Этой ночью Белла спала так крепко, что это даже расстраивало.

Казалось, уже очень давно, с того самого момента, как я уловил ее запах, я был бессилен удерживать мое собственное душевное состояние от безумных скачков из одной крайности в другую в каждую минуту дня. Сегодня ночью всё было хуже, чем обычно - бремя предстоящей вскоре опасности подтолкнуло меня к пику психологического напряжения, превосходящему все, что мне довелось испытать за сотню лет.

А Белла продолжала спать – руки и ноги  расслаблены,  безмятежный лоб, приподнятые уголки губ, а дыхание спокойное и ровное, словно метроном. За все ночи, что я провел с ней, она ни разу не была так безмятежна. Что бы это значило?

Скорее всего, это означало, что она не понимает. Несмотря на все мои предупреждения, она все еще не поверила  правде. Она слишком сильно мне доверяла. И она ошибалась, поступая так.

Когда отец заглянул в комнату, она не пошевелилась.  Было еще рано, солнце пока не взошло. Я остался на своем месте, уверенный, что он не заметит меня в темном углу. Его неясные мысли были пронизаны сожалением и чувством вины. Ничего особенно серьезного, подумал я, просто признание того, что он снова оставляет ее одну. На мгновение он замешкался, но чувство долга - планы, компаньоны, обещание поехать - заставило его отступить. Это было мое наилучшее предположение.

Чарли сильно шумел, доставая свои рыболовные снасти из гардероба под лестницей. Белла никак не отреагировала на эту суматоху. Ее веки даже не дрогнули.

Как только  Чарли уехал, настал мой черед уходить, и я неохотно покинул покой ее комнаты. Несмотря ни на что, ее мирный сон успокоил меня. Напоследок я, глубоко вдохнув, наполнил легкие огнем, задерживая его в груди, удерживая боль, до тех пор, пока не смогу вновь ее восполнить.

С ее пробуждением вернулась суета - все то спокойствие, которое она находила в своих снах, казалось, исчезло при свете дня. Звук ее передвижений был торопливым, несколько раз она отдергивала шторы - думаю, искала меня. Мне не терпелось вернуться ней, но мы договорились о времени, и я не хотел досрочно прерывать ее сборы. Мои были сделаны, но казались недостаточными. Разве можно в полной мере подготовиться ко дню вроде этого?

Я хотел бы ощутить всю радость происходящего - целый день рядом с ней, ответы на все вопросы, которые я задам, и ее тепло, окружающее меня. И в то же время жаль, что я не могу повернуться спиной к ее дому и бежать в противоположном направлении - хотел бы я быть достаточно сильным, чтобы, сбежав на самый дальний конец света, остаться там и никогда больше не подвергать ее опасности. Но я помнил видение Элис  - мрачное безрадостное лицо Беллы - и знал, что никогда не буду настолько силен.

К тому времени, как я выскользнул из тени дерева и пересек лужайку перед ее домом, я уже довел себя до весьма мрачного настроения. Я попытался стереть с лица свидетельства своего душевного состояния, но, кажется, так и не смог вспомнить, как правильно напрячь мышцы.

Я тихонько постучал, зная, что она прислушивается  и услышал, как ее ноги, спотыкаясь, спускаются по последним ступенькам в прихожую. Она подбежала к двери и долго возилась с замком, в конце концов распахнув дверь с такой силой, что та с грохотом ударилась о стену.

Она посмотрела мне в глаза и внезапно замерла, в ее улыбке появился тот же покой, что был прошлой ночью.

Мое настроение тоже улучшилось. Я глубоко вздохнул, заменив потухший огонь свежей порцией боли, но боль эта была много меньше, чем радость от пребывания с ней.

Странное любопытство привлекло мой взгляд к ее одежде - какой наряд она выбрала? Я сразу узнал этот комплект, но только теперь вспомнил о нем - свитер лежал на самом видном месте, накинутый на ее древний компьютер, под ним располагалась белая рубашка на пуговицах, а рядом синие джинсы. 

Светло-бежевый, белый воротничок и сине-голубой деним... Мне не нужно было смотреть на себя, чтобы понять - оттенки и стиль почти идентичны.

