Она убрала свою руку, вновь сделавшись серьезной. Некоторое время Элис обдумывала ответ, словно подбирала более подходящие слова, надеясь смягчить колючую правду. Затянувшееся молчание мало-помалу начинало пугать меня.

– Не могу сказать, что это было что-то конкретное, – наконец, откликнулась она. – Мои видения не всегда рассказывают о конкретных событиях и личностях. Иногда я не могу уловить саму суть, а чувствую только настроение.

– И какое же настроение у моего будущего? – спросила я.

– Невеселое, – вздохнула Элис. – У меня почти не было радужных видений с тех пор, как… это случилось. В первое время я даже боялась обращаться к будущему. Сейчас вспоминаю, с каким благоговейным ужасом ждала следующей вспышки видения, и внутренне содрогаюсь: я боялась знать, боялась закрывать глаза. Страшно видеть будущее и не иметь возможности что-то в нем изменить.

С океана подул холодный ветер, раздувая мои волосы, и я обхватила себя руками за худые плечи, зябко поежившись. Теплый морской бриз незаметно превратился в неприветливые порывы почти арктического дыхания. Мне хотелось расспросить Элис – обо всем и сразу, слишком много вопросов требовало, чтобы на них нашлись ответы. Но одного короткого взгляда на лицо сидящей напротив вампирши было достаточно, чтобы отбить во мне желание удовлетворить праздное любопытство. Ее взгляд блуждал в не поврежденных временем воспоминаниях, на фарфоровом личике залегли угрюмые тени. Это выглядело настолько непривычно для всегда такой веселой и жизнерадостной Элис, что у меня по спине побежал холодок. Я почти чувствовала, как ее боль ударила меня в самое сердце.

– Ты знала заранее? – шепотом спросила я, заставив ожить неподвижное мраморное изваяние передо мной.

– Да, но какой смысл знать о катастрофе, понимая, что бессилен против надвигающейся угрозы? Я люблю свою способность, но тогда я действительно предпочитала быть слепой, – Элис качнула головой. – Не стоит сейчас об этом. Ты все равно не захочешь знать те подробности, которые знаю я.

Возможно, знай я, о чем она говорила, я могла бы согласиться.

– Твои видения, Элис, их можно как-то изменить или предотвратить? – сейчас это интересовало меня больше всего.

– Если ты хочешь спросить, можно ли изменить будущее, то мы делаем это каждый день, каждую минуту, – сказала она как что-то само собой разумеющееся.

– Как это? – я искренне удивилась.

Элис сказала всего одно слово.

– Выбор. С каждым принятым решением будущее изменяется. Как эффект мотылька: одно событие влечет за собой другое и так далее.

Я никогда не рассматривала будущее в виде такой себе лотереи или перекрестка со множеством дорог, ведущих в разные стороны. Я привыкла считать, что жизненный путь каждого человека расписан заранее, и нет никакой возможности стереть какой-то определенный эпизод из Книги Судьбы. Элис сказала, что у всех нас есть выбор, каким может быть наше будущее – в это мне тоже было сложно поверить.

– Ты увидишь, если в моем будущем что-то проясниться? – спросила я.

– Обязательно, – без промедления пообещала Элис, и, улыбнувшись кончиками губ, добавила, – Ты узнаешь об этом второй.

Это обнадеживало достаточно, чтобы на некоторое время я могла заставить себя забыть о надвигающейся, но пока еще очень далекой опасности. Пока со мной рядом был кто-то из Калленов, я чувствовала себя защищенной. Право, мне очень повезло, что о моей безопасности заботились такие сильные вампиры, как телепат-Эдвард и провидица-Элис, хотя само определение «вампир-телохранитель» звучало немного странно, если не сказать хуже.

Чем больше я думала об этом, тем больше убеждалась в том, как точно однажды выразился Эдвард. Наша встреча в том грязном притоне неподалеку от Форкса была счастливой случайностью – попади я в лапы другого вампира, мои гниющие останки сейчас бы, наверняка, валялись на какой-нибудь свалке среди прочего мусора. Вместо этого я все еще дышу, и моя жизнь впервые за долгое время со дня начала «эпидемии» не похожа на ставший мне столь привычным ад. Грех жаловаться на жизнь, когда живешь почти как в старые времена. Конечно, я не могла перемещаться по улицам так свободно, как те люди, которым посчастливилось провести свою жизнь в мире, где вампиры существовали лишь в старых полузабытых легендах. В остальном же мое положение можно было без лишних сомнений назвать завидным.

…

Хруст гравия на подъездной дорожке оповестил меня о возвращении Эдварда – вернулся он через два часа, точно как сказала Элис. Я поспешила захлопнуть книгу, которую взялась читать, чтобы хоть как-то скоротать время до его приезда, и выглянула в окно сквозь узенькую щелку между тяжелыми бархатными шторами. Он, словно почувствовав на себе мой взгляд, поднял голову, встретившись глазами со мной. Было в этом простом жесте что-то от влюбленной парочки, потому как мои щеки внезапно вспыхнули предательским румянцем. Только бы Эдвард ничего не заметил!

