оборвалась, а вторая перевернулась с ног на голову, исказив свою траекторию и продолжив движение уже под неправильным углом.

Но было ещё кое-что, случившееся в тот страшный день, о чём Эдвард никогда никому не рассказывал. И не расскажет.

Когда умерла мама, первым, кому он позвонил, был не его лучший друг, которого он считал братом, и даже не парни из группы. Это был Энтони Мейсон. Вероятно, неожиданно случившаяся трагедия настолько сбила Эдварда с ног, обескуражила, что он вдруг почувствовал себя маленьким мальчиком, который, проснувшись и испугавшись темноты, ищет спасения в родительской спальне.

Не отдавая себе до конца отчёта в том, что и для чего делает, трясущимися руками Каллен набрал давно забытый номер телефона – цифры сами всплыли в затуманенном горем сознании. Размазывая по лицу слёзы и задыхаясь, Эдвард сообщил взявшему трубку отцу, что мама умерла. Крик отчаяния, которому суждено было разбиться о бетонную стену равнодушия.

- Неожиданно, конечно, - после небольшой паузы сухо отозвался на другом конце провода Мейсон. – Но я-то тут при чём? Чего ты хочешь от меня?

Эдвард разом перестал плакать, захлебнувшись собственными рыданиями. Дверь спальни, в которую он постучался, оказалась наглухо заперта. Даже больше того, никакой спальни не существовало вовсе. Эдвард Каллен остался один, и со всей ясностью осознал это ещё до того, как нажал на телефоне кнопку отбоя. Энтони Мейсон чертовски больно врезал ему по лицу, за что Эдвард был ему даже благодарен: этот удар не отправил Каллена в нокаут – он вернул ему самообладание и способность мыслить.

Эдвард шумно вздохнул и сделал ещё один большой глоток вина – спасательный круг, за который в своё время он держался слишком долго, не понимая, что его уносит в открытое море.

Белла сидела неподвижно, просто вслушиваясь в темноту, наполненную дыханием Каллена с ароматом красного терпкого вина. Теперь она начинала понимать Эдварда, узнавая его всё лучше и лучше. Для неё он больше не был Инфернальным Величеством. За этой оболочкой Белла видела человека, сложную, но сильную личность с надёжной бронёй из острых колючек и ядовитых шипов.

Эдвард вдруг закашлял, и внутри Беллы всё мгновенно сжалось под тяжестью вспыхнувшего страха. Неприятной тягучей болью отдало в сердце. Снова вернулось недавнее странное желание обнять. Хотя бы просто прикоснуться. Вновь провести рукой по напряжённой спине, ощущая под пальцами каждый позвонок. И это желание не имело никакого отношения к сексу. Оно было гораздо глубже, прорастало корнями в самое дно души. Разрасталось там, опутывая её, словно плющ.

Каллен перестал кашлять. Его дыхание всё ещё оставалось шумным, но сильных хрипов и свиста в нём не было, так что у Беллы отлегло от сердца. Однако въедливое желание никуда не делось.

- Твои приступы… это больно? – Она пошевелила рукой, всё это время лежавшей на диване между ней и Калленом, и будто невзначай дотронулась до его ноги.

Невозможнейшая глупость. Глупость, отозвавшаяся каким-то щемящим чувством в груди.

- Неправильный вопрос, детка. – Эдвард пошевелился, кажется поворачиваясь к ней. Белла по-прежнему мало что видела, а потому слух обострился до предела. Плеск вина в бутылке, скрип кожи дивана, дыхание Каллена, которое теперь касалось её лица, и тихое шуршание его одежды – каждый звук вплетал разноцветные нити в воображаемую Беллой картину. В своей голове она чётко видела развернувшегося к ней Каллена, видела в его руке бутылку из тёмного стекла. Наверняка, он держал её небрежно, поигрывал ею. Его голая стопа коснулась её голой ступни – Эдвард закинул ногу на ногу. Белла почувствовала, что он улыбается. Она услышала, как он улыбается. – Одна твоя жизнь только что сгорела, Белль. Ещё два подобных промаха, и сгорят остальные, после чего ты навсегда покинешь эту инфернальную игру.

Шутка как раз в стиле Каллена. Но за ней скрывалось нечто большее. Чёткое неприятие её сочувствия. Невозможность допустить по отношению к себе даже ничтожной крупицы жалости.

Белла поняла, что только что совершила серьёзный промах. Что ж, она ещё вполне могла всё исправить.

- Не сочтите за оскорбление, Ваше Инфернальное Величество, но какой же Вы всё-таки мудак, - усмехнулась Белла. Она тоже закинула ногу на ногу и каким-то чудом её стопа легла на его.

- Смелое заявление, – Эдвард хмыкнул, снова зашуршав одеждой, и диван скрипнул под его весом. Их ступни расстались, но лишь для того, чтобы встретились колени. – За это стоит выпить.