Я усмехнулся. Снова что-то общее.

- Доброе утро.

- Что-то не так? - спросила она.

На этот вопрос была тысяча ответов, и я на мгновение опешил, но потом увидел, как она осматривает себя сверху донизу, и пришел к выводу,  что она искала причину моего смеха.

- Мы совпадаем, - пояснил я.

Я снова рассмеялся, когда она, поняв смысл моего замечания, удивленно осмотрела сначала мою одежду, потом свою. И внезапно помрачнела. Почему? Я не смог придумать ни одной причины, по которой данное совпадение могло восприняться как-то иначе, чем более или менее забавным. Возможно, была какая-то более глубокая причина, по которой она выбрала этот стиль, и из-за которой разозлилась на мой смех? Как спросить ее об этом, чтобы не прозвучать странно? Наверняка, причина ее выбора была не такой, как у меня.

Я внутренне вздрогнул при мысли о предназначении своей одежды и о том, что она предвещала. Но я не должен уклоняться от обещания и не хочу прятаться от нее. Она заслуживала знать все.

Ее улыбка - неожиданно самодовольная - вернулась, когда она шла со мной к своему грузовику. Я не собирался нарушать наш договор, хотя мне он не особенно нравился. Я знал, что это неразумно. Она каждый день разъезжала на этом старинном чудовище, и с ней ни разу не случилось ничего плохого. Казалось, неприятности выжидали момент, чтобы я  стал их испуганным свидетелем. Выражение моего лица, должно быть, заставило ее поверить, что я расстроен нашей договоренностью.

- Мы заключили сделку, - злорадно произнесла она, перегнувшись через сиденье, чтобы открыть пассажирскую дверь.

Я мог только мечтать, чтобы мои опасения были столь же тривиальны.

Дряхлый двигатель, кашляя, возвращался к жизни. Металлический каркас вибрировал так сильно, что я начал опасаться, как бы что не отлетело.

- Куда едем? - почти прокричала она сквозь эту какофонию, включила задний ход и оглянулась через плечо.

- Пристегнись, - настоял я. - Я уже нервничаю.

Она бросила на меня мрачный взгляд, но застегнула пряжку ремня безопасности и вздохнув, повторила: - Куда?

 - Поезжай по сто первому шоссе на север.

Не сводя глаз с дороги, она медленно ехала по городу. Я надеялся, что мы ускоримся, когда окажемся на главной дороге, но машина продолжала двигаться со скоростью на три мили в час ниже установленного ограничения. Солнце на востоке, окутанное тонкими слоями облаков, стояло все еще низко над  горизонтом. Но, по словам Элис, к полудню будет солнечно. Я размышлял, окажемся ли мы - учитывая нашу скорость - в безопасности леса к тому времени, как солнечный свет коснется меня.

- Ты планировала выбраться из Форкса до наступления темноты? - спросил я, зная, что она будет недовольна нападками на свой грузовик. Она отреагировала именно так, как ожидалось.

- Этот грузовик достаточно стар, чтобы быть дедушкой твоей машины, - огрызнулась она. - Прояви уважение.

Но все же поднажала на  двигатель, чтобы он работал чуть быстрее. На целых две мили выше установленной скорости.

Я почувствовал некоторое облегчение, когда мы, наконец, выбрались из центра Форкса. Вскоре леса за окном стало больше, чем цивилизации. Мотор грохотал, как вгрызающийся в гранит отбойный молоток. Ее взгляд ни на секунду не отрывался от дороги. Я хотел сказать что-нибудь, спросить, о чем она думает, но не хотел отвлекать ее. В ее сосредоточенности было что-то почти неистовое.

- На сто десятом направо, - сказал я.

Она кивнула сама себе, сбавила скорость и поползла еще медленнее, готовясь повернуть.

- Теперь едем до конца асфальта.

- А что там, в конце асфальта? - спросила она.

Глухой лес. Полное отсутствие свидетелей. И монстр.

- Тропа.

Ее голос стал выше и жестче, когда она ответила, все еще глядя только на дорогу: - Мы идем в поход?

Беспокойство  ее интонации смутило меня. Я не подумал… Расстояние очень короткое, да и путь несложный, не так уж отличающийся от тропинки за ее домом.