Испытывая глубокое смущение, я резко захлопнула шторы и отвернулась. Внизу коротко пискнула сигнализация, хлопнула входная дверь. Некоторое время я прислушивалась, ожидая услышать в коридоре его приближающиеся шаги, но Эдвард, похоже, не торопился заглянуть ко мне, чему я вовсе не была удивлена. Я едва могла найти объяснение разочарованию и бессильной злости, охватившим меня, когда я вновь забралась под одеяло, прижимая к груди книгу, словно щит, которым собиралась защищаться от его равнодушия.

Черт, а ведь это действительно ранило!

Я знала предел своим физическим возможностям, знала свой болевой порог. И это каким-то невообразимым, непостижимым образом, переходило его границы. Открыв страницу, на которой лежала закладка, я уткнулась сердитым взглядом в строчки текста, сливающегося в одно чернильное пятно перед моими глазами, мысли оставались далекими от сюжета. Разве Эдвард сделал что-то не так? Он не обманул меня, сказав, что лучше будет заботиться обо мне, но, оказалось, что одной только заботы было мало – теперь я хотела его внимания.

Или нет, не так. Не хотела – я нуждалась в его внимании.

Безразличность обжигала, точно холодная сталь разгоряченную кожу, приносила боль, пульсирующую в сознании. Боль, от которой иной раз хотелось выть, свернувшись в комочек под одеялом, которая вытягивала душу и отравляла разум. И эта боль была моим наркотиком, ведь именно она невидимыми нитками привязывала меня к нему, к источнику всех моих страданий. Эта боль заставляла меня нуждаться в том, кого, как мне казалось, я люто ненавидела. Раньше, когда я еще не знала, как это – нуждаться в собственной погибели, все было гораздо проще, а теперь я уже не была уверена ни в чем. Не прикладывая особых усилий, Эдвард, точно тот демон, по капле вытягивал из меня жизнь, опьяняя сладким дурманом обещаний, которые он рассыпал с такой щедростью, с которой зимой осыпает землю снег, и я позволяла ему очаровать себя.

Попалась на крючок.

С досадой захлопнув книгу, я погасила свет и сползла на подушку, прячась в просторном теплом одеяле, словно оно могло оградить меня от чар вампира. Я закрыла глаза, но темнота не навалилась на меня сплошной черной стеной, искусственная кровь, плескающаяся в моих венах, не только излечила раны быстрее всякого лекарства, как предполагал Карлайл, но и обострила мои чувства. Зрение стало острее, теперь даже в кромешной тьме я могла видеть гораздо лучше, а новый, более тонкий слух различал звуки намного лучше, чем прежде. Даже моя неизменная неуклюжесть и плохая координация немного отступили перед этим творением современной науки, что не могло не радовать. Элис как-то в шутку сказала, что у меня появилась редкая возможность влезть в шкуру вампира, не проходя процесс обращения и не страдая от жажды, но меня это – как уверял опять же Карлайл, временное явление – отнюдь не радовало, особенно сейчас, когда я слышала, как Эдвард принимает душ за дверью напротив. Конечно, я не могла услышать абсолютно все, что было доступно слуху вампира, но звука плещущейся воды было вполне достаточно, чтобы мое воображение услужливо дорисовало картину происходящего там.

Сладкая истома наполняла тело. Я перевернулась на бок и укрылась с головой – дышать стало трудно. Я знала, что так будет, знала, что в конечном итоге эта сатанинская усмешка, и хищный блеск в его глазах, и все, что он делал со мной, приведет к этому. Моя проблема в том, что ты – ее решение. Все произошло, в точности как он ожидал. Я хранила верность Богу, но не смогла устоять перед дьяволом, и век гореть мне теперь в аду.

И когда на меня навалилось туманное облако долгожданной дремоты, увлекая в царство Морфея, в том смутном полусне, когда здравый смысл уступает место неконтролируемым сновидениям, я услышала едва различимый в вакуумной тишине отголосок разума. А нашептывал он то, в чем я сама себе сознаться боялась.

Ты будешь наслаждаться каждым шагом путешествия по дороге в свой персональный ад.

И это была чистейшая правда.
____________________________________________________________________________________

Спасибо за внимание к рассказу!
Я подозреваю, что некоторые из вас после прочтения этой главы остались в смешанных чувствах, но, очень прошу: прежде, чем негодовать на Эдварда, подумайте, какие у него могут быть причины обращаться с Беллой подобным образом. И не следует забывать еще и то, что глава идет от лица Беллы, то есть ситуацию мы можем видеть только ее глазами. Продолжение, которое, кстати, уже наполовину написано, расставит все на свои места.