Пальцы Каллена коснулись плеча Беллы, сместились ниже и обхватили запястье. Нагретая руками Эдварда бутылка ткнулась ей в ладонь. Девушка перехватила её, поднесла к губам и сделала большой глоток. Тёплое, терпкое вино обожгло рот, заискрилось на языке вкусом спелого, кисло-сладкого винограда. Ещё один глоток – и внутри растеклось приятное густое тепло.

Эдвард забрал у Беллы бутылку – девушка услышала, как та тихо стукнула стеклянным донышком об пол. Но за мгновение до этого пальцы Каллена снова сжали её запястье. На этот раз крепко. Почти больно.

- Зачем ты это делаешь? – медленно проговорил Эдвард. Его голос был таким же густым и терпким, как только что выпитое вино. Он так же обжог её, растёкся в ней приятным теплом.

- Делаю что? – робкий, удивлённый вопрос.

«Рушишь все барьеры. Проникаешь мне под кожу. Отравляешь своим сладким ядом. Какого хрена ты это делаешь со мной?! Как тебе это удаётся, девочка?.. – Каллен ещё крепче сжал её запястье. – Неужели ты действительно этого не понимаешь? Не видишь?»

Ничего из этого Эдвард так и не сказал вслух. Совсем другие его слова слились с темнотой, утонули в ней. Тихие, но настойчивые.

- Иди ко мне.

«Ты сама виновата, девочка. Сама…»

Слова Эдварда подействовали на Беллу, словно гипноз. Полное и безоговорочное подчинение. Он потянул её на себя. Неторопливо, будто давая ей шанс передумать, пальцы на запястье чуть ослабили хватку, позволяя вырваться и убежать. Всё напрасно. Кажется, Белла не только шагнула в клетку со львом, но и сунула голову ему в пасть.

Их лица столкнулись в темноте. Белла по-прежнему была почти слепа, но всё же закрыла глаза. Дыхание Эдварда опалило кожу, щекочущим теплом коснулось уха. И только после этого слилось с её собственным дыханием.

Торопливое прикосновение губ к губам – быстрый, словно украденный, поцелуй. Больно жалящий. Зубы Эдварда прикусили нижнюю губу Беллы и оттянули её, рождая в груди девушки короткий стон. Этот звук будто взорвал темноту вокруг них. Ладонь Каллена легла ей на затылок, скользнула вниз, обхватила шею. Надавила. Эдвард притянул Беллу ещё ближе – невозможно близко. Теперь её грудь упиралась в него, всё теснее вжимаясь с каждым новым рваным вдохом.

Белла провела рукой по спине Эдварда, пробежалась пальцами по позвоночнику и сжала в кулаке его рубашку. Каллен провёл языком вдоль её шеи, прикусил подбородок и снова вернулся к губам. Завладел ими властно и жадно. Его язык ворвался ей в рот, лишая воздуха, но принося взамен терпкий вкус вина и желания. Теперь Белла дышала им. Дышала и не могла надышаться.

Было невозможно даже представить, что всё это вдруг оборвётся, закончится ничем. Однако вышло именно так.

Дверь распахнулась, обозначив в проёме тёмный силуэт Сета.

- Кто-то в этом доме собирается сегодня ужинать?

Белла попыталась инстинктивно отпрянуть, пусть даже и знала, что они надёжно укрыты от глаз Сета темнотой. Однако Эдвард сильнее сжал её шею, не позволяя ей отстраниться даже на миллиметр. Он ещё раз коснулся губами губ Беллы, провёл по ним языком. По очереди втянул их в рот, нежно посасывая. Каллен расставался с ней медленно и нехотя.

- Эдвард говорит, что не будет ужинать, - изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно и непринуждённо, наконец ответила Белла, когда Каллен оторвался от её губ и снова занялся шеей. – Но лично я умираю с голоду.

- Отлично! Тогда я жду тебя в кухне. – Сет развернулся и ушёл, не потрудившись закрыть дверь. Понял ли он, что происходит в глубине комнаты, так и осталось неясным.

- А теперь иди, - хрипло прошептал Эдвард, и Белла разом лишилась его губ и рук. Его тепла и ощущения близости.

- Эдвард… - выдохнула она, не зная, что сказать. Она даже не знала, что именно сейчас чувствовала. Разочарование? Облегчение? Обиду? Благодарность за освобождение? Или, быть может, всё это одновременно? Полнейшее смятение охватило её, сбило с толку.

- Иди, Белль… Просто. Уходи.

И она снова подчинилась. Чёртов Каллен имел над ней необъяснимую власть. И это было неправильно.
Белла вскочила с дивана и быстро вышла из комнаты, закрыв за собой дверь, – получилось слишком резко и громко. Будто с надрывом.

- Правильно, девочка. Беги, - пробормотал в образовавшуюся пустоту Эдвард, нащупывая рукой полупустую бутылку с вином. – Беги, пока не поздно.

Он снова остался один на один с темнотой. Только темнота, Его грёбаное Инфернальное Величество да вкус Беллы, горячей патокой застывший на губах.

Предыдущая глава