- Это проблема? - Может, отвезти ее в какое-нибудь другое место? У меня не было запасного плана.

- Нет, - быстро ответила она, но голос ее все еще был немного напряженным.

- Не волнуйся, - заверил я. - Всего миль пять или около того, и мы никуда не торопимся.

Внезапно я осознал, насколько коротким в действительности было это расстояние, и почувствовал волну паники - сейчас мне ничего  не хотелось так, как оттянуть неизбежное.

На ее переносице снова появилась морщинка. Через несколько секунд она начала кусать нижнюю губу.

- О чем ты думаешь?

Ей захотелось вернуться? Неужели она передумала? Может, жалела, что открыла мне дверь этим утром?

- Просто интересно, куда мы едем, - ответила она. Она пыталась говорить непринужденно, но немного промахнулась с интонацией.

- Это место, где я люблю бывать в хорошую погоду. - Я выглянул в окно, она последовала моему примеру. Теперь облака выглядели совсем тонкой пеленой. Скоро они окончательно рассеются.

Что она ожидала увидеть, когда солнце коснется моей кожи? Какой мысленный образ нарисовала в предвкушении сегодняшней экскурсии?

- Чарли сказал, что сегодня будет тепло.

Я представил ее отца на берегу реки, наслаждающегося прекрасным днем. Он не знал, что находится на перепутье, и самый чудовищный кошмар только и ждет, чтобы разрушить его жизнь и поглотить весь его мир.

- Ты рассказала Чарли о своих планах? - этот вопрос я задал безо всякой надежды.

Она улыбнулась, глядя прямо перед собой: - Нет.

Желал бы я, чтобы ее тон не  был настолько счастливым. Тем не менее, один свидетель все-таки есть - один голос, который будет говорить за Беллу, если она не вернется домой.

- Но Джессика думает, что мы вместе едем в Сиэтл?

- Нет, - ответила она самодовольно. - Я сказала ей, что ты отказался меня везти - и это правда.

Что? Этого я не слышал. Должно быть, это случилось, когда мы с Элис охотились. Белла замела за мной все следы, будто хотела, чтобы я избежал наказания за ее убийство.

- Никто не знает, что ты со мной?

Она слегка вздрогнула от моего тона, но потом вскинула подбородок и заставила себя улыбнуться. - Это зависит от того, сказал ли ты Элис.

Мне пришлось сделать глубокий вдох, чтобы голос прозвучал ровно. - Да, Белла, ты мне очень помогаешь.

Ее улыбка исчезла, но она не подала виду, что слышала меня.

- Ты настолько подавлена жизнью в Форксе, что он подтолкнул тебя к самоубийству?

- Ты же сказал, что у тебя могут быть неприятности, - тихо ответила она без тени иронии, - раз мы встречаемся у всех на виду.

Я прекрасно помнил этот разговор и был поражен, насколько она извратила мою мысль. Я  сказал это вовсе не для того, чтобы она постаралась сделать себя еще более уязвимой передо мной. А чтобы бежала от меня.

- Значит, ты беспокоилась, что неприятности будут у меня?! - процедил я сквозь зубы, располагая слова в таком порядке, чтобы у нее не было шансов понять их неправильно. - Если домой не вернешься ты?!

Она кивнула, не сводя глаз с дороги.

- Как же ты не видишь, насколько я опасен? - прошипел я, от злости даже не стремясь замедлить свою речь, чтобы она могла разобрать слова. Но говорить бесполезно - придется показать ей.

Она, казалось, занервничала, но по-новому - почти перевела глаза в мою сторону, но все же не оторвала взгляд от дороги. Испугалась моей злости, но снова не так, как следовало. Просто волновалась, что огорчила меня. Чтобы просчитать ее типичную реакцию, мне не требовалось умение читать мысли.

Как обычно, я злился не на нее, а лишь на себя. Да, ее отклики на меня всегда были неправильными. Но это от того, что в другом смысле они были верными. Она всегда была слишком доброй. Выказывала мне доверие, которого я не заслуживал, беспокоилась о моих чувствах, как будто они имели какое-то значение. Именно из-за своей доброты она подвергалась опасности. Ее добродетель, мой порок - две противоположности, связывающие нас воедино.

Мы добрались до конца асфальтированной дороги. Белла поставила грузовик на глинистую обочину и заглушила двигатель. Внезапная тишина после долгой шумовой атаки была почти оглушающей. Она расстегнула ремень безопасности и, не глядя на меня, быстро выскочила из грузовика. Повернулась ко мне спиной и стянула через голову свитер. После нескольких секунд внутренней борьбы повязала его рукава вокруг талии. Я был удивлен, что ее рубашка повторяла мою не только по цвету, но и длиной рукава, оставлявшего ее руки обнаженными до плеч. Было видно больше ее тела, чем я привык, но, несмотря на минутное восхищение, я был сильно обеспокоен - все, что мешало мне сосредоточиться, являлось опасным.

Я вздохнул. Мне не хотелось доводить дело до конца. Было много серьезных - жизненно важных - причин против этого, но сейчас моим самым большим кошмаром было выражение отвращения на ее лице, в ее глазах, когда она, наконец, меня увидит.

Я встречу ее взгляд с высоко поднятой головой. Притворюсь храбрым, буду выше этого эгоистичного страха, даже если это всего лишь фарс.

Сняв свой свитер, я почувствовал себя вызывающе заметным. Я никогда не обнажал столько своей кожи в присутствии кого-либо, кроме членов моей семьи.

Стиснув зубы, я выскользнул из грузовика - чтобы избежать соблазна, оставил свитер внутри - и, закрыв дверь, внимательно посмотрел в сторону леса. Может, если сойти с дороги в гущу деревьев, я не буду чувствовать себя настолько уязвимым?

Я ощущал на себе ее взгляд, но слишком трусил, чтобы обернуться. Вместо этого я бросил взгляд через плечо: - Нам сюда.

Слова вырвались резко и слишком быстро, нужно взять свою тревогу под контроль. Я  медленно двинулся вперед.

- А как же тропа? - Ее голос звучал на октаву выше обычного. Я снова взглянул на нее - обходя грузовик спереди, чтобы присоединиться ко мне, она выглядела обеспокоенной. Столько всего могло ее напугать - я не понимал, чего именно она боялась сейчас.

Постараюсь говорить, как обычный человек. Весело, непринужденно. Может, мне удастся развеять если не свои собственные опасения, то хотя бы ее: - Я говорил, что в конце дороги есть тропа, а не что мы по ней пойдем.

- Не пойдем по тропе? - Она произнесла слово «тропа» так, будто говорила о последнем спасательном жилете на тонущем корабле.

Я расправил плечи, изобразил на губах фальшивую улыбку и повернулся к ней лицом.

- Я не позволю тебе заблудиться, - пообещал я.

Это было гораздо хуже того, к чему я готовился. Она стояла с буквально раскрытым ртом, как персонаж ситкома с  закадровым смехом. И разглядывала меня, быстро водя взглядом вверх и вниз по моей обнаженной коже.

А ведь в ней не было ничего особенного - просто бледная кожа. Ну, может, очень-очень бледная, с не совсем обычными изгибами из-за рельефа моей нечеловеческой мускулатуры. Если такой была ее реакция на мою кожу в тени…

Ее лицо погрустнело. Как будто ей передалось мое прежнее уныние, свалившись на нее со всей тяжестью моей сотни лет. Возможно, именно это и было ей необходимо. Наверное, она увидела достаточно.

- Хочешь поехать домой?

Если бы она захотела уйти, бросить меня сейчас, я отпустил бы ее. Просто смотрел бы, как она удаляется, и терпел. Не знаю как, но я бы нашел способ это вынести.

Ее глаза вспыхнули непонятным мне блеском, и она ответила: - Нет! - настолько быстро, что это прозвучало резковато. Она поспешно подошла ко мне так близко, что я мог лишь на пару дюймов выдвинуть плечо, чтобы коснуться ее.

Что это значило?

- Что-то не так? - спросил я. В ее глазах все еще была боль - боль, которая никак не сочеталась с ее действиями. Так она хочет уйти от меня или нет?

Она ответила настолько тихо, что ее голос казался почти беззвучным. - Я не большой любитель пеших походов. Тебе придется запастись терпением.

Я не до конца ей поверил, но это была ложь во благо. Было очевидно, что она действительно обеспокоена отсутствием тропы, по которой можно было бы идти, но этого было явно недостаточно, чтобы вызвать такую печаль на ее лице. Я наклонился ближе и улыбнулся настолько нежно, насколько смог, пытаясь вызвать ее ответную улыбку. Я ненавидел печать страдания, задержавшегося в уголках ее губ и глаз.

- Я умею быть терпеливым, - заверил я ее как можно более небрежным тоном. - Если сильно постараюсь.

Она попыталась улыбнуться моим словам, но одна сторона ее рта не слушалась.

- Я отвезу тебя домой, - пообещал я. Возможно, она чувствовала, что у нее нет другого выбора, кроме как пройти это испытание огнем, что она чем-то мне обязана? Но она ничего мне не должна и может уйти, когда захочет.

Ее ответ поразил меня. Вместо того чтобы с облегчением принять мое предложение, она заметно насупилась. А когда заговорила, ее тон был едким.

- Если ты хочешь, чтобы я прошла пять миль сквозь эти джунгли до заката солнца, тебе пора начинать вести меня.

Я ошеломленно уставился на нее, ожидая продолжения - чего-то, что прояснило бы, чем я ее обидел, -  но Белла только вздернула подбородок и с вызовом прищурилась.

Не зная, как поступить, я сделал приглашающий жест рукой, пропуская ее вперед, а другой рукой приподнял повыше большую нависшую ветвь. Она протопала под ней, и самостоятельно отодвинула ветку поменьше.

В лесу мне стало легче. А может, мне просто нужно было время, чтобы осмыслить ее первую реакцию. Я шел впереди, расчищая ей путь от листвы. Она почти все время смотрела вниз - не потому, что старалась избегать моего взгляда, а словно не доверяла земле под ногами. Я увидел, как пристально она смотрит на корни, когда перешагивает через них, и только тогда понял - разумеется, неуклюжий человек будет нервничать из-за неровной поверхности. Однако это все еще не объясняло ее недавнего уныния или последовавшей за ним вспышки гнева.

В лесу многое оказалось проще, чем я ожидал. Хотя мы были совершенно одни, без свидетелей, я не чувствовал, что это опасно. Даже в те несколько раз, когда мы натыкались на препятствие - упавшее поперек дороги бревно, камень, выступающий слишком высоко, чтобы перешагнуть через него, - когда я инстинктивно протягивал руку, чтобы помочь, прикасаться к ней оказалось не труднее, чем в школе. Но «не труднее» - вряд ли правильное описание. Это, как и раньше, было очень приятным и захватывающим. Когда я осторожно приподнимал ее, то слышал, что ее сердце барабанило вдвое чаще. Представляю, как сильно стучало бы  мое, если бы оно могло биться.

Вероятно, это казалось безопасным или почти безопасным потому, что мне было известно: это не то место. Элис никогда не видела, что я убиваю Беллу посреди леса. Если б только я мог выкинуть видения Элис из головы…  Хотя, если не знать о вероятности такого будущего, если не быть готовым к нему, это могло стать той самой ошибкой, что и привела бы к смерти Беллы. Это был невыносимый замкнутый круг.

Уже не в первый раз мне захотелось замедлить свой мозг, заставить его двигаться с человеческой скоростью -  хотя бы на день, на час, чтобы не зацикливаться снова и снова на одних и тех же неразрешимых проблемах.

- Какой из твоих дней рождения стал самым любимым? - поинтересовался я. Мне очень нужно было отвлечься.

Ее рот скривился в нечто среднее между кривой улыбкой и хмурой усмешкой.

- Что? Сегодня не моя очередь задавать вопросы? - спросил я.

Она засмеялась  и взмахнула рукой, как будто отгоняя свои опасения. - Все нормально. Просто я не знаю ответа. Я не большой фанат дней рождения.

- Это… странно.  - Я не встречал ни одного подростка, который думал бы так же.

- Это большой стресс, - сказала она, пожимая плечами. - Подарки и прочее. Что, если они не нравятся? Нужно постоянно держать лицо, чтобы никого не обидеть. А все вокруг смотрят на тебя.

- Твоя мама не умеет выбирать подарки? - предположил я.

Мы шли молча около полумили. Я надеялся, что она добавит еще что-то или задаст вопрос, который подскажет мне, о чем она думает, но она сосредоточенно смотрела на землю. Я предпринял очередную попытку.

- Кто был твоим любимым учителем в начальной школе?

- Миссис Хепманик, - ответила она, не раздумывая. - Во втором классе. Она позволяла мне читать, сколько я захочу.

Я усмехнулся: - Просто образцовый учитель!

 - А кто был твоим фаворитом?

 - Я не помню, - напомнил я ей.

Она нахмурилась: - Да, точно. Извини, не подумала…

- Не нужно извиняться.

Мне потребовалась еще четверть мили, чтобы придумать вопрос, который она не могла так же легко переадресовать мне.

- Собаки или кошки?

Она  склонила голову набок: -  Не совсем уверена …  Думаю, скорее, кошки. Милые, но независимые, да?

- У тебя никогда не было собаки?

- Никогда никого не было. Мама говорит, что у нее аллергия.

Ее ответ прозвучал странно скептически.

- Ты ей не веришь?

Она снова замолчала, не желая казаться неблагодарной. - Ну, - начала она медленно, - я заметила, что она часто гладит чужих собак.

- Интересно, почему…? - задумался я.

Белла рассмеялась. Это был радостный смех, безо всякой горечи.

- Мне потребовалась целая вечность, чтобы уговорить ее разрешить мне завести рыбку. В конце концов, поняла - она беспокоилась о том, что это привяжет ее к дому. Я рассказывала, что каждый выходной, по возможности, она любила куда-нибудь сорваться - посетить небольшой городок или малоизвестный исторический памятник, которые она никогда прежде не видела. Я нашла специальный корм для рыб в таблетках, с замедленным растворением, их хватало более, чем на неделю, так что она смягчилась. Рене просто терпеть не может стоять на якоре. У нее и так уже была я. Одного огромного якоря, изменившего всю ее жизнь, ей было достаточно. На большее она не подписывалась.

Я постарался сохранить безмятежное выражение лица. Из-за ее проницательности - которая без сомнения позволяла ей видеть насквозь и меня - мое восприятие ее прошлого приняло более мрачный оборот.  Что, если потребность Беллы заботиться о ком-то основана не на беспомощности ее матери, а на ощущении, что она должна заслужить свое место? Меня злила мысль, что Белла могла чувствовать себя нежеланной  или что ей требовалось доказывать свою полезность. У меня возникло престранное желание исполнять все ее прихоти любым социально допустимым способом, чтобы показать, что одного лишь ее существования более чем достаточно.

Она не заметила, что я старательно сдерживаюсь, чтобы не выдать свою реакцию на ее слова. Снова рассмеявшись, она продолжила. - Наверное, это и к лучшему, что мы никогда не заводили ничего крупнее золотой рыбки. Я не очень хорошо обращалась с питомцами. Посчитав, что перекормила первую рыбку, я решила существенно сократить рацион у второй, и это тоже оказалось ошибкой. А третья, - она озадаченно посмотрела на меня, - я, честно говоря, не знаю, что с ней было не так. Она все время выпрыгивала из аквариума. В конце концов, однажды я не успела достаточно быстро ее найти. - Она нахмурилась: - Три подряд: наверное, это делает меня серийной убийцей.

Не засмеяться было невозможно, но ее это не обидело. Она смеялась вместе со мной.

Когда наше веселье утихло, освещение изменилось. Обещанный Элис солнечный свет поднялся над густым лесным пологом, и моя нервозность и беспокойство сразу же вернулись.

Мое ощущение  - "боязнь сцены" был самым близким термином, который я смог придумать - казалось поистине нелепым. Ну и что с того, что Белла сочтет меня отталкивающим? Что с отвращением отвергнет меня? Это было бы хорошо, просто замечательно. Самое малое из возможных несчастий, способных обрушиться на меня сегодня. Разве мое тщеславие и хрупкое эго настолько сильны? Вряд ли они когда-либо имели надо мной власть  и не думаю, что имеют сейчас. Одержимость этим открытием удерживала меня от одержимости другими вещами. Например, ее отказом, который последует за отвращением. Белла уйдет прочь от меня, и я должен буду отпустить ее. Вдруг она будет настолько напугана, что не позволит мне отвести ее обратно к грузовику? Разумеется, я должен, по крайней мере, благополучно довести ее до дороги. Тогда она сможет уехать сама.

Хотя все мое тело казалось, корчилось от боли при мысли об этом, было кое-что похуже - предстоящее испытание, увиденное Элис. Если я провалю его… Я и представить не мог, как смогу перенести это. Как найду способ прервать свою жизнь?

Мы были уже близко.

Белла тоже заметила изменения в яркости света по мере того, как мы шли по редеющему лесу. Она шутливо нахмурилась: - Мы на месте?

Я решил притвориться таким же беззаботным. - Почти пришли. Видишь впереди просвет?

Она прищурилась, глядя на лес перед нами, и сосредоточенная морщинка образовалась между ее бровями. - Эмм, а должна?

- Наверное, слишком рано для твоих глаз, - согласился я.

Она пожала плечами: - Пора к окулисту.

По мере нашего продвижения молчание становилось все более гнетущим. Я отметил момент, когда Белла, наконец, увидела яркий свет на поляне. Она почти бессознательно улыбнулась и ускорила шаг. Больше она не смотрела на землю, глаза были прикованы к просачивающемуся сквозь деревья солнечному свету. Ее нетерпение лишь усугубило мою нерешительность. Мне нужно больше времени. Еще час или два ... Может, мы остановимся здесь? Если я откажусь, она меня простит?

Но я знал, что откладывать нет смысла. Элис видела, что рано или поздно мы придем к этому.  Избегание не облегчит задачу.

Белла, не колеблясь, шла впереди меня, пробираясь к поляне сквозь преграду из зарослей папоротника.

Жаль, что я не видел ее лица. Я мог себе представить, каким прекрасным покажется это место в такой день. Почувствовав еще более сладкий из-за тепла запах полевых цветов, я услышал и тихое журчание ручья у дальнего края поляны. Жужжали насекомые, а вдалеке чирикали и щебетали птицы. Поблизости птиц уже не было - одно мое присутствие отпугнуло все живое от этого места.

Она почти с благоговением вышла под сияющий свет. Он позолотил ей волосы и заставил светиться ее прозрачную кожу. Ее пальцы пробежались по высоким цветам, и я снова вспомнил Персефону. Олицетворение Весны.

Я мог бы наблюдать за ней очень долго, возможно, целую вечность - но было глупо надеяться, что красота этого места заставит ее надолго забыть о монстре в тени. Она повернулась, с широко раскрытыми от удивления глазами, с изумленной улыбкой на губах, и посмотрела на меня. Выжидающе. Поскольку я не двигался, она медленно пошла в мою сторону. Подняла руку и ободряюще протянула мне.

В этот момент я так сильно захотел быть человеком, что это почти сломило меня.

Человеком я не был  и пришло время проявить абсолютный самоконтроль. Я предупреждающе поднял ладонь вверх. Она поняла, но не испугалась. Ее рука опустилась и она осталась на месте. В предвкушении. Преисполненная любопытством.

Я глубоко вдохнул лесной воздух, впервые за несколько часов осознанно отмечая ее обжигающий аромат.

Даже безоговорочно доверяя видениям Элис, я не понимал, как эта история могла иметь продолжение. Разве она не должна закончиться именно сейчас? Белла увидит меня и испытает всё то, что должна была почувствовать с самого начала - испуг, отвращение, потрясение, отторжение… и бросит меня.

Мне казалось, что никогда в жизни я не совершал более трудного поступка, но заставил себя приподнять ногу и подался вперед.

Я приму это с гордо поднятой головой.

И все равно… не вынесу ее первой реакции. Она великодушна, но скрыть шок и отвращение первого впечатления невозможно. Так что я дам ей время подготовиться.

Я закрыл глаза  и вышел на солнечный свет.

Перевод:   Manamana

Редакторы:   gazelle